***
Джим Хоппер, выруливая меж улиц Хоукинса, выявил для себя одну традицию, которую непременно соблюдал каждый раз. Перед работой нужно заехать в магазин Байерсов и купить не самые свежие пончики. Но ведь так у него будет возможность перекинуться с Джойс несколькими словами. Конечно, частенько их разговоры походили на такие: «Ну, как там погода?.. Снег идёт? Да, зима в этом году выдалась что надо… Как думаете праздновать Новый год? Я вот с Оди хочу на охоту выбраться». Но, по-честному, Хоппер хотел пригласить Джойс на свидание, только вот никак не мог решиться. Особенно, когда его подростковая и нынешняя любовь обращает взор своих прекрасных голубых, как цвет утреннего весеннего неба, едва скрытого дымкой лёгшего наземь тумана, зениц. Его сердце, как и все слова, летит в пятки и единственное, что он может, — положить пять долларов на стол и уйти с пончиками, к которым он всё равно не притрагивается, ведь раздаёт их в участке. Ощущает себя в такие моменты не грозным шерифом Хоукинса, а тем самым восьмиклассником, курящим с Джойс за гаражами и на каких-то площадках. «Одна на двоих» — всплыло воспоминание, заставляя Джима улыбнуться, посмотреть в зеркало и пригладить волосы. Прошёлся большим пальцем по отросшей, колючей щетине на подбородке, ругая себя за то, что забыл побриться. Но ему стало как-то всё равно на это, когда Оди показала ему вытянутый класс, сминая свои любимые вафли Эго. И даже сейчас, вспоминая улыбку девчонки-телекинетика, вновь набрался той уверенности в себе. Затормозил возле магазина, взял с сиденья шляпу и стукнул себя по карману на груди, проверяя наличие бумажника. Не удосужился даже застегнуть куртку, хотя сегодня была настоящая метель. Выскочил из тачки и в два огромных шага достиг двери. Джим сразу же почувствовал тепло, запах свежесрубленных ёлок, приготовленного только что какао, услышал одну из новогодних песен, крутяшихся сейчас вовсю по радио. Остановился, увидев Джойс в забавном красном колпаке с белой окантовкой и такого же цвета шариком на смешно свисающем конце. Женщина обслуживала одного из покупателей, попутно советуя товары с прилавка. — Это по скидке… А это очень понравится вашей дочери, мистер Форбс. — Байерс покрутила в руках ёлочную игрушку в форме хрустальной балерины. Волосы и подол разлетающегося платья были обрамлены блёстками золотого цвета. — Или же… Это. — Указала на музыкальную шкатулку, выполненной в синей цветовой гамме, открыла её и взору Форбса предстал красивый, аккуратный механизм на шестерёнках, скрытый стеклом. Сверху него кружился снеговик, и лилась такая приятная мелодия, что покупатели невольно останавливались и задерживали взгляд на предмете. — Это понравится всей вашей семье. — Определённо покупаю! — воскликнул мистер Форбс, доставая из бумажника ещё одну зелёную купюру и пару центов. — Вы меня так разорите, Джойс. Женщина посмеялась, упаковывая шкатулку. Хоппер засмотрелся на неё. Силился вспомнить, когда же именно она украла сердце могучего здоровяка. Возможно, это случилось в восьмом классе. А возможно в шестом, когда он «случайно» отрезал ей одну косичку, а она облила его краской. Неприятно скривил губы, вспоминая «Приглашение-На-Свадьбу-Джойс-И-Лонни». Захотелось резко сплюнуть при упоминании последнего имени, принадлежащего настоящему, что ни есть подонку. Тому, кто знатно потрепал нервы Джойс, испортил жизнь. Но за что ему можно сказать спасибо — так это за прекрасных сыновей, которых породил. А в остальном была уже заслуга матери. Мистер Форбс, довольный своей покупкой, отошёл. Джим уже собирался подойти, как вместо предыдущего покупателя пришёл новый. Только было в нём что-то странное. В его руках не было ни единого товара. Байерс почему-то стала улыбаться, а потом и вовсе засмеялась, обнажая зубы. Что-то неприятное кольнуло Хоппера в районе груди. Смотрел на спину низенького пухлого мужчины, одетого в розовую в мелко белую полоску рубашку, тёмные штаны и ботинки. «Не холодно ли ему без куртки?» — подумалось Джиму, оценивая нынешнюю погоду и время года. Кашлянул и всё же подошёл, испытывая огромное желание прояснить непонятный для себя момент. Джойс заметила Хоппера только тогда, когда грозная фигура оказалась возле кассы. Он вежливо качнул головой, взявшись двумя пальцами за кончик шляпы. — Привет, Джим. — её улыбка теперь предназначалась ему и тёплое чувство вновь разлилось по телу. — Тебе как обычно? Хоппер кивнул и проследил за уходящей женщиной. Её колпак чуть не спал при повороте, поэтому пришлось придержать его. Пухлый мужчина, потенциальный клиент, повернул голову и улыбнулся. Так искренне, что у Хоппера взлетели брови. Он попытался сделать ответное движение, но вышел какой-то оскал с плотно сомкнутыми челюстями и слегка сведёнными бровями. Мужчина отвёл глаза и кашлянул, высматривая Джойс. — Прервал вашу покупку? — учтиво поинтересовался Джим, чуть наклонившись. Мужчина сначала не понял, что здоровяк обращается к нему. Осмотрелся по сторонам, а потом замахал головой и даже рассмеялся. «Вот те на, проблемы у него что ли?» — как раз всплыло в мыслях шерифа. — Вовсе нет. Я здесь работаю, только вон там. — мясистый палец указал в самый угол магазина. Сверху, на достаточно большой картонке вырисовывалась надпись: «Техника у Боба». «Боб значит» — Джим пожевал губу и сощурил глаза. — Сегодня первый день… Волнительно даже. Боб Ньюби. — мужчина протянул руку. — Джим Хоппер. — сделал ответное движение. Шериф вновь натянул на лицо улыбку, только не предвещала она ничего хорошего. Байерс буквально за секунды влетела в кассу и положила целую упаковку пончиков с самой разной начинкой: клубничной, ванильной, банановой и даже импортной ананасовой. Правда последняя была такой отвратительной, что в его отделе все выбрасывали деликатес на помойку. Джим вновь положил купюру на прилавок, но уходить пока не собирался. — Джойс. — протянул Хоппер, словно распробывал это имя на вкус. — Не хочешь сегодня сходить в ресторан? В девять вечера. Шериф был уверен в своей стопроцентной победе. Положил локоть на прилавок, с усмешкой оглядел Боба и перевёл взгляд на женщину. Только глаза она опустила в пол и быстро облизнула нижнюю губу, а потом закусила её. — Я сегодня не смогу. Просто Боб… — Джойс подняла руку и махнула в сторону. — уже пригласил меня отметить его первый рабочий день. Теперь улыбка сползла с лица шерифа, перескочив на продавца. Ньюби положи на прилавок локоть и провёл по нему пальцем. Джим горько усмехнулся, нервно дёрнул край шляпы и стремительно ушёл. — Джим, постой, — Байерс выбежала из-за прилавка. — твои пончики! Но шериф уже скрылся за дверьми. Джойс не сомневалась, что он уже запрыгнул в машину и уехал. Поняла, что ему вообще не сдалась эта еда и приезжал он постоянно только за одним — за разговором с ней, причём расплачивался всегда, не требуя сдачи. Не требуя особой отдачи с её стороны. И она это уже давно знала. — К-хм. — Боб кашлянул и встал возле женщины. — И часто так происходит? Джойс нахмурилась и уставилась Ньюби. — Ну, уходит, забывая товар. — он кивнул в сторону двери, намекая на ушедшего шерифа. — Да. — соврала. — Постоянно.***
