***
Тёмные улицы освещал тусклый свет фонарей. Изредка проезжали машины; люди уже мирно спали в своих кроватях. Только Харгроув стоял на крыльце дома и покуривал сигарету, смотря вдаль. Холодный воздух неприятно щипал открытые участки кожи, на что Билли лишь сильнее затягивался. После танца с Синклер он присоединился к разговору одноклассников, но мыслями был не там. Глаза то и дело искали женскую фигуру, метавшуюся то в одно, то в другое место. Подушечки пальцев покалывало и ладони запотевали от одного воспоминания собственных рук, сжимающих тонкую талию. Билли быстро одёргивал себя, понимая, что уже начинает пялиться. Это было совсем не в его духе. «Простой интерес, не граничащий ни с чем большим», — всплывало в голове, как только представительница противоположного пола делала что-то, что могло привлечь его внимание. Но Хейли ничего не делала. Харгроув поставил локти на перила и нагнулся вперёд. Ворот куртки расстегнулся, и слабый ветер коснулся голой шеи. На нём до сих пор была одежда с бала. Попросту не заходил домой, решив покататься некоторое время на машине, а потом постоять возле дома. Такой расклад не слишком устроил Макс. Её тело устало, икры ног болели из-за постоянных, непрерывных танцев. Но Максин прислонилась виском к прохладному стеклу и закрыла глаза. Улыбка на её лице мельком появлялась, следом также быстро исчезая. Билли почувствовал ту радость, исходящую от Мэйфилд, но ничего не сказал. Чуть сильнее сжал руль при мысли о том, что Лукас мог как-то повлиять на её состояние, однако потом попытался расслабиться, понимая, что пора дать ей выбор. Он не всегда сможет защитить «Безумную Макс». Может попытаться, но быстрее сломается сам. Билли облизнул нижнюю губу и выдохнул. При мысли об одной чёртовой Хейли у него начинало сильнее биться сердце. Если бы он вернулся в самое начало учебного года и сказал бы самому себе, что Синклер поселится в его мыслях, то старый Билли рассмеялся бы в лицо и сказал бы: «Самая тупая шутка, которую я слышал». Но теперь это была не шутка, и подавно не хотелось смеяться. — Простой интерес, не граничащий ни с чем большим. — констатировал Харгроув, заполняя лёгкие табачным дымом. Он повторял эту фразу, пока шёл в свою комнату, пока принимал душ и пока лежал в кровати. Каждое слово отпечаталось в памяти подобно заученной мантре. Но все старания рухнули, когда он задался вопросом: «Что чувствует Хейли?» Нахмурился, не понимая, для чего задался этим вопросом. Какая ему разница, что происходит с ней? Наверняка, ничего. Есть не менее важный вопрос. «Что, блядь, происходит со мной?»***
Самое прекрасное в декабре — снег, кружащийся в воздухе и просто лежащий сугробами на земле. Особенно замечательно было делать снежных ангелов и мериться тем, у кого вышли самые удачные крылья. Так и сейчас Дастин отчаянно спорил с Лукасом о том, что его собственные контуры вышли намного отчётливее, чем у друга. — У тебя не контуры удачными вышли, а телосложение. — препарировал Синклер, признавая поражение. Действительно снежный ангел Хендерсона смотрелся намного лучше тех, что были «выложены» в одну линейку. Уилл и Майк стояли в стороне, прыская в кулаки от смеха. Этот спор выглядел таким забавным. Сами парни не стали принимать участие в конкурсе лучшего ангела. Это было просто ни к чему. Одна Максин не разделяла радости от увиденного снега. Он казался ей странным. Прожив достаточно долгое время в Калифорнии, Мэйфилд привыкла к солнцу настолько, что в Хоукинсе ей попросту его не хватало. И теперь, слыша местами под ногами хруст и ощущая покалывания снежинок, она испытала огромную жажду вернуться обратно. Прийти на пляж и понежиться на раскалённом песке под тёплыми лучами солнца. А если в руках окажется какой-нибудь коктейль, то всё окажется лучше некуда. Из собственных мыслей её вывел снежок, прилетевший прямо в плечо. Макс шикнула и повернулась к парням, свистящим себе под нос одну и ту же мелодию. — И кто это сделал? — Мэйфилд потёрла плечо в месте ушиба. Было вообще-то больно. Сговорившись, парни начали показывать друг на друга пальцами и говорить: «Это всё он! Нет, он!». Только всё пошло не по плану. Майк, Уилл и Дастин разом показали на Лукаса. Такой расклад событий явно не понравился Синклеру, отчего тот тут же взмахнул руками и нахмурил брови. Локоть совершенно случайно задел Уилера по плечу. Майк ахнул от неожиданности. «Чувак, я случайно» — сказал Лукас, тут же поднял руки и сделал маленький, едва заметный шаг в сторону. Но Уилер пропустил слова мимо ушей. Он закатал рукава куртки под протяжное «оу» со стороны друзей и прыгнул, толкнувшись вперёд. Прямой целью должен был стать Синклер, только вот Майк не учёл одного — Лукас просто взял и отошёл в сторону. Дастин