***
Чимин выбирается из скомканного одеяла, поднимается с мятой простыни. Вытирает капельки пота с горячего лба тыльной стороной ладони, а стопы охладевают из-за холодного пола. Очередной кошмар. Очередной провал. Последние два года ему часто снятся события седьмого февраля две тысячи семнадцатого года. Снится, как он тогда посетил библиотеку после занятий. В наушниках играет джаз, а в помещении витает запах старых книг и свежезаваренного кофе. Библиотекарь — женщина средних лет, всегда укрытая своей любимой шалью, — перечитывает Томаса Харди за чашкой кофе. Чимин считал подобную литературу сложной, поэтому предпочитал приключенческие романы. А ещё снится, как дедушка кормил хлебом голубей в парке. Птицы были готовы усесться ему на плечо, дабы получить желаемую еду. Эта картина даже забавна. Удивительно, что, несмотря на то, что он помнил почти все детали того дня — цвет неба и температуру воздуха, — такое роковое событие в его жизни, как смерть матери, оказалась исключением. Размытый образ бездыханной женщины на постели, плохо видимые, мотающиеся фигуры вокруг, шум и плач маминых подруг на кухне. Чимин тогда плохо верил в то, что мамы не стало. Не осознавал, что больше не увидит её следующим утром, готовящую завтрак. Не увидит улыбку, не получит звонка. Все воспоминания, совместные традиции и шутки ушли в могилу вместе с ней самой. Не понимал, что это происходит в действительности. Да, его вид был грустным, подавленным. Чимин был в лёгком недоумении или даже замешательстве: смотрел на посиневшую женщину и плакал из-за того, что все вокруг плачут. Плакал, что мама так долго мучалась из-за болезни: рак лёгких слишком быстро распространялся и так поздно был диагностирован. Только в день похорон, спустя трое суток, Чимин рыдал и, как кто-то из гостей сказал, был способен «затопить» всё вокруг. Однако эти слова были лишними. Его мать не достойна даже всех слёз, которые он пролил в тот день и проливал в последующие годы. По дороге на кухню темноволосый взглянул на часы. Пять утра. В раковине простаивает невымытая посуда, а на обеденном столе — открытая пачка печенья. За окном темень, пока только краешек неба на горизонте начинает окрашиваться в темно-синий, тем самым намекая на грядущий восход. Тусклый свет торшера освещает кухню лишь самую малость, но это и к лучшему: сонный Чимин ещё не готов воспринимать яркий свет. Он усаживается на стул, кидает мимолетный взгляд в окно со старыми белыми занавесками с узорами, коричневыми портьерами. Танцор вынимает мобильник из кармана спортивных штанов, и экран подсвечивает лицо. Уставшее и помятое. Четырнадцатое число уже. Завтра нужно будет заплатить за аренду квартиры. Это жилище ему досталось чудом, кстати. Небольшая, уютная и удобная квартира; недалеко от метро и почти в центре Сент-Пола. Смог бы оплачивать её простой студент? Если уж работающий. Но про некий блат попозже. Не знает конкретной причины, но до одури тошно стало. Заходит во все приложения без какой-либо конкретной цели. Натыкается на пропущенный звонок. Ему звонили?.. Ах да, припоминает. И почему бы не перезвонить на этот номер сейчас? Да, в пять утра. Тот, кому действительно нужно, — возьмёт.***
— Я все ещё жду детали дела Робинсон, или тебе моя помощь уже не требуется? Девушка достаёт испеченные маффины из духовки, начиная с помощью двух мешков с насадками украшать их верхушки, подправляя созидаемое быстро испачкавшимися пальцами. Затеять глобальную готовку из-за бессонной ночи она считает хорошим решением. Всё-таки лучше, чем просто проворочаться в кровати. В трубке слышится тяжёлый вздох, а уже потом прокурор продолжает говорить слегка осипшим голосом: — Нужна. Просто сейчас я нехило приболел и уж точно не хочу, чтобы ты видела меня в таком состоянии. Сараи цокает, закатывая глаза. Как женщина, честное слово. — Да что не так?! — не сдерживается он, возмущаясь. — Ты тут не при чём, — лукавит адвокат. — Надо было брать обычную насадку, эта сидит плохо и мимо себя крем выпускает! — посетовала русоволосая, оглядывая капельки на столе. Загоревшийся экран привлекает внимание. Номер сохранен не был. И звонят, главное, очень вовремя, когда Макото перемазывает кремом всё, чего касается. «Премного благодарна!» — мысленно благодарит «незнакомца». Предплечьем адвокат поднимает рукоятку, пуская воду из крана. Та оказывается холодной, но она просто моет руки и промокает их полотенцем. — Рэйден, перезвоню, — перебивая болтающего в трубку прокурора, она сбрасывает, отвечая на входящий. — Адвокат Сараи Макото слушает, — отчеканивает она, будучи на сто процентов уверенной, что это по работе. Она воздерживается от ругательств из последних сил, ведь звонить в такое время — нагло. Пусть Сараи и бодрствует, но факт остаётся фактом. В трубке молчание. Это ещё что? Русоволосая глядит опять на номер, убеждаясь в том, что собеседник все ещё на связи. Всё верно. Почему молчит тогда? — Сараи Макото? — мужской голос переспрашивает. Макото хмурится. Голос знаком, но её плохо работающий мозг пока не может определить, кто это. — Откуда у вас мой номер? — на том конце провода слышится едва уловимая недоброжелательность и хорошо распознаваемая серьёзность. И уж теперь она точно не