Ещё один вечер

— Да, Стайлз. — Нет, и точка. Па-а-ап, я просто не могу!       Стайлз ругается, торгуется, стенает, но отец непреклонен — сдалась ему эта чертова бабочка к костюму! На цветы в петлице омега согласился с горем пополам — уж больно красивый и милый букетик ему предлагали, но бабочка точно перебор. — Пап, ну зачем она нужна? Ты хочешь меня придушить?! — Если ты перестанешь дёргаться, я легко отрегулирую длину. — Шериф придирчиво осматривает его в наполовину готовом костюме. — Джесс, здесь немного широковато. — Это легко исправить. — Улыбчивая девушка ловко собирает материал, укрепляя его булавками, пока Стайлз стоит, словно аэроплан. — Как вам, нравится? — Да, так лучше. — Стайлз придирчиво осматривает себя в зеркале, неожиданно понимая, что дурацкая бабочка смотрится очень даже ничего, и делает его почти элегантным. — … Спасибо. — Всегда пожалуйста, сын. — Отец аккуратно хлопает его по плечу. — Ты выбрал отличный цвет. — Это точно. — Швея отходит назад, внимательно оглядывая замершего Стайлза. — В этом оттенке будет всего два костюма, но ткань очень хороша. Что ж, через пару дней всё будет готово. — Спасибо. — Стайлз с некоторым сожалением снимает пиджак, который так и ластится даже через рубашку. — А кто ещё будет в таком? — Дерек Хейл. — Ему помогают, забирая ткань. — Он тоже выбрал этот цвет.       Стайлз краснеет мгновенно — не он ли два дня назад представлял Дерека в похожем костюме? А теперь он точно знает, что наденет альфа, и его обдает горячей волной при мысли о том, что кто-то может решить, что они не случайно оделись так похоже.       Лучше ему не думать об этом. — Кхм, спасибо вам, Джесс, я зайду послезавтра. — Не за что. — Девушка бережно складывает брюки к пиджаку. — Мистер Стилински, теперь ваша очередь.       Стайлз освобождает кабинку, и в предвкушении потирает руки, когда за ширму уходит его отец — совершенно случайно промучав Скотта два часа кряду, он узнал, что Ноа будет одет в бордовый костюм. Стайлз удивлен, но не слишком, прекрасно зная, кто подбил его на это, и кто оденется также — вездесущий Питер, который просто прохода не даёт его отцу. На самом деле он ухаживает красиво, и даже весьма терпеливо, потому что Стайлз точно бы не осилил окучивать кого-то целых полтора года, лишь к концу этого срока добившись первого свидания.       Впрочем, не с его семилетней любовью стоит говорить нечто подобное.       Погруженный в свои мысли, он не сразу слышит перезвон дверного колокольчика, и приходит в себя лишь тогда, когда к нему обращаются по имени. — Привет, Стайлз.       Он почти вываливается с кресла, в котором так удобно устроился, во все глаза смотря на вошедшего Дерека. Тот не одет в свою обычную кожаную куртку — лишь тонкий джемпер и джинсы, сидящие на нём так классно, что сам омега продал бы Богу душу, чтобы выглядеть так хоть раз.       Почему он раньше не замечал, что Дерек немножечко само совершенство? — Привет.       Он выбирается из кресла, подходя к прилавку, за которым Джесс с улыбкой вручает Дереку длинную коробку. — Пожалуйста, ваш костюм. — Спасибо. — Хейл кивает, оборачиваясь к Стайлзу. — Ты здесь на примерке? — Ага, с отцом. — Стайлз машет налево. — Жду его. — Понятно. — Дерек кивает. — Добрый день, шериф! — Дерек! — Ноа выходит из-за ширмы, протягивая ему ладонь. — Как ты? — Всё в порядке, спасибо. А вы?       Стайлз стоит в стороне, наблюдая как его отец обменивается с Дереком дружескими вопросами, и не знает, что его удивляет больше — их неожиданно близкое знакомство, или тот факт, что его отцу очешуеть как идёт глубокий винный цвет. — Я рад, что у тебя всё хорошо. Ты давно не был у нас в гостях, заходи, как будет время. — Спасибо за приглашение. — Дерек кивает. — На самом деле я недавно приезжал к Стайлзу, но вас не было дома. — Вот как. — Омега разводит руками на внимательный взгляд отца — он же не знал, что они с Дереком на короткой ноге. — В последнее время я немного занят работой. — Ага, работой.       Оба мужчины оборачиваются на фыркнувшего Стайлза, и он тут же отворачивается, делая вид, что очень занят разглядыванием витрины. Ну, а что поделать, если почти все вчера отца занимает не работа, а Питер? В этом же нет ничего стыдного, вот Стайлз и не сдержался. — Я обязательно заеду к вам. А пока вы не против, если я приглашу Стайлза пойти со мной? — Развлекайтесь, если у вас свои планы. — Ноа тепло улыбается. — Думаю, я справлюсь сам. — Отлично. — Хейл смотрит на Стайлза, который буквально подбирается, ожидая его приглашения. — Ты не занят? — Нет. — Почему-то его смущает этот вопрос. — А что? — Прогуляемся?       Дерек достает ключи, ожидая его ответа, а Стайлз думает, что это неплохая идея — дел на сегодня больше нет, а он ещё не придумал, чем занять себя на обед.       Боже, плевать на отговорки, он просто хочет пойти с ним. — Ага, давай. Пап, пока! — До свидания, шериф.       Стайлз показывает отцу два пальца вверх, и следует за Дереком к его машине, припаркованной прямо около ателье. Он ловит себя на мысли, что уже знает её слишком хорошо — и аккуратно закрывает дверь, зная, что Дерек не любит громких хлопков. — Голоден?       Хейл мягко выруливает на полпустую дорогу, пока Стайлз внимательно смотрит в окно заднего вида — то ли ему показалось, то ли он и правда видел там Скотта? — Стайлз? — А? Да? Да, Дерек, я слушаю. — Я спрашиваю не голоден ли ты. — Немного. — Нет, наверное показалось. — О, точно, я же хотел как-нибудь угостить тебя ужином! — Правда? — Дерек искоса смотрит на него, и Стайлза на миг ведёт от мелькнувшего в усмешке белого клыка. — Я польщён. — Правда. — Угомонись, сердце, это же просто улыбка. — Ты уже столько раз угощал меня, а я нет! — Мне просто хочется накормить тебя.       Хорошо, что не он за рулём — не миновать им ближайших кустов из-за микроинфаркта, который Стайлз словил почти мгновенно. Это звучит так, будто Дерек заботится о нём, как о своём омеге, а Стайлз…       Есть ли смысл врать, что он не хочет этого? — Тогда ты понимаешь моё желание накормить тебя в ответ. — Нырнуть бы лицом в лёд, а не вести вежливые беседы. — Так что выбирай, что душе угодно. — Я бы хотел попробовать как ты готовишь.       Стайлз резко поворачивается, неверяще смотря на альфу — он его добить сегодня решил? Нельзя говорить такое, потому что Стайлз может не так понять, истолковать неверно, и сделать то, от чего потом будет больно. — Тогда заезжай к нам на ужин, как обещал.       Он видит, как расходятся нахмуренные брови, как складка в углу рта становится незаметнее, и взгляд серых глаз, направленный на него, наполняется чем-то мягким, почти нежным. Стайлз не обманывается, и знает, почему в этот миг сердце уже не болит, а огонь его прежней любви окончательно потухает, больше не раня.       Потому что в тот самый вечер, на веранде, Дерек зажёг в нём новый.

