***
В школе царила тишина. Звонок ни разу за день не оповестил учащихся о том, закончились ли уроки и началась ли перемена, ведь никого не было. Эхом в коридоре отдавались редкие шаги охранников, которые для вида делали обходы не дальше, чем на десять метров, и потом возвращались обратно в каморки, чтобы поспать. Проходя мимо одной из таких комнат, Макс услышала храп, который умудрился перекрыть даже телевизор. Мэйфилд лишь хмыкнула и лучше взялась за ручки сумок, которые приходилось тащить от самого магазина. Не спеша шла прямо, прислушиваясь к собственным шагам — больше было не к чему. Только оказавшись возле открытой двери в столовую она остановилась, ведь взору представилось удивительное представление. Прямо на столе выдачи подносов с едой танцевал Лукас, напевая себе под нос песню, в этот момент игравшую по радио. — Upside down, boy, you turn me inside out and round and round. — Два пальца прошлись мимо глаз сначала в одну сторону, а потом в другую. — Upside down, boy, you turn me inside out and round and round. Синклер подпрыгнул и перевернулся, падая на колени. Он сжал кулак и приставил к лицу, изображая микрофон. Мэйфилд поджала губы, пытаясь не засмеяться, но выходило не очень. Видеть Лукаса в длинном фартуке с розами и сетчатой шапке, исполняющим песню Дианы Росс, было до невозможности мило. — Похоже, что ты определился с ориентацией, — всё-таки сказала Макс, заставив Лукаса подскочить и повернуться. Но рука соскользнула; пальцы не успели схватиться за стол, отчего Синклер полетел прямо на пол. Максин посмеялась, заходя внутрь. Ещё некоторое время она слышала недовольное бурчание и шипение со стороны парня. — Вообще-то, — Лукас поднялся на ноги и начал потирать левое плечо, которое приняло больший удар на себя, — нельзя так неожиданно появляться. Мэйфилд подошла к столу и поставила пакеты под пристальным взглядом Синклера. — То есть про ориентацию у тебя вопросов нет? Лукас открыл рот, а потом тут же его закрыл. Недовольно выдохнув, взял продукты и пошёл вглубь кухни. Поместил всё на разделочный стол и принялся доставать еду. Ему всего лишь необходимо было приготовить самые простые закуски: какие-нибудь тарталетки с творожным сыром, овощами. После вчерашнего происшествия на кухне Хейли знатно влетело, поэтому она строго настрого запретила использовать микроволновые и обычные печи, ограничиваясь малой помощью брата и заказной едой из кафетерия, которую привезут за полчаса до начала мероприятия. — Если ты беспокоишься о моих предпочтениях, то не стоит. — спокойно произнёс парень, доставая продукты. — Я уже давно определился кто я и кто мне интересен. Очень забавно, но ты даже знакома с этим человеком лично. Макс облокотилась о столешницу и скрепила руки перед собой, смотря на профиль Лукаса. — Да? — с напускным удивлением спросила она. — Может, скажешь, кто это? Синклер замер вместе с огурцами в руках; посмотрел в потолок, как бы раздумывая над тем, стоит сказать или нет. В итоге помотал головой, продолжая доставать еду. Следующими оказались тарталетки. — Придёт время, и ты сама всё узнаешь. «Я уже знаю» — пронеслось в голове Мэйфилд, но она не произнесла это вслух, решив подыграть игре в «незнайку». — Мне вот тоже интересен один парень. — невзначай сказала Максин и вздохнула. — Он такой глупый, что даже не догадывается об этом. В эту же минуту Синклер оставил пакеты и подбежал к столу, по другую сторону которого стояла Мэйфилд. На его лице была улыбка, а глаза широко раскрыты, подобно оленёнку Бэмби. — Ну, он такой красивый, сильный, весёлый, умный, обаятельный. — начал перечислять Лукас по пальцам, явно гордясь собой. Макс раскрепила руки и поманила его к себе одним взмахом. Синклер подошёл ближе и наклонился, ожидая того, что будет дальше. Сердце начало чаще стучать; уши заложило от того, насколько она была близко. — Он просто очень, очень... — протянула Мэйфилд, закусив губу, — очень глупый. Она стукнула его по лбу и отошла, рассмеявшись. Лукас потёр ушибленное место и сам, невольно улыбнулся. Они оба понимали о ком шла речь, но никто из них не мог переступить черту и сказать: «Ты мне действительно нравишься». Оба дорожили тем, что сейчас имели, и это было лучше всяких слов о любви. — Иди готовь, мистер Дирдофф младший, нам ещё собраться надо.***
