Метаморфоза

Воскресенье началось весьма сумбурно для некоторых и абсолютно спокойно для остальных. Мисс Сараи из-за того, что заснула ближе к утру по причине непрекращаемой тревоги за отца и тоски по нему, удалось поспать всего лишь несколько часов, но утренний кофе её, впрочем как и всегда, хорошенько взбодрил, заставив покинуть своё жилище достаточно рано. Сперва её путь пролегал через парк, в котором она постаралась расслабиться и, так скажем, перевести дыхание, но первые минуты её голову все ещё заполняли мрачные мысли. Однако она даже ни на минуту не допускала, что и последующие её попытки окажутся тщетными, просто давая своему мозгу время остыть. И так и получилось: вскоре она почувствовала себя лучше. В момент, когда русоволосая расплачивалась за уже вторую чашку крепкого американо — так как первая перестала действовать и давала противоположный эффект, — её телефон завибрировал в сумке. Поначалу Сараи сильно удивилась и не спешила брать трубку, за считанные секунды обдумывая её возможную надобность звонившему человеку, но она была настолько любопытна, что не смогла проигнорировать звонок, и была бы настолько же смущена, чтобы в случае чего перезвонить. Инициатива исходила от Чон Хосока. Последний раз они виделись не так давно, но и не так долго она пробыла в его компании, чтобы поддерживать какой-либо контакт. Следовательно, речь должна пойти о его близком друге, с которым Макото тоже начала сильно сближаться и ощущать привязанность, как бы ни неловко было это признавать. Танцор действительно не только засел у адвоката в голове, но и укоренился глубоко в сердце, из-за чего она ощущала прелести самой настоящей влюблённости, хотя и старалась не отводить на неё слишком много времени. Переходя к сути, Хосок позвонил не с наилучшими вестями. Сначала он загадочно поинтересовался, есть ли у Макото планы. Из-за этого вопроса девушка насторожилась и всё-таки ответила слегка саркастично, но правдиво что-то наподобие: «Планировала почить от трудов». Парень в трубке засмеялся и быстро затих, наконец, решая озвучить цель своего внезапного звонка. Как и ожидалось, он заговорил о своём друге. Хосоку очень сильно хотелось рассказать всё в подробностях: как сильно Чимин переживал из-за дивертисмента, как сильно её ждал и был столь же сильно разочарован её отсутствием. Однако, прекрасно осознавая, что раскрытие подобных деталей смутит адвоката и приведёт в ярость Пака, язык он попридержал, сообщив лишь о последствиях вечера. Чимин ещё даже до того, как начался номер, упал в обморок и пробыл в нём целых четыре минуты; его пытались привести в чувства собственными силами, однако всё же пришлось обратиться за помощью к медикам. Вчера у него наблюдался сильный упадок сил с пониженной температурой тела. Итог: Пак уже второй день восстанавливается дома. Макото, конечно, мало чем удивишь и встревожишь, но в последнее время некоторым людям в её жизни удаётся это делать слишком просто. Несмотря на то что девушке хотелось навестить больного артиста, она согласилась на это не сразу. Студент удовлетворённо сказал о том, что они ждут её с большим нетерпением, однако сам Чимин до этого времени не получил никаких известий о её визите. Это, конечно, было оправдано его долгим подъёмом с утра. Хосок старался проявить все самые хорошие качества, и, пока Чимин мирно отсыпался на его постели, он пытался приготовить хоть что-нибудь поесть. И, несмотря на всю готовность и старательность, результат так и не оказался удовлетворительным. Не то предвидела такой исход Макото, не то так сложились обстоятельства, но она как раз купила в магазине немного товаров для приготовления чего-то точно отменного! Учитывая, что её навыки не настолько хороши, как те, которыми обладал артист, выбор возможных для приготовления блюд сужался. По дороге к метро она заглянула в китайский магазинчик и взяла свежих булочек на пару, которые должны были послужить хорошим воспоминанием им обоим из жизни в Азии. Её хождения продлились тридцать минут, и она отправилась по адресу, предварительно отправив Чону краткую смску о скором осуществлением своих намерений. Тем временем Хосок выкидывал в урну неполучившийся омлет, сетуя, как ни странно, на сковородку, а Чимин только-только открыл глаза, пробудившись от спокойного сна. Солнечный свет непривычно освещал комнату и был помехой сну даже с закрытыми глазами, поэтому юноша сделал вывод, что он точно дома не один. И ему вовсе не составило труда