спутает Пака с кем-то другим. Его суровый тон узнаваем. Не успевает адвокат сориентироваться, как тот возобновляет свою речь: — Ах да, что это я… А почему только звоните? Вопрос кажется ей слегка странным. — Ведь в прошлый раз шла речь о том, чтобы заявиться ко мне домой, — в голосе сквозит насмешка. Девушка мигом расслабляется, бесшумно ухмыляясь, наконец подавая голос. — Думала, что вы будете спать в моё свободное время. — Я в вас ошибался. — В плане? — она хмурится, заново берясь двумя руками за насадку, а телефон зажимает между головой и плечом. — В вас таки осталась тактичность. Мизерная, но осталась. Подколы Пака вызывают у неё смех. Японка облизывает испачканный в креме палец. — А вы таки умеете шутить. — Без юмора в этом мире не выживешь. — Не спорю, но сарказм — это низшая его форма, — Макото подкалывает внезапно появившимся в голове выражением, которое ещё во время учёбы произнёс специалист по психологии, а на губах расцветает коварная улыбка. — Тот, кто сказал эту чушь, полный идиот. Макото безудержно смеётся, а у Чимина это вызывает лишь улыбку, о которой девушка может только догадываться. Мужчина, преподававший этот предмет, порой говорил действительно странные вещи. — Ладно… — улыбка медленно сходит с губ. — Как там себя чувствует мистер Чон? Следует пять секунд безмолвной паузы. «Даже сутки, проведенные в обезьяннике, не пробудили в нём совесть», — мелькает в голове Пака до того, как он смеет ответить. — Мне откуда знать. Под одной крышей с ним не живу. — Мне казалось, вы хорошие друзья. — С чего такие выводы? — танцор настораживается. — Вы были единственным, на кого он захотел потратить свою возможность позвонить. В трубке снова тишина. Макото чувствует напряжение Чимина, даже если не видит его. «Что между ними произошло?» — в адвокате взыграло любопытство, но она его моментально усмирила. — Я… Я снова испачкалась… — Макото не знает, чем разбавить эти секунды молчания. — Можно вопрос? Девушка собирается бросить краткое «Да», но парень даже не ждёт её ответа, а быстро продолжает. — Вы как адвокат, который неосознанно входит в жизнь чужого человека, исследуя его прошлое, настоящее… Вы хоть в мыслях судите его по поступкам? Например, в прошлом ваш клиент был наркоманом или избивал свою жену и детей. Появляется ли у вас камень преткновения или вы просто делаете свою работу? — она задумывается над вопросом, а тот добавляет: — Чистое любопытство. Пока девушка думает, складывая грязную посуду в раковину, Чимин подмечает, что на улице начинает светлеть. Появляются первые люди, первые автомобили. Все куда-то спешат, а ему бы зарыться в постель да хорошенько вздремнуть. Но времени на это уже нет. — Разве имею я право судить кого-либо? — Пусть не судить, но вы ведь что-то думаете о них. Будь то хорошее или плохое. Макото закусывает губу: ведь изначально подозревала о том, что её ответ не устроит артиста. — Если бы у меня был камень преткновения в работе со своими клиентами, то я не смогла бы защищать их, как подобает хорошему специалисту. Все люди грешны и поневоле совершают дурные поступки. У кого-то они более весомые, а кем-то двигает безделье и противоположность ума. Парень понимающе мычит в трубку, а адвокат решает продолжить. — Мне нет дела до их жизни, так что… — А до моей жизни есть дело? Вопрос ставит в тупик. Сараи замирает, быстро моргая, в поиске нужных слов. — Настояли на чае тем вечером, пусть то и оказался глинтвейн. Подарили цветы, составили компанию по дороге домой, любезно предложили подвезти в университет. Сейчас вот звоните. Уже придумали, как поступите дальше? Хорошо, что Пак не видит, как сильно вгоняет в краску адвоката. Макото как можно тише переводит сбившееся дыхание, выдавливая уверенный тон. — Раскрывать все карты не принято. Даже коллегам. — Разумно. В таком случае сочтите меня за своего клиента. Между клиентом и адвокатом должно быть всё откровенно, разве я не прав? — Пак Чимин. — Сараи Макото. Танцор по ту сторону экрана улыбается в секунду молчания. — Так и скажите, что вы не придумали продолжение. Потому что не ожидали, что я перезвоню, не так ли? Сараи демонстративно прыскает от смеха, опираясь одной рукой о кухонную тумбу. — А вы любите чувствовать себя умнее, да? Всех читаете, видите скрытый умысел и знаете истинные желания… Только вот именно такие люди чаще всего ошибаются. — Не в этом случае. — Самоуверенность — это первый признак. Задумайтесь, Пак Чимин. — Спорим? — Хотите поспорить с адвокатом? Я всегда выигрываю, помните. — Запугиванием меня не возьмёшь. — А чем чёрт не шутит? — Договоримся о встрече? — Я сама вас найду, Пак. Хорошего дня, — последнее, что говорит адвокат перед тем, как сбросить звонок. Да здравствует тишина и покой. Хотя насчёт второго она готова поспорить, ведь сердце решает пробежать марафон, а к голове приливает кровь, отчего становится очень жарко. Сараи возвращается к маффинам, которые осталось лишь упаковать в красивую коробку. Она готовила их для своего отдела, дабы порадовать к скорому окончанию года, в который они были замечательными трудягами. Русоволосая оглядывает остаток кексов и крем. Подумав, она вздыхает и делают новую порцию сладкой белой массы, чтобы её потом окрасить. Новые планы.