Метаморфоза

Слышатся гудки. На пухлых губах расцветает глупая улыбка, а сам парень почему-то начинает посмеиваться, медленно кладя голову на руки. Она найдёт его? Да это уже не адвокат, а коп какой-то. И всё-таки смех затихает, уступая место печальному настроению. Но и оно задерживается ненадолго, ведь парень внезапно вспоминает о том, что ему сегодня к первой паре, а времени остаётся не так уж и много. Стрелки часов приближаются к шести. Он поднимается со стула и собирается мыть вчерашнюю посуду, хотя валится с ног из-за недосыпа. Как только он подставляет одну из тарелок под струю воды, а другой рукой берётся за мочалку, по всему помещению разносится пиликающий звук. Будильник. Юноша набрасывает на плечо рюкзак и буквально выбегает из квартиры. В руках — ключи, которые быстро оказываются под тканью джинсов. Он пятерней зачесывает пушистые волосы назад и в последнюю секунду забегает в отправляющийся лифт. И здесь парень оказывается не один. Низенькая старушка в своём темно-зеленом платке, который скрывает седину, слабо улыбается, поднимая голову на Чимина. — Что-то ты рано сегодня, — подмечает она с удивительной проницательностью. Чимин мягко улыбается, отвечая: — Решил перестать опаздывать, — гордо заявляет он. — О, это хорошо… — она отводит взгляд, но через секунду продолжает. — Но я тебе не верю. Небось опять мучает бессонница? И снова бабушка оказывается несказанно права. За эти годы она хорошо его изучила. Пак познакомился с ней около пяти лет назад в Пусане и в не самый приятный день своей жизни. В то самое двадцать первое декабря, когда его впервые сильно избили на футбольном поле. Старушка помогла мальчику подняться с холодного снега, отвела к себе домой. По дороге они просто молчали. Она не спрашивала ни имени, ни причины, почему с ним так плохо обращаются. Дала Чимину побыть одному мысленно, хотя физически она находилась рядом с ним. По приходе к ней домой (он был неподалёку) она накормила его вкусной кашей, напоила горячим чаем и даже отрезала кусочек яблочного пирога. Только потом старушка посмела задать всего один вопрос: «Где ты живёшь?» И Чимин ответил. Они снова замолчали. Затем уже решился задать вопрос Чимин: он спросил, как её зовут. «Маргарет», — ответила она и впервые улыбнулась. Улыбнулась ему. У мальчика улыбка вызвала трепет. Он был в таком отчаянном состоянии, что даже простая улыбка стала для него спасением. А эта женщина просто суперменом, который всегда появляется, когда кто-то в опасности. Из отличительных черт у бабушки были близко посаженные голубые глаза, которыми она часто улыбалась. Тонкие губы и хорошо заметные морщины на лице, которых становилось с каждым годом всё больше. Телосложения она была худощавого, а рост её составлял примерно сто пятьдесят пять. Если Чимин не ошибается, ей около семидесяти. Но, даже несмотря на такой преклонный возраст, она всегда говорила, что чувствует себя не больше, чем на пятьдесят. И это правда: она была очень энергичной и весёлой. Маргарет стала для него действительно близким человеком, на которого можно положиться. И она доказала это, когда предложила Чимину снять квартиру у неё, узнав, что он в Сент-Поле. Ведь её сын давным-давно там не живёт и переехал во Флориду, а квартира пустует. Именно поэтому она предложила Паку меньшую таксу, чем среднестатистические цены на жилье рядом с городом. Ну, разве не чудо? Чимин выскальзывает из лифта, помахав рукой, и напоследок одаривает бабушку лучезарной улыбкой.

