***
[Jimin]: Ваши маффины отменные. Хотелось бы отблагодарить вас чем-то таким же вкусным. Что вы любите? Выкручивая тряпку над ведром с водой, японка прикусила нижнюю губу. Она вымывала свою комнату, залезая под кровать и вытаскивая из-под неё ящики с какими-то вещами. Она обнаружила старую любимую футболку и школьные бардовые гольфы. Также был найден её чемодан, с которым она прилетела из Японии в Штаты. Щёлкнув замками, она откинула крышку. Девичьи руки вытащили старую книгу по работе, отложив в сторону, а адвокат даже не осмотрела издание глазами. Следом был извлечён её старый фартук. — Зачем я его вообще взяла?! — с раздражённым испугом воскликнула русоволосая, в тот же момент скомкала розовую с белой тесьмой ткань фартука и выбросила в пакет, специально сделав так, чтобы её не было даже видно. Сараи наткнулась на старый фотоальбом, который забрала из дома уже осознанно, а не в состоянии какого-то пика эйфории, как с этим фартуком дурного цвета. Она повела себя с ним бережно, не спеша раскрывая папку. Здесь детство, которое она хорошо запомнила. Сперва на глаза ей попалась фотография типа сепии. Маленькая японская девочка с тёмными густыми и длинными волосами восседает верхом на лошади. Сзади красуется надпись «Цирк». В тот день она впервые увидела гигантских слонов, рычащих львов и забавных людей, разодетых в яркие костюмы с большими красными носами. Последующие фотографии были сделаны либо в папином домике в лесу, либо у бабушки. Это было ещё тогда, когда у Макото был любимый кот, когда бабушка была ещё жива, когда папа был здоровый и радовал мороженым по возвращении с работы; когда время шло безумно медленно, когда каждый день было хорошее настроение, когда у Макото больница ассоциировалась лишь с простыми прививками, которых она никогда не боялась. И папа всегда гордился ею, хваля за смелость. Детство у Макото прошло незабываемо хорошо, хоть и без матери. У девочки было два родителя: отец и бабушка. Вскоре остался один, ведь бабушка их покинула. И сейчас она может потерять второго и последнего. Подушечки пальцев с лаской прошлись по одной из фотографий. — Надо её поставить куда-нибудь, хотя бы в кухне. Мысль и намерения японки перебило пришедшее на телефон уведомление. Каково было её удивление, когда она поняла, что это от Чимина. А улыбка — штука хитрая, появляется на лице Макото незаметно, украшая его. [Makoto]: Вы меня уже угостили пастой. Не скажу, что она была плоха Отправлено. Макото подняла голову, невольно взглянув на себя в зеркало. Увидела она там уже не маленькую девчушку из деревни, а девушку в длинной футболке с несочетавшимися красными гольфами, но полную такой уверенности, что этот образ ей казался вполне уместным. На телефон пришло новое уведомление. [Jimin]: Надеюсь, вы ещё не распланировали свой последний выходной. Наслышан, что на этих выходных проходит зимний карнавал¹ [Makoto]: Соглашусь, только если там будет фаршированная индейка [Jimin]: Та самая индейка, которую нашпиговывают всем, что завалялось в холодильнике? [Makoto]: Я не думаю, что в преддверии праздника работники впрямь готовы накормить людей чем-то несвежим… [Jimin]: Завтра сможем убедиться! Около полудня я встречу вас возле вашего дома, если позволите. Только тепло оденьтесь: прогулка обещает быть долгой [Makoto]: :) Сброшу адрес позже. До встречи, Пак Отложив телефон, Макото оглядела комнату, поняв, что ей следует запаковать вынутые вещи и фотографии обратно в чемодан, а чемодан — убрать под кровать. Как и воспоминания в самый конец долгого ящика. Макото взяла в руки детский снимок, стряхнув пыль. Воспользовавшись двумя магнитами — синим и жёлтым — она закрепила его на холодильнике как единственный аксессуар. «В тот день она впервые увидела гигантских слонов, рычащих львов и забавных людей, разодетых в яркие костюмы с большими, красными носами… [Сзади красуется надпись «Цирк»]».***
Шум воды стучит по голове, а здравые мысли залегли на дно этой бездны. Сильный напор заставляет шумно вбирать воздух, ускорять темп сердца, лишь бы не захлебнуться. Кровь смешалась с водой, подобно тому, как стёрлись рамки грязи и чистоты. Греховности и святости. Раны пекут, руки слабеют, ноги — почти что дрожат. Он словно пьян и вот-вот упадёт. Слишком неустойчив сейчас. Но разве он когда-то был другим? Хватается мокрыми руками за стенки душевой кабины, однако те соскальзывают, издавая обречённый скрип. Проклятье. Не может понять: не то нехватка воздуха, не то он «сам» себя душит. Боль долгими годами въедалась в кожу, в тело. И, наконец, добилась своего — стала его частью. Колени кровоточат, однако следы крови мгновенно стираются, смываясь в сток. Он опускает взгляд на свои руки, испачканные и порезанные. Они ужасающие. Он сам пугает себя! Он не верит тому, что вновь сорвался. Нет-нет, он же обещал. Да какое там обещал… Он клялся! Клялся в том, что никогда не сотворит что-то подобное с собою ещё раз. Не сдержал, значит? Мало того. Нарушил. На глазах слёзы. Но и их вода заботливо стирает. Следов страданий теперь не найти. Разве что незажившие порезы; они пекут. Тело ноет, но не как после изнурения. Это нечто иное. Привкус скорой смерти?***