быстро вычислить своего гостя. Вылазить из-под одеяла так скоро он не хотел, поэтому лишь перевернулся на спину и глубоко выдохнул, видя, как маленькие пылинки летают в воздухе. Этой ночью ему не снилось ничего дурного, что лишь поспособствовало беспробудному, хорошему сну и поселило в Чимине надежду, что чувствовать себя наутро чуточку лучше, чем обычно, — возможно. Конечно, его опечалил тот факт, что важнейшее выступление он успешно провалил. Также расстраивало то, что Макото всё же не пришла, хотя и можно было в этом найти капельку чего-то радостного: она не увидела его неудачу. Но Чимину не был свойственен оптимизм, так что об этом он не подумал. И более того, даже если бы промелькнула такая мысль в его голове, уж очень мала вероятность, что она хоть на толику бы его успокоила. Покоем он наслаждался не так долго, как хотелось бы. Сначала он услышал приближающиеся шаги с кухни, а затем ручка двери дёрнулась и та отворилась. — О, проснулся? — в приподнятом настроении поинтересовался друг, но танцор не счёл это чем-то подозрительным, опираясь на знание натуры этого весельчака. — Ты так шумно передвигался, что мне просто пришлось, — лукавит Чимин, сохраняя серьёзный тон. Только после этого он решает повернуть голову в сторону Хосока и осмотреть его с ног до головы. — Никогда не сомневался в твоём чувстве стиля… Сначала Хосок недоумевающе хлопает щенячими глазками и затем ими же глядит на самого себя, заостряя внимание на ярко-розовом фартуке на поясе, оставленном Маргарет. Поднимает он взгляд уже с занудством, склонив голову набок. — Чья бы корова мычала, — не менее ядовито отзывается он. — Макото явится сюда через считанные минуты, а ты в одной майке. Чимин реагирует слегка запоздало, но списывает это на недомогание, а Хосок непременно возобновляет свою речь: — И то это моя майка! Снимай давай! — брюнет пришаркивает тапочками прямо к постели, на которой пока немо недоумевает Чимин. Хосок попытался стянуть свою вещь с тела танцора, но тот совсем не поддавался его натиску, умело защищаясь. — Не будь жадиной! — по-детски восклицает парень, отталкивая друга от себя. — Я же почти голым останусь! — только после этих слов брюнет, кажется, сжалился и отступил, громко сказав: — Гол как сокол, упрям как осёл! — На личности я не переходил! — Нужно же хоть кому-то быть напористым. — Что за глупости? — Иди в ванную, если успеешь, — Хосок двигается в сторону двери, тем самым закончив баловство, а Пак, резко вспоминая о приходе Макото, подхватывается за ним, вдогонку расспрашивая, почему, когда и как. Так они вместе доходят до кухни, откуда пахнет палёным. — Фу. Ты что, опять взялся переводить продукты? — Мой дорогой друг, это называется заботой, — осведомляет он Пака, в голове которого происходит долгий мыслительный процесс. Спустя секунды он выдаёт: — Никогда не думал, что переводить чужие продукты называют заботой. Хосок закатывает глаза и уничижительно смотрит на друга, который в этой манере предстаёт очень неблагодарным человеком. Чимин, почувствовав, что его светлейший друг вот-вот обидится, уже с серьёзностью говорит: — Спасибо за вчера. — А что я сделал? — буркает с обидой в голосе он. — Я увидел тебя, бегущего ко мне. — Что с того? С чего ты взял, что я сделал что-то для тебя? Подойдя к Чону и положив на его плечи свои руки, Пак заверяет: — Потому что это ты, Хосок. Разве могу я полагаться на кого-то ещё, кроме тебя? Нескрываемая искренность этих слов помогает воссоздать существующий баланс их отношений. Чимин, правда, ценил заботу друга, хотя порой ему было затруднительно её распознавать в силу некоторых обстоятельств. Однако сложнее всего было выражать за неё признательность. Танцор не хотел пользоваться добротой Хосока, который неоднократно прощал его, поэтому всё же прилагал усилия, дабы быть теплее и вовремя прекращать быть упрямым. Они простояли так недолго. И если бы не внезапный звонок в дверь, успели бы поболтать побольше, но в один миг сердце Чимина ушло в пятки. Он, в одних трусах и майке, недавно проснувшийся. А Макото стоит за дверью, дабы вот-вот с ним свидится. Сущий кошмар! Чимин ринулся в спальню, захватил свои вещи и прямиком побежал в ванную комнату, закрывшись на замок. Хосок же был занят тем, что наводил хотя бы относительный порядок. Обнаружив пустые пачки из-под чипсов у него в комнате, он сильно возмутился и поспешил их выбросить. Девушка ждёт под дверью уже тридцать секунд, непозволительно долго, а