Стив Харрингтон смутно помнил, как прошёл ноябрь и как наступил декабрь. За этот месяц он успел пройти несколько стадий: Отрицание. Когда Стив увидел Джонатана, обнимающего Нэнси в её комнате, то он подумал, что ему показалось. Шёл домой на практически негнущихся ногах, буквально слыша то, как трутся кости друг о друга, и думал, что это мираж. Не хотел принимать тот факт, что его Нэнси уже давно не его. «Этого не может быть» — твердил он себе, уже не защищаясь от ветра. Этого просто не может быть. Вышел на дорогу, даже не посмотрев по сторонам. Только ослепительный свет фар заставил его зажмуриться на доли секунд и побежать после сигнала клаксона. Лёгкие начало обжигать от недостатка кислорода. Стив был на улице, но воздуха катастрофически не хватало. Будто тени, отбрасываемые от всех объектов, тянулись к нему и хватали за шею, норовясь задушить. Не помня себя, Стив открыл входную дверь и зашёл в дом. На кухне одиноко горела лампа, которую он забыл выключить перед уходом. Смертную тишину разрезало лишь тиканье часов. Харрингтон упал на колени; руки повисли, и пальцы коснулись холодного паркета. «Всё не должно быть так. Этого… этого не может быть» — шептал он, ощущая, как начинает трястись подбородок. Гнев. Всё в этом мире, казалось, обозлилось на Стива. Все люди в миг стали раздражающими, их постоянные вопросы и разговоры — навязчивыми, а ужасная погода за окном заставляла задуматься над переходом на домашнее обучение. Даже баскетбол перестал казаться Харрингтону чем-то большим, чем было раньше, отчего на пятничной тренировке он принял решение, которое повергло всех в шок. — Я отказываюсь от поста капитана. — сказал Стив, стоя прямо перед тренером. Позади него послышались удивлённые вздохи сокомандников. Один Билли дёрнул бровью, прожигая затылок парня взглядом. — Что ты сейчас сказал? — Брюссель нахмурился и наклонил голову набок. — Мне, верно, послышалось. — Нет. — быстро проговорил Стив, надеясь уже поскорей уйти с поля. Его сейчас раздражал даже собственный пот; про волосы и речи идти не могло. — Прошу передать капитанство Билли. Он его больше заслуживает. В этот момент все замолчали. У тренера дрогнул мускул лица, но Харрингтон остался непреклонным. Брюссель простоял так минуту, прежде чем махнуть рукой и уйти к себе в кабинет. Раздался громкий хлопок двери; это означало конец тренировки. Парни пошли в раздевалку и, проходя мимо, кидали на Стива непонимающие взгляды. «Ты ведёшь себя как олух» — буквально твердили они. — Меня не волнует, что у тебя случилось, — начал Харгроув, как только все ушли из спортзала; голос был тихим, но Стив мог легко его услышать, — но не будь кретином, делая подобные заявления. Харрингтон мгновенно обернулся и, сжав руки в кулаки, подошёл к Билли. Тот не дёрнулся и лишь спокойно наблюдал за дальнейшими действиями. — Ты хотел капитанства — получи. Как ты и сказал, тебя не должно волновать то, что у меня произошло. Так что будь добр просто принять неизбежное. — прошипел Стив; зрачки опасно сузились. — Это тебе стоит принять неизбежное. — парировал Харгроув и, толкнув парня плечом, направился в раздевалку. В этот момент резко образовавшаяся злоба начала потухать. «Это тебе стоит принять неизбежное». Но он не мог. Просто не мог видеть то, как Нэнси практически всё время ходит с Байерсом и смотрит на него тем взглядом, который должен был предназначаться только Стиву. Он не мог этого принять. Торг. Стив думал подойти к Уилер и поговорить. Готов был сказать, что забудет её слова и вообще всё, что помешало бы им продолжить отношения. Он хотел