Мужская раздевалка после урока физкультуры благоухает ядрёным запахом пота, наполняется гоготанием парней и собирает все звуки падающих капель душевой воды и шлепков мокрых босых ног о потрескавшуюся в каких-то местах плитку. Короче говоря, девушкам лучше не заходить туда, чтобы не упасть от сногсшибательных ароматов, и чтобы ненароком не наткнуться на парня, бёдра которого обёрнуты полотенцем, или вовсе,
не упаси Господь, голого. Если это красавчик Билли Харгроув или великолепный Стив Харрингтон, то можно оставить дверь открытой.
— Эй, — один из самых высоких и самых худых вышел из-за перегородки, попутно надевая джинсы. — Когда там вещают каникулы?
— Полторы недели потерпи. Ладно, покедова ребят. — крикнул другой голос в отдалении и тут же захлопнулась дверь.
Мэтт Донован утыкал свой взгляд в пол, ощущая себя как не в своей тарелке. Раньше он свободно мог расхаживать по раздевалке голым, не испытывая ни малейшей капли стыда за свою наготу, ведь это нормально. Парни могут видеть друг друга голыми, что тут такого? «Один и тот же член с яйцами, только разных размеров» — думал Мэтт в своё время, держа прямой курс к своему шкафчику. Но теперь он чувствовал огромный прилив срама от голых тел, играющих друг с другом по-мальчишески, не вкладывая никакого особого смысла в шлепки по голому заду или катания на спинах.
— Кто-нибудь слышал что-то по поводу лакросса? Брюссель всё же будет вводить его?
— Будет. После Нового года. — Стив потеребил мокрые волосы полотенцем, вешая его потом себе на шею.
Смех и поздравительные возгласы опутали Мэтта со всех сторон. Ему стало душно от мерзкого запаха, некогда приятного ему; среди всей агонии слышал мерные удары своего сердца, словно он надел стетоскоп. От внимательного Харрингтона не скрылась перемена в товарище.
— Всё окей? — Стив несильно стукнул Мэтта по плечу и получил в ответ кивок опущенной в пол головы.
А что Донован мог ему сказать? «Нет, чувак, всё не окей. Я не могу смотреть на девок, которых трахал пару месяцев назад; чувствую себя семилеткой, которой подарил цветок любимый парень, стоит очутиться в чисто мужском обществе; и даже журналы Playboy выкинул в урну, понимаешь, как всё херово?». Но он такое не сказал и не скажет, ведь в глазах своих товарищей станет человеком, севшим в голубой вагон, и прозвища о нём будут далеко не лестными.
И тут он услышал голос, пробравший его до мурашек.
— Мой отец свалит на следующих выходных, так что можно потусоваться у меня. — Мэтт поднял голову, переводя свой взгляд с плитки на появившегося Томми. По его плечам, груди и прессу скользили капли, скатывались с плоского живота к потёртым джинсам.
Донован сглотнул. Эти джинсы он запомнит надолго, ведь именно они были на Блейке в тот злополучный день.
Всё пошло под откос на вечеринке в честь победы команды Хоукинса в осеннем матче против Ричмонда. Мэтт тогда напился, как не в себя, в пару с Синклер. Донован, надо признать, был удивлён резкому порыву Хейли выпить столько стопок текилы, причём одну за другой без остановки. Стоял среди тех людей, которые только и кричали: «Хейли! Хейли! Хейли!» — и сам невольно подстраивался под их темп, взмывая руку с пивом вверх. Капли брызгали в стороны, стекали по руке и падали на мокрое лицо. А потом ему стало охренеть как плохо.
Нетвёрдой походкой Мэтт пошёл в ванную на втором этаже, обходя лобызающиеся друг с другом парочки. Чувствовал, что его стошнит с минуты на минуту, поэтому надувал щёки и плотно сжимал губы, надеясь остановить этот процесс. И, как ни странно, зайдя в ванную, в которой уже горел свет, всё тошнотворное состояние улетучилось.
Необычайно прохладно было в комнате. Тогда пахло огромным количеством пунша и дешёвым порошком с заправки. Мэтт закрыл за собой дверь и подошёл к раковине. Включил холодную воду и, набрав её в ладони, умыл лицо. В зеркало на него смотрел какой-то другой человек: покрасневшие от алкоголя и духоты щёки, затуманенные блестящие глаза, цвет которых стал чуть ли не полноценно чёрным, складки кожи, постоянно появляющиеся на лбу и меж бровей.
— Любуешься собой? — чужой голос заставил Мэтта принять мгновенную стойку.
Какого же было его удивление, когда он увидел Томми в одних джинсах, подвёрнутых до колен. Донован поморгал, пытаясь понять, начались ли у него галлюцинации или это всё на самом деле. Блейк в мирном жесте поднял руки перед собой; его брови взлетели от сжатых кулаков громилы.
— Ты что тут делаешь? — тряхнув головой, Мэтт не стал менять позы.
— Мою одежду облили пуншем. — кивок назад. Мэтт пригляделся и заметил таз с водой и замоченными вещами. Отсюда и несло заправским порошком с алкоголем.
— А зачем прятался?
Блейк опустил руки и хмыкнул, словно, делать ему нечего, как стоять в ванной и прятаться.
Ничего не ответив, развернулся, начиная снова стирать свои вещи. Надо быть честным, Донован всегда бесил Томаса. Сколько себя помнит, тот всегда был выскочкой, крутым парнем, пытавшимся походить на Харрингтона, чтобы на него также вешались девки и каждый безропотно принимал его в свои круги. Специально заливал лаком свои волосы также, как это делала Звезда-Школы. Надо признать, Донован переплюнул в этом Стива. Однако, если не считать причёску, было много отличий между ними, и дело касается далеко не внешности. Стив заслужил доверие, в то время как Мэтт только и выделывался, не упуская случая подставить человека, который ему не нравится. Харрингтон же, независимо от того, кто ты, всегда топил за своих, принимая большую часть вины на себя и отбывая наказания в школе.
Блейк помнил, как Донован решил подшутить над школьниками, среди которых был брат Хейли Синклер. Помнил, как присвистнул, стоя в стороне, когда Билли Харгроув совсем неожиданно осадил «шутника», да и к тому же назвал его кретином. И помнил выражение лица Мэтта, которое совместило шок, стыд, непонимание.
