***
Этот день Олегу кажется настоящим наказанием за вчерашние порывы. Плохо идёт всё. Точнее, день Нептуна, поставленный Серёжей, идёт так, как надо. Под суровым взглядом Разумовского и собака бы на передних лапах заплясала, а тут кучка вожатых с заранее отработанным сценарием. Но Волкову сейчас невозможно плохо. На улице жарко, как в аду, и Волков буквально чувствует, как к телу неприятно липнет тельняшка с накинутой сверху гавайской рубашкой (спасибо, Серый костюм что надо), как промокают волосы под соломенной шляпой и как по лицу начинает медленно сползать лилово-голубой грим. Вдобавок к этому, у Олега ужасно раскалывается голова. Аж до скрежета зубов. Они с Серёжей просидели вчера до самого подъëма. — Ну что, нечисть болотная, — своими словами рассказывает Игорь, стуча трезубцем о доски мостков, и наверняка тоже медленно плавясь в своём парике и бороде, — Отдавайте мою дочку Русалочку! — Не-а! — отвечает Айса, показывая язык и покачивая уже осыпающейся юбкой из еловых веток, перебегает поближе к Олегу, заслоняя собой Русалочку. Олег, наконец вспомнив, что надо делать, приобнимает Кикимору, присвистнув, и этим вызывает смех у своего отряда. Они были такими забавными потому, что совершенно точно не узнали своего вожатого. Они, затаив дыхание, следили за тем, как нечисть не даёт Русалочке пройти к воде, где ждёт Нептун, кружа вокруг неё. Уля, стоящая между Олегом и Айсой, неловко переминается на горячем песке — стоит босиком. Наконец осознав, что пауза нехорошо затянулась, она подныривает под руку Волкова и бежит в сторону мостков, под радостные крики ребят. — Не дайте Водяному меня поймать! — Ребята, как мы это будем делать? — спрашивает Игорь, специально занижая собственный голос, — Правильно! — он размеренно проходится по мосткам, — Громко топать и кричать! — Всё, неси меня к Игорю! — шепчет Уля Олегу, который наконец смог поймать её за руку. — Щас! Олег подхватывает Улю, не без усилий забрасывая себе на плечо и вызывая этим у детей невероятное возмущение. Но они стихают, завидев, что он несёт её к Нептуну. Гром же будто специально отходит от берега, издеваясь над Олегом, идущим на последнем издыхании. С Олега будто семь потов сошло, когда он наконец приближается к Грому. Айса на берегу разыгрывает действительно забавный приступ слëз на потеху детям. Олегу остаётся только поставить Улю перед Игорем, чтобы хотя бы выдохнуть. Говорить на такой одышке Олег не может, поэтому просто смотрит на Игоря просяще снизу вверх, мол, подхватывай, не молчи. — Сдаётесь? — спрашивает Игорь, полностью забив на существование какого-то там сценария, который он всё равно посредственно знал, — Больше пакостить и обижать Русалочку не будете? — Будем! — шмыгая, завывает Айса, сидящая на берегу, перед своим отрядом. — Да врёт она, — отмахивается Олег, тоже больше не считая необходимым следовать своим репликам, — Не будем! — он буквально чувствует, что если они так продолжат, то Серёжа устроит им выволочку. — Ну, смотрите у меня, а то мы вам! — Игорь с силой бьёт по мосткам трезубцем, едва не попав по ногу Олегу. Он отходит на рефлексе, не задумавшись, что отступать некуда. — Водяной испугался! — Спасая ситуацию кричит Уля, видя, как Олег выныривает, оглядываясь в поисках шляпы — Серый не простит, если уплывëт. — Ребята, по итогам нашего праздника, после всех испытаний, победил седьмой отряд! — тут же раздаётся звонкий голос Серёжи, который не выглядит сильно злым. — А почему седьмой? — спрашивает Игорь вполголоса, подходя к Серëже. — Водяной же испугался… — неуверенно оправдывает своё решение он, спеша провожать отряды в лагерь