Кларк Пармен никогда не любил проигрывать. В свои шесть лет он уже был чемпионом двора по игре в прятки. Никто не мог найти его рекордные тридцать минут, и в итоге он всегда оставался не найденным, ведь искатели отказывались продолжать поиски ушлого «ФСБшника», каким стали величать его в те же шесть годов. Пармен гордо выходил из кустов, вылазил из мусорного бака или выкарабкивался из импровизированного каменного укрытия с гордо поднятым подбородком и счёсанными коленями и локтями. Когда мальчику исполнилось все девять, родители решили отдать его на секцию Хоукинских единоборств. Вот тогда уже пошла настоящая жара, которая не сравнится с детской игрой в прятки. Прежде всего Пармен должен был развить в себе то, чего старательно избегал долгие годы — дисциплину. Нужно было заставлять себя вставать рано по утрам, самостоятельно отправляться на пробежки и делать периодические силовые упражнения, чтобы потом приходить пусть и уставшим, но подкачавшимся. Вселять в своих противников страх от одного вида. И так продолжалось долгое время. Пармен с успехов выигрывал все состязания, отправляя соперников лицом в ринг. Заставлял тех бить рукой по мату и гордо вставал, обводя взглядом всех присутвующих. Помнил, как им гордился отец, как мать стояла с видеокамерой и плакала, не веря, что её боец вытворяет подобное. Но всё хорошее рано или поздно должно было закончиться. В своё двадцать седьмое состязание Пармен был настолько в себе уверен, что позволил отпускать нелестные шуточки в сторону своего противника. Прежде он делал это, но не так обидно и не прямо говоря. Так, по типу: «Ты сегодня проиграешь… Сил не хватит меня победить». И то промышлял этим достаточно редко. Однако на двадцать седьмое состязание что-то круто перевернулось в детской голове. — Я размажу тебя как коровью лепёшку. Хотя… — Кларк затянул перчатки и наклонил голову, осматривая хилое тельце парнишки на другом конце ринга. — ты итак уже лепёшка. Только вытянутая. Но какого же было удивление «Мистера-Я-Не-Победим», когда этот хилый мальчишка приложил его лицом к рингу, завернул руку за спину так, что слёзы проступили на глазах и заставил закричать. Он помнил красный след, оставленный на запястье. Помнил, как болезненно хрустнуло плечо, но никакой травмы не оказалось. Помнил, как саднило щёку и какие после боя красные точки выплыли вдоль скулы. Но больше всего запомнилось внутренне ощущение, когда все органы сжались и желудок скрутило от одной только мысли: «Я проиграл. Я не смог». — Эй, Пармен. — тот хилый мальчишка протянул руку, несмотря на обзывательства, сказанные ранее в его адрес. — Ты неплохо дрался, но тебе нужно поработать над техникой. Кларк лежал, обидчиво поджимая губы. Смотрел на ладонь и на весьма дружелюбное, не надменное лицо соперника. Видел, как подрагивали пальцы от долгого неизменного положения, но перекатился на живот и сам поднялся, отказываясь от помощи. — С моей техникой всё в порядке. — грубо рыкнул он, представляя, что в свои десять выглядит максимально угрожающе. Прямо как взрослые дядьки-байкеры на плакатах старшего брата. Помнил как плутал по улицам, когда давно стемнело, лишь бы не идти домой. Мама наверняка приготовила свой фирменный абрикосовый пирог в честь очередной победы сына. От одной только мысли о лакомстве заурчало в животе. Но что он скажет родителям? Кем покажется в их глазах? Мальчишкой, что будет занимать вторые и третьи места, пока кто-то обскакивает его? Пусть это и было первое поражение за долгое время, но оно было. И это уже факт. Тем неизменным воспоминанием, которое послужило мотивацией, стало скрытое в лице отца разочарование. Меньше всего Пармен хотел подвести его — свой пример для подражания, человека, которого смело можно возводить на высоту Олимпа. Чемпиона по единоборствам среди округи, который уже вышел в отставку и больше не состязается. Хотел быть таким же, как и отец, но его обошёл какой-то хилый юнец. — Запомни, сын. — отцовская рука легла на плечо и сжала его. — без падений невозможно подняться на высоты. Без проигрышей ты не сможешь стать истинным победителем. Главное, — он заглянул в детские глаза и улыбнулся. — умей признавать поражение и превосходство своего противника. Стань его учеником. И однажды ты превзойдёшь собственного учителя. Эти слова так круто перевернули жизнь Кларка, что он не спал всю ночь. Лежал на спине и смотрел в потолок, то и дело переминая пальцы. Иногда шипел, чувствуя счёсанную кожу на костяшках, но спустя множество неоднократных повторений привык и перестал обращать внимание. Всё думал и думал, как можно признаться своему противнику, что слабее. Может, ещё нужно пожать руку и улыбнуться в лицо, испытывая жгучее разочарование в самом себе. Становиться рядом для фото и делать вид, что всё нормально, а на деле изгрызаешь всю плоть в поисках ответа на вопрос: «Чем я хуже? Почему он обошёл меня?» Может надо просто постараться? И, следуя совету отца, на следующий день Кларк пришёл в зал. Ходил меж груш, рингов в поисках того юнца, который, мягко говоря, надрал ему зад. Когда нашёл, замер. Ноги будто бы приковало к полу, язык вовсе не ворочался и казался тяжёлым обременительным грузом во рту. «Ты слабак или кто?» — подумал Пармен и, выдохнув, неуверенной поступью направился к противнику. «Длинная коровья лепёшка» била грушу, повторяя каждое движение без перерывов. Паренёк шумно выдыхал; вся задняя часть футболки намокла и стала плотно прилегать к спине. Кларк кашлянул раз, но реакции не было. Только после второго покашливания юнец остановился и повернулся, с полным безразличием глядя на Пармена. — Чего тебе? — не было ни упрёка, ни недовольства. Простой вопрос с паузой меж слов из-за сбившегося дыхания. — Что было не так с моей техникой? — вопросом на вопрос. Паренёк отвёл глаза, силясь вспомнить. Но на самом деле так он тянул время, ведь помнил каждый бой. — Ты решил брать полностью силой, забывая про ловкость. Да, я худее чем ты и мышечная масса слабее, но твоя массивность может сыграть с тобой злую шутку, если не будешь следить за сильными и слабыми сторонами противника. — мальчишка опёрся о грушу и руками упёрся в колени. — Вспомни, пока ты расходовал энергию, набегая на меня, я копил её и вкладывал лишь часть в блокировку, пока ты тратил её чуть ли не полностью. К тому же, когда ты собираешься напасть, то выставляешь правую ногу вперёд на две секунды. Кларк закатил глаза, понимая, что ошибся. Как же неприятно было признавать свои ошибки, терять первенство, всегда преследовавшее его. Выдохнул, опустив плечи. — Да… Моя оплошность. — Пармен переступил с пятки на носок, покачиваясь. «Боже, как же глупо всё это». — Слушай, ты не мог бы посостязаться со мной ещё раз, только это будет что-то типа разбора ошибок, улучшение моей техники? Теперь юнец уставился на него, не скрывая своего удивления. Как же Кларк хотел провалиться сквозь землю. Чем он думал, когда предлагал это? — Без проблем. — парнишка пожал плечами и протянул руку прямо, как в первый раз, только не для помощи. — Томас Блейк, можно просто Томми. — Кларк Пармен. — практически с тем же радушием ответил он, пожимая мелкую ладонь. В то время