***

Гул студентов становится менее слышен: все направляются на выход. Учебный день подошёл к концу. Если бы кто-то решился поинтересоваться, устал ли он, Чимин просто бы закатил глаза и прошёл мимо. Если три пары вытерпеть вполне возможно, то занятия по балету неспеша превращаются в камеру смертников. На белые пилюли, стоящие на полке университетского шкафчика, свет падает насыщенный синий из-за самой пластиковой баночки. Ещё немного Чимин думает, затем решительно тянется к таблеткам, но из-за зова за спиной мгновенно отдёргивает руку. Сию же секунду захлопывает шкафчик, и дверца безудержно хлопает и режет слух. Хосок выглядит растрёпано и откровенно печально. Чёрная футболка спортивного костюма помята (или её кто-то пытался жевать, но не вышло), расчёска волос будто несколько дней не касалась, а посиневшие глаза от недосыпа ещё и потухли. Чон тянет руку к затылку, от неловкости почёсывая, а затем проходится ладонью по чёрным волосам. Пак делает шаг назад, изгибает бровь, безмолвно спрашивая, чего тот хочет. — Чимин… Я чувствую себя так виновато из-за всего того, чего посмел наговорить тебе, — начинает он, кусая губы. Танцор хмурится, вес тела перенося на одну ногу. — Если ты можешь простить меня, то, пожалуйста. Извини меня. Щенячьи глаза, затопленные сожалением, глядят в те, в которых и капля теплоты не мелькает. Хосок, понимая, что простого извинения за все те гадости, адресованные другу, будет мало, продолжает: — Я идиот, придурок, дурак и просто ужасный друг, ничем не отличающийся от тех задир. Осознаю и признаю это открыто перед тобой. Разреши мне загладить свою вину, — голос в конце вздрагивает. Ещё чуть-чуть, и Хосок перейдёт на мольбы о прощении. Гадость. Видеть раскаяние человека ему гадко. С губ слетают просьбы о прощении, просьбы о том, чтобы забыть и не вспоминать. Но совсем недавно эти уста смели порочить Чимина, называя его откровенно слабым. Всё смешалось: добро и зло, гнев и раскаяние… Грязь и чистота. Но некоторая грязь так и останется. Ничем не сотрёшь, какое только мыло ни используй и сколько губкой ни три. Всё равно грязный. — Хосок, мы оба знаем, что ты тогда говорил правду. К чему извинения? — Пак слегка лукавит, склоняя голову набок, а Чон округляет глаза и распахивает рот. Лукавство — это не только про хитрость. За его маской скрывается нечто большее. Разумом Пак понимает, что тогда друг был прав. Однако тактичность и какую-то привязанность между ними, исходящую из сердца, никто не отменял. Было бы лучше всем, если бы Чон иногда держал рот за замке. А было бы лучше? — Ты что такое говоришь? — возмущённый тон, а брови сводятся к переносице. — Я… — В том-то и суть, Хосок, — перебивает Чимин, кладя две руки в карманы штанов, продолжая гнуть свою линию. — В нашей дружбе нет места лицемерию и самообману. Мы не маленькие дети — давным-давно пора вливаться во взрослую жизнь. И здесь уже поблажек не будет. Не удастся списать или поделиться. Тобою управляет только твой разум, а мною — мой. И если уж я вырос слабым и жалким, то такова моя роль до конца. Тебе меня не переделать. — Зачем же ищешь помощи у врачей, если тебя не переделать? — смиренный голос, полный непонимания. — Умеешь же ты вводить меня в замешательство, — испускает нервный смешок танцор, смотря по сторонам. — Откуда я знаю? — Хосок озвучивает закравшийся в голову Чимина вопрос. — Твои боли в животе, из-за которых ты постоянно убегаешь с пар. Дрожание рук, расширение зрачка. Ты выпиваешь больше нормы воды. Я, по-твоему, совсем даун, что ли? — Хосок хмурится, покрутив указательным пальцем у виска. — На чём ты сидишь? — Амитриптилин и ещё что-то, — признаётся Чимин. — А ты в курсе, что антидепрессанты — неподходящий вариант для самолечения? Принимая их, нужно к врачу наведываться, а не в четырёх стенах сидеть. А как же побочки? Ты о них думал? Если бы учудил чего-то, то беды было бы не миновать. — О себе бы так беспокоился, угонщик недоделанный, — фыркает Чимин, глаза закатывая. Такая небрежность Хосока задевает. — Мистер Чон, — звучит мужской глубокий голос, пропитанный строгостью. Хосок мигом глядит за спину Пака, видя преподавателя истории. Суровый мужчина поправляет оправу очков, ожидая студента для пересдачи экзамена. Шанс на такую поблажку не всем выпадает. Хосок разрывается. — Иди, — отчеканивает прохладным тоном Чимин. — Это займёт всего пятнадцать минут, подожди меня. Друг щупает карманы, дабы найти телефон, а Чимин спокойно бросает краткое «Ага». Хосок уходит в кабинет. Чимин бы с радостью наведывался к врачу почаще, если бы не лекарства, которые по своей стоимости вот совсем не входят в его бюджет. Это ещё учитывая то, что он по большей части на стипендию живёт. Однако как выйти на стипендию, если ты спать нормально не можешь, зато допингом закидываешься? Свихнуться. А мамины отложенные на чёрный день деньги невечные. И зачем он только потратил их на такую дребедень? От тех цветов, купленных Макото, и то пользы больше. Темноволосый закидывает рюкзак на плечо и двигается на выход. А удовлетворённый своей отметкой Хосок, выйдя из кабинета, друга уже не обнаруживает.