не успел опомниться, как уже лежал на земле, прижатый сверху Уилером и засыпанный снегом. Его прекрасный снежный ангел уже перестал иметь те контуры, которые имел до, из-за чего Дастин взвыл. Уилл засмеялся, хватаясь за живот. Даже побагровевший не то от злости, не то от холода Майк смягчился и заулыбался. — Я был бы очень признателен, если бы ты сбросил свою тушку с моего тела. — разочарованно пробубнил Хендерсон, пытаясь перекатиться на бок. Уилер поднялся и, собрав ладонями горстку снега, рассыпал его прямо на лицо друга. Синклер смотрел на это всё с искрами в глазах. Он любил зиму и всё, что было с ней связано. Вплоть до праздников, для которых специально наготавливалась целая гора еды. Особенным деликатесом Лукас считал рождественскую индейку. Его желудок болезненно сжался, стоило вспомнить божественный вкус мяса, поданного с особенным винным соусом и запечёнными яблоками. Вообще, все праздники ему нравились в частности из-за пищи, которую доводиться чаще всего съесть только в «особенные» дни. То, что он не любил — собираться всей огромной Синклеровской семьёй в чьём-либо доме. В позапрошлом году они отправились в Западную Вирджинию к тётке Эллис, чтобы отметить Новый год. Правда Лукас в итоге отметил его в машине с целлофановым пакетом в руках. Вместо поздравительной речи он лишь слышал слова: «Роб, сбавь скорость, его сейчас вырвет»; «Мам, он заблевал моё пальто»; «Сейчас будет фонтанчик!». Последняя фраза была сказана Эрикой, которая намеренно выхватила пакет из рук. Но о продолжении лучше всего будет умолчать. Не для слабонервных это, да и вдаваться в подробности Лукас не любил. Прошлый год они провели в Нью-Йорке. Надо признать, что всё было не так уж и плохо. Если не считать того, что Лукас спалил ёлку вместе с половиной подарков под ней. Хейли бегала из кухни прямо в зал с чашкой воды, но с каждой секундой пламя всё увеличивалось, и обугленная хвоя сыпалась на пол. Благо вовремя подоспела бабушка Марго. Она возомнила себя настоящим пожарником. С важным видом отозвала детвору, успевшую присесть на «вечерний огонёк», и взялась за огнетушитель. Подарки оказались спасены, а вот ель почернела. Синклер молился, чтобы в этом году они остались дома. Хотя Нью-Йорк он вспоминал ещё достаточно долгое время. Не против был бы даже повторить поездку к бабуле Марго, да только к ёлке его больше не подпустят. Да и он сам не особо так хотел. «Не стоит, наверное, больше брать горелку в руки» — думал он, переминая пальцы. Из размышлений о «прекрасном» его вывел снежок, прилетевший прямо в голову. Лукас тут же приложил ладонь к виску и повернулся. — Один — один — одними губами произнесла Макс и натянула варежки, чтобы было удобнее лепить снежки. Но не успел Синклер опомниться, как со спины прилетела целая лавина снега, накрывая собой и его самого, и парней. Уилл не удержался на ногах и упал на землю, больно ударившись своей пятой точкой. Мэйфилд округлила глаза и приложила ладонь ко рту. Сбоку от неё послышался хруст снега. Майк, успевший протереть лицо, прищурился, пытаясь понять, кто это сделал. Хотя долго думать и не пришлось. На ум всем четверым одновременно пришёл лишь один человек, способный на такую проделку. — Оди. — разом выкрикнули они, недовольно мыча. Одиннадцать сдержанно улыбнулась и приподняла подбородок вверх. Кивком головы поприветствовала Макс и стала подле неё. Мэйфилд ошарашенно смотрела на незнакомку, пытаясь понять, что только что сейчас произошло. Как-то раз она слышала от Лукаса историю про удивительную девочку, которая спасла жизни не только них, но и всего Хоукинса, благодаря удивительной силе. Тогда Максин тупо уставилась на Синклера, пытаясь понять, за кого он её принимает. — Ты думаешь, я настолько глупа, чтобы поверить во весь этот бред с телекинезом и демогригами? — Демогоргонами. — осторожно поправил её Лукас, поставив руки на бока. Его лицо было таким серьёзным, что на секунду Макс даже поверила ему. Но сомнения перевесили веру. Слишком во многие игры она играла, собственно говоря как и Лукас с его компашкой «лузеров». Именно поэтому такой странный рассказ можно было списать на буйную фантазию или проделку в их выдуманной игре «Подземелья и драконы». Но когда Макс увидела собственными глазами созданную лавину снега и ту самую девочку «супер героя», то пришлось поверить. На первое место пришёл страх, на второе — удивление, а на третье — восхищение. — Да ты просто чумовая! — воскликнула Мэйфилд и легонько ударила незнакомку по плечу. Оди сначала смутилась, но, увидев радостное лицо, улыбнулась. Ей было чуждо видеть девчонку в компании своих лучших друзей, потому что боязнь быть заменённой оказалась выше обычных качеств. Выше прежнего спокойствия и уверенности