быть с ней, ведь сердце разрывалось на части от той мысли, что их отношениям, которые длились больше года, подошёл конец. Такого просто не могло быть. Сидя за столом, Харрингтон писал письмо, где подробно рассказывал о своих чувствах. Он ощущал, как тряслись его пальцы и как тяжело было выводить слова. На середине своей работы почувствовал скопление слёз в уголках глаз, но тут же смахнул их рукавом кофты. Ему было больно так, как никогда на свете. Нэнси Уилер стала больше, чем простая подружка. Она стала его самой первой и самой болезненной любовью. Дойдя до конца, Стив убрал письмо в ящик стола, ведь идея в миг показалась полным бредом. Депрессия. Самое тяжёлое время пришлось на середину ноября. Стив перестал появляться в школе, чем вызвал негодование со стороны родителей и преподавателей. Хейли звонила ему несколько раз, но Харрингтон отмахивался фразами: Я в порядке, не переживай. В один момент звонки так ему надоели, что он решил просто на них не отвечать. С утра до ночи лежал на кровати и просто смотрел в потолок. У него пропал голод, жажда. Наступила полная апатия. Родители начали беспокоиться за сына на четвёртый день подобного состояния. Они заходили к Стиву и пытались с ним поговорить, развеселить его всеми возможными способами, но всё, что он делал — просто кивал головой. Харрингтону стало всё равно на всё. Даже на Нэнси, ведь в подсознании он понял — она не его. И эта мысль стала укрепляться с каждым днём всё больше. И Стиву стало всё равно. — Дорогой? — голос матери не заставил его оторваться от увлекательного дела — сидеть и смотреть в стену, — к тебе тут гости. Стив даже не дёрнулся, продолжая изучать снимок, сделанный с их игры против Ричмонда в этом году. Вся команда сияла от радости, и сам он казался таким счастливым в этот момент, держа в руках желанный трофей. Баскетбол был его мечтой, спрятанной за множеством замков и скованной цепями. Родители хотели, чтобы он пошёл на врача. Сам же мечтал стать профессиональным игроком, а потом и тренером. Но всё как всегда идёт не так. За спиной послышались шаги. Уже через минуту Стив услышал стук двери и скрип кровати. — Так и будешь сидеть целый день? — меньше всех он ожидал увидеть Клэр. Харрингтон повернул голову и посмотрел на девушку, показывая удивление поднявшимися бровями. Мэддисон выглядела иначе — на ней были джинсы скинни и объёмный зелёный свитер; волосы собраны в небрежный хвост, и косметики практически не было. Только густо накрашенные ресницы и румяна выдавали недолгую работу перед зеркалом. Видеть такую Клэр — настоящая редкость. А видеть её в своём доме было просто невозможным. — Никто не против. — парировал парень, снова отворачивая голову. Взгляд переместился на новое фото, где он вместе с Мэттом участвовал в состязании один на один. Надо было отметить, что Байерс делает отличные снимки. Пока только за это можно было сказать ему «спасибо». — Вообще-то тренер не доволен твоими прогулами. — спокойно сказала Мэддисон, выставив руку в сторону и наклонив голову набок. — Он сказал, что если такое будет продолжаться, то выгонит тебя из команды. Удивительно, как Брюссель оставил тебя капитаном. Стив хмыкнул, показывая безразличие, но внутри словно током прошибло на жалкие миллисекунды. — С чего бы ему это делать? Пусть выгоняет. Мне всё равно. Клэр вздохнула и в упор посмотрела на Харрингтона. — Нет, тебе не всё равно. — твёрдо произнесла она, не отнимая взгляда. — Харрингтон, я веду «Лисиц» уже три года и пять лет состою в группе поддержки. Ты думаешь, я не видела то, как у тебя горели глаза во время игры? Видела. Ты зад готов был разорвать, чтобы принести победу команде. Так что не неси чепухи и не строй из себя «Я-Ничего-Не-Чувствую-Харрингтона». С чего Брюсселю оставлять тебя в команде? Билли ему приказал это. Ещё в самой середине столь бурной речи Стив повернул голову в сторону сидящей девушки. Она была спокойна; только в глазах мелькал огонь, как