Кларк не мог бы даже и подумать о том, что бывший соперник станет лучшим другом детства. Только в дружбе Пармен не состязался, а был собой. Не боялся признавать свои ошибки перед Томасом, ведь оказался понимающим человеком, которому можно доверить любой секрет и тот его обязательно сохранит. Не выдаст даже под прицелом пулемёта. За это, да и не только, Кларк ценил Блейка. С переходом в среднюю школу Пармен решил проявить себя в роли лучшего баскетболиста и принял важное решение — стать капитаном команды. Однако и тут он проиграл перед красивым, обворожительным, всеми любимым, пропади он пропадом, Стивом Харрингтоном. Будучи тринадцатилетним подростком, Кларк поистине ненавидел его. Устраивал разные подлянки какие мог, даже поджидал пару раз за школой, оставляя несколько синяков на прекрасном Стиве. Но с годами убедился в том, что Харрингтон далеко не идиот, не хвастает своей внешностью и напыщенными качествами, а действительно хорошо выполняет роль капитана. Ладно, в этом проиграл, и Бог с ним. В старшей школе, в этом году, искренне стал недолюбливать Билли Харгроува, ставшего местной сенсацией, которая разлетелась также быстро, как и абрикосовый пирог матери на застолье. — Ты видела? Чего только его зад стоит. — хихикали девушки, наблюдая за обтянутым джинсой парнем. Томно вздыхали и сжимались внутри, стоило взору его небесных, голубых глаз обратиться на них. А если Харгроув ещё и подмигнул, то тогда всё — пиши пропало, старшеклассницы падали, как кленовые листья осенью. Также быстро, воздушно и необратимо. Пармену было обидно, что такому новенькому уделили слишком много внимания, да даже про Стива многие позабыли, что казалось достаточно удивительным. «Не думал, что кто-то сможет переплюнуть Харрингтона» — но статная, накаченная, мощная фигура слонялась по коридорам школы, развеивая прежние мысли. Вместе с ненавистью испытал то самое чувство, обозначавшее: «Хочу быть как он и вписаться в его круг». Но проблемка была одна — близкого круга у него не было, друзей и подавно, а девиц он менял чаще, чем Парменовская бабуля перчатки. В один момент Кларк попробовал отрастить такие же волосы, но соскочил после трёх недель своих попыток, поняв, что ему совершенно не идёт такая длина. Решился отыскать такую же одежду, как и у Харгроува; рылся в ящиках старшего брата, ведь тот в своё время тоже был звездой школы, и даже нашёл что-то, но всё выглядело на нём нескладно. Снова проиграл, испытывая всепоглощающее разочарование в жизни и в себе. — Чувак, я вот не понимаю. — Томми затянулся, сидя на подоконнике и качая одной ногой. — На какой хер тебе так сдался этот Харгроув? Станешь ведь его тенью максимум. Кларк хмыкнул, поджигая сигарету. В его доме сейчас никого не было, а значит можно свободно курить, пить и делать всё прочее, что нельзя с родителями. Откинулся, спиной впираясь в изголовье кровати. — А как ещё мне получить внимание девчонок? — Пармен приложил сигарету к губам. На кончике языка мгновенно осела горечь дедушкиного табака. — Все проблемы от ваших девок. Давно говорил — становись геем. — Блейк посмеялся, стряхивая пепел в открытое окно. — А если серьёзно? — Я максимально серьёзен. Кларк взял с тумбы маленький шарик резины и запустил его в друга. Томми принял обиженный вид, но быстро сдался. — Чувак, просто будь собой. Не всегда нужно быть первым во всём. — Блейк выпустил колечки дыма и улыбнулся. Победно взмахнул рукой, сжатой в кулак, ведь незамысловатый трюк наконец-то вышел. — Ты вон, например, отжимаешься больше всех. — Поправка, отжимался больше всех. — Кларк покачал головой, мол, ты ошибся в этом, чувак. Томми закатил глаза и снова попробовал выпустить дымовые кольца. — Не важно, где ты первый. Будешь всё время гнаться — упустишь момент. — философски изрёк Блейк и почесал свой подбородок, ведь так делали все умные дядьки. — Тем более год в школе остался, а ты заднюю уже начинаешь давать со своими: «А как мне ещё получить внимание девчонок?». Ты в седьмом классе застрял или что? — Томми потушил сигарету и кинул её в пепельницу к куче остальных. — Есть ещё много людей, не сходящих с ума из-за самой горячей задницы этого года. Пармен закатил глаза и захныкал. — Давай без своих гейских штук. Блейк сделал вид, что начинает думать о Харгроуве ровно в том же ключе, как и девицы в их школе, отчего вызвал у друга рвотный позыв. Но на ум сразу пришла другая горячая двухметровая, вечно уложенная супер стойким лаком для волос задница. Томми действительно придался мечтаниям, только с участием Мэтта Донована. Упёрся кулаком в щёку и улыбнулся, томно вздохнув. На этот раз в него прилетела не шарик, а целая подушка. И ладно, Пармен мог смириться со многими вещами, где он не был первым. Но проиграть в споре с Эшли он уж никак не мог. Однако какого же было его удивление, когда Румбельт подошла к нему с сияющей улыбкой во все тридцать два и с протянутой вверх ладонью. — С тебя пятнадцать долларов. — С хера ли? — не стесняясь, изрёк Пармен, вкладывая в эти слова все литературные чувства. — С рояли. Ты проиграл в споре, дорогой. — у Кларка отвисла челюсть. Он знал, нет, он был уверен в том, что огненная парочка, состоящая из не такой уж тихони Хейли и не такого уж мудака Билли, придастся страстям минимум в январе. Хотя, зная Харгроува… «Нет, точно нет, она меня обманывает». — Так я тебе и поверил. Брови Эшли взлетели. — Докажи. — Пармен посчитал это единственным верным вариантом. Румбельт хмыкнула, скрестив руки на груди. С прищуром оглядела стоящего перед ней Кларка. — Будут тебе доказательства. — взмахнула волосами и ушла. А Кларк сглотнул, смотря на стройные ноги и покачивающиеся бёдра. Походка была уверена. Только теперь он не был уверен в своём выигрыше.***
Мало кто знает, что же происходит в столовой, когда идут уроки. Двери напрочь закрываются, ложки начинают шуметь, а стаканы стучать. Именно в таком порядке и никак иначе. Повариха Дирдофф выглянула из-за стойки и плотно занавесила маленькие шторы, купленные буквально несколько дней назад на школьный бюджет. Крякнула, завалившись на железный стол, но вовремя встала на мясистые ноги, одёргивая фартук и снимая сетчатую шапочку. Нисколько не чувствовала себя виноватой и стыдливой за показавшееся шоу перед «гостями» своей обители. — Всё-таки это самое лучшее вложение. — сказал трудовик, наливая рюмку чистейшего наливки. Качнул бутылкой, получая отказ со стороны шестидесятипятилетнего уборщика с длинными, серыми, завитыми кверху усами и взмах ладонью от «дамы его сердца». — Вот это другое дело. — Трудовик ухмыльнулся, заполоняя недавно вымытую стопку алкоголем. — Ну что же. — поставил ёмкость возле своей ноги, дабы спрятать в случае чего, и взялся за рюмку. — Дорогие Дороти и Авдей, за ваше здоровье. Авдей с неизвестной фамилией имел еврейское происхождение. Родители решили придержаться традиций своей семьи ещё до переезда в Америку, поэтому уборщик славился необычным именем. Сразу же нашёл соратника в лице трудовика, коего величают Акимом, но учитель старательно пытался скрыть это, говоря всем, что он просто мистер Бо. Одна Дороти Дирдофф в своём происхождении была уверена — чистая