и затягивая какую-то песню. Игорь и Уля машут им вслед, пока колонны детей не пропадают из виду. Гром периодически косится на выползшего из воды Олега, который тут же блаженно растягивается на песке. Греется, от удовольствия даже улыбаться начинает. Ему даже ругаться на Игоря не хочется — в такое пекло и так мечталось только о воде. Ещё и закончили вон как феерично! Серый спасибо скажет. Олег приоткрывает один глаз, нахмурившись из-за слепящего солнца, находящегося в зените. — Извини, я реально случайно, — тихо говорит Игорь. — Забей… — Зато фотки, ребят, просто огонь! Где Олег падает это вообще… Я их выложу, точно, — смеётся Юля в отдалении. — О, покажи нам! — оживляется Уля. — Мы тогда в лагерь вернёмся, приходите тоже! — предупреждает Айса на бегу, догоняя Юлю с Улей, но парни на это никак не реагируют. Солнце враз гаснет, скрытое за фигурой Игоря и Олег, увидев его, тут же садится на песке, освобождая место рядом. Они остались вдвоём. Шумит волнующаяся вода в озере и тихо вторят ей деревья. Вдруг пальцы Грома больно касаются шеи, в тех местах, где Разумовский утром гримом закрашивал засосы. — Я бы тебе нос сломал… Но ты слишком красивый для этого. Жалко портить. Олег грубо бьёт его по руке, убирая от себя. Но взгляд не поднимает. Не привык, чтобы разговаривали в таком тоне. Игорь неясно хмыкает на это и, подхватив с песка парик с бородой, уходит.13
10 октября 2022 г. в 16:51
Олег заходит в последнюю на вечер комнату, откуда уже больше часа звучат непрекращающиеся разговоры и смех. Девочки даже не думают ложиться, хотя время отбоя давно подошло. Зайдя, Олег обнаруживает Алису шагающей на мостике прямо через всю комнату, а её подруг весело скачущими на кровати.
Завидев вожатого они сразу замолкают, сев рядышком и сложив руки на коленях. Алиса, не удержав равновесия, падает, быстро вскарабкиваясь на свою постель рядом. Он на них не ругается, даже лицом не показывает, что недоволен, просто заходит, помогая привести смятую постель в порядок.
— Мы же просили не прыгать на кроватях, — в такие моменты Волков даже начинал завидовать вожатым на старших отрядах — едва ли шестнадцатилетние кони прыгали на кроватях, у них… Свои развлечения, — Ложитесь. Только чур без разговоров.
— Волк, а что завтра будет за праздник? — спрашивает одна из девочек, семеня к своей кровати в углу и расправляя её.
Волков укрывает одеялом вторую — Катю, внимательно следящую за его действиями. Он с первых дней так делал. Некоторые девчонки из отряда фишку поняли и специально сбрасывали одеяло несколько раз, притворяясь спящими. Вадик как-то чуть не плача от смеха пересказывал Олегу подслушанный спор.
Сложно было представить себе более умилительную картину. Стоят две первоклассницы и выясняют, кому он больше раз за отбой одеяло подоткнул. Олег тогда только смущённо посмеялся и попытался отучить детей от такого ритуала. Но уже на второй вечер некоторые начали слёзно умолять, чтобы он их сам укрывал. Ну как тут отказать? Так традиция и осталась.
— Завтра День Нептуна, — Олег приближается к кровати Алисы, но девочка уже лежит, плотно укутавшись и отвернувшись лицом к стене, почти вплотную прижавшись к ней носом, — Выспитесь как следует, — он щёлкает выключателем, — Спокойной ночи.
— Ночи!
Олег выходит, закрывая за собой дверь с выдохом от облегчения — работа закончена, можно идти к Серёже. Они договорились посидеть ночью за мастерской. Олег уже не рассчитывает на что-то кроме задушевных разговоров, но готов довольствоваться малым, потому что ещё недели две назад не мог предполагать, что Серёжа его позовёт хотя бы просто посидеть вместе.