в том, что она всегда будет на своём месте. Но, возможно, стоит познакомиться чуть ближе с этой «белкой», коей охарактеризовала её Оди за цвет волос, то мнение её изменится. — Я Макс. — кивнула та, получше натянув шапку на уши. — Я тебя видела на бале, но ты потом быстро ушла. Оди попыталась вспомнить, видела ли она сама её. Но припомнить ничего не могла. Уж очень сильно была сосредоточена на Майке, пытавшемся сейчас выбраться из сугроба. — Меня ждали. Ответ оказался коротким, но ни капли не разочаровал. Хендерсон, набрав в грудь побольше воздуха, а в ладонь снега, замахнулся и кинул «снаряд» в сторону девочек. Одиннадцать мгновенно подняла руку и остановила снежок, заставив его некоторое время левитировать. Мэйфилд, всё ещё не веря своим глазам, наблюдала за тем, как из одного комка выходят четыре. Маленькие крупицы кружились, но не падали на землю. — Дастин. — отчаянно завопил Уилл, уже понимая, что четыре «снаряда» предназначаются четырем парням, поднявшимся на ноги. И так продолжился их день — в побеге от «супер-героя» и «белки».***
— Кому я сказал?! Вы, олухи, меня совсем не слышите? — взревел тренер, взмахивая руками. Его до жути раздражало непослушание и рассеянность юношеского состава. — Я же сказал: «Перекидываем мяч на противоположную сторону крайнему игроку». А это что? Балет какой-то! Харрингтон устало выдохнул. Поднял край майки и вытер им лицо. Огромное мокрое пятно осталось следом на ткани. Как только Брюссель узнал, что в мае состоится окружной чемпионат по баскетболу за звание «Лучшие игроки 1986-го», то все уроки физкультуры превратились в мучительные тренировки. Так ещё помимо этого происходили внеплановые занятия каждый вторник и пятницу ровно в шесть часов вечера. Все на негнущихся ногах перебегали от одной точки к другой, вели ожесточённую борьбу против друг друга и под конец забивали всё меньше мячей из-за усталости. — Время детского сада давно закончилось. — кричал на просьбы пятиминутного отдыха Брюссель, плескаясь слюной в первый ряд игроков. — Здесь уже начались взрослые игры! Стив понимал это. Но в один момент даже ему, безмерно любящему баскетбол человеку, надоел этот вид спорта. Продолжая наблюдать за тем, как тренер отчитывает двух центровых и одного атакующего защитника, Харрингтон всё больше задумывался над решением покинуть игру. Однако из мыслей его вывели крики с другого конца спортивного зала. Мэддисон показывала связку, причём в движениях её наблюдалась непривычная резкость и нервность. Она была раздражена тем, что уже полчаса половина чирлидерш не может запомнить простые движения. — Прыжок, прыжок, повтор, взмах рукой. Раз, два, три. Наклон вперёд, руки в стороны. Трясём, трясём; раз, два, три и прыжок. — отчеканила Клэр, затягивая взлохматившийся хвост. — Что-то не понятно? Девушки дружно принялись повторять связку под чёткий счёт Мэддисон. Она, подобно надзирателю, ходила из стороны в сторону, следя за каждым движением. От зоркого глаза не укрывалась даже неправильная фиксация пальцев в определённые моменты. — Нет! Всё не так! — отчаянно крикнула Мэддисон, скрепляя руки на затылке. Ей хотелось убежать из зала, закрыться в первом попавшемся кабинете и горько заплакать. На носу был не только чемпионат по баскетболу, но и конкурс на лучшую чирлидерскую команду округа. Если они проиграют, то Клэр может забыть про университет, о котором так жадно мечтала. Всё спланированное будущее развалится в щепки, и самым актуальным станет пойти на работу прямо в магазин Байерс, если и туда хоть возьмут. — Объясни нам ещё раз. — сказала запыхавшаяся Хейли, облизнув губы. — Мы постараемся повторить абсолютно всё. Да, девочки? Все согласно начали кивать. Такая маленькая поддержка вывела Мэддисон из оцепенения. Встряхнув руками и ногами, Клэр вновь начала показывать движения, заостряя внимание на каждом шаге. Это будет самым важным событием в её жизни, поэтому она будет бороться до последнего. До посинения в пальцах, но не остановится на начатом. Стив одёрнул голову, разворачиваясь обратно к тренеру. Двое из трёх «виновных» выглядели теперь хуже белого мела. Казалось, что один из них непременно упадёт в обморок. — Он уже помешался. — сказал Донован, проводя руками по промокшим насквозь волосам. — Если так будет продолжаться, то от команды останешься один ты да Билли. Харрингтон вздрогнул, представив себе эту картину. Ещё раз посмотрел на Клэр и повернул голову в сторону злобного тренера. Может быть, если команда выиграет этот чемпионат и сам Стив проявит себя отличным игроком, то его собственное будущее окажется иным. Ему не придётся ходить в нелюбимый университет, сидеть на скучных лекциях и томно вздыхать над домашним заданием. Мечта, покоившаяся уже где-то в