***
— Молодец! Клип получился отменным! — расхваливал артиста менеджер Пак, похлопывая подопечного по плечу. Хёнджин должен был пойти на репетицию, но менеджер остановил его и попросил зайти в общий зал. Там его ждало небольшое празднование: собрались помощники, съëмочная группа, визажисты — в общем, все, кто принимал участие в создании нового альбома и съëмках клипа. Была тут и Ханна, благодаря присутствию которой Хвану стало менее неловко. После тирады менеджера было решено приняться за еду. Хван не был голоден, но ради приличия взял одну оливку и стакан апельсинового сока. Ханна вообще к еде не притрагивалась и выглядела как-то болезненно. Хёнджин долго пытался понять, что не так с его еще недавней напарницей. Она словно изменилась — стала молчаливей, спокойней, и словно бы чего-то остерегающейся, но пыталась держать свой обычный облик силой. И выходило, мягко говоря, не очень. Все говорили, смеялись, обсуждали крышесносный успех клипа. В один момент Ханна резко вышла из комнаты, а Хван, воспользовавшись моментом, скользнул за ней. Девушка направлялась в туалет. В женскую уборную Хёнджин ни за что бы ни открыл дверь, но ему казалось, что вот-вот произойдёт нечто страшное, поэтому убеждал себя, что он никакой не сталкер, а просто страхует. Мало ли что может случиться! Певица облокотилась о стенку и сжала волосы в руках, борясь с головной болью и дезориентацией. Её сильно трясло — настолько сильно, что она не могла прямо самостоятельно стоять. — Ханна? — встревоженно спросил Хван, разоблачая себя и приковывая внимание девушки. Она не была обижена на слежку или испугана, её взгляд, превозмогая усталость, молил о помощи — Хёнджин… — прошептала она и, не успев и шага сделать, упала, мгновенно потеряв сознание на руках шокированного Хвана. — Ханна?.. Ханна! — пытался докричаться до неë испуганный певец, игнорируя то, что его назвали по настоящему имени. Сейчас это не имело значения. — Хоть кто-нибудь, помогите! — отчаянно продолжал хвать Хёнджин, тряся подругу за плечи. — Ханна!***
Хван — вернее, Сэм — сидел в приемной, ожидая, когда врачи скажут хоть что-то о состоянии Ханны. Он без устали болтал ногой, хотя сам того не замечал, и заламывал пальцы на руках. И неудивительно: он был весь на нервах, и, пытаясь с этим справиться, непроизвольно вытворял что-то со своим телом. Вполне нормальная реакция организма, переживающего за другой организм. Из палаты вышел врач, просматривающий папку с медицинской информацией. Скорее всего, это была медкарта Ханны. — Что там? — спросил Сэм, подходя первее всех остальных к доктору. — С ней всё в порядке? Доктор ещё раз перевернул лист, поправил очки и констатировал факт: — Обморок на фоне повышенной температуры. Вполне вероятно, что обстоятельства были отягощены либо голодом, либо стрессом, если не обоими факторами. Но… — мужчина затарабанил пальцами по поверхности папки. — Мы на всякий случай провели её полное обследование, и результаты… Не самые лучшие. Хёнджин напрягся, чувствуя что-то неладное, а врач вздохнул, примирившись с нуждой сказать диагноз. Это его работа — давать надежду или разбивать её, его работа — лечить и говорить о самом страшном, что только может произойти. — У неё рак. Ранняя стадия. Если бы мы обнаружили его позже, все могло бы быть хуже, но вы можете выдохнуть спокойно. Сейчас ещё легко всё поправить, мы ей поможем, а учитывая то, что она известная личность, с оплатой лечения и процессом тоже не должно быть проблем. Сначала Хвану показалось, что его ноги не выдерживают его, и он медленно опускается на колени, а потом падает сквозь пол. Но он невероятным усилием воли вытащил самого себя из небытия, поставил на ноги и заставил дослушать речь врача. Фраза о том, что «они ей помогут», стала лучшим транквилизатором для Хёнджина. — Можно зайти к ней? — аккуратно спросил Хёнджин, обращаясь