Метаморфоза

Колени болезненно впиваются в древесину. Ещё чуть-чуть, и ощущение того, что кости вот-вот сломаются, перестанет быть просто ощущением. Рядом с руками, которые еле касаются пола, ударяется чёрная плеть, а хлопок отзывается эхом по пустому помещению. Чимин машинально вздрагивает, понимая, что ещё несколько сантиметров, и учитель попал бы по тыльной стороне ладони. Юноша буквально читает того по вибрациям размеренных шагов из стороны в сторону. Мужчина зол и расстроен. И была бы у него возможность, может, убивал бы физически? А так просто осыпает руганью своего ученика. Этот француз мистер Смит, который ранее создавал впечатление восхищённого и гордого своим учеником учителя, теперь припоминает все его промахи и недоработки. И, кроме этого, пускает в ход избиение, считая, что таким образом достигнет понимания Чимина. Он переехал из Парижа несколько лет назад и за спиной имел многолетний опыт, что только доказывает молодому танцору, что он действительно имеет право обращаться с ним так. Потому что умнее. Лучше. Позади него на креслах сидят ещё три студента, которые бесстыдно наблюдают за некой поркой своего однокурсника без капли сочувствия и жалости. В их глазах читается ужас. Ужас того, что с ними может произойти то же. «Глупцы», — думает про себя Чимин, считая, что это ещё не самая страшная боль: рассекание плетью по голой спине, рукам, ногам. А затем, такого вымотанного и слабого, его заставляют держать стопки книг над головой, прямо как в школе. По-детски, но добиться нужной цели вполне возможно. Доказать, что, причинив человеку боль, можно лишить его какой-либо защиты и властвовать над ним, действуя по собственному желанию. Кровь выступает из царапин, а кожа вокруг них красноватая от ударов плетью. Знаете, что скрывается за привлекательным костюмом артиста балета? Кровь, пот и боль. А у него в придачу ещё и ужасное тело, за которое стыдно. Изящные пуанты скрывают кровяные раны на стопах и мозоли между пальцев, колготы прикрывают худые ноги в синяках, а белые блузы со стразами прячут под собой красные следы. — Если ты не возобновишь свою хорошую работу, то такое будешь ощущать каждый день Божий. Ты ведь не хочешь этого, я знаю. Так почему ты… Нет, — преподаватель прерывает мысль и мотает головой, будто сказал что-то неправильное. — За жалкие тридцать минут ты умудрился совершить три грубых ошибки, что было непозволительно! Ты осознаешь это? Неправильное выполнение деми-плие только чего стоит! Чимин смиренно глядит в пол, не смея поднять глаз, и внимает каждому слову. На некоторое время учитель Смит замолкает и останавливается возле ученика, который может видеть лишь коричневые туфли дерби. Чужие руки тянутся к подбородку Пака и грубо поднимают. Он встречается с суровым взглядом пылающих пламенем глаз. — Забудь о зрителях, которые ничего не смыслят в искусстве и посчитали твоё жалкое выступление чем-то великим. Тебе важны не они и их аплодисменты, а моя оценка. Моя критика. Я. И в этот момент Чимин хорошо понимает, что суть далеко не в публичных унижениях, а в желании быть сильнее. Чтобы другие это признавали и покорялись. Признавали, что они по сравнению с ним словно слепые котята, которые просто не смогут выжить. И Пак Чимин признает. Пак Чимин покоряется. Пак Чимин слабый, беззащитный, в отличие от него. Пак Чимин — слепой котёнок, которые не умеет жить и не сумеет выжить. Зрительному контакту учителя и ученика мешает тихое посмеивание позади. И Пак реагирует мгновенно, невольно вырываясь из цепких мужских рук. Лицо меняется со смиренного мальчишки на агрессивного хищника. — Рот закрыл, — строго рявкает парень, заставляя однокурсников впрямь замолчать.