глубине души, рвалась наружу. У него будет полгода, чтобы подготовиться к вступительным в медицинский и одновременно к игре. Поэтому слова Мэтта неприятно кольнули Стива, ведь это была правда. Только Харгроув смог бы вынести все сквернословия и требования Брюсселя, и то никто не был уверен в длительности его терпения. У всех есть предел. — Я поговорю с ним. — твёрдо решил Харрингтон, не намереваясь теперь отпускать мечту, а вместе с тем и шанс на реальное будущее. Со звонком тренер взмахнул рукой и молча ушёл к себе в кабинет. Он явно был огорошен тем, что урок так быстро закончился. Что было непривычным — ни одного упоминания о завтрашней вечерней тренировке. Трое «груш» выдохнули с облегчением, стоило услышать неприятный, но такой долгожданный звук. Их плечи опустились, спины буквально согнулись. В такой позе они поскорее двинулись в раздевалку. На лице их покоилась мертвенная бледность. Стив пошёл следом. Он поговорит с Брюсселем после всех занятий, когда тот остынет, да и сам Харрингтон подберёт верные слова. Харгроув задержался на площадке. Он не хотел толпиться у самого входа в раздевалку, сидеть в пропахнувшей потом комнате и ждать, пока освободится хоть один душ. Легче отсидеться минут десять на более менее свежем воздухе, а потом уже зайти внутрь. Опоздает на следующий урок — ну и пусть. Всё равно ему никогда не нравилась астрономия. Билли попросту не понимал, зачем так долго смотреть на звёзды и выискивать созвездия, рассчитывать движение и скорость небесных тел и систем, а уж тем более их происхождение. «Скучно», — только отвечал он, стоило упомянуть об этом предмете. Куда интереснее было следить за группой чирлидерш, делавших последний прогон части номера. А ещё увлекательнее было выискивать одну рыжеволосую бестию, с которой они не виделись после самого бала. Хотя чего он мог ожидать? Что они возьмут и придут негласно в определённое место и о чём-то поговорят? Нет. Билли уж точно это не нужно. Он просто посидит и посмотрит на неё издалека. Теперь собственные мысли после того вечера казались ему глупыми. «Я был пьян и накурился» — хорошее объяснение странным чувствам. Только было два «но». В тот день Харгроув не выпил ни капли спиртного и выкурил сигарет меньше собственной нормы. С последним криком «Три!» девушки застыли в одном положении, расположив правую руку на талии, а вторую подняв вверх. Мэддисон созвала всех поближе к себе и начала указывать на ошибки. На какие именно Билли не слышал. Да ему это было и вовсе не нужно. Собственные мышцы непривычно гудели, дыхание восстанавливалось дольше обычного. Надо сказать Брюсселю «спасибо» за такую нагрузку. — Ладно. Вы все молодцы, но можете и лучше. — в привычной манере сказала Клэр и пошла во вторую раздевалку. Следом за ней поплелись остальные девочки. Хейли спускалась со ступеней. Её положение — третий ряд второе место справа. Харгроув запомнил это чуть ли не после первой тренировки. Надо же было знать, где находится отвратительная Синклер, чтобы и вовсе не смотреть в её сторону. Но по итогу то смотрел он на неё. Хейли провела рукой по лицу и спустилась к шее. Пот неприятно ощущался на теле. Повернув голову, она заметила никуда не спешившего Билли. Заминка на доли секунд не скрылась от его глаз. Синклер кивнула и постаралась улыбнуться в знак приветствия, а затем поспешно пошла в раздевалку, чувствуя взгляд, прожигающий дыру в затылке. Хейли не могла сказать, что избегала Билли. Старалась лишь поменьше смотреть на него и пересекаться с ним, ведь сделанное ранее самой себе признание до того её ошеломило, что до сих пор она не могла прийти в себя. Как можно было влюбиться в такого, как Билли? Узнай об этом её родители, то тут же рассмеялись бы ей прямо в лицо. Он же заносчивый, отвратительный, ужасный, высокомерный. Именно так его представляли все, и все беспрекословно верили этим словам. Но после нескольких месяцев общения с Билли, подобное мнение о нём вызывало негодование. «Харгроув, конечно, идиот, но не такой» — думала Хейли, стянув мокрые вещи с тела и после направившись в душ. Синклер вспоминала все разговоры, все его действия (за исключением тех моментов, когда он грозился убить Лукаса). Едкие высказывание с его стороны уже не обижали. В них, наоборот, скрывалась та правда, которую боишься услышать. — Ты боишься оступиться. Боишься провала. Боишься, что всё то, что строила годами, исчезнет в один миг. И даже сейчас ты тебе страшно. Боишься обиженного детством мальчика, не так ли, Синклер? Хейли собрала волосы в пучок, затянула резинкой и встала под душем. Струи тёплой воды начали поспешно падать на тело и стекать вниз. — Не будь действительно дурой, Синклер. Я сказал тебе это, не чтобы получить твои извинения и