американка. Хотя, возможно, её далёкая прапрабабушка была родом из Мексики, ведь откуда тогда у поварихи столько огня не только под сковородой и кастрюлей, но и под толстым слоем жировой ткани. Трудовик опрокинул в себя настойку и зашипел, укусив губу. Почувствовал, как всё горло обжигает, переходя к желудку. Так тепло стало на душе. Зачерпнул ложкой утреннюю кашу и заел, прикрывая глаза. Дирдофф решила обойтись без закуски — только втянула в себя воздух и подпёрла подбородок кулаком. «Вот это женщина» — пронеслось в помутнённых, блеснувших глазах Акима. Один уборщик постукивал ногой, накручивая на палец ус. — Авдей, может тебе твоей нальём? — всё же предложил трудовик и налил, не дожидаясь ответа. — Принёс настойку, а с нами не выпьешь? — Так я ведь на работе. — пробубнил уборщик, но стопку всё же взял. Дороти и Аким рассмеялись, будто бы услышали самую смешную шутку на всей планете. Дирдофф даже покраснела и шуточно ударила уборщика по плечу. Старик глубоко вдохнул, выдохнул и с закрытыми глазами выпил своё многомесячное творение. Поджал губы и закивал, вскинув палец. — Надо было больше клюковки добавить. — прохрипел он, засовывая в рот ту же ложку утренней каши. Время близилось к часу. Трудовик махнул рукой, мол, и так хорошо. Положил локти на стол и потянулся за кусочками мяса в каком-то соусе. Взял, откусил и почувствовал, как все рецепторы запрыгали и запели. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты прекрасно жаришь мясо? — обратился Аким к Дороти, наблюдая за её подрагивающими уголками губ. — Постоянно. — Может и другое тоже отжаришь? — брови трудовика начали жить самостоятельно: запрыгали, волнами прошлись по лбу, образовывая местами складки кожи. Дирдофф покраснела, а Авдей присвистнул, поворачиваясь боком и закидывая ногу на ногу. Уборщик подозревал об «отношениях» этих двух, но не настолько же, чтобы при нём раскидывались словами о степенях прожарки и жарки. Явно не мяса. — Я могу всё. — хихикнула повариха и потянулась за кашей. Авдей в момент почувствовал себя лишним. Уже собирался встать и отправиться восвояси к ведру и швабре, но его прервал звук открывающихся дверей. Три человека, сидящих за столом, переглянулись и замерли. — Ты же сказала, что двери закрыты. — первый опомнился трудовик. Засунул Авдееву наливку в штанину, а две стопки забросил в карман в центре груди на комбинезоне. Одну положил на голову и надел берет. — А что сразу на меня?! — шикнула повариха, хватаясь за тарелки. — Вы последние заходили. Авдей только вздохнул и уставился на приоткрывшуюся штору, а точнее на лицо, появившееся в своеобразном проёме. Седые волосы зачёсаны назад, с переносицы спадают очки. На лбу бусинами выступили капли пота. — Тьфу. — Аким ударил по столу и грозно махнул кулаком. — Стэнли, ты чего, на старости лет, предупреждать так и не научился? В который раз уже. Стэнли виновато улыбнулся. Единственный из учителей, знавших о регулярных посиделках этой троицы, — учитель изобразительных искусств. Проще говоря, рисовал он не только натюрморты, но и живописные картины из колбасной нарезки, которым могла позавидовать даже Дирдофф. А как же он красиво клал на тарелку зелень салата, а сверху элегантно бросал кусочки помидор и огурцов, приправляя тончайшими каплями масла. Только сегодня готовить времени не было. — Это, можно к вам? — по привычке спросил Стэнли и, получив кивки и активные взмахи, зашёл. Сел на подставленный Авдеем стул и постучал по столу, пытаясь понять, где же стоит «гость столовой программы». Охнул, наблюдая за магическим образом появившейся бутылки из штанины и трём стопкам из-под берета и из кармана. Одна по щелчку очутилась напротив, уже заполненная доверху. Поднял стопку, мысленно стукнулся с каждым и выпил наливку. Передёрнул плечами и вжал в них шею, чувствуя незабываемое горьковато-сладкое послевкусие. Учитель ИЗО всегда по достоинству оценивал спиртное Авдейки, заставляя уборщика улыбаться. Дороти протянула кашу, за что Стэнли выразил сердечную признательность, положив ладонь на грудь. Разумеется, на свою, иначе бы превратился в скульптуру: «Учитель без руки». Скульптором бы стал Аким Бо. — Представляете, — наконец прохрипел Стэнли, поправив очки, спавшие ниже переносицы. — я им говорю: «Дети, давайте нарисуем кошку и собаку». А они мне выдают крокодилов, бабочек, страусов, зайчиков и прочих, но только не тех, кого я требовал. Я подумал, — учитель выставил палец и махнул им. — «свобода слова — это прекрасно, особенно для юных талантов». Но когда вместо дома, они нарисовали яблоко, то я уже задумался, правильно ли я что делаю. Трудовик посмеялся, вновь откупоривая бутылку. — Вот у меня все всё доходчиво понимают. — с явной гордостью в себе и в своих учениках сказал Аким. — Лежат доски, молотки и гвозди. Задание — постройке скворечник. Кто не сделает — сыграем в игру «Догони меня кирпич». — мужчина налил Авдею больше, чем того потребовал сам уборщик. Указал на учителя ИЗО, но тот отрицательно помотал головой. — И вот все делают. Правда, был случай в семьдесят восьмом… — А… А как играть в эту игру? — Стэнли потянулся и поставил локти на стол. В семьдесят восьмом его ещё не было в роли учителя. Троица переглянулась, начиная смеяться. Авдей провёл ладонью по вспотевшему лицу и закрыл глаза, вспоминая, как сметал остатки кирпича и вычищал доски в кабинете труда. Дороти пришла на пять лет раньше этого происшествия и, быть честным, эта игра оказалась самой запоминающейся за весь её стаж. — Ну… — Аким кашлянул, приставив кулак к губам. — Берёшь кирпич и кидаешь в ученика. — Лицо Стэнли исказилось в гримасе ужаса. — Это… — трудовик повернулся в сторону. — Авдей, сколько я тогда кирпичей использовал? Уборщик пощёлкал пальцами и вздохнул. — Около пяти. — И как… догнал? — заикнувшись, спросил Стэнли. — Кто? — Аким нахмурился. — Ну, кирпич… ученика. Трудовик свёл брови ещё пуще прежнего, словно, не понимает о чём речь. — А. Конечно. У меня глаз алмаз, точёный удар. Но парнишка ловким оказался, увернулся и царапиной отделался всего лишь. Дирдофф хмыкнула. — Ага, царапина. Его родители за эту царапину на тебя заявление написали. Уволить могли. Аким махнул рукой. — Но я тут же. И, между прочем, в журнале ни одной двойки ни у одного класса за все года. Вот так надо работать! Стэнли побелел. Нет, в такую игру он точно играть не станет. Чтобы придать коже здоровый цвет, попросил вторую стопку, не особо заботясь о следующем уроке со старшеклассниками. Они уже взрослые, переживут более весёлый настрой учителя. И ещё Стэнли понял, что останется в этой школе надолго. Одни посиделки на кухне будут стоить всех потрёпанных нервов.***