к доктору. — Да, конечно. — кивнул тот, просматривая в последний раз и через пару секунд закрывая медкарту. — Но не на долго. Ей всё ещё нужен отдых. — Вы… Пойдёте со мной? — менеджер Ханны подпрыгнул от испуга, когда Хван дотронулся до его плеча. Менеджер судорожно замотал головой. — Увы, нет… Столько проблем образовалось с новым выступлением, ещё фанатам надо как-то рассказать об отмене концерта… Я без понятия, что делать. — менеджер поминутно смотрел в свой телефон, что-то отмечал и набирал чей-то номер. Он волновался за Ханну не меньше Сэма, но в первую очередь он — заведующий по всем делам артистки. И совсем не скрыт тот факт, что болезнь Ханны может изменить многое в графике и ударить по компании. Об этом менеджеру и нужно было волноваться в первую очередь, не считая, конечно, заботы о своём артисте. — Позаботься о ней, пока меня нет, Сэм. Когда Хван зашёл в палату, Ханна уже пришла в себя и повернулась на звук открываемой двери. Едва она увидела Сэма, тут же улыбнулась, а вернее попыталась это сделать как можно бодрее и правдоподобнее. У Хёнджина сжалось сердце от такой плачевной картины. — Извини, что так получилось, — неловко произнесла девушка, чуть приподнимаясь на койке навстречу Хвану. — Тебе пришлось так из-за меня париться… — Все в порядке, мы же друзья. — Хван придвинул стул и сел рядом с пациенткой, — Я не мог не помочь. Как ты себя чувствуешь? — Странно… — ответила Ханна спустя небольшую паузу, а после ещё одной, более неловкой, продолжила: — Я уже узнала диагноз… — Уже? — Ага, — кивнула пару раз Ханна, — Я просто не знала, что думать, делать. Я же вообще не знала, что будет нечто такое… Думала, переутомление… Обычное что-то… — В обморок ты поэтому и упала… И от жары. — Да, у меня непереносимость высоких температур, а до этого ещё репетиция была. Я и раньше могла легко без сознания остаться, но всегда быстро отходила… Но я не думала, что в этот раз мне будет настолько плохо. На это Хёнджин лишь грустно улыбнулся. Ему было больно видеть, как человек, который вдохновлял его и которому он был искренне благодарен, слаб и находится в больничной койке. Даже несмотря на то, как Ханна храбрилась и пыталась сделать вид, что всë в порядке, было видно, что состояние девушки всё ещё очень далеко от нормального. — Я поправлюсь, Хёнджин. Все будет хорошо. — попыталась она разрядить обстановку. — Я зна… Стоп, — Хёнджин недоумëнно посмотрел на Ханну, хитро, насколько это было возможно, ухмыляющуюся. — Да я уже поняла, кто ты, но не волнуйся, я не расскажу. — махнула рукой артистка, — Ты же знаешь, что я сестра твоего друга? — Конечно, ты бы знала, он тебя боготворит. — Я не говорила ему ничего с того момента, как поняла, кто ты. Мне всегда ты казался каким-то знакомым, но я не могла уловить суть, и совсем недавно у меня в голове щëлкнуло. Заслуживаю ли я твоего доверия после всего этого? Хван был полностью обескуражен девушкой и её догадливостью, умом и в принципе… Ею всей. — Теперь я понимаю, почему Бан Чан так тобой восторгается… — пробормотал Хёнджин себе под нос. — А я поняла, почему он так дорожит дружбой с тобой. — на вопросительный взгляд Джинни Ханна лишь хихикнула. — Поверь, ты ему очень дорог. Цени это. Бан Чан добрый, но он далеко не за всех станет горой. А за вашу компанию, и за тебя в том числе, ему и умереть не жалко. — Я сейчас заплачу. — в чувствах воскликнул Хван. — У вас вся семья настолько прекрасна? — Конечно. Мы же семейство фамилии Бан. В нашем роду рождаются только лучшие люди. — Ханна позволила себе отрывисто, слабо посмеяться вместе с Хваном, и в её глазах вновь прослеживались огоньки озорства. — Кстати… Скоро сюда придёт Бан Чан. Я думаю, тебе сейчас стоит уйти. Иначе ты все внимание себе заберёшь! — Уже все, прогоняешь меня? — поддразнил Сэм в ответ на шутку, а Ханна посмотрела на него с притворным