ненужную поддержку. А чтобы ты не строила чудесный дом с тремя детьми, кошками и Харрингтоном в своей голове. Она закрыла глаза и откинула голову назад, подставляя лицо под воду. — Мне не нужны твои клятвы, Хейли. Я итак знаю, что я мразь, кретин, идиот и все прочие слова, которыми меня отчаянно любят величать. Знаю, что веду себя как последний мудак по отношению ко всем. И мне не нужны лицемерные мнения остальных о том, какой я Прекрасный-И-Величественный, ведь это не так. Лучше знать правду, чем верить в ложь. Даже в настолько тупую, как смерть вымышленной собаки. Синклер провела руками по плечам. Выдохнула, ощущая свежесть. — Скажем так. — Харгроув наклонился вперёд, скрепляя руки в замок. — Такую заносчивую и сумасшедшую, в плохом смысле этого слова, я хочу послать на хер. Но в определённые моменты ты не кажешься такой недалёкой дурой, коей являешься. И в такие моменты с тобой можно поговорить нормально. Хейли едва улыбнулась, закручивая вентиль. Подошла к вешалке, взяла полотенце и обернула его вокруг тела. Со всех сторон слышался гомон женских голосов, обсуждающих не то причёски, не то парней. Но в голове сейчас сидел только один голос. — Плохие мальчики разрушают жизнь пай-девочек. Синклер выдохнула, начиная одеваться. Сам того не подозревая, он уже начал рушить всё своим присутствием.***
Сидя на уроках, не раз задумываешься о том, что вообще происходит вокруг. Именно в такие моменты замечаешь все прелести дерева, находящегося по ту сторону окна. Изучаешь каждый листок, каждую веточку, отмечая их индивидуальность. Например, на самых верхушках листья оказались более зауженными, чем в середине, да и цвет бледнее. А что касалось низа, то об этом стоит умолчать. Только вот зимой можно было отметить лишь прекрасные снежные шубки, в которые укутались кустарники и деревья. Сью это не нравилось. Она привыкла сидеть на третьей парте первого ряда и спокойно себе поглядывать за жизнью вне школьных стен. Хотя бы в том же самом дворике, который в это время года пустовал. Осенью и весной открывалась прекрасная возможность наблюдать за прогульщиками или за детьми, которые задержались на позднем обеде. Именно позднем обеде, ведь за школьные часы у младшей школы аж целых три приёма пищи. И ещё Сью не нравилось то, как на неё недоброжелательно поглядывает учитель. — Мисс Эндерсон, уж очень не хочется вас отвлекать от столь «важного» дела, но у нас идёт урок. — Тогда не отвлекайте, раз не хочется. — только и ответила Сью, качая ногой вперёд и назад. Такие слова стали привычными для Эндерсон. Все учителя уже зарубили себе на носу, что лучше поставить неуд за поведение, чем в очередной раз отправлять девчонку к директору. В итоге ничего не изменилось. Эндерсон продолжила бы огрызаться на каждое слово, смотреть в окно и крутить ручку в пальцах, изредка делая вид, что хоть что-то пишет. Однако новый преподаватель, вышедший на прошлой неделе, не хотел мириться с таким раскладом. — Мисс Эндерсон. — учитель завёл одну руку с учебником за спину; пальцы второй поправили очки, съехавшие с переносицы. — Не поверите, но сейчас очень резко захотелось. Сью тяжело вздохнула и наконец-то оторвала взгляд от дорожки, усыпанной снегом. Она оглядела лицо преподавателя, на лице которого отразилась полуулыбка. Выглядел он молодо, даже слишком, что стало понятно с первого урока. В прошлый понедельник целые двадцать минут перемены Сью слышала позади шепотки одноклассниц, спорящих о том, сколько же ему лет. Но нужно было всего лишь дождаться урока. Прозвенел звонок. В центр кабинета вышел никому, кроме начальства, неизвестный молодой человек. В этот момент все разговоры затихли, что было удивительно для этого урока. Обычно все, находясь на углублённой математике, перекидывали бумажки с решениями и шептали друг другу ответы. Сью сразу же нахмурилась, перестав вертеть ручку. Внешний вид незнакомца выдавал полную уверенность в себе, даже долю надменности. Чёрные волосы были острижены под «фейд», нос с едва заметной горбинкой, очки, которые норовили упасть, и плотно сомкнутые губы, принявшие вид линии. Классическая белая рубашка с галстуком и брюки. «Будто в офис собрался» — сразу же подумалось Сью, стоило ещё увидеть блестящие туфли. Она бы не удивилась, если бы незнакомец пришёл с дипломатом. — Здравствуйте. — голос незнакомца был низким, отчасти шершавым, но приятным. Сью сразу же услышала акцент. — Меня зовут мистер Шварц. — теперь понятно, немец. — Я новый учитель математики. Так посчастливилось, что мне решили дать ваш класс с углубленной формой прямо за пол года до экзаменов… Не надейтесь, что уроки будут лёгкими. От вас требуется полная сосредоточенность и внимательность, а от меня всё остальное. И тогда, не