Хейли шла рядом с Билли, утыкая взгляд в носки. Чувствовала, как всё тело бьёт дрожью от одного только присутствия Харгроува рядом, за что внутренне себя корила. «Когда ты такой стала?» — пронеслось в её голове, когда они завернули за угол и Билли тут же прижал её к стене. Ошарашенно выдохнула и замотала головой по сторонам. Сейчас перемена, все ученики сидят в столовой, одни они только ходят по коридорам в поисках подсобки. Ну и, возможно, те, кто на дух не переваривает школьную еду по средам. Однако мысль, что их кто-то может увидеть в таком положении, не давала покоя. Харгроув поставил руки по обе стороны от девичьего лица и нагнулся, рассматривая её перебегающий из стороны в сторону взгляд. Куда угодно, но только не на него. И это очень раздражало. — Синклер. — обвёл её фигуру взглядом, отмечая длинный кислотно-жёлтый свитер и брюки клёш. Задержал взгляд на шее, где уже слабыми точками проступали следы засосов. Совсем маленькие, практически незаметные, если не знать точного места изначального положения. — Ведёшь себя как загнанный зверёк. Хейли хмыкнула, переводя взгляд на него. Ткнула пальцем в его грудную клетку и дёрнула бровью. — Интересно, не ты ли меня загнал в ловушку? — провела ладонью вниз, останавливаясь на торсе, и слабо дёрнула футболку, делая шаг вперёд. Приподняла подбородок и растянула губы в улыбке. Мельком поглядела по сторонам, на всякий случай, встала на носочки и дотянулась до уха, обжигая его дыханием. Медленно прошептала, сладостно растягивая каждое слово и заставляя Билли закрыть глаза на несколько секунд. — Честно, мне даже нравится. Синклер не лгала. Пусть это могло казаться неправильным, особенно в стенах школы, странным — она и Харгроув, что за глупость, ерунда — неподобающим, но ей нравилось. Нравилось, как он смотрел. Нравилось, как он заставлял все внутренности переворачиваться и ощущать постоянные мурашки. Нравилось, как загонял её в ситуации, подобные этим. Нравилось, как вырывал её из привычной, обыденной рутины. И, честно, ей нравилось то, какой она становилась рядом с ним. Хейли не понимала, откуда берётся смелость в подобных ситуациях, но из действительно спокойной девочки она превращалась в непонятно кого. В ту часть себя, которая была скрыта где-то далеко на замо́к. И, как оказалось, только один парень пока что смог подобрать верный ключ. Билли Харгроув стал тем самым атомным взрывом. Жизнь будто бы разделилась на невидимые «до» и «после» знакомства с ним. Хейли не знала, стоит ли бояться этого. Поэтому без задней мысли шла вперёд. Провела кончиком носа по его скуле, приближаясь к губам. «Она, она чёртов, ёбанный, персональный, атомный взрыв» — и Харгроув срывался. Крепко хватал её за талию, сжимая до сладостной боли. Впивался в приоткрытые губы, запускал язык в рот, переплетаясь с её. Чувствовал, как скользят маленькие ладони по телу. Всегда останавливались на шее, и пальцы запускались в волосы. Накручивали локоны, сжимали у корней. Ноготки царапали затылок. Параллельно силился думать, в какой момент всё пошло не так, как он планировал, хотел. Утверждал, что на шаг не подойдёт, а в итоге сам выстраивает ровную дорожку до неё, задыхаясь от одного запаха её духов, вкуса помады и бальзамов. «Они, что, у неё все с вишней? У твоей мамы дома рассадник и производство?» — но ответов не находил. Рассудок туманился и на первое место всплывало всего одно слово: «Бери. Бери. Бери. Берибериберибери». Нехотя, Билли оторвался, подмечая её раскрасневшиеся губы и блестящие глаза. Оглянулся и открыл соседнюю дверь, ведущую в ту самую подсобку, в которую им надо было попасть. Зачем? Ответ прост: Эшли Румбельт. После урока биологии девица подхватила и разом убила двух зайцев с фамилиями Синклер и Харгроув. Одну взяла под руку, а к второму просто подстроилась. — Мне и директору искренне нужна ваша помощь. — пролепетала девушка, силясь высвободиться из толпы голодных школьников, держащих прямой курс на столовую. — После бала все украшения перенесли в подсобку у восточного крыла. Проще, возле кабинета нового математика Шварца. — И? — хмыкнул Билли, лениво придерживая лямку рюкзака. Румбельт недовольно закатила глаза и покосилась на него за то, что перебил. Мимо пробежали мальчуганы-подростки, не особо волнуясь о людях, идущих рядом. Один из них толкнул Синклер плечом, заставляя ту зашипеть и гневно посмотреть в сторону обидчика. Резкое желание вырвать пареньку в кепке руку появилось у Харгроува раньше, чем он успел подумать. Эшли кивнула в сторону, указывая на маленький «островок свободы», где единственной живой душой был горшок с цветком. — И от Хейли требуется разложить оставшиеся украшения по коробкам, а тебе разобрать стол. — Я собирал его, чтобы в итоге разобрать? — Ну, да. — Румбельт закусила губу и пожала плечами. — Приказ директора. Билли хмыкнул. Подумал про себя: «Хер я вам больше помогу». Синклер нахмурилась и скрестила руки на груди. — Почему мы? — Билли щёлкнул, буквально говоря: «Верно подмечено». Эшли ступила чуть назад, так как основной поток ушёл. Лишь некоторые теперь беззаботно слонялись по коридору. — Пока что отпросила я только вас. Мне ещё нужно зайти за Сью, Мэттом. — начала перечислять она, сложив перед собой руки в умоляющем жесте. — Ну, пожалуйста. Вы побудете одни всего минут двадцать, мы придём как только сможем… Просто остальные наверняка уже засели за обедом. Румбельт была честна наполовину. Она действительно отпросила Билли и Хейли у директора, тот действительно приказал разобраться до каникул со всей мишурой и тому подобное, только вот произошло это под твёрдым нажимом ученицы. Да таким, что отказать ей было невозможно. Билли дёрнул бровью. «Двадцать минут наедине с Синклер. Звучит заманчиво». Хейли чуть повела плечом. «Двадцать минут наедине с Харгроувом. Весьма опасно». Переглянулись и, натягивая на лицо маску «Ну-Так-Уж-И-Быть. Мы-Конечно-Не-Хотим-Но-Раз-Уж-Надо», вздохнули. Эшли похлопала в ладоши и в порыве радости обняла подругу, шепча ей на ухо: «Спасибо, без вас бы я не справилась». Харгроува удостоила лишь благодарным кивком. А дальше… Затолкнул Хейли внутрь, со стуком захлопывая дверь. Взялся обеими руками за её талию и заставил отступить назад. Одинокая лампа на шнуре качалась из стороны в сторону, отбрасывая на стены и пыльные стеллажи причудливые стены. Краем глаза Билли заметил стол позади. Тот самый, который собирал в актовом зале. Тот самый, над которым сидел, пока Моринг подкатывал к Синклер. Улыбался, смеялся, распускал руки. Самым правильным Харгроув считал распускать свои, хватаясь за девичьи бёдра и усаживая маленькую, по сравнению с ним, фигуру на стол. Яркое воспоминание собственных фантазий блеснуло в голове Хейли. Одним движением подхватил за ягодицы и усадил на стол, вжимаясь своим телом в её. Шумный выдох слетел с её уст из-за такой близости. Грубые пальцы сжали талию, заставляя прогнуться в пояснице навстречу ему. Губы, такие манящие, оказались в нескольких сантиметрах. Она хотела этого поцелуя. Прямо сейчас. Прямо здесь. Только теперь это была не фантазия, а реальность. Такая же ошеломляющая, как и Билли, сжимающий её бёдра. Как и его открытые, покусанные губы, в миг сминающие её. Ощущала горький аромат парфюма, заполонивший всю подсобку. Помутнивший её собственный рассудок. Раньше думала, как от него разило за милю и сколько он флаконов выливает на себя. А теперь просто таяла в нём, в его руках. Во всём. — Эшли скоро вернётся. — прошептала Хейли, чувствуя как напрочь сбилось её дыхание. И чувствуя, насколько это ужасная отмазка. — Мне всё равно, Синклер. — натянул локоны, заставляя голову подняться. — Даже если сюда