— Волк, подожди, — Олег почти вздрагивает, оборачиваясь на голос Алисы, — Эм…
— Поздно уже… — Олег присаживается на одно колено, чтобы быть с ней на одном уровне, — Что такое? — на секунду кажется, что девочка растерялась.
— Я тебя люблю, — поразительно смело говорит Алиса, без слез и даже глаза не отводит.
Олега ситуация не удивляет и даже не смущает. Он давно всё понял. Если бы впервой… На каждой смене одно и то же, независимо от возраста отряда. Он ерошит волосы, подбирая слова. Алиса терпеливо ждёт. Стоит перед ним до забавного серьёзная, сосредоточенная и в зелёной пижаме.
— Алис, ну я же старенький для тебя.
— Не старенький… Вот ты чайку видел из бумаги на окне в вожатской?
— Ну видел… — неуверенно произносит Волков, думавший, что это дело рук Разумовского. Он такое делать умел и любил. Когда они в школе учились, он Олегу самыми очаровательно-странными способами показывал симпатию: то язык цветов выдумает какой-нибудь, то на информатике в своём сайте зашифрует признание в любви… Много разного, в общем. Поэтому, увидев бумажную птицу, парень даже не подумал, что это не Сережино изобретение.
— Это я для тебя сделала, — шепчет она, чуть хмурясь.
— Красиво.
— Ладно, не старайся, — она отмахивается, будто бы совсем не расстроившись, и возвращается к себе. Олег удивлённо вздергивает брови. Дети сейчас поразительно взрослые…
До нужного корпуса Олег добегает, стараясь не пересекаться с некоторыми вышедшими после отбоя вожатыми. Кто-то разговаривал в беседке так, что их голоса долетали лишь эхом, кто-то звонил домой, отчитываясь, сколько дней осталось до конца смены, а другие бегали курить за корпусом старшего отряда. Словом, делали всё, на что днём времени не хватало.
Большой, тёмный и непривычно пустой холл возле зала для танцев встречает Олега холодом и отзвуком шагов на ступенях. Он вглядывается внимательно в темноту, пытаясь понять, кто идёт. Но видны лишь два силуэта — один выше, другой ниже.
— Ты к Серому? — наконец спрашивает Дагбаев и, поравнявшись в большим окном в пол, показывает Волкову отблески света фонарей с улицы на своих косах и блестяшках, висящих на шее, — Сам тогда ключи передашь.
— Ладно, — он ловит связку скорее на звук, наблюдая, как Юма и Алтан царственно спускаются вниз, на бренную землю. У этих в роду цари были, не иначе. Простые смертные так не ходят.
Они расходятся молча, даже не прощаясь друг с другом. Лестница кажется ему нескончаемо длинной, но наконец поднявшись, он ненадолго замирает у дверей. В голову забредают всякие глупые мысли — а что он может сделать, чтобы стать для Серёжи таким же важным человеком, как раньше, и возможно ли сделать в этой ситуации хоть что-то? Вчера вечером сюда пришёл Гром, и только им двоим известно, что они тут делали… Олегу оставалось только колотить стену от злости и непонимания, как это всё произошло.
Все сомнения, прилипшие к Олегу мигом рассеивает вид уснувшего за заполнением плана Серёжи. Он сидит, уложив голову на сложенные руки, и лишь размеренно поднимающиеся от дыхания плечи выдают спокойную дрему, без снов, очевидно. У Олега в сердце тут же заныло. Он понимает, что надо будет помочь Серёже всё это заполнить.
— О, Алт… Привет, Олег. Прости, — он ерошит и без того растрёпанные волосы, — Отрубился. Тут ещё подготовка к завтрашнему, думаю, пора ради повышения эффективности работы сюда переезжать. Не тратить время на дорогу.