Примерно такое же красовалось и сейчас, только без стыда и шока. Донован пошёл вперёд, словно танк, и схватил Томми за плечо. Пальцы больно впились в кожу, заставляя парня плотно сомкнуть челюсти.
— Я. Тебя. Спрашиваю. — практически без запинки проговорил Мэтт.
Но то, что произошло следом, до сих пор остаётся непонятным. Будучи меньше на двадцать с лихом сантиметров, Блейк вывернулся и прижал «амбала» к стене, схватив его за горло. Мэтт потерял дар речи, наблюдая за огнями, сверкающими в глазах напротив.
И ещё Донован всегда бесил Томаса по одной причине — он нравился ему с седьмого класса, когда из хилой полторашки вымахал в широкий двухметровый шкаф за шесть месяцев. Причём Томми даже спрашивал у одноклассников: «Кто этот парень? Из другого города приехал к нам?». И как же он разинул рот, когда услышал: «Да это же Мэтт Донован, не узнал, что ли?». Вот тогда-то всё и закрутилось.
Сжимая его горло, он испытывал дикое желание прильнуть к губам и показать, насколько сильны его чувства. Искал удовлетворение в других парнях и девушках, но мысленно имел всегда одного, как бы банально это не выглядело в его же собственной голове.
«Если получать по лицу, то за дело» — подумал Томми и резко прижался к Доновану, начиная целовать так, что у того глаза вылетели из орбит. Блейк ожидал, что с секунды на секунду ему дадут леща и, вероятно, он упадёт на плитку, начнётся кровоизлияние и дойдёт всё до потери памяти, что и к лучшему. Но выдохнул, когда рука Мэтта коснулась его затылка и ещё сильнее прижала к себе. Донован не мог объяснить своё поведение. Ссылался на переизбыток алкоголя, рвано дышал и чувствовал уже жёсткий стояк в своих штанах, об который то и дело тёрся Томас.
А после ошеломляющего поцелуя последовал самый лучший в жизни Мэтта минет, отчего аж звёзды запрыгали перед лицом. Видел своё отражение через наполовину запотевшее зеркало: откинутая голова, затылок которой упирался в холодную плитку, раскалённое огнём всё тело и макушка второго парня, методично двигавшаяся туда-сюда. Помнил, как запачкал джинсы Томми, а тому было всё равно на это. Взирал снизу вверх, стоя на коленях, пока чужие пальцы сжимали его волосы с такой силой, что можно было закричать. И это были самые лучшие минуты в жизни Блейка.
То воспоминание, которое никогда не
выбьется из головы и будет бережно хранится в самом тёплом уголке сознания.
На следующий день Мэтт избегал Блейка, как какая-то девчонка, натворившая глупостей. Но стоило им остаться наедине, как начинался самый настоящий пожар, зачинщиком которого всегда был Томас и только единожды сам Донован. Шутил всегда про голубой вагон и не заметил, как запрыгнул туда, полностью доверяя машинисту.
— У нас всего несколько минут. — шепнул Мэтт, приваливаясь к стене. Сбоку от него стояла коробка со столом, которую необходимо было доставить в актовый зал, где собралась вся дружная орава волонтёров, решившихся помочь Хейли с балом.
Томми провёл языком вдоль скулы к самому уху и, укусив мочку, также зашептал: «Они подождут».
И так было всегда.
Однако всему должен был прийти конец.
В раздевалке было пусто. Два сплетённых друг с другом тела влетели пулей в комнату, скрываясь за первой стеной душевой. Донован прижал руки Томми к стене и заметил игривую улыбку. Но она сошла на нет, когда Мэтт сказал следующее.
— Это всё неправильно. Я не такой, как ты. И быть им не хочу. — прямо, больно, сильно. — У меня есть планы на будущее, куда входит моя жена и дети, а не парень-гей. — ресницы Блейка дрогнули, раскрасневшийся рот открылся от шока. — С тобой у меня не будет будущего, ровно, как и у тебя со мной. Так что держись от меня подальше Томас. На сей раз я серьёзно.
И всё.
После этого они смотрели друг на друга, как на незнакомцев. Только в памяти навсегда останутся жаркие минуты, проведённые вместе.
Стив посмотрел вслед резко вскочившему Мэтту, не понимая причины такого поведения. Странно, но Донован был одним из тех, кто регулярно задерживался после физкультуры и мог просидеть в этой комнате гораздо дольше остальных. Харрингтон нахмурился, заметив в дверном проёме силуэт девушки. Отличительной чертой стала отточенная годами поза с опорой на одну ногу и со скрещенными на груди руками, вдобавок к которой шло неизменное выражение лица: Я-Здесь-Королева-Знайте-Своё-Место.
Она поманила пальцем, заставляя Харрингтона встать и выйти из раздевалки. Дверь захлопнулась за спиной, скрывая от посторонних ушей и глаз всю «интимность» мужских разговоров и полуголых тел.
— Клэр, — Харрингтон кивнул в знак приветствия. — что-то хотела?
— Хотела. — было видно, что она раздражена. Да так, что тонкие брови изогнулись, а накрашенные алым губы поджались. — Спросить, какого хера Брюссель решил отменить матч, к которому готовились все лисички, — запнулась и добавила, качнув головой, словно это ничего не стоило, но на деле таковым не являлось. — ну и ваша команда.
Стив нахмурился, явно не понимая, о чём идёт речь. Женские губы вытянулись в трубочку, а глаза округлились.
— Оу, а ты не знал? — в голосе напыщенное сожаление, смешанное со злобой.
— Нет. Тренер не стал бы просто так отменять один из самых важнейших матчей следующего года.
Мэддисон схватилась за переносицу и закрыла глаза. Её руки, собственно говоря, как и всё тело трясло. Жгучая несправедливость, в миг разрушенные цели и мечты свалились комом в купе с острыми отношениями в семье, натянутостью в дружбе, полном провале в личной жизни и скорыми экзаменами.
— Харрингтон, мне всё равно, что сейчас происходит в его голове, но сделай хоть что-то. — она посмотрела на Стива и тот, готов поклясться, увидел скапливающиеся в уголках слёзы. — Пожалуйста.