сомневайтесь, результаты удивят каждого из вас. Эндерсон усмехнулась. Она до сих пор не понимала на кой чёрт перешла в класс с углублённой математикой, когда была возможность остаться в обычном и сдавать простой базовый вариант, практически не заморачиваясь. Хотя нет, понимала. Родители её заставили. А теперь Сью вовсе не была уверена в том, что напишет экзамен хотя бы на тройку. И уж тем более не была уверена в новом учителе немце. — Если вопросов нет, то можем начать урок. — Есть один вопрос. — Эндерсон закатила глаза, услышав голос блондинки, чьё имя никак не может запомнить. Всегда называла её «блондинкой». — Сколько вам лет? Мистер Шварц дотронулся до оправы очков, поправляя их, и завёл руку обратно за спину. Лицо осталось таким же беспристрастным, что и до этого. — Двадцать один год. Но не думаю, что вам пригодится эта информация в ходе обучения. — ответил он, и со стороны послышались смешки в купе с протяжным гласным «у». Сью подавила смешок в кулак. Блондинка постаралась улыбнуться, но вышло не очень. С одной стороны она была рада, что получила ответ, а с другой стороны была раздосадована лишним продолжением. Мистер Шварц подошёл к столу, открыл журнал и начал перечислять всех по очереди. Надо было отдать ему должное — память на лица оказалась отменной. — Вам известны понятие о гомотетии и инверсии, о котором я рассказываю уже больше половины урока? Эндерсон вперила взгляд в лицо преподавателя. — Нет. — процедила она сквозь зубы, сжимая ручку в руках. Мистер Шварц хмыкнул. Весь его вид принял выражение — «Не сомневался в этом». Он кивнул головой, пролистал пару страниц учебника назад и вновь обратился к в миг разозлившейся девушке. — Стало быть, метод симметрии и спрямления вам тоже не известен? И теорема Шаля? На оба вопроса было получено отрицательное покачивание головой. Геометрия. Как же она ненавидела геометрию. Учитель подошёл к столу, взял ручку и вывел что-то в журнале. Сью не сомневалась, что получила очередной неуд. — Мисс Эндерсон, вам придётся остаться после уроков. Я сам лично объясню вам эти темы. — немец посмотрел исподлобья, после чего выпрямился и вновь продолжил объяснять материал. Сью не заметила, как вся доска оказалась исписана мелом. Причём нарисованы были такие фигуры и линии, что пришлось бы напрячься, чтобы понять их. Эндерсон пристально смотрела в спину учителя, проклиная его. После школы она думала по быстрому прийти домой и начать смотреть бразильский сериал, который начнётся ровно в два часа дня. Но уже без четверти часа. Похоже, нужно сказать «пока-пока» сериалу и «привет-привет» назойливому Шварцу с его углублённой математикой.***
Харрингтон стоял прямо напротив кабинета тренера. Уроки закончились минут пять назад, и Стив, схватив все вещи и забросив их беспорядочно в сумку, тут же рванул в спортивный зал. За три урока он уже успел хорошенько обдумать, что скажет Брюсселю. Значительную лепту внесли остальные игроки, выдвигавшие предложения. Они были согласны даже на поздние тренировки, только пусть хотя бы один или два школьных урока проходили по обычному. Харгроув лишь отмахивался и говорил: «Мне всё равно, делайте, что хотите». Мэтт принял особое участие и писал каждую перемену и малую часть урока биологии «торжественную речь». Только вот Харрингтон сейчас быстро пробежался глазами по бумажке и, свернув её в комок, закинул в карман джинсов. Он справится сам. Осторожный стук в дверь, негромкое «Зайдите» и Стив оказался внутри тренерской обители. Он уже бывал здесь. Небольшая комната, выкрашенная в тёмно-зелёный цвет; такой же тёмный стол, книжные шкафы с спортивными журналами и теоретическими учебниками. Самым главным здесь был потрёпанный кожаный диван, на котором тренер всегда любил лежать и спать в перерывах между уроками. Стив удивился, когда увидел Брюсселя в кресле за столом. Мужчина вытянулся и сложил руки, подобно обычному ученику. Но когда тренер понял, что в его обитель явился всего лишь Харрингтон, то тут же расслабился. — Чтоб тебя, Харрингтон. — ругнулся Брюссель, доставая из-под стола бутылку спиртного. — Ты предупреждай хоть, когда заходишь. Я думал, что внеплановая проверка. Слишком уж директор зачастил. «Интересно, почему» — съязвил у себя в мыслях Стив, смотря на то, как тренер разливает появившийся алкоголь в стакан. Практически все ученики знали наклонность учителя к спиртному, только вот никому не удавалось застать его с поличным. Брюссель позволял себе пить только при доверенных лицах. Ими был Харрингтон и буфетчица Дирдофф. — Чего пришёл? — Брюссель сделал глоток и откинулся на спинку кресла. Стив переступил с пятки на носок. Пальцы правой руки сжали ремень сумки; скомканная бумажка начала неприятно «жечь» бедро. Тренер показал