это было всегда. Слишком жёстко, прямо, но честно — негласный закон Клэр. — Зачем? — только и спросил Харрингтон. В голосе послышался едва заметный интерес. — А я откуда знаю? Может, хотел по-честному с тобой посостязаться. Мне как-то всё равно. — слукавила. Ей всегда было дело до всего. — Но сути не меняет. Если ты не опомнишься и не закинешь эту Уилер куда подальше, то сгниёшь здесь. Стив думал, что ему всё равно. Обманул сам себя, ведь та боль в перемешку со злостью, которые возникли в один момент, не могли означать: «Мне всё равно». — Тебе откуда знать, Клэр? Не лезь в мои проблемы. — пробубнил он, отворачивая голову. — Буду. Иначе кто вправит тебе мозги в голову. — язвительно сказала она, выпрямляя спину. — Ты хуже того сопляка, который ныл из-за конфеты. Любовь… Да знаешь, сколько ещё её будет в твоей жизни? Вся Вселенная не крутится вокруг одной Нэнси. Почему Синклер, которая сохла по тебе чуть ли не все годы, справилась? Почему какой-то мудила бросил Сью в её день Рождения, а она нихера не отступила? «Почему я держусь на ногах, когда всё меня ломает?» — возникло в голове Клэр, но говорить в слух она не собиралась. Брюссель буквально приказал ей вернуть Харрингтона в нормальное состояние. Первый вопрос, который она задала: Почему я? — Потому что ты даже мёртвого поднимешь из гроба, а меня за один разговор в Ад отправишь. — Ну вы же ещё здесь. — хмыкнув, произнесла Мэддисон. — Вот об этом я и говорил! — тренер взмахнул рукой и потом схватился за переносицу. — В общем, либо возвращаешь команде капитана, либо я отстраню «Лисиц» на неопределённое время. Шантаж был свойствен ей, но Брюссель сделал пару ходов вперёд. Поэтому всё, что оставалось Клэр — приехать к дому Харрингтона и сделать своё дело. — Уйди. — сказал Харрингтон, сжимая невидимую со стороны Клэр руку в кулак. — Сейчас же. — Я то уйду. И пойду ещё дальше. Обязательно приведу своих «Лисиц» к победе на конкурсе среди групп поддержки округа. А ты? Что сделаешь ты? — последовала недолгая пауза; Клэр поднялась с кровати и встала за спиной Стива, наклонилась к уху и улыбнулась, — Ничего. Ни-че-го. Так и дальше будешь сидеть на месте, пока у тебя не заберут всё, что ты строил годами. Мэддисон отошла, довольная своей работой, и направилась к выходу. Еле донёсся звук закрывшейся двери, и неспешные шаги начали удаляться. Харрингтон почувствовал, как трясётся всё его тело; правая щека давно онемела, ведь зубы беспощадно прикусывали её под конец диалога, и железный привкус крови почувствовался во рту. Кто она такая, чтобы говорить ему такую чепуху. Такое наглое враньё, на которое была способна только Клэр. Однако именно в этот момент он ощутил в себе злость на самого себя, ведь она была права. Принятие. Только под конец ноября Харрингтон смог оправиться. После разговора с Клэр, на второй день, он проснулся и подумал, что нужно заняться спортом: побегать на месте, сделать силовые упражнение и, естественно, побрасать мяч в стену. На третий день его посетила мысль заняться уроками, а на четвёртый он даже пришёл в школу, борясь с желанием вернуться обратно домой. Он видел Нэнси, заметил её обеспокоенный взгляд на себе, но в этот момент Стив приложил все усилия, чтобы изобразить подобие улыбки. Он понял, что всё пошло не так, как надо ещё в том году. Только спустя месяц смог принять это, но оно и к лучшему. Когда-то это должно было бы произойти. И в этом Стив был более чем уверен. С огромной тяжестью на душе Харрингтон зашёл в спортзал. На левой части поля тренировались «Лисицы», на правой — его команда. Клэр, показывавшая связку в этот момент, лишь на секунду посмотрела на парня, крепко держащего сумку в руках, и улыбнулась уголком губ, не останавливаясь. Брюссель стоял боком, поэтому не сразу заметил появление «капитана». — Тренер, — позвал Стив и покашлял, — я готов вернуться на поле, если вы позволите. Мужчина опешил, но потом качнул головой и велел быстро надеть форму. Харрингтон еле как сдержал улыбку и тут же рванул в раздевалку. Он прикрыл глаза и вдохнул запах хлорки, вечно царившей в этом месте. Как же было приятно вернуться обратно. И сейчас, оказавшись на поле, игра в баскетбол вновь вернула прежний смысл, породивший мечту.***
