И независимо от того, насколько темна ночь, рассвет придет
***
Настроения не было от слова совсем. Так скучно дни тянулись за днём, ничего интересного, кроме испепеляющих взглядов Кёсем и Махфирузе, не было. Я не знала, как найти развлечения, в гареме обычно девушки вышивают или играют на инструментах, но арфу в руки брать нет настроения. Вышиваю я, мягко говоря, паршиво, если бы человек, который искусно владеет этим талантом, увидел, инфаркт словил бы. И вот, сидя в очередной раз в комнате нянек, я решила снизойти к наложницам, где бывала очень редко. Вы спросите, а где дети? И почему ты не с ними? А я отвечу: дети гуляют с родителями, а отсиживать жопу в лучшие годы своей жизни не хотелось. Так как сейчас время завтрака, я решила поесть с остальными, заодно, может, найду Алёнку. Постебаюсь над тем, что она по ночам к Мехмеду сбегает. Но, спустившись в ташлык и поискав глазами ту заветную голову с глазками, от которых не устоял сам Шехзаде Мехмед, я ее не нашла. Села за единственное место, где свободно, и, взяв тарелку с овсянкой, начала медленно прожевывать её, стараясь собрать какие-нибудь слухи, ну, а что! Ничего страшного, нужно же как-нибудь развлекаться, и ничего я не грею уши! Вдруг к моему столу подошла какая-то персона с набыченой рожей. Смотрела на меня она свысока и не только потому, что я сидела, а она стояла. Выражение её лица было таким, будто она сейчас смотрит на бомжа, который бухает каждый день. Я подняла на неё взгляд, нет, точнее не подняла, а посмотрела ей прямо в глаза исподлобья с удивлённым взглядом и поднятыми бровями. Плюс ко всему, в это время я набила щёки кашей, и уверена на сто процентов, что это выглядело так, что на месте этой девки я бы заржала, давясь кашлем, обнимая себя за живот, валяясь на полу и вытирая слёзы, но она лишь присела напротив и поставила свою порцию каши, я прожевала пищу и опять удивлённо посмотрела на неё. Нарушив тишину, я произнесла первая: — Вам что-то нужно? Она ответила, всё так же напыщенно смотря: — Да, хотела поговорить с тобой, Араминта, верно? Я Эмине. У неё был такой мерзкий голос, от которого я поежилась, но всё же ответила ей: — Да, что случилось? О чём поговорить, что-то срочное? — Не совсем. Многие девушки заметили за тобой неподобающее отношение к старшим Шехзаде. Премерзким голосом с премерзкой интонацией она выплюнула это ядовитое предложение. — Что именно ты имеешь ввиду под «неподобающим отношением»? — уже более холодно спросила я. — Ты с ними часто разговариваешь, а также близко стоишь. Постоянно рядом с ними вертишься. Я начала злиться, ведь я никогда не начинала диалог с кем-то из шехзаде первая, разве я виновата? Я к ним стою с дистанцией полметра, разве это мало? Ну, аргументы весомые, ты вроде няня младших детей. — Послушай, Эмине, с шехзаде я разговариваю, только если они меня спрашивают. Либо по необходимости оповестить о чём-либо. Близко стою? Постоянно верчусь рядом? Если ты такая внимательная, то должна была заметить, что рядом со мной так же «близко» стоят и остальные служанки, ваши обвинения в мою сторону необоснованны. И я думаю, что это твои личные обвинения, а не «многих девушек». Только сейчас я заметила, что на нас смотрит весь гарем, а на последнем предложении многие закивали и положительно заперешёптывались. Её лицо перекосило от злости, она была красная, как помидор. Я поняла, что была права. Признаюсь, я пыталась держать лицо с дерзким взглядом, но не сдержалась и засмеялась, давясь кашлем, ещё и упала и треснулась головой об пол, все смотрели на меня, как на дуру. — Доро-оро-огу-у! Шехзаде Хазрет Лери! «Ну всё, кабзда воробушку», — отчётливо повторялось в голове. Вальяжным тяжёлым, но в то же же время быстрым шагом три шехзаде прошлись по ташлыку, направляясь к покоям Кёсем-султан, судя по всему. Я стояла в паре метров от стола, где всего пару минут я зарывала Эмине фактами, а сейчас уже стою вместе с остальными, склоня голову. Как же меня это раздражает, но если бы голову подняла, то мне точно бы не жить, но тут я почувствовала на себе взгляд. Слегка подняв голову, всего на долю секунды я поймала взгляд голубых глаз, где так и читалась не только благодарность, но и мысль о том, что она может легко пропасть. Ну это хорошо, он, как и обещал, ничего не рассказал, иначе бы я бы давно кормила червей. Ладно, раз они идут к Кёсем, то дети вернулись, нужно за ними следить. Эх, а так не хочется что-то делать.***
