Мягкое одеяло

Бывали такие дни, когда Шэнь Цзю мог провести в палате Сян Цзяня целый день. Тогда целители были ему очень сильно не рады, и в таких случаях нужно было тщательно прятаться. В палате было не так много вариантов: к примеру, в шкафу, на потолке, под кроватью или между ног Сян Цзяня, пока он укрывал его одеялом. Был даже один раз, когда Шэнь Цзю спрятался за окном. Сян Цзянь очень беспокоился за него, и когда целитель ушел, то тут же бросился к нему и втянул в комнату. Нечасто Шэнь Цзю видел его таким встревоженным, это даже немного забавляло. Конечно, он бы его дразнил, если бы не состояние его здоровья. Еще Сян Цзяню приносили различные сладости, которые он отдавал Шэнь Цзю. Как он потом выяснил, главный ученик специально просил их об этом. Подслушивать чужие разговоры Шэнь Цзю не сильно любил, однако иногда это оказывало ему огромную помощь. А к Сян Цзяню могли заглянуть главные ученики других вершин. Точнее те, кто знал об его состоянии. А именно Му Цинфан и Юэ Цинъюань. Шэнь Цзю скрутился как только мог между ног Сян Цзяня, чтобы его не заметили. По правилам вежливости, конечно, он или должен был уйти, или его старший должен был встать. Но Сян Цзянь болен. А Шэнь Цзю не хотел уходить. — Как твое самочувствие, Сян-шиди? — выглядя обеспокоенным, спросил Юэ Цинъюань, сев на свободный стул возле постели больного. Му Цинфан стоял рядом, поджав губы. Сян Цзянь предположил, что Му Цинфан был несколько недоволен из-за того, что не он лечил его. Но и главный ученик по какой-то причине не мог подпустить его к своему здоровью. И нет, это было не из-за того, что целитель каким-то образом может узнать о его особенности организма. Сян Цзянь и сам не может понять эту причину, даже учитель хотел его убедить касательно Му Цинфана, но он не мог согласиться. Просто не мог. Пин Ли был ему знаком очень долго. Сян Цзянь знал о его характере, как и целитель. Стоит ли говорить, что Пин Ли был одним из тех, кто накачивал его ядами по приказу Лорда Цин Цзин? Но в отличие от остальных, Пин Ли ухаживал за ним, когда его постоянно рвало и были ужасные последствия. — Целители говорят, что с каждым днем все лучше, — с улыбкой отвечает Сян Цзянь. Он прекрасно чувствует жар нижней части тела из-за Шэнь Цзю, а потому сдерживается, чтобы не извиваться и не выдать своего милого Сяо Мао. — Но это временно, — хмуро произносит Му Цинфан, сцепив ладони за спиной. — У тебя так уже было. Сначала лучше, а потом резко хуже. — Ха-ха… но может в этот раз все правда будет лучше? — нервно засмеялся Сян Цзянь, почесав щеку пальцем. Он практически чувствует негодование Шэнь Цзю под одеялом и как там становится все жарче. Или это у Сян Цзяня поднимается температура. Му Цинфан одним своим видом выражал полнейший скептицизм и неверие. Юэ Цинъюань кашлянул в кулак, будто подавился странной и гнетущей аурой. — Я очень надеюсь, что тебе станет лучше уже навсегда, — искренне желает Юэ Цинъюань, Сян Цзянь на это благодарно кивает. — Но почему ни ты, ни шишу не желаете рассказать об этом всем? Сян Цзянь незаметно для двоих просовывает руку под одеяло и находит ладонь Шэнь Цзю, легонько сжимая и чувствуя это в ответ, переплетая пальцы. Младший поджимает губы, понимая, что рука главного ученика с каждым днем становится все холоднее. Двум другим он же коротко улыбается. — Все и так на нервах из-за смены поколений. Если еще и добавится мое состояние, то многие станут еще взволнованней. Мы с учителем хотим этого избежать. — Что ж, это имеет смысл, — соглашается Юэ Цинъюань. — Но ты и сам должен понимать, что остальные наши братья и сестры не будут каждый раз верить моим словам о твоей занятости. Лю-шиди, к примеру, уже недоверчив. — Я прошу прощения за эти проблемы, Да-шисюн, — Сян Цзянь виновато склонил голову. — Но уверен, что скоро все будет как прежде. — Мы все на это надеемся, — Юэ Цинъюань чуть склоняет голову