сбегутся все учителя. Пусть стариков схватит приступ от беспредела в их стенах. Хейли посмеялась и провела кончиком носа по его. Билли выдохнул и подался вперёд, чувствуя бешено колотящееся сердце. То ли от адреналина, который превысил положенную отметку, то ли из-за неё. «Ведьма. Так и помечу в записной книжке. А, погоди, её нет. Выходит, придётся лично для тебя завести». Взял её за щёку и потянул на себя, впиваясь в итак уже открытые губы. Понял, что сводит его с ума — её вкус, запах. Всё то, что ненавидел, оказалось до жути притягательным. Закрутило в свои сети, ровно также, как и он рыжие локоны на свой кулак. Кларк Пармен, всё время сидевший в углу подсобки, в одном стеллаже от целующейся, вжимающей друг друга в себя пары, разинул рот и схватился за корни волос. Единственное, о чём он успел подумать — «Твою мать, мои пятнадцать долларов». Ещё несколько минут назад Пармен не знал, зачем он сидит в самом тёмном углу подсобки. Зачем рассматривал треснувшую в одном месте стену, отмечая как тонкие полосы протянулись от главной трещины. «Интересно, когда в нашей школе сделают ремонт?» Однако на первое место встал вопрос: «Интересно, зачем Эшли приказала сидеть тут и не двигаться?» Привела его в подсобку, сказала это и ушла. Подумал об утреннем разговоре. «И как же собирается мне доказать? Неужели насильно их приведёт и прикажет поцеловаться своим властным голосом? Нет, тут дело в другом!». В чём, конечно, не знал. Послышалось урчание. Кларк чувствовал, как скручивается желудок из-за острого недостатка пищи. В столовой должны подать непременно что-то вкусное и непременно в тот момент, когда его не будет. Просто, так случалось всегда. Задержался после урока физкультуры — пропустил сладкий яблочный штрудель. Директор попросил помочь с переносом коробок из одной подсобки в другую — всё, минус вкуснейшая пюрешка с мясом. Не пришёл в школу — устроили пир из картошки фри и гамбургера. Последнее случалось единожды, но, когда было, учащиеся и даже учителя радовались так, как не радовались никогда. Однако стоило распахнуться двери и внутрь влететь двум сплетающихся друг с другом телам — даже желудок замолк. Пармен почувствовал острый стыд, что оказался в таком положении в такое время и при таких обстоятельствах. «Будь ты проклята, Румбельт!» — гневно подумал он, сглатывая. Из-за сбивчивого, нестабильного света лампы сначала не понял, кто перед ним, но когда смог различить фигуру «Самой горячей сенсации этого года» и далеко не тихони Синклер, то потерял дар речи, дар мысли в собственной голове. Пытался понять, галлюцинации у него или нет, но когда услышал их голоса, то понял: «Пиздец, это провал». Конечно, ничего не расслышал, ведь пульс уже бил по ушам, но голоса узнал. «И что делать? Что мне, блядь, делать?!» — судорожно начал думать Пармен, отводя взгляд от пары. Подумал, что, в принципе, может переждать перемену, повернувшись к ним спиной и заткнув уши, но, когда мельком заметил руку Билли, забирающуюся под ядрёный жёлтый свитер Хейли, то вскочил с ног и заорал. Понял, что сделал, прежде, чем успел подумать, и моментально приложил ладони ко рту. Синклер и Харгроув оторвались друг от друга как ошпаренные. Билли тут же оттолкнулся от стола и пошёл в сторону источника звука. Времени думать было мало. Его не было вообще. Пармен помахал головой. «Что может меня спасти? О Боги, дайте идею, спасите, помогите. Я тогда уроки прогуливать не буду». Ведро свалилось в нескольких сантиметрах от него, падая вверх дном, и заставляя Пармена дёрнуться. Билли схватился за стеллаж и остановился прямо напротив ошарашенного Кларка. Не успел Харгроув ничего сказать, как парень припал к ведру, крепко прижимая его к полу и переступая с ноги на ногу. — Ты видел? Видел?! — заорал Кларк, включая своё театральное мастерство. Правда, страх изображать не надо было. Итак уже присутствовал, зашкаливая по всем параметрам. — Да здесь настоящий тарантул! Билли шагнул, но замер, когда Пармен заорал. — Мне нужно его убрать, срочно! — Кларк побежал, также крепко прижимая ведро к полу. Остановился возле двери, чтобы открыть её. Мимолётно посмотрел в бок. — Привет, Хейли. Ещё увидимся, ребят. — И выбежал, громко захлопывая дверь. Очутился в коридоре и, наконец, выпрямился. Тонкие струйки пота скатились по вискам и спине. Выдохнул и глянул вверх, смотря куда-то дальше, чем в школьный потолок. В небеса. — Господи, спасибо, что услышал. Но вот про прогулы я как-то погорячился. Взял ведро, с мыслью унести его куда-нибудь подальше. Иначе, если эти двое выйдут, то у них возникнут вопросы. Взялся за дно и поднял. Только теперь заорал по-настоящему, ведь по коридору побежал большой паук, выпавший из ведра. «Да так и слечь можно» — Пармен рванул за ним, норовя поймать гада. — Как он тут оказался? — Синклер поёрзала на столе, но не слезла. Билли медленно, как хищник, подошёл к ней и положил руку на бедро, поднимая пальцы. — Без понятия. — наклонился, прижимаясь губами к шее. Провёл по коже языком и слабо укусил. Оттянул ворот в сторону, переходя на ключицу. — Это и не важно. Синклер закатила глаза и откинула голову. Здравый рассудок шептал «Остановись», пока затуманенный кричал «Продолжай». Но, собрав остатки сил, Хейли коснулась его плеч и надавила, призывая отстраниться. — Я не хочу, чтобы кто-то ещё заметил нас в таком положении. Билли хмыкнул и отошёл к стене. По привычке достал новенькую пачку и зажигалку. Через пару секунд меж пальцев оказалась зажата сигарета, щелчок крышки и огнива сменился слабым потрескиваньем. Затянулся и выдохнул дым в сторону. — Весь кайф обломала, Синклер. Хейли слезла, поправляя свитер. Незаметно дотронулась пальцами до шеи, всё ещё чувствуя прикосновение его губ и дыхание на своей коже. Однако от глаз Билли это движение не скрылось. Ухмыльнулся, вновь прикладывая сигарету к губам. — Тебе это полезно, Харгроув. Обвела часть подсобки взглядом и, найдя не рассортированные украшения и пустые коробки, направилась к ним. Билли уткунлся в её спину, в скопление волос, разлетевшихся по ней. Следил за переменчивой тенью, из-за странно покачивающейся лампы, внимал движению рук. Кашлянул и повернулся к столу, где ещё несколько минут назад были они. А теперь его нужно разобрать. «Всё ломает мне кайф» — подумал он, оставляя сигарету во рту и хватаясь за ящик с инструментами.***