Клэр внутренне дёрнулась от того, насколько жалобно прозвучало это «Пожалуйста». Но Стив кивнул и пообещал что-нибудь придумать.
Она поверит. Другого выбора нет.
***
Хейли стояла у шкафчика, пристально смотря в зеркало на дверце. Поправляла итак хорошо уложенные волосы, вытирала осыпавшиеся крупицы туши под глазами так, что кожа покраснела, подкрашивала бальзамом губы, силясь перестать их кусать на уроках. Но взгляд то и дело сосредотачивался на фоне, нежели чем на лице. Среди школьников, идущих по коридорам, она хотела найти одного единственного заносчивого придурка с неизменной усмешкой на лице и самооценкой выше Эвереста.
Просто краем глаза заметить и пойти на свой урок.
Просто пройти мимо, кивнув головой.
Просто подойти и двинуть кулаком по его челюсти.
Просто убедиться в том, что он жив.
— Хейли. — чьи-то пальцы бережно взяли её за запястье, заставив прекратить издевательство над своими губами и бальзамом.
Синклер вздрогнула и в ту же секунду повернула голову.
— Я стою уже пару минут и наблюдаю за тем, как ты тупо смотришь в зеркало. — Джонатан отпустил её и провёл рукой по спавшей на лоб чёлке, зачёсывая её назад. — Ты последние дни сама не своя.
«Конечно, когда мистер Сексуальный-И-Самый-Лучший-Король-Всея-Школы решил покинуть свой пост и уйти в закат на неделю, оборвав со
мной всеми связь».
Но этого она, разумеется, не сказала. Лишь закрыла бальзам и кинула куда-то вглубь шкафчика, взяла учебник математики и захлопнула дверцу. Кивнула в сторону, и Байерс сразу понял её. Неспешным шагом двинули по забитому коридору, просачиваясь среди отдельных компаний школьников и идущих им навстречу людей. В голове Синклер проскочила неплохая мысль поставить какой-нибудь простенький светофор, чтобы регулировать движение на особо опасных «дорогах» и «перекрёстках».
— Волнуюсь перед экзаменами. — он не заслужил вранья, но иных слов сейчас Хейли не могла найти. Она доверяла Джонатану, однако о том урагане, который бушует внутри неё, могла догадываться только Эшли. — Поскорей бы зимние каникулы.
Байерс замычал, соглашаясь с подругой. Резко округлил глаза и пригнулся, заметив впереди мелкого ребёнка, собирающегося бросить увесистое красное яблоко. Хейли только успела открыть рот, когда фрукт пролетел над согнувшимся пополам юношеским телом, точно ударяясь в лоб какого-то парня-гота. Похоже, что оно было на грани гниения, ведь мякоть разлетелась в стороны, начала стекать по лицу, размазывая всю косметику, да и запашок был так себе. Кожура отвалилась от лба и упала прямо под ноги жертвы. Хейли и Джонатан переглянулись, пытаясь сдержать смех. Однако большую часть толпы «прорвало», стоило готу протереть своё лицо. Похож он стал на чумазого трубочиста, выпачкавшегося сажей.
— А ну, погоди! Я тебя… — парень закатал рукава и побежал вслед удаляющемуся мальчугану, чуть не упав из-за кожуры.
Джонатан выпрямился и выдохнул, понимая, что на его лице могло красоваться яблоко, если бы он вовремя не заметил хулигана. Хейли позволила себе улыбнуться, смотря за прыгающей чёрной фигурой гота и за мелким пареньком, поддерживающим свои штаны.
— Что за… беспредел. — выразился Байерс, проверяя спавшую с плеча сумку. Достал камеру, осмотрел её, проверяя целостность, и только потом облегчённо прикрыл глаза.
— Брось, — Хейли посмеялась, осматривая друга с головы до ног. — мы ведь были такими же. Или ты не помнишь, как сам запустил шар с водой в математика?
— Это должна была быть ты, а не он! Хотя… — Байерс убрал камеру и неловко почесал затылок, вспоминая тот случай. — признать, это было даже весело.
— Особенно, когда рубашка промокла и на майке высветилась надпись: «Я лучше всех». — Синклер тыкнула на свою грудь и спародировала учителя, ощутившего на себе всю спесь эмоций от гнева до стыда.
Джонатан провёл рукой по глазам, пытаясь стереть всплывшую картину.
Вот он набрал воды в шар, встал возле кабинета, будучи наготове. Обычно всегда после звонка первой выбегала Хейли, чтобы поскорее сбежать из злосчастной обители геометрических знаний. Вот прерывистый звон, оповещающий учеников о конце урока и начале перемены. Уже открывается дверь и Байерс, даже не подумав о том, что это мог быть другой человек, со всей силы кидает «бомбу». Она взрывается и слышатся далеко не девичьи визги и угрозы, а смертная тишина. Такая, что холодок пробежал вдоль позвонка.
Джонатан тогда не понял решения Хейли проявить самообладание в такой момент. Он высунулся и осознал, что его жертвой стал учитель математики, на груди которого разрослось огромное мокрое пятно, а на лакированных туфлях и перед ними разбросались остатки розового шарика. Учитель, ошеломлённый этим выпадом, как рыба, глупо открывал рот, не в силах произнести и слова. Покраснел как помидор, сжимая распростёртые в стороны руки. Хейли на первой парте бесшумно смеялась и показывала класс Байерсу, сжавшемуся до размеров атома. И Джонатан сбежал, сопровождаемый под мелодичные крики: «Байерс, к директору!»
Ну и этот учитель больше Байерса не видел. Только раз у директора, но обаяние Джойс сразило «Самого-Лучшего-Мужчину», заставив пересмотреть решение об отчислении и смягчить до недельной отработки на благо школы.
— Если ты и хочешь насолить учителю, то делай это так, чтобы тебя не видели. — наставление матери Джонатан запомнил надолго.
Хейли долго не могла успокоиться, припоминая эту ситуацию чуть ли не каждый раз, но за последний год частые упоминания пошли на спад, сокращаясь до одного раза в несколько недель.
— У меня сейчас урок с мистером Дюбо, может поздороваешься?
Байерс поднял руки и покачал головой.
— Знаешь, я, пожалуй, воздержусь. Прекрасная литература зовёт меня.