Солнечный луч хочет заглянуть в окно и во всю вопить о том, что время подниматься, однако толстые шторы мешают ему достигнуть цели. Завывающий ветер едва слышно: Чимин всегда перепроверял перед сном, что все окна плотно закрыты, даже летом. Возможно, кто-то назовёт его параноиком, но это уже было на уровне привычки. Хотя парень уже не спал, а мечтательно глядел в потолок, положив одну руку на свой живот, сладкая дрёма всё ещё обволакивала его тело. Звук нового уведомления заставляет всё-таки принять сидячее положение, а его содержание — окончательно встать на ноги. Макото, как и обещала, прислала адрес. Почему он думал, что девушка живёт неподалёку от него? Досада. Придётся ускориться, чтобы успеть. Но перед тем, как отправиться в ванную комнату, он пересылает адрес Чон Хосоку, дабы тот тоже не медлил. Опоздать не хотелось.***
Пребывание с самим собой навевает действительно сладостные чувства. Японка поднялась рано — в семь часов утра. Шторы были гостеприимно открыты для внезапного солнца, решившего озарить Сен-Пол, погода в котором последнее время была хмурой и холодной. На кухне пахло свежезаваренным кофе. Абсолютно все её движения точны и построены так, чтобы не было ни одного лишнего жеста. Даже продукты разложены на столе таким образом, чтобы не нужно было тянуться. Эта строго упорядоченная по манипуляциям ради экономии времени готовка совсем отличается от её внезапной творческой кулинарии, во время которой вся кухня пребывает в полнейшем беспорядке. — Рэйден, я жду твоего доклада на свою почту. Если ты потрудишься и соберёшь все детали дела Аманды сегодня, чтобы уже завтра я смогла приступить к работе, будет здорово, — она отправляет голосовое сообщение наверняка ещё спящему коллеге, но не её вина, что он не сделал этого вовремя. И, по расчётам адвоката, это не должно занять больше двух часов. Японка заканчивает с приготовлением салата, а время на часах подсказывает, что уже пора выключать варящиеся в небольшой кастрюльке яйца. Наконец, поставив точку на готовке, она ставит салат с кофе на стол, а следом и два варёных яйца в маленьком блюдце. Во время её жизни у бабушки она не вспомнит ни одного завтрака без варёных яиц. Более того, бабушка подавала ещё рис и суп, который та нередко отказывалась есть. Но сейчас бы и их не прочь отведать. Адвокат провела за ноутбуком ещё ровно два часа. Сохранив последнюю версию файла, она скачивает всё на флэшку, а сама тем временем берётся подушечками пальцев за виски, прикрывая глаза. Чуть не забыла: скинуть Чимину адрес! Но окончательно забыла о своём недопитом кофе, который уже давным-давно остыл. Теперь у напитка одна участь — раковина. Ведь холодный кофе она считала отвратительным. На улице хоть и солнечно, но на два градуса ниже, чем вчера. Повязав на шею шарф, она последний раз глядит на часы — которые показывают полдень — и запирает дверь. Не питая доверия к лифтам, японка решает спуститься пешком. Солнечные лучи ослепляют, поэтому русоволосая не сразу может разглядеть уже ждущего её Чимина. Наконец, чужая тень заслоняет ей яркий объект. — Я получила повреждение глаз или вы улыбаетесь? — диалог начинается с шуточного подкола, но видеть подобие улыбки на лице этого парня просто невероятным кажется. Настолько, что она засомневалась в собственном зрении. — В такую погоду следует надевать солнцезащитные очки, дабы без труда различить мой приподнятый дух, — усмешка Пака улыбает его ещё больше. Не успевает темноволосый сообщить девушке, как же ей к лицу этот красный шарф, подчёркивающий очаровательные веснушки, как сзади слышится заботливое «Карета подана, орлики!» Чимин шипит на всю гениальность друга-идиота (только идиоты гениальны), а Макото выглядывает из-за спины, заметив небольшой «Пежо» синего цвета. — Мой друг, — объясняет он, а Макото понимающе качает головой с насмешливой улыбкой, кидая краткое «Я в курсе». — Он докинет нас до места проведения. Хотя я уже начинаю жалеть, — нервная усмешка, а Макото тихо смеётся, подходя к машине. — Хосок, из тебя кучер такой же, как и водитель. Но будь добр, постарайся сегодня, — сетует парень, садясь на заднее сиденье вместе с девушкой, закрывая дверь. — Сэр, не хлопайте дверцой. А то мало ли барахлить чего начнёт, — серьёзная мина друга сразу сменяется на мега дружелюбную, как только тот глядит на адвоката. «С школьных лет на карету копил, а приобрёл корыто полное», — бурчит Чимин, пристёгиваясь, пока те двое знакомятся уже лично. И адвокат уже рассматривает Чона не как нарушителя закона, а как близкого друга Пака. В крайнем случае, как гражданина с синим «Пэжо», но полгорода таких же, а вот близких людей танцора на одной руке сосчитать можно. Как она полагает. Чон заводит машину, трогается с места и свободной рукой включает музыку. — Бога ради, выключи. Твой вестерн заставляет меня чувствовать себя в лесах, жарящим тушу свиньи, — кривится Пак, отворачиваясь к окну. — А твой язык бывает слишком раздражающим, но я всё ещё слушаю его излияния. — А мне нравятся вестерны… — Сараи прерывает их бессодержательную канитель, и все умолкают. Танцору приходится смириться.