осуждением. Хёнджин быстро сменил иронично-шутливый тон на добрый и искренний. — Выздоравливай скорее. — Обязательно. До встречи, Сэм. Хёнджин вышел из палаты в гораздо более приподнятом настроении, чем когда в неë входил. Он был уверен, что Ханна справиться. Она ведь не может проиграть. Через пару минут в палату влетел паренёк, в котором Джинни по волосам и одежде определил Чана; но тот появился лишь на секунду, а потом скрылся за белой дверью палаты. Хёнджин прислушался к тишине, и, обнаружив её идеальной, не прерываемой разговорами за дверью — а может, в больнице просто была слишком хорошая звукоизоляция — медленно двинулся к выходу вместе с менеджером Ханны, прикрывая лицо кепкой, которую мужчина ему вручил. Он быстро доехал до собственной компании, — машина уже поджидала его у входа — и за время всей поездки он много думал. Ему хотелось сделать что-то хорошее для Ханны, как-то поддержать её и поблагодарить за все воспоминания, за хорошее вместе проведённое время. И в то же время как-то решить собственные проблемы. В компании его уже ждал Пак Чинён, к которому Хван тут же обратился с идеей, созревшей в его голове за время поездки. Чинён не долго думал и почти сразу ушёл в другую, соседнюю комнату. Хван слышал, как он ведёт какие-то переговоры, но ни слова разобрать не мог. Да и не хотел. Менеджер вышел сосредоченный на чëм-то, но так и лучащийся радостью. Нечто серьëзное, нечто важное для него — и Хвана тоже — повернулось удачливой, лицевой стороной к ним. Об этом говорил весь его облик, весь его вид, источавший уверенность. — Он согласился, Хван. — кивнул Чинён, передавая телефон с внушительным напечатанным списком. — Но времени мало. Начинаем репетиции уже сегодня.***
— Это нам? — в шоке пролепетал Хан, принимая из рук Хёнджина семь билетов на концерт. — Да. — только и промолвил Хван, а потом добавил: — Я же знаю, как вы его любите. Я хотел сделать вам подарок. — Но как ты их достал?! — продолжал удивляться и восклицать Джисон, рассматривая новенькие аккуратные билетики. И не простые билеты, а в первый ряд! Абсолютный раритет, особенно на билет такой звезды, как… — Это уже секрет! А если серьезно, мне просто повезло, — усмехнулся Хёнджин. — Раздай, пожалуйста, всем остальным билеты. Я очень хочу, чтобы вы все пришли. — А что насчёт тебя? Тут только семь билетов… — Я тоже буду там. Не волнуйся. — Хван широко улыбнулся и обнял Хана, похлопывая его по спине. — Спасибо за помощь. Не знаю, что бы я без тебя делал. — Да не за что, — растерялся Хан. Он ответил на внезапные нежности неловким постукиванием по чужой спине. — Стой, ты куда?.. — Встретимся на концерте! — Хван помахал рукой на прощание и скрылся вдали за углом какого-то дома. Хан смотрел вслед, и не думая догнать его. Его слишком шокировала щедрость Джинни, его странная манера и то, что он так быстро ушёл, будто куда-то торопился. А куда — даже не сказал! — Ну и дела… — пробормотал Джисон и пошёл в самый ближний дом, чтобы отдать первый билет.***
Почему-то сейчас Хвану было страшнее выходить на сцену, чем в предыдущий раз. Наверное, всë потому, что раньше с ним была Ханна, которая поддерживала его одним своим присутствием. Но теперь она в больнице с одним из серьëзнейших недугов, и этот концерт, который изначально должен был быть её концертом, возглавлял Сэм. Подготавливали Хёнджина оба менеджера. Сегодня ему предстояло исполнять песни Ханны, и поэтому волнение сделать что-то не так, испортить песню или спеть что-то не то было ещё сильнее. В дополнение, ему никак не давала покоя предстоящая речь, в которой как над словами не измывайся — всё равно с треском провалишься. Потому мысленно он определил все свои "исправления" как мусор и решил не переживать по этому поводу, надеясь что к моменту выступления всë как-нибудь само устаканится. Это казалось самым правильным