— Или прекрасная Уилер. — лукаво добавила Синклер, замечая, как краснеет лицо друга. — Как у вас всё?
«Значит всё в порядке» — подумалось ей, стоило заметить глупую мальчишескую улыбку и засиявшие в миг глаза. С грустью подумала, что никто не относился к ней самой так же, как это делал Байерс по отношению к Уилер. Он добивался её, был рядом, томно смотрел и просто ждал, когда же эта «Мисс-Хорошенькая-Девочка» обратит внимание на «Мистера-Хорошего-Мальчика». Дождался и теперь рад.
— После бала я довёз её до дома и… — Джонатан кашлянул, создавая непродолжительную паузу. — …она меня поцеловала.
Синклер пискнула и в порыве радости обняла друга, понимая, как же долго он ждал этого момента. Почувствовала, как плечи Байерса расслабились, и самому ему стало вмиг легко, стоило только рассказать об этом.
«Стало бы мне легче, если бы я ему сказала о том, что происходит у меня? На вряд ли»
Хейли замерла, заметив прошедшую мимо них Макс. Она шла в окружении привычной четвёрки, попутно смеясь и переговариваясь. Ударила Майка по плечу и тот шуточно замахнулся, но вовремя подоспевший Лукас завернул ему руку за спину. Надо признать, что Макс за полгода практически влилась в их группу «Изгоев-Лохов-Неудачников» и ей было совершенно не стыдно за это.
— Давай поговорим на следующей перемене? Ага. — не дождавшись ответа, Синклер упорхнула вслед за привычной кучкой детворы, оставляя Байерса стоять в недоумении.
Синклер крепче схватилась за лямку рюкзака, ощущая покалывания в кончиках пальцев. Старалась пробраться мимо оравы народа и не потерять из виду Мэйфилд. Победно схватила девчонку за руку, заставляя её остановиться.
— Можно тебя на секунду? — Макс кивнула и повернула голову, пожала плечами на вопросительные взгляды ребят и крикнула: «Я скоро. Идите без меня».
Лукас прищурился, но, прямо говоря, забил. Ему, конечно, было интересно, куда сестра уводит его потенциальную возлюбленную, но это же Хейли. Она ничего не сделает Макс, в отличие от Уилера, которого нужно срочно побить пластиковыми вилками, принесёнными Дастином. Уилл выступил в роли маленького щита, но хватило его ненадолго.
Синклер завернула в первый попавшийся проход, где было меньше народа, и встала напротив Макс. Чуть согнула колени, чтобы быть ниже, примерно на одном уровне, и всмотрелась в её лицо.
— Что с Билли?
Сказать, что Мэйфилд удивилась такому вопросу — не сказать ничего. Ей потребовалось секунд десять, чтобы сообразить, о ком именно решила спросить Синклер старшая.
— Ну… он болеет. — выдавила из себя наконец-то Макс и заметила неподдельное беспокойство на лице напротив.
— Чем? У него есть температура, кашель?
— Да. Скорее всего он просто простудился.
От внимательной Мэйфилд не скрылись алеющие пятна, проступившие на щеках и даже шее. Белок глаз начал блестеть так, словно Синклер сейчас расплачется, но ни одного намёка на слёзы не было и подавно. Вместо него беспокойство с примесью решительности.
— Я могу заехать к не… к вам сегодня? — Хейли облизнула губы и поморщилась, ощутив на кончике языка неприятную горечь нескольких слоёв бальзама.
Мимо пронёсся школьник на скейтборде, едва не сбив Макс с ног. Благо, задел её лишь плечом, вызывая недовольное шипение со стороны и презренный взгляд голубых зениц. Потёрла руку, чувствуя покалывание. «По любому завтра будет синяк» — подумала Мэйфилд и закатила глаза. Прикинула, что следует ответить Хейли.
— Конечно, но только ближе к вечеру. Нил задержится на работе, а мама пойдёт со своими подругами в ресторан. — именуемый «Закусочной Джо», утаила Макс и опустила плечи, увидев сдерживаемую улыбку напротив. — Давай часов в семь? Я буду дома и открою тебе дверь.
Синклер кивнула и благодарно прошептала «Спасибо», после чего быстрым шагом направилась дальше по коридору. Макс развернулась и посмотрела ей вслед, наблюдая за подпрыгивающими в воздухе локонами и изящной походкой и всё ещё находясь в шоке от состоявшегося диалога.
***
— Дорогие ученики. Этот год стал одним из самых памятных для нас, и затмить его может только далёкий 1965 год, когда наш директор, да вы, — Нэнси посмеялась, указывая пальцем на удивившегося вмиг мужчину. — выиграл кубок региона за самого лихого покорителя быков с центрального округа Аризоны. — по залу прокатилась такая волна, от которой тут же стало уютно на душе.
Что-то тёплое разлилось по сердце каждого от отсутствия строгой формальности. Возможно, на них влияли так дополнительные добавки в пунш, который каждый пронёс под штанинами в носках, либо же в потайных кармашках нижнего белья.
— Но в этом году хотелось бы от всей души поздравить наших ребят за победу в чемпионате баскетбола против Ричмонда. Вы сделали их! А наши прекрасные лисички сразили всех наповал своей красотой, грацией и… кхм… подачей. — тут не удержался даже директор, отчего накрутил ус, весело подмигивая коллегам. Мэддисон засияла, скрывая за своей улыбкой недовольство и слёзы из-за танца определённых лиц. — И знаете, нашу школу ждёт много новых и интересных событий, которые непременно останутся в памяти каждого. Мы уже оставили свой след на стендах, доске почёта и, по крайней мере, в лицах младшеклассников. Мы уже стали частью Хоукинса, вростая по корни в каждый коридор, лавку, кабинет, раздевалку и, конечно же, столовую. Мы уже те, о которых потом будут говорить: «А вы знали его? Вот он был таким…» — Нэнси сделала вид, что шепчет эти слова кому-то на ухо, подставив с левой стороны губ ладошку и отведя взгляд в сторону. — Каждый ученик, родитель, учитель и персонал дали этому месту самое главное — жизнь. И… — Уилер достала из-за пояса маленькую свёрнутую бумажку. Торопливо развернула её, перламутровыми ногтями поддерживая уголки. — Дастин Хендерсон просил передать нашей школьной буфетчице миссис Дирдофф спасибо за котлетки. — страшный гогот заполнил весь зал. Даже Харгроув бесшумно посмеялся, оборачиваясь. Выследил Хендерсона, который покрылся румянцем и открыл рот так, что отсутствие зубов было очень тяжело заметить. Его друзья хватались за животы и одобрительно хлопали его по спине, периодически показывая класс.