***

День, пятнадцатое декабря.

Библиотека — место умиротворения, погружения и отторжения. А ещё — место нехороших воспоминаний и самого крепкого чая, который ему только доводилось пробовать. И дело совсем не в чае. Он часто забывал вытаскивать пакетик вовремя, потому что через страницы разум переносился то в жалящую Мексику, то на заснеженный север. Высокие потолки, махровый красный узорчатый ковёр под стать стенам. А в одном из помещений иногда играли виниловые пластинки. В привычно тихом месте, славившимся покоем, этим вечером разразились две персоны. Карие глаза Чимина исследуют фигуру в пальто, которая пару секунд назад посмела не только задеть его плечо, но ещё и знатно накричать. «Черт бы побрал таких любителей читать, честное слово!» — нежный женский голос был непривычно криклив и ни на шутку раздражен. Вместо того, чтобы как следует извиниться за свою неуклюжесть, его чуть ли не послали. Пак глядит почти невинно: выискивает на лице Сараи стыд, а в голове — что-то походящее на совесть. У Макото не день, а целая катастрофа. Хотя на работу она приплелась раньше обычного, однако дел лишь добавилось. Например, неделю назад под её надзор поставили «новоиспеченного» адвоката. И девушка не думала, что эта возня с отчётами об ошибках новичка так затянется. Мало того, что она пишет целые листы с замечаниями, так это восьмое чудо света периодически таскается с ней по судам. «Пусть наберётся опыта…» — эта реплика принадлежит бюро. В библиотеку после работы она решила заскочить, ведь её память заботливо напомнила, что шеф терпеть не может сладкое. А приготовить презенты всем, кроме этого сурового ненавистника пироженок, — спуститься по карьерной лестнице. Зато вместо сладостей он поглощает книги по психологии и бизнесу в надежде достичь ещё большего успеха. Кто ж знал, что в библиотеке такого не окажется? Не особо оглядываясь и не замечая ничего на своем пути по библиотечному залу вдоль полок, японка шла быстро и заметила стоящего у стеллажа юношу с книгой в руках слишком поздно. Она налетает на него по касательной, выбивая томик у него из рук. — Нет, это уже не смешно даже, — в переливчатом мужском голосе слышится толика настороженности. Чимин понимал, что с Макото ему ещё придётся встретиться. Однако её слова о том, что та его найдёт, он не воспринял так буквально! — Боже, простите меня! Я совсем не заметила вас, Чимин, — голос, все ещё под влиянием раздражения, карикатурно ойкает, а сама адвокат склоняет голову в простом покаянии. Девушка наклоняется, поднимая книгу с пола, и протягивает владельцу. Но Паку сейчас не до книги. — Как вам удалось? Уголок накрашенных розовой помадой женских губ приподнимается в улыбке. — Не подумайте… — Какова вероятность того, что мы встретимся в одно время в одном месте? — не умолкает Чимин, желая разузнать истинную причину нахождения девушки в библиотеке. Он щурится, склоняя голову набок, но для Макото эти слова не больше, чем детский лепет. Она роняет голову вниз из-за насмешливой улыбки, которая сейчас озаряет её лицо. Холодные юношеские пальцы касаются кожи чужого подбородка, на удивление обжигая. Этим действием он просит её взглянуть на него, дабы вот-вот обличить её во лжи. Макото слушается, уже не стараясь скрыть смеха. — Судьба? — вместе с бровями поднимается и тональность голоса, а глаза блестят. — Чушь. Судьбы не существует, — моментально отвечает он, прерывая касание. — Тогда и говорить не о чем. Зрительный контакт никто не смеет прервать, а танцор даже не моргает, словно, если сделает это, пропустит что-то очень важное. Расслабившись, Чимин берёт книгу, опуская взгляд. — «Дерево растёт в Бруклине». Интересная?