рукой на диван, мол, «присаживайся». Харрингтон принял это безмолвное приглашение. Прокашлялся, прежде чем начать. — Тренер, я, как капитан команды, взволнован сложившейся ситуацией в команде. Занятия на уроках и внеплановые тренировки плохо влияют на состояние игроков. Хотел бы вас попросить сбавить то давление, которое оказывается на нас сейчас. Брюссель удивлённо приоткрыл рот; брови его подлетели вверх, открывая тем самым взору складки кожи на лбу. — Не думал, Стив, что ты не разделяешь моих намерений привести эту группу «новичков» в нормальное состояние. Они должны выдавать из себя максимум, чтобы сразиться на чемпионате и никак иначе! Ты, именно как капитан команды, должен помогать мне в этом и заставлять их работать в поте лица чуть ли не каждую секунду! Под конец своей речи тренер ударил кулаком по столу. Стакан с алкоголем дрогнул, отчего спиртное начало биться о стенки. Кипа бумаг, лежавшая чуть ли не на краю, пошатнулась. Харрингтон не дёрнулся. Он был готов к подобной реакции, поэтому лишь скрепил руки в замок перед собой и чуть наклонился вперёд. — Я хочу больше всех выиграть этот чемпионат, тренер. — честно признался Стив, говоря ровным голосом. — Но если мы так продолжим, то от команды никого не останется. А с одним, двумя или максимум тремя игроками Вы не то, что чемпионат не выиграете, а даже обычное состязание не осилите. — Да и чёрт с ними тогда! Пусть валят на все четыре стороны, вон, к Мэддисон. Им самое место в её рядах с цветастой требухой и юбками. Новых найдём. — Не найдём. — твёрдо ответил Харрингтон. — Таких как они больше нет и не будет. Мы выиграли важное состязание против Ричмонда, пусть и с перевесом в один забитый мяч. Но сами посмотрите на то, какую вы команду собрали, тренер. Это уже не новички, не любители, а самые настоящие игроки, которые на поле готовы рвать и метать. У нас там жизнь идёт и игра на смерть. А теперь добавилась борьба с безумной усталостью… Вы же сами заметили, как под конец всех тренировок падает наша продуктивность. Всё, что мы просим — отдых. Хотя бы десять минут без ярого указа на наши ошибки. И всего один урок, на котором мы смогли бы заниматься чем-то помимо баскетбола. Брюссель навострил уши. Речь Стива произвела на него сильное впечатление. Он понемногу отпивал алкоголь из стакана и, сощурив глаза, наблюдал за парнишкой напротив. — И чем же вся команда изволит заниматься на уроке, как не баскетболом? — Лакроссом. — мгновенно сказал Стив, вспомнив разговор на балу. Тренер присвистнул, покрутившись на стуле из стороны в сторону. — Право, я ожидал услышать всё, что угодно. Тот же самый футбол, бейсбол, бадминтон, но никак не лакросс. У нас же даже снаряжения нормального нет. — тренер призадумался, приставив стакан к подбородку. — Хотя где-то в кладовке валялись стики выпускников восьмидесятого года, если их не выкинули… Но поле однозначно есть. Харрингтон держал серьёзное лицо, хотя в душе уже ликовал. Брюссель посмотрел на него, после чего махнул рукой, указывая на дверь. — Проваливай и скажи им, что будут им перерывы, отдых и вся такая бабская фигня. — последние два слова Стив решил не запоминать. — По поводу лакросса я ещё подумаю. Когда найдёте защиту и инвентарь, то тогда и поговорим. Харрингтон встал и, сказав на прощание — «Спасибо. До свидания», вышел из кабинета. Стив вздрогнул, увидев перед собой всю, как ему показалось, команду, за исключением Харгроува. Донован пытался выглядеть серьёзным с напускным безразличием, но ничего не вышло. Вместо этого он нервно переминал пальцы, периодически слыша хруст. — Ну что? — в нетерпении спросил Томми, стоило Харрингтону закрыть дверь. Одного кивка головы и улыбки хватило, чтобы команда начала подбрасывать своего «спасителя» в воздух и кричать победное «Ура! Да! Харрингтон, красавчик!». Но потом они мгновенно решили скрыться, стоило услышать стук какого-то очень тяжёлого предмета о стенку. Брюссель не пожалел своего канделябра, чтобы утихомирить назойливый гомон.***
— И если провести линию вот здесь. — Шварц приложил линейку к доске и мелом вычертил продолжение фигуры. — то мы увидим параллельность этих прямых, взаимное положение которых сохраняется, а значит… А что значит Сью уже не разобрала. Она пыталась понять, что твердит немец, правда пыталась в первые минут двадцать. Но из всего его рассказа она понимала только слова: «проведём ту линию, а потом эту и эту… И вот, доказано. Понятно?». — Нет, ничего не понятно. — честно ответила она, отодвигая от себя тетрадь и хватаясь за волосы. Идея идти на бухгалтера вмиг показалась Сью самым ужасным, что только могли придумать её родители. «Но я не хочу» — твердила она им, однако никто не собирался слушать. В семье Эндерсон все дети