— И знаете… — Нэнси бережно свернула записку, словно собиралась сохранить её где-нибудь в своём дневнике в знак памяти об этом дне, об этом вечере, об этой школе, которая в следующем году уже закроет перед ней свои двери, оставляя стоять снаружи, любоваться на парковку и ходить мимо окон, молясь вернуться в кабинет и сесть за любимую парту, чтобы вновь пообсуждать учителей и провести время с друзьями. — Цените время. Цените каждый миг. Не обманывайте самого себя.
На этих словах Уилер взглянула на Джонатана, в глазах которого теплилась любовь. Нэнси почувствовала это, отчего сердце забилось чаще. Всегда думала, что Харрингтон — самая подходящая для неё партия. Настолько зациклилась на нём, что не видела главного — отношение Байерса. Он всегда был рядом, помогал, поддерживал, даже эту речь писал вместе с ней часами напролёт, чтобы облегчить жизнь… Обманывала саму себя, что искренне любит Стива. А на деле что? Оленёнок сбежал к другому, тихому оленю, подальше от вожака их оленьей стаи. И ничуть не жалела об этом, если быть честной.
— И не теряйте ни одной секунды, ведь время — единственное, что мы никогда не сможем вернуть. Всем хорошего бала!»
Уилер улыбалась, вспоминая свою речь, подходившую больше для выпускного, нежели для данного мероприятия, но она была довольна собой. Помнила, как захлопал абсолютно каждый человек, школьники, сидящие на трибунах, подскочили, кто-то даже начал свистеть и кричать: «Браво!». Буфетчица Дирдофф даже расплакалась, неуклюжей походкой пингвина подошла к её любимчику — Дастину Хендерсону, ведь тот съедал всю приготовленную ею стряпню в двойном, а бывало и в тройном размере — и обняла, крепко прижимая к огромной, размера так пятого, груди, лишая мальчишку какой-либо возможности втянуть свежего воздуха. Единственное, что Дастин улавливал среди «двух холмов» — застоявшийся запах пота с курицей. Пытался отстраниться, но пухлая рука возвращала голову на прежнее место, заставляя глаза Хендерсона раскрыться от шока и заслезиться от «прекрасного» аромата.
— Почему ты улыбаешься? — Байерс убрал с лица Нэнси прядь волос и щёлкнул за нос, заставив ту поморщиться. Её голова покоилась на его коленях, взгляд был устремлён в раскрашенный под звёздное небо потолок. Удивительно, но Джонатан сделал это сам, примерно в начале декабря.
— Просто так. Любуюсь твоим творением.
Байерс сам посмотрел наверх и улыбнулся, оценивая все масштабы своей звёздной работы.
— Ты бы видела лицо моей мамы, когда она зашла в комнату и увидела в чёрной краске не только меня, но и наш потолок. — Байерс протёр один глаз; его плечи содрогнулись в приступе бесшумного смеха. — Это было что-то по типу: «Так, у меня галлюцинации. Я закрою дверь, открою, и это всё исчезнет». Только вот всё осталось на месте, и мать ушла за валерьянкой. Что-то бубнила себе под нос, а я не слышал. Боялся даже пошевелиться.
— Не думаю, что она была против. — хихикнула Нэнси и повернула голову, рассматривая Джонатана снизу вверх.
Дома он оказался настолько обыкновенным, что Уилер трепетала внутри от такой простоты. Серая, в каких-то местах замасленная, чуть порванная футболка, иссиня-чёрные штаны в клетку. Волосы как всегда были лохматыми. Невольно она потянулась к прядям, начиная накручивать одну за другой на палец. Байерс, словно заворожённый, не смел двинуться, будто у него отняли всякую способность к движению. Видел космос не над своей головой, а в её глазах, в которых он уже давно утонул. И будет готов тонуть вновь и вновь, лишь бы Нэнси продолжала лежать на его коленях и так просто копаться в его волосах, будто именно это единственное, что важно.
***
Зимой темнело очень рано. Морозный воздух приятно щипал кожу, заставлял щёки приобретать яркий румянец. Мелкие снежинки летали в воздухе, отчётливо проявляясь возле фонарных столбов, перед фарами машин, падали на ладони, позволяя ненадолго рассмотреть свой причудливый узор. Снег так непривычно хрустел, сохраняя форму подошвы. Синклер с придыханием наблюдала за всем этим. Чувствовала такое блаженное спокойствие, когда до слуха долетал этот самый хруст под ногами, местами рождественская музыка из соседних домов. В такой момент время для неё замедлилось, и она лишний раз позволила себе ненадолго задержаться на половине пути к дому Харгроува, чтобы запечатлеть каждую снежинку, каждый проблеск тротуара из-под корки снега, каждое деревце, ветви которого устлались снежным покрывалом, и запомнить даже стук собственного сердца, бьющего по ушам.
Хейли выдохнула и пошла, пересекая черту, отделявшую обычную улицу от «необычного» дома. Забралась по ступенькам, хватаясь за поручни, ведь было очень скользко, и встала напротив двери. Смяла белый пакет, сливавшийся со всей белоснежной сказкой, и, выдохнув, постучала. Секунда, две, три. Тишина. И только на четвёртую послышался щелчок.
— Заходи. — рыжеволосая макушка приветливо высунулась наполовину из-за дверного проёма, и тут же быстро скрылась, стараясь спрятаться от холода.
Синклер переступила порог и осторожно закрыла дверь. На первом этаже было темно, кроме, разве что, кухни и самой прихожей. Даже на втором этаже коридор был окутан мглой ночи.
— Как он? — Хейли сняла сапоги, постучав ими друг о друга над ковром, а затем повесила тяжёлую куртку, достававшую ей до колен.
— Лучше, чем в предыдущие дни, но температура держится на одном месте. Кашель уже прошёл. — Мэйфилд запрыгнула на лестницу, ожидая, пока Хейли возьмёт принесённый ею пакет и пойдёт за ней.