— Давай до корпуса провожу? — спрашивает Олег, отложив брякающую связку на стол, подходя ближе, — Отдохнешь нормально.
— Нет, не хочу… — он подпирает подбородок пальцами, — По тебе скучаю. Почти не общаемся в последние месяцы.
— Мне тоже тебя не хватает.
Олег, как мальчишка, стесняется своих слов, медленно присаживаясь на колени перед Серёжей и обнимая его за ноги, надеясь скрыть свои покрасневшие щеки. Выть хочется от чувства, что больше не твоё, что потерял такую драгоценность. Свою единственную. И что нельзя больше коснуться любимых губ и пересчитать поцелуями веснушки на бледных щеках.
— Хочу тебя поцеловать, — бубнит Разумовскому в костлявые колени отчаявшийся Волков, ожидая какой угодно реакции, но нутром чувствующий, что это необходимо сказать, вдруг больше никогда смелости не хватит, — Мне кажется, что я без тебя умираю.
— Не умираешь, — строго говорит он, беря его пылающее лицо в своих прохладные ладони и поднимая к свету, — Смотри, — он склоняется чуть ближе.
— Чт… — парень не успевает договорить, задыхаясь в его пальцах, которые забираются в волосы, в его губах, накрывающих губы напротив, и в его языке, ловко касающемся языка Олега.
Сережа такой же, каким Олег его помнит — огненный всполох, а не человек. Он словно едва тлеющий огонёк на кончике спички, брошенный в лужу бензина. Это взрыв из чувств и ощущений во всём теле и блаженная, дотлевающая пустота в голове. Вспышка эмоций на кончике языка, танцующего ласками по губам Олега.
— Любимый, мой хороший, — шепчет Олег в перерывах между поцелуями, схватив Серёжу за талию, будто боясь, что он встанет и уйдёт, — Прости дурака своего. Не могу без тебя, задыхаюсь.
А Серёжа молчит, продолжая самозабвенно кусаться и лизаться, горячо выдыхая, — Молчи, Олег, молчи.
Олег поднимается, подтягивая за собой Серёжу, возможно слишком сильно стискивая пальцы на его рёбрах. Волков бёдрами упирается в стол с так и не заполненным планом мероприятий, путаясь в руках Серёжи и не желая выпутываться никогда. Разумовский впечатывает Олега в стол, не переставая терзать его губы.
Они как одичавшие, зацеловывают свои укусы, едва не рыча. Олегу от этого и стыдно, и невероятно хорошо. Он чувствует себя беспомощным, зажатым между столом и Серёжей.
— Посмотри мне в глаза, — задыхаясь, требует Олег, почти отрывая от себя Серёжу с поплывшим взглядом и трагично изломанными бровями, — Посмотри, пожалуйста, Серёж, — Разумовский весь покрылся розовыми пятнами то ли от подступающей истерики, то ли от жарких поцелуев, — Не плачь только, пожалуйста. А то я сейчас сам не выдержу.
— Прости меня, прости, — шепчет он скороговоркой, смаргивая с глаз влагу, — За всё прости, я неблагодарный. Я тебя не заслужил.
Задохнувшись от горечи его слов Волков не выдерживает, больно прикусывая Разумовского за ухо. Он вскрикивает, но не отстраняется, Серый сейчас всё вытерпит, думая, что заслужил. Зубы парня смыкаются теперь на нежной коже шеи.
В ответ — тихий вздох, почти переходящий в стон. Он сам наклоняется влажно мажет языком под дëрнувшимся кадыком Олега. Тут же прикладывается припухшими губами.
— Я тебя люблю, — сквозь зубы выдаёт Олег, до боли в пальцах схватившись за край стола и понимая, что на шее останется засос.
— Неправда, тебе плохо со мной, ты сам говорил, — воспоминания нехорошо режут по сердцу.
— Дурак потому что. Нет идеальных… Все ругаются. Это нормально совершенно. Сейчас понял.
Его слова опять тонут в поцелуе.