Как только наступило шесть вечера, то практически все парковочные места возле школы оказались заполнены, а к семи и вовсе нельзя было протиснуться. Билли пришлось постараться, чтобы проехать среди сплошь заставленных рядов машин. Максин, сидящая на соседнем сидении, нервно смотрела на свои сжимающиеся и разжимающиеся руки. Её пальцы тряслись, что не скрылось от взора Харгроува. Синий Камаро остановился только тогда, когда встал на своё привычное место. Не было удивительно, что его оставили свободным, ведь все прекрасно понимали, кому оно принадлежало с самого начала учебного года. Билли заглушил мотор; достал из бардачка пачку сигарет и зажигалку, засунул в карман чёрных брюк. Сьюзан настояла на том, чтобы её пасынок пошёл в деловитом виде — обязательно должны были присутствовать костюм и белая блуза. Но Билли ограничился лишь брюками и рубашкой с длинным рукавом, верхние пуговицы которой расстегнул, как только вышел из дома. Открыл зеркало и поправил волосы, которые успели слегка растрепаться. Ненароком посмотрел на Макс, продолжавшую буравить свои собственные руки взглядом. — Стоит повторить правила? — спокойно спросил Билли, откинувшись на спинку кресла. Справа послышался недовольный вздох. — Вести себя нормально, далеко не уходить без предупреждения, держаться подальше от Синклера и ровно в десять быть у машины. Харгроув постучал пальцами по своему колену, раздумывая над сводом правил, которые они обговорили ещё в сентябре при любой поездке куда-либо. Точнее Билли поставил перед фактом, и всё, что оставалось Мэйфилд — просто подчиниться. Спорить — чистейшее самоубийство, хотя она не раз пыталась отстоять себя и своё мнение. Никогда не удавалось. — Предпоследнее вычёркивай и можешь идти. Макс замерла. Попыталась понять, не послышалось ли ей. «Что, что нужно вычеркнуть?» — мысленно спрашивала она саму себя, вспоминая собственные слова. И как только до неё дошло, то Мэйфилд мгновенно повернула голову. — Что? — ошарашенно спросила она и тяжело сглотнула. — Я дважды повторять не буду. Иди или передумаю. Он не мог посмотреть на неё. Просто не мог, поэтому сосредоточил взгляд на каменной стене перед собой. Радостный писк донёсся до ушей; через мгновение Максин вышла из машины и захлопнула дверь. Билли едва заметно выдохнул. Что с ним происходит? Как он может запрещать что-то Макс, если сам не собирается выполнять свои же правила? Такое странное ощущение окутало его, и всё тело передёрнуло от собственного поведения. Раньше он никогда бы не изменил своего решения, но теперь всё начинало стремительно меняться. Только пока не было уверенности хорошо это или плохо. Выждав минут десять, Билли сам вышел из машины. — Сейчас устроим вечеринку века! — закричал какой-то парень, начиная танцевать прямо на месте. Харгроув обошёл стороной этого типа и его компанию и пошёл вперёд. Школьные коридоры оказались практически забитыми. Многие предпочли остаться за пределами актового зала и спокойно попивать пунш, опираясь о шкафчики, нежели тесниться на танцполе. Охранники, стоявшие у дверей, просили никого не рваться вперёд и прежде всего пройти в гардеробную, чтобы оставить верхнюю одежду. Билли сделал это первым делом. Какой идиот додумается прийти в зимнем пуховике прямо в актовый зал? Он подозревал, что встретит много подобных. С каждым шагом музыка становилась громче, украшения заметно прибавлялись и толпа возрастала. Но это не помешало идти по прямой линии до конца коридора, где уже виднелся плакат: «Добро пожаловать на Снежный бал!». — Ну что, готовы зажигать? Тогда чики-чики-пау топайте прямо в центр! — голос диджея неприятно резанул по ушам. Парочка