решением, и внутренние переживания быстро перестали так сильно давить на юношу. По крайней мере, по этому поводу. — Через пять минут выход! — прозвучал во всеобщей суете голос одного из сотрудников, громкий, именно такой, что способен преодолеть любой шум. — Сэм, готов? — Готов. — твёрдо ответил Сэм, перебирая в пальцах край белоснежного пиджака. Менеджер посмотрел на него в последний раз и продолжил заканчивать финальные приготовления. Хван прикрыл глаза, стараясь уйти в свой разум, абстрагироваться от мира. «У меня всё получится. Это всего лишь концерт. Такой же, как концерт с Ханной или с мальчиками. Всë будет хорошо». — Выходим! Яркие, ослепительные лучи прожекторов не смутили Хёнджина. И пусть его сердце билось сильнее, чем когда либо, пусть он боялся сцены, как никогда, он улыбался публике, которая кричала его имя и радовалась появлению артиста. Хёнджин поставит точку над всем, что с ним происходило. Этот мир прекрасен, и люди в нем чистые, светлые. Его друзья — практически точная копия команды из родного мира. Мира, по которому Хёнджин безумно соскучился. — Всем привет! — крикнул Сэм, и взволнованная публика встретила его овациями. Хван потонул в горе аплодисментов и любви, уже позабыв слова «сдаться» и «струсить».***
— Где же Хёнджин? — тревожно спросил Хан, оглядываясь в поисках друга и пытаясь перекричать толпу. — Он ведь обещал прийти! — Может, опаздывает? — несколько апатично ответил Бан Чан, посматривая на сцену. Он всё ещё был подавлен после новости о сестре, и это неслабо качнуло его в сторону, свело с дороги адекватной веселой жизни. Но Чан делал вид, что всё в порядке и ему хорошо, хотя на самом деле он жутко переживал за Ханну. Феликс прислушивался к их разговорам, но ничего не говорил, не желая заменять собой микрофон. Он единственный знал, где сейчас Сэм. Скоро они увидят Хвана, но не поймут, что это он; только Ликс и будет знать, кто на сцене. Но зачем Хван притащил их всех сюда? Этот вопрос не давал Ли покоя, и пока все суетились в поисках Хёнджина, мысли Феликса были заняты другим. Он не понимал, чего добивается друг. А тем временем концерт должен был вот-вот начаться. Сцена была подготовлена, кружащие по толпе фанатов и сцене огни прожекторов помогали увидеть, что происходило впереди. Судя по всеобщему напряжению и участившимся разговорам, шоу скоро должно было начаться. Внезапно прожектора, все как один, направились на сцену, и в их свет, улыбаясь и размахивая руками, вышел Сэм, приветствуя присутствующих в своей привычной манере. Феликс и все остальные обратили взгляды на сцену, но все, кроме первого, ещё продолжали оглядываться в поисках Хёнджина. — Всем привет! — после этих слов толпа словно взорвалась, заликовала и закричала, оглушая своими криками друг друга. — Я безумно рад вас всех видеть! Кто-то из толпы кричал, что тоже рад видеть Сэма, кто-то признавался в любви — в общем, царила абсолютно такая же атмосфера, как и на обычных его концертах. Сэм, взглянув на этих торжествовавших людей, решил внести ясность в ситуацию: — Я знаю, что многие из вас, стоя у кассы за билетами, не думали, что попадут на мой концерт. А не на концерт Ханны. Но к сожалению, она не сможет сегодня выступать, и большинство из вас знает почему. — Хёнджин сделал небольшую паузу, чтобы толпа притихла, после которой продолжил: — Мне очень жаль, что с таким прекрасным человеком, как Ханна, случилось подобное. Она прекрасный певец, и за время нашей с ней работы я получил огромный опыт и просто нереальный заряд позитива и энергии. Наверное, никто из знакомых мне людей не источает такую энергетику, как она. Ханна лежит в больнице, но даже там она не хотела оставлять вас, и поэтому я попрошу вас уделить ей немного внимания! Два экрана по краям от сцены, ранее передающие увеличенное видеоизображение Сэма, начали проигрывать видео от