Оди никогда не ходила в школу. Ей, возможно, и хотелось бы, особенно после посещения Снежного бала. Это же так классно видеть своих друзей каждый день, разговаривать с ними, гулять рядом и сидеть на уроках. И ещё там был Майк Уилер. Вот это особенно весомая причина. Они уже виделись несколько раз за неделю. Это заметный прогресс, учивая, что год Оди благополучно провела дома. Сначала она злилась на Хоппера. Устраивала ему мирные бунты в виде закрытой двери, отказа от уборки и разогревание вафель Эго в микроволновке. Любые разговоры оканчивались скомканными «Да» или «Нет». А порой не было даже ни ответа, ни привета. Ручка двери дёрнулась. Одиннадцать только посмотрела на неё — всё, Хоппер больше не войдёт. Второй раз, третий. Похоже, что мужчина приложился всем телом к двери, ведь та даже немного хрустнула. — Оди, немедленно открой. — он был зол, вместе с тем и растерян, ведь никогда не знал, что нужно делать в подобных ситуациях. Нужно считать? — Я считаю до трёх. — Угрожать? — Если не откроешь, то лишишься телевизора на неделю. — Молчать? — … — Пытаться открыть? — Раз… — ещё одна попытка увенчалась провалом. — Драматично растягивать момент, в надежде, что она одумается? — Один с половиной… Но сколько бы он ни считал, ни читал, ни представлял итог был одним и тем же — ничего. Абсолютно ни единого звука, ни надрывного голоса, кричащего: «Уйди! Не лезь ко мне и в мою жизнь!» «Ведь так же себя ведут подростки, да?» Однако Оди просто лежала на кровати, покачивая ногами и листая страницы очередной книги. В этот раз было что-то про общественный закон. Не слишком интересно, но время убить помогает. Злость ушла, оставляя после себя пустоту. Почему Джим её не понимал? Сидела, прижавшись спиной к двери, и бесшумно рыдала. Ощущала солёный привкус на губах, как забился нос и из-за этого не может нормально дышать, как одежда в некоторых местах прилипла к телу. Исцарапала себе руки, сжимаясь в «клубок». Ей так хотелось понять, почему она отличается от всех. Почему не может жить нормально, как другие дети её возраста. Не может нормально ходить в школу, гулять с друзьями, ходить в игровые клубы и разные торговые центры, не опасаясь за свою жизнь и за то, что в один момент её могут похитить. От мысли об «Отце», таком «любящем, заботливом» закружилась голова и больно задавило в висках. Она верила единственному человеку, считала его Папой, ровно как и другие дети в лаборатории. Верила, что он любит её, никогда не даст в обиду. Но вместо этого жестоко использовал для опытов, для своих целей, не особо заботясь о чувствах ребёнка. Татуировка с цифрой одиннадцать стала её персональным клеймом, которое нельзя стереть. Сколько бы она не пыталась начищать кожу в этом месте — всё бесполезно. Она не супергерой, не принцесса и даже не волшебница. Она — Одиннадцать. Одиннадцатая в производстве существ со сверхспособностями. Она не человек. Ей вообще не стоит жить в этом мире, ведь она тут лишняя. Хоппер, сидевший на диване и уставившийся в чёрный экран, услышал всхлипы из комнаты Оди. Нахмурился, ведь подумал, что ему показалось, но, прслушавшись, убедился, что она действительно плачет. Осторожно подошёл к двери, но за ручку хвататься не стал. Был уже опыт, закончившийся сокрушительным провалом и счётом 3:0 не в его пользу. Присел на корточки, уперевшись рукой в пол, и грузно свалился на него. Поджал колени и прислонился спиной к двери, не подозревая, что повторил позу Оди. — Помнишь, когда мы только пришли в этот дом? — с улыбкой начал Хоппер, не ожидая ответа. — Тогда была зима. Солнце как всегда скрылось за облаками. А мы шли по тропинке, держались вдали друг от друга. Не испытывали доверия и это, кстати, очень правильно. — подметил он и откинул голову. — Ты ещё молчала всё время, прямо как сейчас. Оди поджала губы и закрыла глаза, вспоминая то время. Она боялась Хоппера, не знала, чего можно от него ожидать. Но куда ей ещё было идти? В домах её друзей рыскала полиция, там ей не укрыться. Под бревном, с едой в виде белок и без воды долго не протянешь. К тому же с каждой ночью становилось холоднее. Джим подбирался к ней медленно, но сдавать властям не собирался. Это Оди поняла, когда он начал с ней разговаривать, пока она ела принесённую им еду. Помнила каждый рассказ про забавные случаи в полиции, на тыквенных полях, в лесу и продовольственных магазинах. Как-то раз он даже рассказал про свою рыбалку, состоявшуюся несколько лет назад. Как чуть было поймал самую гигантскую рыбу, но в итоге в корзинке оказалось три маленьких гуппи. Словно погрузилась в тот день, слушая и голос Джима, и звук трещащего под ногами снега, кусочков льда и ломающихся веток. Переступала через лежащие стволы деревьев, виляла по тропам, пока не остановилась напротив ветхого дома. Он не внушал доверия ни снаружи, ни внутри. — Помню, как мы убирали мусор… Я привёз из фургона мебель и все дела. — Оди помнила, как со своими способностями легко занесла кровать в свою комнату и диван в зал-кухню-столовую. Хоппер тогда провёл рукой по вспотевшему лбу, явно удивляясь способностям девчонки Зря только надрывал спину. — Наш первый ужин, который сгорел. — Хоппер посмеялся и услышал слабый смешок по ту сторону. «Прогресс есть!» — Именно поэтому мы в основном едим эти вафли… Они, кстати, очень вкусные. Одиннадцать поджала колени к груди и положила на них подбородок. Пальцами сжала икры, ощущая в них боль. — Честно, я ни на секунду не пожалел, что решился тогда пойти в лес и разыскать тебя… Правда, я тебя очень люблю Оди, знай это. Контрольный выстрел, заставивший её заплакать ещё сильнее. Только на этот раз от слов, что её кто-то любит. По-настоящему. Не так, как лабораторный Отец, а как Хоппер, который терпел все её выходки, но и сам не упускал случая покричать, заботился о ней и защищал её. Знала, что сидит дома в целях собственной безопасности. Но она не могла больше. Сердце разрывалось от одних только сообщений Майка, который верил, что она жива. Нет, он знал, что она жива. Каждый день садился в их «логове», включал рацию на определённую волну и говорил о том, как прошёл день. Оди смеялась с рассказов о Дастине, решившегося совершить столовый переворот, требуя картошку фри чаще, чем того дают, и требуя дополнительной добавки, ведь порции крайне малы. Или с рассказов об Уилле, который в рисовании становился всё лучше и лучше. Именно поэтому его граффити до сих пор не могут отмыть с одной из школьных стен. Или о Лукасе, об его розовом велике, покрашенном Эрикой. Она знала обо всём, обо всех. В один момент мечтала добраться до Билли Харгроува и свернуть ему шею за то, что тот чуть не переехал её друзей на машине. Эта идея преследовала её до тех пор, пока Майк не сказал, что Билли сознательно защитил Лукаса от какого-то крутого местного задиры из старшей школы. Но полностью Оди не простила его за это. Всё ещё недолюбливала. Искренне удивилась, когда узнала, что у Лукасу понравилась девчонка. Кажется… кажется, её зовут Максин. Сестра этого Билли Харгроува, тоже новенькая. Ещё в первый день их приезда Уилер трещал без умолку, что рекорд Дастина в игровом клубе побили, расшибли и стёрли в пух и прах. Одиннадцать действительно была шокирована, учитывая то, как Хендерсон любил играть во всякие автоматы и каких успехов там достигал. И услышала про Снежный бал… — Он будет седьмого декабря. Говорят, что Хейли, сестра Лукаса, занимается организацией и так красиво всё украсила, что не побывать там — полный грех. — Майк посмеялся, но потом улыбка сползла с его лица, опустились плечи. — Мне так хочется, чтобы ты пришла и мы бы смогли потанцевать… Ребята очень по тебе скучают, кричат, как им не хватает Супер Оди. И мне… мне тебя очень не хватает. — это было таким тайным признанием, что у Одиннадцать перехватило дыхание. — Знаешь, я думаю, где ты. Хорошо ли тебе там, ешь ли свои вафли Эго? — из глаз прыснули слёзы; Оди поспешно закивала, будто бы Майк мог её увидеть. Но на деле перед