Уже время обеда, я знатно так проголодалась, очень хотелось мяса, но, конечно же, каким-то служанкам его не подают, приходится довольствоваться кашами и супчиками. Я очень много думала о том что, мне делать, так продолжаться больше не может, да и ходить в няньках — это последнее, что я хотела, учитывая, что я образована и довольно умна, несмотря на то, что окончила всего девять классов, соответственно и историю Османской империи я изучала, хоть и не так заядло. Что насчёт сериала, то помню я его очень плохо, так как смотрела с бабушкой по телевизору, плюс всё усугубилось тем, что появились несколько людей, которых в сериале не было. Что уж там говорить об Орхане, вообще даже в истории не было, а его сестры и подавно. Это плохо, но с сериальными моментами тут тоже пересекается, я уже достаточно давно о них не вспоминала, хотя это будет полезно. Надо будет найти блокнот и записать туда всё, что помню, думаю, пригодится. Напрочь позабыв о реальности, я окунулась в размышления по дороге на кухню, опомнилась уже от того, что уткнулась во что-то мягкое со знакомым ароматом жёлтых яблок. Осман. Он повернулся ко мне лицом, а я, отдалившись на несколько шагов, опустила голову и коротко поклонилась, произнеся: — Шехзаде. Он был один, за что я проклинала этот мир, я уже чувствовала, о чём будет наш разговор, и от этого хотелось умереть. Ненадолго повисло молчание, после чего он произнёс: — Араминта, здравствуй. Ты не пришла на вчерашнюю встречу, могу я узнать причину твоего поступка? Я тяжело вдохнула, сердце предательски колотилось, и пока я пыталась унять дрожь по телу, он говорил отстранено и холодно. Я уже не чувствовала то тепло ко мне, что исходило раньше, он принял моё опоздание как отказ, а мне даже нечем себя оправдать, так как рассказывать ему о нашей случайной встрече с его старшим братом — это то же самое, что подписать себе фетву на казнь. — Шехзаде, я искренне жалею, что не пришла на встречу. Я хотела прийти, но опоздала, а когда пришла вас не было. — Могу я узнать причину твоего опоздания? Его голос был всё такой же холодный, от чего надежда на какое-то общение у меня всё больше пропадала. Я судорожно пыталась придумать что-нибудь, а внешне остаться хладнокровной. — Шехзаде, я опоздала из-за резко проявившегося недуга в виде головной боли, прошу простить меня, если вы не захотите встретиться ещё раз, я вас пойму и приму ваше решение, но если вы согласитесь, то это будет очень опасно и рискованно, вы рискуете своей репутацией, а я жизнью. — Ты права. Нам стоит прекратить общаться. Забудь всё, что было. Он развернулся и ушёл, а меня окатила дрожь, глаза начало щипать от слёз, а в сердце появился скрежет, на душе стало больно, а аппетит, с которым сюда шла, пропал. Я решила уйти в свою комнату. Я не до конца понимала, что со мной, от такой обиды давно рыдать не хотелось.***
В полдень я сидела в покоях Кёсем. Долго побыть в своей комнате не получилось. Сама она ушла куда-то, а дочь оставила мне. Другие слуги, естественно, тоже находились в помещении. Маленькая госпожа была капризна, она ни в какую не хотела успокаиваться и тихо полежать или поиграть. Она плакала и ерзала, что с ней, я не понимала. Пыталась ее покачать на руках, но она начинала плакать. Мне уже на ум начали приходить плохие мысли. С ней же ничего плохого не происходит? Может, ей надо на свежий воздух? — Айгуль, принеси теплые вещи маленькой Госпожи. Мы выйдем в сад, походим немного. Пока девушка пошла в соседную комнату, я решила отнести малышку на большую кровать. Встав, я взяла Атике на руки и, гладя по спине, медленно шла в назначенное место. Через три секунды вся моя одежда была в блевоте ребенка. Спасибо. — Твою ж мать! Какого хрена именно сейчас? Зато Атике перестала хныкать. Переложив ребенка на кровать, я вытерла ее рот платком, который мне тут же принесли. Как раз пришла и Эдже-калфа, она увидела просходящее и сказала мне пойти переодеться, а она присмотрит за девочкой. — Капец… Фу, — посмотрев на себя в зеркало, немедленно вышла из покоев. Быстро переодевшись и попытавшись избавится от этого ужасного запаха, прибежала в покои Султанши. Как только я собралась постучать, я услышала голоса слуг. Прислушавшись, я поняла, что они рассказывают, что происходило пятнадцать минут назад. — Госпожа, она такие странные слова говорила, — голос, как я поняла, принадлежал той блондинке. — Странные слова? Какие же? — Не знаю, на каком языке она ворчала, но точно ничего хорошего. Вдруг она обругала нашу маленькую Госпожу? — Я славянка и немного поняла, что она говорила. Она говорила несвязно, то есть как бы на славянском, но в то же время и на другом языке. Из всего, что она говорила, я поняла только: мать; хрен, фу. Меня это развеселило, конечно, обидно, что люди, такие же, как и я, стукачат, им хоть бы пожаловаться. Через две минуты мне разрешили войти. Кёсем держала дочь в руках, изредко покачивая. Видимо, ребёнок сладко уснул, после того, как избавился от отходов прямо на меня. — Атике и Ибрагим будут у меня, остальные дети находятся у учителей. Ты можешь пойти отдохнуть, — тихо проговорила женщина. Поклонившись перед уходом, я быстренько удалилась.***