значит, наплевав на всё остальное, он поторопился открыть двери. — Вы достаточно быстро добрались, — сумбурно проговаривает брюнет, поправляя причёску. — Пятнадцать минут машиной. Не так уж и долго для Сент-Пола, — сомневается она, пожимая плечами. Пока Чон решает помочь и берёт из её руки небольшой пакет с продуктами, Сараи входит внутрь. — Вовсе не стоило покупать… — подмечает Хосок, но вошедшая в кухню Макото ненароком перебивает со скривившейся миной: — Чем это пахнет? Хосок мигом замолкает, про себя думая, что всё-таки стоило. Девушка поспешила открыть окно и впустить свежего воздуха, дабы неприятный запах гари поскорее выветрился из помещения. — Чимин? — громко спрашивает она по дороге в его комнату. — Ванная комната в другой стороне, это его спальня, — предупреждает Хосок, а девушка с уверенностью прикрикивает, что знает об этом. Чон весьма удивился знанием планировки квартиры его друга, но решил не начинать гадать, откуда конкретно. Русоволосая головушка выглянула из-за двери и, увидев незаправленную кровать, но не обнаружив больного, закрыла. По возвращении на кухню девушка вымыла руки и принялась за приготовление куриного бульона. В лечебных целях она часто варила его своей бабушке, когда у неё понижалось давление. По её логике это должно было сработать и при упадке сил, но даже если нет, то при таких случаях важно просто соблюдать правильное питание. Тишина Хосоку была в тягость. Он уселся на стул и просто следил за движениями японки, бегая глазами и одновременно раздумывая над тем, как прервать повисшее молчание и когда же наведение марафета его друга подойдёт к концу. — Сколько вы дружите? — задаёт вопрос японка первой, тем самым избавляя студента от размышлений. Несмотря на то что время их знакомства не было слишком благоприятным, а обстоятельства благополучными, он вспоминает об этом с какой-то теплотой, ведь именно тогда обрёл настоящего друга, который стал поистине дорогим человеком. Хосок подпёр голову рукой, начиная рассказ: — Мы знакомы со школьных лет. Мне было тринадцать, когда моя семья переехала из Кванджу в Пусан. Четырнадцать — когда мы впервые встретились с Чимином в школе. Я тогда мало с кем был знаком, но уже с первого дня мне сообщили, что мальчика с пухлыми щеками следует сторониться. Этим мальчиком был Чимин. Но, признаться, его щёки всегда нравились мне. Я находил их милыми… Ребёнком я был любопытным и без предрассудков, да и к тому же Чимин выглядел самым обычным; меня ничего в нём не отталкивало. Он часто подвергался травле своих одноклассников, следовательно, найти друзей было непростой задачей. Но я был первым, кто сдружился с ним. Конечно, поначалу мной, как ребёнком, двигала какая-то жалость и сочувствие, но, познакомившись с ним поближе, я смог разглядеть в нём надёжного друга. Чимин очень хороший, Макото, — обращается он к девушке, устанавливая с ней зрительный контакт. — Просто сильно травмирован, — сообщает ей об этом с печалью в голосе. Макото внимательно слушала. У неё уже были предположения насчёт непростого детства Пака, но тем не менее она не могла не удивиться, что это всё в действительности так. Ей не просто стало жаль Чимина — она искренне хотела разделить с ним эту боль, которая, по-видимому, до сих пор даёт о себе знать. Ею овладело дикое желание узнать обо всём. В её голове копилось всё больше вопросов, ответы на которые ей хотелось узнать, но расспрашивать об этом Хосока она, конечно же, не намеревалась. Из-за того что секунды молчания она выделила на обдумывание сказанного, Макото не успела произнести ни слова, как вдруг послышался щелчок двери ванной комнаты. Девушка тем временем, включив конфорку, на которой должна была закипеть вода для будущего бульона, на время отвлеклась от готовки и обернулась в сторону приближающихся шагов. В проёме двери показался Чимин. Сараи была внутренне восхищена его тонким станом, из-за которого в любой позе его фигура пылала изяществом и грацией. Она старалась долго не рассматривать его с самых первых секунд, ведь его взгляд уже транслировал какую-то растерянность и явное смущение, а усиливать дискомфорт она не желала. Однако их взгляды не могли не пересечься, и в момент, когда на пухлых юношеских губах заиграла улыбка, в глазах показались искры радости, а обладатель этих чудесных черт скромно поприветствовал её словами: «Привет, Макото», русоволосая заметила за собой что-то особенное. Она, безусловно, знала, что будет рада его видеть, однако