вырвалась из зала, чуть не сбив Билли с ног. Он знал, что это его одноклассники, но лиц никак не мог вспомнить. Твёрдой поступью пошёл дальше и остановился только тогда, когда пересёк линию, отделявшую коридор от главного места торжества. Яркий свет ненадолго ослепил глаза, но вскоре всё пришло в норму. Дождик переливался голубыми, синими и фиолетовыми оттенками, отблёскивая на стенах и потолке. Подняв голову, можно было увидеть узоры, образовавшиеся под действием незаурядного украшения. Харгроув пошёл дальше и тут же попал в коридор тянущихся лент. По пути закатал рукава рубашки до локтя, ведь ткань неприятно тёрлась о запястья; наблюдал за тем, как полосы качаются в стороны, подрываемые сквозняком. Всё это казалась таким странным. Ему никогда не доводилось бывать на подобных мероприятиях, потому что он не видел в них смысла. Лишь пустая трата времени, которая не принесёт ничего нового в его жизнь. Поразвлекаться он мог на улицах Калифорнии, гоняя на своём Камаро с музыкой, включённой на всю громкость; буквально вдыхать запах адреналина и едва улавливать аромат виски, перебивавшийся ночной прохладой ветра. Но в этот раз было иначе. Билли пришёл по двум причинам, которые до последнего не мог принять. Харгроув, не останавливаясь, пошёл к барной стойке. Руководствовалась разлитием пунша и других безалкогольных напитков в этот вечер Сью. Белый наряд ярко контрастировал с тёмной кожей предплечий и шеей, но только подчёркивал достоинства. Руки стали более вытянутыми, белоснежные складки ткани на талии явно утянули её, делая уже; аккуратная шапочка на голове скрывалась в копне чёрных кудрявых волос. — Тебе чего? — уже на автомате спросила Сью, ожидая привычный ответ: «Пунша, а моему другу лимонада». Это была беспроигрышная комбинация. За полтора часа Эндерсон уже так набила руку, что за один подход могла налить целый стаканчик пунша, при этом ни одна капелька не скатилась бы по стенкам одноразовой посуды. Но ответ «Просто воду» выбил её из колеи. Сью с сомнением подняла голову и ахнула, когда увидела Харгроува. — Ты головой не ударился, Билли? — в шутку спросила она, но взгляд голубых глаз ясно дал понять, что ему не понравилось подобное обращение, поэтому Сью переспросила всерьёз. — Просто воду? Кивок головы и Эндерсон с сомнением открыла бутылку и налила воду. Харгроув молча взял стакан и отошёл к стене, встав возле группы одноклассников. Он сразу заметил, что всё внимание было приковано к Харрингтону, сидящему на трибуне. Парень отпускал шутки и жестикулировал так яро, что вызвал смех со стороны остальных. Но как только Билли подошёл, то все отвлеклись от Стива и взглянули на него. Билли не планировал разговаривать, но язык становился всё развязнее, стоило кому-то завести тему, интересную для него самого. Так, сначала они отдалённо коснулись выпускного, думая о том, кто куда разъедется, затем пошли вопросы о карьере, и уже после все облегчённо подошли к видам спорта. — Неужели ты играл даже в лакросс? — удивлённо спросил Томми, потягивая пунш. Билли кивнул головой и прошёл к трибунам, чтобы сесть. Стив отодвинулся, чтобы дать больше пространства. Мэтт, сидящий с другой стороны, проделал тоже самое. — Да, когда мне было тринадцать. Тренер не хотел брать меня в игру, потому что среди остальных я казался сопляком. Но его мнение быстро поменялось, стоило мне приложить стиком главного нападающего и забить несколько раз подряд лучшему вратарю в его команде. Донован присвистнул и полуобернулся в сторону Билли. — Несколько раз подряд для тринадцатилетнего мальчишки — это поразительно. — Мэтт покачал головой, в знак того, что заинтересовался более чем было положено. — Когда я начал, то я с трудом смог забить и один… Отец брал меня с собой на игры слишком часто, дал впервые стик и тогда я почувствовал, что вот это моё. Но когда моя семья переехала в такую дыру как Хоукинс, то пришлось позабыть о лакроссе. Томми, стоявший