Синклер распустила распушившийся из-за шапки хвост и быстро провела руками по волосам, надеясь хоть немного исправить ситуацию. Но попытка лишь усугубила положение. На голове теперь было целое пышное гнездо, которому позавидовали бы все птички. Благо, из птиц, в этом доме лишь один кровожадный орлан. Махнув рукой, Хейли подхватила принесённое ею «лекарство» и взобралась по лестнице.
— Я побуду пока в своей комнате, — Максин встала возле двери и взялась за ручку, собираясь войти. — если что — зови. Я рядом.
Хейли кивнула и пошла по коридору. Как ни странно, запомнила комнату Билли практически сразу. Одна из причин — наличие всего четырёх дверей на этаже. А вторая — грех не запомнить дверь, на которой вычерчено огромными кривыми буквами: «Вход запрещён». Услышала за спиной тихое пощёлкивание и теперь осталась совсем одна. Из-под двери Максин выглядывала тонкая полоса света, в то время как у Харгроува была сплошная темнота. «Может, он спит?» — идея вмиг показалась разумной, хотя темнота присуща Билли, и он любит её не меньше, чем отражение в зеркале.
«Ведь так? Ты такой тёмный чувак со своим тёмный прошлым, в котором всё сплошь погрязло во тьме и даже сейчас ты скрываешься, не смея включить свет. Потому что привык к ночи и боишься этого самого света, который резко вольётся в комнату с приходом рассвета, или, допустим, меня. Если ты спишь, то открывай глаза, я «прилетела» на крыльях
любви прямо в твои лапы, чудовище».
Синклер зашла, сразу обнаружив Билли, лежащим на кровати. Одеяло натянуто до подбородка, голова повёрнута и глаза закрыты. Рука, потянувшаяся к выключателю, замерла на половине пути. Уголки её губ приподнялись. Пакет с чудотворным лекарством в виде собственноручно приготовленного вишнёвого пирога и трёхлетнего малинового варенья, стоявшего у их троюродной тётки в России и привезённого по происшествии ещё двух лет в Америку их бабкой, осторожно оставила возле двери, стараясь не издавать лишнего шума. На цыпочках подошла к Билли и присела на корточки перед кроватью.
Свет от луны едва ли попадал на его лицо, сосредотачивая основное скопление на теле, плотно обёрнутым зимним одеялом. Тонкие капельки пота собрались на лбу, ресницы мерно подрагивали, ноздри широко раздувались при каждом вдохе. Сейчас самый грозный Альфа-Самец-Старшей-Школы-Хоукинса выглядел таким…
беззащитным. Простым. Настоящим.
Рука осторожно потянулась к лбу, касаясь холодной кожи. Наверняка, температура спала. Особенно после трепетного ухода Макс. Пальцы поползли вбок, осторожно касаясь волос. Так невесомо, боясь его разбудить.
— Кто бы мог подумать, такого здоровяка под метр девяносто ростом сразила наповал простуда. — её шёпот разрезал тишину. — Но ты ведь сильный, со всем справишься. — ноготок осторожно коснулся скулы, медленно пройдясь вдоль неё. — Ты ведь иначе не можешь… Всегда борешься, только один. — палец плавно перешёл на нижнюю губу, едва касаясь её. Такая шершавая и местами потрескавшаяся.
— Выбора нет. — его хриплый голос и полуоткрывшиеся глаза заставили Хейли вздрогнуть.
«Синклер, что же ты творишь? Как можно появляться в столь неподходящее время, сидеть напротив меня и смотреть такими глазами, будто видишь самое милое создание на этой планете. Будто жалеешь меня. Трогаешь, а я даже не пытаюсь сопротивляться тебе. Почувствовал сквозь сон, как твои длинные тёплые пальцы касаются моего лица и даже бровью не дёрнул, ни одним мускулом. Чёрт меня побрал, Синклер. Ты — рыжеволосая ведьма, другого варианта я не нахожу»
— Прости, что разбудила. — улыбнулась так, что в Билли в этот момент что-то дёрнулось, и убрала руку, укладывая на свои колени.
Он облизнул пересохшие губы и покачал головой, мол, не парься, всё в порядке.
— Как ты себя чувствуешь?
— Будто бульдозер проехался по мне и завалил сверху цементом. — Билли хмыкнул, еле как силясь не закрыть веки.
— Шутишь, значит не смертельно болен. — она наклонила голову и прищурилась, наблюдая за переворачиванием Билли с бока на спину.
Он высвободил руки и провёл ими по своему лицу. «Какой сейчас час? Семь, восемь, час ночи, три? Про день зарекаться не буду и вовсе» — думал он, пытаясь воссоздать потерянную временную цепочку. Уткнулся взглядом в потолок и зевнул. Только спустя секунд пятнадцать после пробуждения он повернул голову и нахмурил брови.
— Ты что здесь делаешь, Синклер? — голос ещё был хриплым и тихим.
— Привезла тебе народные средства, чтобы Мистер-Болячка побыстрее встал на ноги. — она кивнула в сторону двери, возле которой покоился странный белый пакет.
«Охуеть не встать, Синклер. Ты что, приехала на ночь глядя, принесла какие-то штуки, чтобы я выздоровел?»
— Удивляешь. — Билли завёл руки за голову, являя взору оголившиеся мышцы и грудную клетку.
— Вообще-то, — брови Хейли взлетели вверх, и первое слово она растянула нараспев. — Это ты меня удивил своим недельным отсутсвием.
— Скучала? — прямо, сразу, и так просто, словно именно этот вопрос должен был быть непременно задан.
— Ещё чего, — «да» — наоборот, на парковке освободилось прекрасное место для моей малышки. — Синклер улыбнулась, хотя принадлежащее другому человеку место она ни разу не заняла. — Стало даже страшно, почему чья-то синяя тачка отсутствует так долго.
Билли посмеялся. Баритон был так низок, что у Хейли по спине пробежались мурашки. Наверное, всё из-за морозного ветра, попавшего в комнату сквозь щель.
— Если в первое я и мог бы поверить, то во второе никак. И ключевое здесь «Мог бы».