чувство, которое ощущалось где-то в области учащённо бившегося сердца, не походило на радость. И японке не пришлось долго теряться в догадках: добралась до истины она достаточно быстро. Тоска. Макото скучала по Чимину. Пак неловко почесал затылок и бесшумно подошёл ближе к японке, с нескрываемым любопытством заглядывая в кастрюлю и осматривая кухонные тумбы, занятые овощами, ведь впечатление, что здесь что-то готовится, было очень сильным. — Я варю бульон, — словно прочитав его мысли, говорит она, рассматривая лицо юноши ближе, чем с метра. — Хосок сказал, что у тебя пониженная температура, так что это должно помочь… Я надеюсь, — нервный смешок. Чимин устремил свой серьёзный взгляд на друга, сидящего позади, застав того таким же увлечённым, как когда он смотрит свои мелодрамы. Хосок, сообразив, прокашлялся, встал из-за стола и под предлогом, что ему попал лук в глаза, удалился в ванную комнату умыться. После его ухода все ещё сохранялась тишина, но совсем недолго: пара тихо засмеялась. А причина крылась в том, что лук, который японка планировала добавить в бульон, лежал нетронутым на разделочной доске и пока ничего не предвещало того, что нож коснётся его. По правде говоря, бульон на секунду тоже оказался под вопросом. Вскоре Чимин встал неподалёку от Макото, чтобы наблюдать её лицо, но в то же время не мешать кулинарному процессу. — Как твоё самочувствие? — На порядок лучше, чем подозревал, — честно отвечает Чимин. — Тебе ведь проболтался Хосок о том, что я провалился? — Он не проболтался, а сообщил. Это было вынужденной мерой, а не последствием длинного языка. — Ну да, — посмеивается он, роняя голову вниз. — Эй, Пак, — с прекрасно слышимой строгостью в голосе окликает она. — Ты не справился не потому, что это не в твоих силах, а потому, что был нездоров. Танцор признавал правоту девушки, но принять это крайне сложно, поэтому он просто покачал головой, немо согласившись. — Я получил твоё сообщение, — заговаривает Чимин, а Макото невольно настораживается. По правде, артист прочёл его не так скоро, как ему это было необходимо, и, хотя краткое извинение почти ничего не объясняло, это служило знаком, что у девушки что-то произошло и не явилась на мероприятие она не по своему желанию. В довершение всего сегодняшнее её появление с целью проведать весьма тронуло его, но для прямого замечания такого рода он был слишком смущён, поэтому решил донести свои чувства слегка извилисто, что тоже даётся ему нелегко. Однако Хосок однажды заметил, что если его чувства к адвокату — о которых сам Чон твердит и пытается доказать — искренни, то ему не следует продолжать быть замкнутым и выдавать своё чувствительное сердце за какой-то двигатель. «Потому что ты, пусть и не совсем здоровый ментально, но в первую очередь человек». Чимин поинтересовался, было ли всё в порядке у Макото вчера, тем самым выведывая причину отсутствия, на что девушка поведала ему о не самых утешительных диагнозах своего отца. Она, к удивлению Чимина, бесстрашно поделилась, что была совсем не в духе и плохо спала, именно по этой причине решила сегодня подышать свежим воздухом, дабы развеяться. Собственно, результат прошлой ночи на лицо: она уставшая, хотя старается выглядеть бодро. Пак откровенно опечалился такими нехорошими событиями, ведь хорошо может себе представить, что значит печься о серьёзно больных родителях. Чимин не особо думал о заверениях о том, что всё будет хорошо, и словах поддержки, которые, отличавшиеся избитостью и неуместной вежливостью, звучали бы с его уст весьма неестественно. Он, опираясь на свой опыт, принял решение выразить сочувствие и даже озвучил, что хотел бы познакомиться с её отцом, — на это желание Макото отреагировала улыбкой. — Меня всегда поражало, как легко порой люди говорят о своих чувствах и эмоциях. Быть может, это потому, что я привык жить в шкуре сдержанного человека и мне такое почти несвойственно, — делится наблюдениями он. — Это не всегда легко, по правде, — признаётся адвокат и, накрыв крышкой варящийся бульон, подходит к окну. — Получается, тебе это тоже стоит усилий? Девушка кивает головой и соглашается мычанием. Она про себя отмечает внезапно ухудшившуюся погоду и по сильным движениям кронов деревьев — ветер. — Всем непросто говорить о том, что на душе творится. Оторвавшись от пейзажа за окном, она снова оборачивается лицом к задумчивому юноше и, подпрыгнув, присаживается на подоконник, на другом конце которого стояли миловидные