напротив, заметил на лице Мэтта едва проскользнувшую грусть, которую тот скрыл за стаканом. Постучав ногой по полу и немного подумав, Блейк чуть качнулся вперёд. — Может, предложим тренеру попробовать что-то новенькое? — сказал он, чем привлёк внимание остальных. Даже среди громкой музыки старшеклассники могли его услышать. — Думаю, Брюссель одобрит попытки завести лакросс. По компании поднялся гул одобрительных возгласов. Томми незаметно для остальных подмигнул Мэтту, заставив того прятать теперь улыбку. В груди Билли разлилось тёплое чувство от мысли, что этот спорт может вновь появиться в его жизни. Но всё напрочь выбилось из головы, стоило увидеть в другом конце зала её. Хейли стояла и разговаривала с Эшли. Волнистые рыжие локоны легли на плечи; концы коснулись груди, вздымавшейся вверх при каждом вдохе. Нежно голубое платье, доходящее до пола, скрывало от взора туфли точно такого же цвета на каблуках. Тонкая ткань плотно прилегала к телу; обвивала руки, доходя прямо до пальцев. Сердце пропустило слишком сильный удар, а потом словно на некоторое время замерло. Билли не хватило сил задаться вопросом: «Какого хера?». Он просто сверлил взглядом женскую фигуру, не заботясь о том, что кто-то мог проследить за ним. Как же это было***
На улице уже стемнело, когда праздник был только в самом разгаре. С новой силой доносились басы музыки из школы, отчего у входа подрагивали даже двери. Школьники громко смеялись и гонялись друг за другом, искренне радуясь устроенному балу. Однако на заполненной парковке, среди близко стоящих друг к другу машин, было тихо. Возможно, Джойс просто не хотелось слышать постороннего шума, и поэтому она предпочла сосредоточиться на звёздном небе. Как бы она не пыталась принять прошлое, было очень тяжело отпускать сына бродить где-то ночью. Уж лучше посидеть в машине и забрать обоих сыновей после празднования, чем нервно ходить по дому и испивать по несколько кружек крепкого, неразбавленного молоком кофе. И сейчас она дышала спокойно, полной грудью, уверенная в том, что Уиллу весело и самое главное — он в безопасности. Тяжёлые шаги, а после глухой стук нарушил мирную тишину, царившую в собственной голове. Байерс не надо было много попыток, чтобы угадать, кто к ней подошёл. Хоппер прислонился к её машине и достал из пачки последнюю сигарету. Недовольно вдохнул, понимая, что больше с собой нет. Взял зажигалку и поджёг самый конец. Затянулся, ощущая как прикрываются от расслабления веки, и молча передал сигарету Джойс. — Как в старые добрые времена. — произнёс Джим, наблюдая за тем, как женщина сделала тяжку и следом выпустила серый клуб дыма. Байерс кашлянула и кивнула головой, прижимая одну руку к груди. Они были знакомы ещё с самой школы. Прогуливали вместе уроки и прятались на каких-нибудь мало проходимых улочках, надеясь на то, что их никто не поймает. Воровали у родителей по одной сигарете через раз, чтобы их не заподозрили в краже, и курили одну на двоих. Действительно, как в старые добрые времена. Джойс сделала ещё одну тяжку и передала сигарету. Мимолётом она посмотрела на Джима и заметила обеспокоенность, появившуюся на лице, в перемешку с напряжённостью. Причина была ясна. — Не беспокойся за неё. — сказала Байерс и погладила Хоппера по руке. — Как бы мы не хотели защитить своих детей, придётся научиться им доверять и отпускать. Джим едва кивнул. Говорить подобные слова человеку, который лишился семьи и у которого впервые за столь долгое время появился лучик надежды в лице Оди, не было столь разумным. Ему было страшно от мысли, что Одиннадцать может исчезнуть или погибнуть. Второго подобного удара он не переживёт. Джойс прекрасно понимала его страх. Не требовалось особых усилий, чтобы разгадать настроение, чувства и эмоции Джима. Она выучилась этому ещё в старших классах, поэтому сейчас не отняла пальцев от его руки и начала медленно поглаживать костяшки. И Хоппер был ей за это очень благодарен.