Положив на стол пергамент, достав перо и чернила, я стала думать, как же все начать. Немного поразмышляв, решила, что разделю на два столбца. В одном будут события, которые уже произошли, в другом — те, что должны произойти. — Ясемин удалось спасти, — закончила я писать первый столбец. — В скором времени Кёсем должна узнать о болезни Ахмеда. Несколько людей узнают, что Искандер — Шехзаде, сын Сафие... Что же еще будет? Больше ничего не помню… Почесав голову, я старательно пыталась вспомнить ближайшие события, что произойдут. Однако кроме написаного на листке, не приходило ничего. Решила оставить, напишу позже, время от времени.***
Вечером после ужина султанской семьи дети разошлись по своим комнатам. Старшие вызвались отвести детей до их покоев. А малыши будут спать с мамой. Я укачивала на руках Ибрагима. Кёсем на софе игралась с Атике и разговаривала с Хаджи о гареме. В голове кружились мысли о скорой смерти султана. Хотелось как-нибудь предупредить Кёсем, чтобы она хоть как-то затянула время, но в голову ничего не лезло. Как сказать, как намекнуть? Не прокатит, если снова скажу, что услышала от верхушек. Может, сказать, что в последнее время повелитель ведёт себя отстраненно? Намекнуть, что, возможно, что-то случилось? Я думаю, меня сразу поставят на место, что я лезу не в свое дело… Шехзаде уже уснул, положив его в люльку. Стала медленно качать его. — Араминта Хатун, ты весь день какая-то рассеянная и задумчивая. Что с тобой? — Госпожа, ничего не случилось, просто плохое предчувствие… Обычно после такого, что-то случается, меня это настораживает. — Теперь и я испугана, у меня тоже в последнее время сердце не на своем месте. Да и Повелитель сказал, что придет на ужин, в итоге через слугу передал, что отдохнёт у себя. Шехзаде не ладят между собой. Махфирузе-султан вернулась. Что делать, и не знаю. — Не хочу ещё больше напугать вас, Госпожа, но и старшие Шехзаде заметили, что с Повелителем что-то не то. Он бледен и усталый. Намекаю ей изо всех сил, надеюсь, она примет это во внимание и поговорит с султаном и лекарем.***
День был очень тяжёлым, мои веки закрывались. Каждые две минуты я зевала и не могла думать нормально. Я возвращалась к себе после того, как уложила всех Шехзаде и Султанш. Каждым прочитала сказки и отвечала на вопросы. Однако на один вопрос я не смогла ответить. Мурад спросил, скучаю ли я по своим родителям? Я даже не знаю, что значит скучать? Единственное, что я чувствую, так это пустоту на душе. Я не жила в семье, где меня бьют или держат в цепи. Меня не морили голодом, не запирали дома. У меня было практически все, что я захочу. Я носила дорогие брендовые одежды, имела сотни драгоценностей. Каждые выходные ходила на всякие развлечения и без раздумья покупала себе вкусности. Но всего этого мне было недостаточно, я могла легко отказаться от всего этого. Только бы на миг увидеть теплоту в глазах мамы и папы. Ощутить искренность их слов и нежные объятия. Не знаю, скучаю ли я по ним, но возвращаться не хочу, однако и забывать не собираюсь. Застелив себе постель, я переоделась и с облегчением легла спать. Раздумывая о сегодняшних событиях, особенно Османа. Обида вернулась, он так легко сказал эти слова, это очень жестоко. Так сказал, как будто у нас крутой страстный роман был… Заснула я почти сразу, что бывало довольно редко.***
— Мама, пожалуйста, разреши мне оставить его у себя, — рыдала маленькая девочка. — Нам не нужна грязная вшивая кошка! Немедленно выбрось, либо ты с ним идёшь на улицу и больше не возвращаешься! — Ну мама, пожалуйста… она голодна, ей холодно… Женщина отвернулась от девочки и быстро, но плавно поднялась наверх по лестнице. Не оборачиваясь и не обращая внимание на мольбы дочери.***
— Папа, извини меня, — рядом сидела девочка. — Твои извинения не починят это, — строго и холодно отрезал он. — Пожалуйста, прости меня, я сделаю все, что ты скажешь! Мужчина, не обращая внимания на дочь, быстро спустился с лестницы вниз.***
— Папа, нет! Не бей маму! Пожалуйста! — кричала за дверью малышка. Родители заперлись в комнате, из неё были слышны всхлипы матери, которая уже не просила остановиться мужа. А он в свою очередь продолжал бить ремнем свою жену. Он хотел остановиться, он не хотел бить. Но словно что-то заставляло его делать это все снова и снова… Он не мог слышать плач жены и крики дочери, но он не знал, как остановиться, он все бил и бил. Пока женщина не потеряла сознание.***