зелёные растения. — И тем не менее я всё понять не могу, почему люди так бояться говорить. Разве это так сложно?.. Мне страшно, мне грустно, или мне противно… — Люди боятся быть уязвимыми, — без особых раздумий даёт ответ парень, продолжая: — Боятся, что их чувства ничего не значат. — Пусть они не говорят о них, но их присутствие отрицать нельзя. — Верно, можно сделать вид, что их нет. — От самовнушения бед не оберёшься. Чимин пожимает плечами, признаваясь, что в данный момент не может дать целесообразный ответ на столь распространённую точку зрения. Она провела ещё немного времени в его квартире. К ним запоздало присоединился Хосок, просидев в ванной комнате долгое время, и теперь беседа стала более непринуждённой. Чон любил много говорить и рассказывать. Конечно, он поведал девушке о некоторых интересных случаях, произошедших с ним и Паком, но большую часть времени он уделял достаточно обыкновенным и порой скучным темам для беседы. Чимин и Макото в основном отнеслись к этому с терпением, покорно слушали и ждали, пока поток мыслей его друга подойдёт хоть к какому-то концу, его необходимость в разговоре уменьшится и идеи исчерпаются, но, по-видимому, это должно было произойти нескоро. Удалось прекратить монолог Чона только обедом. Артист посчитал бульон, приготовленный адвокатом, отменным как минимум потому, что он был очень ароматным. Его друг не удержался и тоже присоединился к трапезе. Вот так с большим аппетитом и были накормлены студенты простым блюдом. Чимин не помнит, когда ел домашнюю еду с таким большим удовольствием, за что был безмерно благодарен Макото и каждый раз не упускал шанса напомнить ей о том, что её метод приготовления очень схож с методом его матери, когда та была ещё здорова. Затем адвокат поделилась вкусными булочками на пару. Здесь заговорил Пак, затронув своё детство и то, как они с мамой любили есть их на берегу моря. Девушка была приятно удивлена, что их воспоминания весьма похожи, так как она тоже нередко пробовала их с отцом после школы. Им было приятно поделиться какими-то своими простыми моментами из жизни, которые успели отложиться в памяти и оставили после себя неизгладимый след. Когда время приблизилось к уже солнечному полудню, Хосоку пришлось покинуть их компанию из-за дополнительных занятий и уйти, предварительно попросив Макото не рассказывать Чимину обо всех деталях их диалога, на что девушка согласилась. Последующие часы они уже вдвоём провели за увлекательной беседой и даже настольными играми, которые, запылённые, хранились на шкафу; их разнообразие удивило адвоката. Они три раза сыграли в карты на щелбан: Макото получила два несильных. Танцор думал, что обыграть девушку в шахматы будет так же просто, но в этой игре он целых два раза подряд потерпел поражение! Адвокат свою победу объяснила долгими тренировками со своими коллегами поздними вечерами, а свою заслугу в картах Чимин аргументировал скучными парами. Когда время было около трёх часов закончили они весьма мирной игрой в пазлы, но целую картинку собрать им не удалось: ощущался недостаток в усидчивости. За окном солнце спряталось за серыми тучами и пошёл снег, а по причине плохого поступления света из окна пришлось включить настольную лампу, освещение которой помогало девушке продолжать искать нужные детальки. Артист отвлёкся от игры несколько минут назад и теперь стоял позади сидящей японки, опершись о тумбу, держа чашку травяного чая и сосредоточено глядя в окно. Дышал он шумно и неровно, явно размышляя о чём-то волнующем и важном. Сараи, сидя на стуле, согнула одну ногу в колене и увлечённо искала глазами подходящий пазл, соблюдая полную тишину. Однако вскоре молчание стало подозрительным, и она негромко спросила: — Хочешь что-то сказать? — монотонно и не оглядываясь поинтересовалась она. Чимин снова нервно выдохнул, от напряжения сжав чашку в руках ещё сильнее. В мыслях — путаница, в сердце — страх. Одна его часть твердит о том, что он совершает нелепость, другая радостно и с гордостью подталкивает сказать всё как можно скорее. — Пусть я покажусь тебе глупым, а мои чувства — неразумными и резкими, но я не могу отрицать того, что очень ждал нашей встречи и был невообразимо рад увидеться. Мне нравится твоё присутствие, и, к своему удивлению, я не хочу, чтобы ты уходила, — пауза. — Мне было непросто это сказать, я просто поддался влиянию настроения и страха того, что если не скажу сейчас, то не смогу сказать больше никогда.