***

Вода скользит по медовой коже, огибая тело танцора. Чувство свежести — это дождь, раннее утро и прохладный душ. А ещё пустая голова или чистые мысли. Не те, из-за которых становится нехорошо, а те, которые вызывают улыбку, смущение, радость. Из душевой кабинки показывается лишь мужская рука, которая одним движением захватывает белое полотенце с крючка. А уже спустя минуту выходит сам юноша с этим полотенцем, уже завязанным на торсе. С ещё мокрых волос, которые приобрели угольный цвет, стекают капли воды. С затылка они переходят на изувеченную спину, скатываясь по ровному позвоночнику. Как только он выходит из ванной комнаты в раздевалку, пугается чужого силуэта. — Гадство! — срывается с уст, а после этого слышится хихиканье. — Чувак, тебе следует одеваться более прилично. Хорошо, что это я, — Хосок лыбится насмешливой улыбкой, в открытую рассматривая полуголого друга. — В душе? Более прилично? — возмущается Чимин с прищуром. Невольно вспоминает тот случай с Макото, но, конечно, Хосоку об этом говорить не собирается. Не хватало ему, чтобы тот прикалывался над этим до конца его дней. Танцор открывает шкафчик, используя его как ширму. Надевает нижнее белье, уже не нуждаясь в полотенце. — Клоуна уже выпустили? — паясничает Пак, подразумевая под клоуном своего друга. Брюнет цокает языком, но на колкость не отвечает. — А мой адвокат не говорил? — Вообще не понимаю смысла в адвокате. Кого тут защищать? По вам же и так видно, что вы недоразвитые, — Чимин всё ещё зол, что заметно не только в недоброжелательном тоне, но и в том, с какой резкостью он натягивает джинсы. — Ну, перестань. Мы не хотели такого исхода. — Как возмещать будете? Мне напомнить, что ты сам на мели, а за учёбу до сих пор твоя мамочка расплачивается? Чимин застегивает ширинку, поправляя завернувшийся краешек футболки и поднимает взгляд на друга. Почерневшее чужое лицо дало танцору понять, что он перешёл границы, но ему ни капли не стыдно. Брюнет перебрался в Миннесоту и поступил в университет на отложенные деньги матери, которая осталась в Пусане. Но вместо того, чтобы помогать ей или хотя бы не доставлять лишних проблем, Чон предпочитает пускать часть денег на пьянки и шататься по обезьянникам. Чимину просто жалко эту женщину. Его друг не знает, что упускает самое ценное — любящую маму. — Я говорю это не для того, чтобы тебя позадирать, а чтобы ты понял, что совершаешь большую ошибку, — смягчившийся тон танцора перебивает резкий вопрос. — Тебя били? Чимин практически не моргает и медленно хмурится, задумываясь на тем, зачем Хосок переводит тему беседы. Ему непонятно, поэтому решает спросить прямо: — Это тут при чем? — А при том, что тебя топят, а ты и постоять за себя не можешь. Или не хочешь? — Хосок склоняет голову на бок, делая шаги навстречу темноволосому. — А знаешь, в чем разница между мной и тобой? Несмотря на всё дерьмо в своей жизни, я двигаюсь дальше. А не закрываюсь ото всех и срываюсь на самом себе. Я самому себе не вредитель, а спасатель. Прозорливые карие смотрят ему в душу. Между их лицами несколько сантиметров, они могут чувствовать почти что бесшумное дыхание друг друга. Чимин не прерывает зрительного контакта, стараясь найти ответы на вопросы: зачем Хосок тормошит всё болезненное прошлое и плохое настоящее, зачем проходится по всем душевным ранам, прекрасно зная, что он не справляется в одиночку? Разве так поступают друзья: топят за компанию с другими? — Правду в лицо слышать горько. Вот и бездействую. Ответ удивляет друга, его самоуверенная маска слетает с лица, а черты расслабляются. — Так ли поступают настоящие друзья, а? — друг отступает назад. Можно ли это считать поражением Хосока, но победой Чимина? Танцор застегивает молнию на кофте, набрасывая рюкзак на одно плечо. — Это тебе задание на дом. И уходит с хлопком двери, оставляя парня наедине с собой. Чимину глубоко плевать, если кто-то скажет, что он жалкий ребёнок, который не умеет справляться с проблемами, находя не самый лучший, но всё же выход в самоповреждении. Плевать, если кто-то будет говорить про него самые ужасные вещи. Но кто-то, а не Хосок. Не Хосок, который был первым, кто подошёл к нему в старшей школе. Не Хосок, который первый заговорил с ним и стал первым, кто улыбнулся ему; кто сел с ним за одной партой и поделился учебником. Хосок был первым, кто не прошёл мимо, а защитил своего изгоя-одноклассника, хотя Чимин не создавал впечатление общительного ребёнка. Чимин полюбил Хосока за его доброе сердце, которое не оказалось обманчивым. Или всё-таки оказалось? Бред. Пак считает своего лучшего друга полным идиотом, но лучше ли он? Его «движение жизни» заключается в пьянстве и передрягах? В том, чтобы на утро мучаться от головной боли и нарушать закон? Неужели именно это — движение вперёд? Ведь оно выглядит, как избегание собственных проблем. Метания, лишь бы не попасться в руки суровых реалий, которым вовсе не до смеха. Стемнело. На улице пошёл снег, присутствие которого можно почувствовать либо на коже лица, либо заметить под тускловатым светом фонарей. Тело продрогло за считанные секунды, заставляя Пака покрыться мурашками. Он набрасывает капюшон, раздумывая над планами на вечер. Попьёт чёрный чай с любимым имбирным печеньем и, наконец, возьмётся за чтение до смерти скучной истории искусств. А уже потом уляжется в тёплую постель и уснёт. Уснёт всего лишь до завтрашнего утра, а хотелось бы… В кармане звенит телефон. Номер неизвестный. Парень колеблется, но всё-таки решает проигнорировать его, кладя обратно в карман. Выдохнув, выходит из-под навеса. Нет, всё-таки чтение он отложит.