***

      Ночь подступает бережно — дымка синевы опускается всё ниже, укрывая собой розово-персиковые тона почти скрывшегося за горизонтом солнца. Всего несколько минут — и иссиня-чёрный касается земли, ласково укрывает темнотой, прячет среди неё свои тайны и мечты. Стайлз сидит на крыше, вглядываясь в верхушки деревьев, чьи раскинутые ветви кажутся ожившей, но не пугающей сказкой. Он согрет — закатными лучами, этим вечером, улыбкой Дерека, и сообщением с пожеланием спокойной ночи на телефоне. В руках Стайлза старое фото: измятые, побелевшие уголки, надпись, сделанная тайком — и всё это незаметно утратило ценность, превратилось в лишь приятное воспоминание, не причиняющее страданий.       Как же он волновался тогда, пытаясь украдкой сделать её фото.       Стайлз достаёт зажигалку, аккуратно расправляя замявшиеся края, с которых осыпается расслаивающаяся бумага. Лидия на этом фото моложе на пять лет, невинней и чище, но теперь его не беспокоит то, какой она стала. От одного движения вспыхивает огонь, сонно оглядывается по сторонам, и принимается за фотокарточку так, словно голодал целую вечность.       Как это похоже на него самого.       Стайлз не знает, должен ли чувствовать раскаяние или горе — они переполняли его долгих семь лет, и теперь он не ощущает ничего, кроме радости освобождения, и своеобразной ностальгии по тому, что уходит в прошлое. В нём остаётся лишь тепло — от воспоминаний о ней, о самом себе, и он отпускает почти догоревший листок, позволяя порыву ветра унести его далеко-далеко.       Сегодня он становится свободен.