Она передразнила его, чем вызвала улыбку. Так странно и так правильно одновременно находится в его доме, сидеть возле кровати, чувствуя как затекли ноги и вот-вот всё тело рухнет на пол, наблюдать за ним и разговаривать с ним.
— Девчонки только и делают, что жужжат о тебе. «Где же Билли?», «О нет, Билли нет!», «Он, что, перевёлся?» — Хейли спародировала старшеклассниц, которые, стоя у зеркала школьной уборной, только и перекидывались этими вопросами меж собой.
Харгроув закрыл глаза и повернул голову обратно, упираясь затылком в мягкую подушку.
— Мне будет достаточно переживаний и чудо-средств в лице одной неуклюжей Синклер. От остальных воздержусь.
Хейли закатила глаза и выпрямилась, ощущая колющую боль в ногах. Подошла к окну и еле коснулась пальцем занавески, заставляя ту дрогнуть и пропустить маленький луч лунного света на стену. Туда, где тонкой полосой разорваны обои, висит на половину отвалившийся плакат из старого выпуска Playboy.
— Почему твой отец выбрал именно Хоукинс? — резкий, неожиданный вопрос заставил Билли открыть глаза и, повернув голову, взглянуть на Синклер.
Она смотрела куда-то вдаль: то ли на небо, то ли на ряды деревьев перед ней, то ли на проезжающие мимо машины и идущих по тротуару пешеходов. Такая растрёпанная, с ещё алым румянцем на щеках и покрасневшими кончиками ушей от мороза.
Такая простая. И задаёт такие непростые вопросы.
— Сьюзан хотела переехать в новое место, потому что её город принёс ей слишком много проблем и неприятных воспоминаний. — Харгроув вперил взгляд в потолок, понимая, что с трудом отвёл глаза от силуэта рыжей бестии. — Наверное, он решил переступить через свои принципы, потому что… полюбил её? — не то сказал, не то спросил Билли. Сам до конца не понимал, почему такой человек, как Нил, «сделал всё» ради женщины, которую знает недолгое время. Интрижки интрижками, но чтобы всё затянулось настолько… — А может ему наскучил шумный город и попросту дал дёру со всех ног, стоило первой весточке с предложением о новой работе в старом, укромном городке прийти на почту.
— А что ты испытал тогда? — Хейли продолжила стоять у окна, начиная водить указательным пальцем вдоль изгибов штор, заставляя причудливые тени скакать по всей комнате.
— Непонимание. — он пожал плечами, вспоминая тот день, когда пришла «радостная» весть. — В один момент у тебя было всё, а потом также в один момент всё исчезает, как будто прошлой жизни до этого чёртового города и не было.
— Не вини Хоукинс и тех, кто в нём живёт. — Синклер зачесала волосы назад и, скрестив руки на груди, развернулась к Билли. — Если бы в руки твоего отца попало предложение из другого места, то ты бы то же самое говорил, например, о Денвере, Балтиморе, об Омахе. И ты всё так же бы хотел свалить обратно в Калифорнию, подальше от своего отца, новоиспечённой семьи и всех ненавистных тебе людишек.
Харгроув приподнялся на локтях, нахмурившись. Густые брови сдвинулись к переносице, создавая маленькую складку кожи.
— Да, говорил бы то же самое. — просто соскочило с его губ. —
Калифорния — мой дом. А всё это, — он обвёл одной рукой комнату, имея в виду абсолютно весь Хоукинс. — мне не нужно. Меня вынудили сюда приехать.
Хейли кивнула и поджала губы. «Ну а что ты хотела услышать? Думала, что он скажет: «Да нет, мне понравилось в Хоукинсе и я бы даже мог в нём остаться жить. Правда, всё равно бы потом сбежал, ведь жизнь здесь — своеобразная клетка, которая скорее загорится и шибанёт током, чем позволит сбежать. И ты сама знаешь это, Синклер, не пытайся даже отрицать».
— Ну а ты? — Билли принял сидячую позу, позволяя одеялу спасть на бёдра и оголяя всю верхнюю часть тела. Хейли незаметно сглотнула, увидев рельеф торса — Неужели хочешь остаться в этой дыре?
Синклер посмотрела прямо в его глаза, чувствуя, как внутри всё скукоживается от его взгляда.
— Нет. Хотя моя семья думает иначе. Либо хочет, чтобы это было неправдой.
Билли хмыкнул, но ничего не сказал в ответ. Так они и находились в тишине, смотря то на друг друга, а то и вовсе переключая внимание на посторонние предметы. Хейли выдохнула и подошла к кровати Харгроува. Села, тут же вперив взгляд в ладони, на которых красовались тонкие полукруги ногтей, что не скрылось от зорких глаз. Билли посмотрел на неё, чувствуя неладное. Будто она хочет ему что-то сказать, но не может. Будто у неё случилось то, о чём она не может ни слова вымолвить. И всё думает, думает об одном.
— Какие чудо-лекарства ты принесла? — кашлянув, Билли решил прервать тишину. Тем более, его действительно интересовало содержание белого пакета.
Хейли облизнула губы, почувствовав, как сердце в пятки упало, а потом вновь взлетело с такой скоростью, что позавидовали бы все посетители горок из парка аттракционов. «Да что со мной такое?!»
— Малиновое варенье моей тётки и вишнёвый пирог. — попыталась придать голосу максимальной твёрдости, но в итоге надломился в самом конце.
— Такой же пересоленный, как и тогда? — Хейли закатила глаза и подавила улыбку, понимая, как же сильно скучала по его колкостям.
— На этот раз я готовила сама.
— Шансы отравиться возросли. Я доверяю больше твоей матери.
Синклер передразнила его и с гордостью вздёрнула подбородок, утверждая, что такого он ещё никогда не пробовал. И если попробует, а он обязательно это сделает, то не сможет оторваться. Билли рассмеялся на это утверждение, и тогда Хейли пошла на крайние меры — спор.
— Ты мне должна уже одно желание. Хочешь стать моей пленницей? — только произнеся это, Билли понял, насколько двусмыслен данный вопрос.
Хорошо, что в комнате было темно и луна сейчас вовсе не попадала на них. Иначе бы чуть покрасневшие щёки девушки не скрылись от него. Да и пальцы, сжавшие одеяло по левую сторону бедра, Билли тоже смог спрятать.