ним был его подвал и рация в руке. — Я… Я надеюсь, что ты счастлива. Может быть, когда-нибудь мы увидимся. Оди осторожно коснулась руки Майка. Тот уставился на неё, но смотрел сквозь, не понимая, почему резко похолодела кожа. Видел лишь лестницу, на которой уже стояла Нэнси и что-то ему кричала. Покачал головой, сложил рацию и убежал, рассеиваясь в темноте. Это когда-нибудь настало седьмого декабря. Она подбежала к Джиму и начала умолять его, чтобы тот позволил пойти на бал. Сначала Хоппер был не в восторге от слова совсем, но потом… Потом он сдался. Поехал в магазин и купил, на свой взгляд, самое красивое платье, какое было, и не менее притягательные туфли. Посоветовался с продавцами, может, косметика какая нужна. Потирал лоб, то и дело касался шляпы, следуя за неумолкающим консультантом меж рядов кремов, помад, теней. Миловидная девушка предложила небольшую палетку фиолетово-синих оттенков и прозрачный бальзам для губ с вкусом клубники. Хоппер махнул рукой и пошёл на кассу, надеясь, что Оди понравится. — Кхем… — Джим наконец положил шляпу на стол и расстенгнул верхние пуговицы рабочей формы, ведь отправился по магазинам во время обедненного перерыва. — Мы ведь договорились, что ты пойдёшь на бал… И вот. Оди подскочила с дивана и забрала пакет, тут же заглядывая внутрь. Поочерёдно вытащила все вещи, с открытым от удивления ртом смотря на всё. На красивое розовое платье с пышной юбкой и сеткой на рукавах, неловко взяла палетку теней и открыла её. На крышке было маленькое зеркальце; в отражении на Оди глядела она сама с отросшими по середину шеи вьющимися волосами, чуть изогнутыми бровями и блестящими глазами. Джим переминал пальцы, уже искусал внутренние стороны щёк, то и дело стучал ногой по полу, заставляя маленький столик подрагивать. Смотрел на Оди и не мог определить — нравится ей или нет. Тишина, в которой раздавалось лишь тиканье часов и собственное дыхание, напрягала. — Ну как? Нравится? — не дождавшись, Хоппер чуть наклонился вперёд. Оди подняла на него глаза, полные слёз. Джим не на шутку испугался. — Если тебе не нравится платье или туфли, то у меня есть чек… Их можно вернуть, поменять, выбрать другие. — поспешно начал он, коря внутри себя за несобранность, безответственность в данном вопросе. Но Оди отложила вещи и крепко обняла Джима, вжимаясь лицом в его грудную клетку. — Спасибо… Большое спасибо. Мне всё очень нравится. — проговорила она и только сейчас Хоппер смог выдохнуть. Положил ладонь на маленькую голову и погладил её, пропуская сквозь пальцы кудри. Оди помнила каждое правило, составленное Джимом. Прекрасно видела его переживания, которые увеличивались с каждой секундой, стоило приблизиться к школе. Помнила тот трепет в душе, когда смотрела на ночной Хоукинс так, словно никогда его таким не видела. Глядела на блестящий от фонарного света снег, дома и магазины, украшенные всевозможными фонариками, лампочками и фигурками в преддверии Нового года. Помнила, как открыла окно и высунула голову, вдыхая морозный ветер и ощущая, как в миг порозовели щёки. Правда, получила выговор от Джима и слова: «Больше так не делай», — но этого того стоило. С трепетом следила за людьми возле входа в школу. Следила за каждым движением и внимала всему, пока шла по коридорам. И замерла, оказавшись возле входа в тот самый зал. Благо, были указатели. Заметила Дастина, Уилла и Майка. Начала улыбаться, когда сначала Хендерсон заметил её, непонимающе уставился, словно видит призрака, которого не успел поймать на Хэллоуин, потянул друзей за рукава пиджаков и кивнул в сторону. Их троих словно молнией ударило. Рванули с места прямо к ней. — Оди! — радостно закричал Дастин и крепко обнял подругу. — Наш «ДиноЗавр» вернулся! Начал заразительно смеяться, показывая пустой ряд верхних зубов. Неожиданно для всех, Уилл обхватил Оди и закружил в воздухе. Откуда же у него появилось столько сил? Возможно, долгожданная встреча сыграла важную роль. И Майк… Он стоял, не смея двинуться. Словно перед ним галлюцинация и сто́ит ему только дотронуться до неё, как та тут же исчезнет, оставляя за собой лёгкую дымку. Одиннадцать сглотнула и сделала первый шаг. Крепко прижала к себе Уилера и облегчённо закрыла глаза, положив подбородок ему на плечо. Сердце могло вырваться из груди в этот момент. Майк, всё ещё не веря, осторожно положил руки на её спину и только потом крепко сжал, заставляя Оди засмеяться. Это был один из лучших дней за весь год, проведённый в лачуге Хоппера. Нет, проведённый в их лачуге с Хоппером. Была так беспечно благодарна всему миру, когда вновь воссоединилась с друзьями. Лукас и, кажется, та самая Макс, о которой была наслышана Оди, подошли чуть позже. Синклер разинул рот и крепко-крепко прижал к себе подругу. — Я рад, что ты вернулась. — проговорил он на ухо. Старался тем самым очередной раз извиниться за все недомолвки в прошлом, до того, как она исчезла. Им всем действительно не хватало Оди. Уже после бала ехала домой, укрытая курткой Хоппера, и сонно смотрела на проносящиеся мимо ели. Попросила Джима показать то самое озеро Хоукинса, и он просто не смог отказать. Завернул на соседнюю полосу, выехал на засыпанную недавно выпввшим снежком дорогу. Включил радио и подпевал под новогодние песни, заставляя Оди то и дело смеяться, улыбаться. Хоппер щёлкнул, указывая на стекло. — Смотри. Сейчас начнётся. И она видела сквозь стволы деревьев то самое озеро, покрытое, наверняка, непрочной коркой льда, местами вовсе без него. В таких участках блестела под луной водная рябь, переливалась тёмная по цвету вода. Оди опустила окно и вдохнула холодный, морской воздух. В её глазах отражалось в этот момент всё. Разговоры с Джимом, танцы на бале, Майк, Дастин, Уилл и Лукас, блестящие фиолетовые огни, полная луна высоко в небе, манящее своей красотой озеро. Внимала ритмичным, местами тихим песням, думая, как же прекрасна такая музыка. Машина свернула на соседнюю полосу, выезжая с территории озера. Всё тот же пейзаж из усыпанных снегом елей, мелькающих слишком быстро дорожных знаков, других автомобилей, мчащихся по своим делам. Оди закрыла окно и прислонилась к нему виском, прикрыв глаза. Ей было так хорошо, тепло и уютно, что захотелось спать. И она заснула, прямо на водительском сидении. Открыла глаза, когда Хоппер уложил её на кровать и накрыл сверху одеялом. Он на цыпочках подошёл к двери и осторожно вышел. Широкая полоса света начала сужаться. — Я люблю тебя, пап. — пролепетала Оди, заставив Джима замереть. Тонкая полоса стала широкой, а сам Хоппер также стремительно вернулся на прежнее место и присел на корточки перед кроватью. Ошарашенно уставился на Оди, ещё сильнее закутавшуюся в одеяло. — Что ты сказала, малышка? — осторожно спросил Джим, боясь, что ему послышалось. Но Оди молчала. — Оди, что ты сказала? Что ты сказала? — и вновь не было ответа. Девочка повернулась на бок и тут же засопела. Хоппер осторожно ткнул её пальцем в спину, но должного эффекта не было. Начал глупо улыбаться и, только выйдя за пределы комнаты, победно затанцевал. За такое можно даже и выпить. Именно в этот вечер Оди почувствовала, что в этом мире она совсем не лишняя.