подчинялись выбору старших и неважно, касается это учёбы, друзей или любовного плана. Всю жизнь расписывали наперёд. Так, самая старшая сестра Сью Кэтрин работает преподавателем в одном из основных университетов Техаса, замужем и уже имеет трёхлетнюю дочку и годовалого сына. Средний, Калеб учится в университете Хоукинса на юриста. Родители уже нашли ему «прекрасную» партию для женитьбы. И то же самое хотели проделать с самой Сью, отчего ей хотелось рыдать. Шварц устало вздохнул и сел на край своего стола. Не снимая очков, протёр глаза. — Тебя ведь зовут Сью? — послышалось слабое «Да». — Так вот, Сью, тебе бы перевестись в обычный класс и базу сдавать, а не вот этим всем, — учитель обвёл рукой доску, на которой старательно выводил фигуры для подтверждения теоремы, — себе голову забивать. — Вы думаете, я сама не знаю этого? — она опустила руки на парту и посмотрела в сторону. — Но я не могу. Мне нужно сдавать только профиль. — Родители, значит. — сказал Шварц, будучи полностью уверенным. Даже не спросил, а просто сказал. Эндерсон вопросительно на него посмотрела, чем вызвала лёгкую улыбку на его лице. Впервые за неделю она увидела какую-то новую эмоцию на лице немца. — Не сложно догадаться. Зачем тебе нужна углублённая математика, если ты её совершенно не понимаешь? Незачем. Если только профессия не требует того. А профессия твоя, выходит, не по душе. Логическая цепочка оказалась настолько простой, что Сью поругала себя за свою глупость. — Как «это», — под этим имелась в виду вся математика, — может нравиться? Шварц пожал плечами, явно не разделяя взгляда ученицы. — Математика, как по мне, вообще наука очень интересная. Именно наука, а как предмет тем более. Того же мнения придерживаюсь по поводу физики, но сейчас не об этом. Если тебе что-то нравится, ты за это готов рвать и метать, если просто говорить. — немец снял очки и посмотрел на часы, явно не видя времени. — Так и я любил эти предметы настолько, что закончил школу раньше времени, сдав необходимые экзамены, и пошёл в университет в свои шестнадцать. Пять лет обучения и теперь я здесь. Но суть моих мыслей понятна? — Понятна. — согласно ответила Эндерсон, кивнув головой. — Я, вообще, готовить люблю. Как бы смешно не прозвучало, поваром хочу стать. Шварц посмотрел на Сью. Взгляд был затуманенным из-за отсутствия очков. — И это прекрасно. — от этой фразы глаза Сью открылись шире. — Родителям порой нужно давать отпор, ведь это тебе работать, а не им. И они не поймут, какие сложности вызывают разные… теоремы Шаля, например. Но мой совет тебе, Сью, переведись в класс с базовой математикой и сосредоточься на тех предметах, которые тебе действительно будут нужны… Думаю, что заниматься дальше нет смысла. Ошеломлённая сказанным, Эндерсон не сразу пришла в себя. Практически никто не разделял её желания, касаемо будущей профессии. Родители подавно о ней не знали. А тут «И это прекрасно». Шварц надел очки, выпрямился и пошёл к доске, чтобы стереть своё тридцатиминутное творение. Сью поднялась, положила вещи в рюкзак и пошла к выходу. — Спасибо вам. — сказала она, коснувшись ручки двери. Учитель задержал тряпку на середине доски. — За вашу попытку объяснить мне хоть что-то. Правда, я ничего так и не поняла, но не важно… Нет, хотя важно. Ой, — Эндерсон поморщилась и улыбнулась, понимая, что снова начинает забалтываться. Как всегда. — Вы поняли. И ещё спасибо за ваши последние слова. Они правда очень важны. Шварц кивнул; уголки его губ приподнялись. Сью задержалась на пару секунд прежде чем уйти. Эндерсон оказалась полна решимости прямо сейчас отправиться к директору и попросить перевод в другой класс в тайне от родителей. Пожалеет? Ну не убьют же её за это. Только она остановилась на месте и закатила глаза, понимая, что и в базе у неё полная дезориентированность. Математику она еле как списывала в предыдущих классах, знала кое-какие основы, вот только с остальным были огромные проблемы. Развернувшись, Эндерсон пошла обратно. — Мистер Шварц. — она заглянула внутрь кабинета и заметила учителя, складывавшего вещи в дипломат. Как же предсказуемо. — Ещё раз вам огромное спасибо, только есть проблема. Я и в базовой математике плохо соображаю. В общем, хотела вас попросить провести пару занятий. Немец наверняка хотел задать вопрос «Почему же я, мисс Эндерсон?», но воздержался. — Хорошо. Но ты сначала переведись, а потом уже поговорим по поводу дополнительных занятий. Надеюсь, что не увижу тебя на следующем уроке. Сью посмеялась. Сказанные слова прозвучали забавно, учитывая немецкий акцент, и в то же время обидно. Была бы это другая ситуация, то она действительно бы огорчилась. — Как скажете. — отсалютовав, Эндерсон окончательно покинула кабинет математики.