— Больше чем уверена, что такого не будет. — её улыбка заставила засомневаться, но спор он принял.
Комната вновь погрузилась в тишину. С первого этажа послышался свист чайника, а после торопливые шаги по лестнице. На улице включился аварийный сигнал одной из машин, а после два незнакомых голоса начали кричать друг на друга.
— Ты что сделал, козёл?! — женщина завопила как разъярённая мама утка, на чьё чадо решил кто-то покуситься.
— Надо смотреть, куда ставишь, коза. — прокричал мужчина и больше ничего не было слышно.
Аварийный сигнал выключился. Из соседнего дома донеслись первые аккорды песни jingle bells, дети выбежали на улицу и начали громко смеяться, играя в снежки. Только Синклер не слышала всего этого, находясь в собственных мыслях. Перебирала вязаный край свитера и в какие-то моменты вздыхала так глубоко, что Билли невольно напрягался. Уже хотел спросить, что происходит, как она заговорила первой.
— Я волновалась за тебя. — тихо выдала Хейли, заставив Харгроува замереть и забить на все посторонние звуки, но никак не на её голос. — Сначала решила, что не появляешься в школе, потому что не хочешь. А потом ты пропал. Ни слуху, ни духу, поминай, как звали.
— Да брось, Синклер. — Билли нагнулся вперёд, чтобы лучше разглядеть её лицо. Хотел найти хоть что-то, что намекнуло бы ему на розыгрыш: уголки губ, поднимающиеся вверх, бесшумное подрагивание плечей, задор в глазах. Но ничего не было, кроме рюмки серьёзности и рюмки коньяка, опрокинутой в саму Хейли перед выходом из своего дома. — Ты же это несерьёзно.
— Серьёзно, Билли. — непривычная сталь, смешанная в то же время с мягкостью.
Сказать, что он был удивлён, нет, шокирован уже который раз за этот час — не сказать ничего.
«Что я должен ответить на эти слова, если у меня самого их нет, чтобы описать то, куда ты меня загнала. Ты что делаешь, Синклер? Что мне тебе ответить? Так и будем сидеть в молчании, ведь единственное слово, которое вертится на языке — пиздец. Это всё — пиздец. Ты и есть пиздец, Синклер, самый настоящий».
— Спасибо. — единственное слово, которое он смог отыскать из всего самого адекватного арсенала.
И это было самым правильным, что только мог сказать Билли Харгроув в ответ на непривычную заботу и беспокойство о нём. Чуть иначе взглянул на Хейли в этот момент, и на ум пришло одно желание, которое бы он непременно осуществил бы, будь здоров, а не болен.
***
Хейли ушла практически сразу, ссылаясь на достаточное количество домашней работы, которую любимейший учитель биологии решил удвоить, ведь немудрено расслабляться перед каникулами. Обрадовала тем самым Билли, давая понять, что просто так оценку старый скряга не поставит. Поэтому Харгроув решил начать читать параграф прямо с сегодняшнего вечера, только остановился на первой странице, почувствовав, как болезненно заурчал желудок. Есть особо он не хотел, а вот перекусить чего-нибудь с радостью.
Подошёл к двери и остановился, смотря на белый пакет у стены. Взвесив все за и против, всё же взял не внушающие доверия вещи и спустился на кухню. Макс пила чай вместе с имбирным печеньем, что приготовила её мать. Стучала по столу отросшими и покрашенными в синий ногтями, задумчиво уставившись в одну точку на стене. Думала о том, как проведёт свои каникулы в Хоукинсе, какие приключения будут поджидать её вместе с новыми друзьями. Думала о Лукасе… И надо признать, всё чаще, оставаясь одна, скучала по нему и по его тупым шуткам. Единственным тупым шуткам, с которых она смеялась как не в себя, и после которых чувствовала себя живой. С ним себя чувствовала живой.
Максин вздрогнула, не сразу заметив присутствие Билли в комнате. Он стоял спиной, заваривал чай, а возле него лежал пакет, принесённый Хейли.
— Она уже ушла?
— Как видишь, её здесь нет. — Харгроув мотнул рукой и вынул то самое варенье и пирог.
Первое он решил отставить до «лучших» времён, запрятав в самый зад верхней полки. А вот второе поместил в микроволновку на пару минут. Скрестил руки на груди, ожидая. Мэйфилд принюхалась и закрыла глаза, внимая разнёсшемуся в миг запаху сладкой вишни. Билли покачал головой, не веря тому, что решил дать второй шанс своим нелюбимым продуктам, так тут ещё целое комбо: вишня плюс выпечка. Болезненное сочетание.
Поставил тарелку с пирогом в центр стола, достал нож и начал разрезать на куски, предполагая, что мелкая девчонка, сидящая напротив, непременно захочет отведать «сие творение». Пар струился вверх, вишнёвая начинка блестела под светом лампы, румяное тесто с позолоченной корочкой заставило сглотнуть. Билли видел, как смотрит и сидит смирно, словно солдат, Макс, поэтому первый кусок положил ей. Услышал спасибо, на что качнул головой.
— О. Мой. Бог. — раздельно пролепетала Макс, прожёвывая прекрасную еду. — Это очень, очень вкусно!
Билли улыбнулся краешком губ, заметив, как Мэйфилд испачкала все губы и даже часть щёк, крошки вовсе посыпались на одежду, но ей было сейчас так всё равно. Единственное, что волновало — вкус и такое маленькое количество пирога.
Харгроув отломил кусочек и тут же взял в руку чай, предполагая, что просто так, как это делала Макс, съесть не сможет. Поднёс вилку с едой сначала к носу, принюхиваясь. Отметил, что помимо вишни присутсвует что-то ещё, больше походившее на клубнику и цитрус. На какой именно разобраться не смог. Откусил. Прожевал. Проглотил.
Чай так и остался стоять, когда вилка надломила второй, третий и четвёртый раз.
«Похоже, это твой первый спор, который ты выиграла, Синклер.
6:1, удача сегодня явно на твоей стороне».
Максин потянулась за вторым кусочком и облизнула испачканные пальцы.
— Попроси Хейли в следующий раз приготовить такой же пирог. Это просто прекрасно. — её восхищению не было предела. Захотелось непременно положить добавки.
—
Попрошу. — отозвался Билли, отодвигая чай в сторону.