Ханны, записанное ей же в больнице. Она выглядела усталой и больной, к ее телу были подключены какие-то приборы, но даже в таком состоянии она находила в себе силы улыбаться. — Всем привет! — Ханна весело помахала рукой, которая не была овита проводами, в отличие от другой. — Я хочу поблагодарить вас за огромную поддержку, которую вы оказали мне в интернете. У меня обнаружили рак на ранней стадии, так что моя ситуация не безвыходна, так что как только моё лечение закончится, я вернусь и продолжу радовать вас своими новыми песнями! Феликс улыбался, глядя на изображение больной девушки и на Хвана. А затем он перевёл взгляд на Чана. Он закрыл глаза и беззвучно шептал: «Спасибо, Сэм», — и в то же время по его щекам текли слёзы. Экран вновь переключился на Сэма, который стоял прямой, словно струнка, расслабленный и с умиротворëнной улыбкой на лице. Он вновь поднёс микрофон к губам и начал говорить: — Ханне тяжело, но благодаря врачам и вашей поддержке она поправляется намного быстрее. Сегодня, чтобы подбодрить нашу общую звëздочку, я исполню её песни в этом концертном зале. Я буду рад, если вы поддержите Ханну и меня и будете подпевать так громко, как вы только можете! Ради неë. Хван отошёл чуть назад, чтобы оказаться в полутени перед тем, как заиграет музыка. Во всеобщей кутерьме кто-то плакал, кто-то записывал видео, кто-то делал фотографии — но все рвали глотку так, как только умели. Наверное, этот концерт был самим громким из всех, что только существовали. Грустные ритмичные и плавные песни, весëлые и быстрые — люди пели всё, а если не знали текст, просто напевали мотив или искали слова в Интернете. Даже те, кто уже сорвал голос — по собственному, конечно, мнению — продолжал хрипло петь. Все звуки сливались в дружный хор из более чем ста человек, солистом и зачинателем которого стал Сэм. Когда концерт стал подходить к концу, и оставалась последняя песня, самая известная, самая красивая и берущая за душу, Хван попросил минуточку внимания. Удивительно, как быстро огромный зал затих, увидев Сэма с поднятой вверх рукой — негласным признаком того, что артист просит быть тише и хочет что-то сказать. — Дорогие друзья, — начал Хёнджин, обводя нежным взглядом всех присутствующих и останавливаясь взглядом на первом ряде в поисках тех, кого он ранее пригласил на свой же концерт. — Мне и Ханне очень важно, что вы пришли сюда, и я благодарен, что вы отдали сегодня всех себя сегодня так же, как отдаётся на своих концертах Ханна, как отдаюсь я. Я думаю, сегодня вы поняли, как много делает музыка в жизни артиста, да и не только артиста — в жизни каждого человека, — Хван улыбался, видя радостные лица. И не было ни одного пришедшего, он чувствовал, который бы не любил в этом зале музыку. Не были ни одного человека, который не осознал того, что Хван хотел передать своим пением. Не было ни одного человека, который не получил энергию Сэма и не отдал свою ему. — Я уже говорил, что безумно благодарен Ханне за всё. Но я хотел бы поблагодарить ещё нескольких людей. Начались недоумëнные взгляды, перешëптывания, но Хван не обращал на это внимания. Ему хотелось только закончить эту речь и сказать, пусть и не в полной мере, всю правду и всё, что у него творилось на душе. — Я проходил через многие трудности в своей жизни, карьере… И меня никогда не покидали мои друзья. Каждый год, месяц, каждый день они поддерживали меня и не давали опускать руки. Они не знали, кто я на самом деле, и я не знаю, почему скрывал это от них. Мне стыдно за многое, ведь я не всегда поступал правильно. Но они меня прощали. Они не отворачивались от меня, и сегодня я хочу вывести их на сцену и показать вам, кто же они — мои друзья. Хван подошёл к краю сцены, и протянул руку Феликсу, который улыбался ярко, несдержанно и одними глазами, сверкающими в свете прожекторов, благодарил Хвана. Остальные — Хан, Минхо, Сынмин, Чонин, Чанбин и Бан Чан — смотрели недоумëнно, но друг за другом они начинали что-то понимать. И их лица принимали то выражение крайнего удивления, которое просто невозможно передать словами. — Пойдёмте! — понял намёк Феликс и потащил застрявших с открытыми от удивления ртами парней на сцену. Хёнджин слегка кивнул Ликсу и отвёл смущенных и сконфуженных друзей на самую середину сцены. — Последнюю песню я хочу исполнить вместе со своими друзьями, потому что я полностью уверен, что и они, и каждый из вас её знают. Я пел её ещё маленьким, я пел её, проходя прослушивание, когда только становился певцом. Эта песня существовала ещё задолго до появления такой восхитительной певицы, как Ханна, но она сделала её ещё лучше, и её перепевка мне нравится больше всего, — пока Хёнджин общался с фанатами, сотрудники принесли и вручили ещё несколько микрофонов. Менеджер не препятствовал ничему, что делал Хёнджин: он был горд своим воспитанником и его поступком. Стоя за кулисами, он смотрел на него с искренним восхищением, понимая, что это именно тот случай, когда ученик превзошёл учителя. Парни неуверенно перебирали микрофоны в руках и смотрели на Хёнджина, спокойно выступающего перед огромной толпой. Казалось, только Феликс не боится: но он и так работал с людьми, так что это было неудивительно. Он расслабленно слушал Джинни, слегка поворачивая голову то к нему, то к толпе, то к кому-то из всех, кто вообще стоял сейчас на сцене. — Я знаю, что этот концерт, наверное, оставилмногих без голоса и заставил неплохо попотеть. Я уверен, что Ханна, смотря прямую трансляцию, гордится вами, мои друзья. Давайте же сделаем последний шаг, чтобы этот концерт стал самым ярким и незабываемым в вашей жизни! Публика встретила начало музыки так восторженно, словно концерт только начинался, а не заканчивался. Хван, держа в одной руке микрофон, протянул руку Бан Чану, стоящему по другую сторону. Чан всё ещё был потрясён и почти не мог стоять, что уж говорить о том, чтобы что-то петь. Хёнджин кивнул ему. «Да, это я, тебе ничего не стоит бояться», — говорил этот кивок, и только после этого простого жеста Хван начал петь. С ним пели все. Даже Бан Чан, даже стеснительный Сынмин, которого Феликсу пришлось поддержать, чтобы он начал петь. Хёнджин почувствовал себя крохотным по сравнению со всеми голосами, по сравнению с тем, что открывалось ему впереди. Каждое слово открывало какую-то новую страницу, исписывало её за считанные секунды и переворачивало на следующую, вновь и вновь проводя невидимыми чернилами по невидимой бумаге истории. Хван был частью этой истории; возможно, в этом мире о нем пойдёт ещё большая слава, и «другой» Хёнджин поблагодарит его за всё сделанное. А может быть, этот «другой» и не хотел такого. А может быть, и нет никакого «другого», и этот мир из сна сотрется, стоит Хёнджину попасть в свой мир. Чанбин, Чонин, Феликс и Минхо чувствовали себя более раскрепощенными, и остальные, подвергаясь их чарам в музыке, постепенно раскрывались. Сынмин уже без чужой поддержки демонстрировал головокружительные возможности своего голоса. Бан Чан, пусть еще и стоящий на грани между адекватным восприятием мира и слëзным водопадом, крепко держал микрофон в руках и старательно пел, мило, словно ребёнок на утреннике, покачиваясь из стороны в сторону. Хан держался подле Минхо и, подбадриваемый его несильными ударами в рёбра, вторил другим слова песни и жался к Ли, испуганный встречей лицом к лицу с целым залом людей. — Всем спасибо! — крикнул Хёнджин и поклонился, а его примеру последовали и остальные семеро человек на сцене. Прожектора начали гаснуть. Хван, ведя в полутьме за собой друзей, зашёл за кулисы и остановился, окружённый ими в ожидании либо помилования, либо мгновенной казни. Ему предстояло ещё многое, многое объяснять своим друзьям.