и встает, улыбается. — Скорее поправляйся. Му Цинфан желает того же и они уходят. Сян Цзянь тихо вздыхает и уже хочет поднять одеяло, как Шэнь Цзю резко садится, хватает старшего за лодыжки и сильно дергает под себя. Одеяло из-за этого падает на пол неаккуратной кучей. Сян Цзянь не вскрикнул и не сопротивлялся, даже когда его взяли за запястья, удерживая на уровне головы. Он только любопытно взглянул на чужое лицо с легкой улыбкой. — Сяо Мао? — непонимающе зовет он. Шэнь Цзю сдерживает злость в глотке. Сян Цзянь был болен и ему нельзя нервничать. — Почему ты мне никогда не говоришь о своем состоянии? — в раздраженном голосе вполне отчетливо можно услышать рык. Сян Цзянь замирает, улыбка застывает на бледных и сухих губах. Седых волосков стало немного больше, Шэнь Цзю их отчетливо видит. Как и, пусть и едва-едва заметные, морщины. Они видны сильнее, когда он улыбается. — Я… — Сян Цзянь сухо сглатывает. Шэнь Цзю видит, как дергается кадык, сдерживая привычное желание его укусить. Облизывает сухие губы, съеживается, как ребенок, которого уличили за кражей, — прости. — Прости? Что «прости»? Это не ответ на мой вопрос! — практически кричит, но сдерживается. Кое-как. Сян Цзянь отводит виноватый взгляд. Чуть дергает руками, наверное, хочет вырваться. Или нет. Шэнь Цзю не сильно его держит, не до синяков и если старший приложит чуть больше силы, то отпустит. Прямо сейчас он очень сильно напоминал Юэ Цинъюаня. Вот только в отличие от него, Сян Цзянь скрывал правду о собственном здоровье. Сян Цзянь размыкает губы, но не смотрит на него: — Я не хотел тебя волновать. Ведь знаю, что ты будешь переживать и корить себя за то, что ничего не можешь сделать… Шэнь Цзю скрипит зубами, но не смеет сильнее сжимать прохладные запястья. В груди так и кипит злость. И на себя, и на Сян Цзяня. — Как будто от твоего молчания мне станет легче, и я не буду переживать! Думать, что все чудесно и у тебя такой отпуск! Шэнь Цзю резко поднимается и, быстро натянув ботинки и взяв Сюя, идет к окну. Он не хочет здесь быть прямо сейчас. Шэнь Цзю уверен, что накричит на Сян Цзяня, может, обидит грубым словом, а делать этого, даже со злостью и обидой, не хотелось. Сян Цзянь не Юэ Цинъюань. Сян Цзянь его возлюбленный, который не хочет говорить правду. И это очень сильно обижает. — Пожалуйста, подожди! — Шэнь Цзю хватают за рукав две прохладные ладони. Он поворачивается к нему, не скрывая раздражения, но видя взволнованное выражение лица Сян Цзяня, в груди чувствуется укол вины. — Все не так! Я молчал и потому что ни сам, ни целители не знаем! Шэнь Цзю скептично выгибает бровь, но не перебивает. Сян Цзянь нервно теребит пальцами его рукав, переминается с ноги на ногу. Он не хочет, чтобы Шэнь Цзю уходил, но и держать силой не желает. А так же пока не хочет, чтобы Сяо Мао думал о нем как об обманщике. Он смотрит в пол, когда тихо и судорожно говорит: — Ранее Да-шисюну я сказал правду, и Му-шиди это подтвердил. Мне становится то хуже, то лучше. Днями или неделями. И если раньше, когда целители и я сам видели улучшения и думали отпустить на Цин Цзин, то спустя какое-то время мне уже плохо… Только недавно целители поняли, что это на постоянной основе происходит. Сян Цзянь опускает голову еще ниже, каштановые, с сединой, волосы закрыли его лицо. Но даже так Шэнь Цзю может в своей голове в мельчайших подробностях представить его выражение. Он раздраженно щелкает языком и свободной рукой трет переносицу. — Какие они целители, если до сих пор не могут поставить тебе диагноз? — шипит Шэнь Цзю, медленно успокаиваясь. — Они стараются изо всех сил… — Я прекрасно это заметил. Сян Цзянь замолкает от его холодного и сердитого голоса. Отпускает рукав и начинает уже свои пальцы теребить, в который раз почти ломая от нервов. Укол вины становится сильнее. Пин Ли, когда «не замечал» Шэнь Цзю под одеялом, постоянно говорил Сян Цзяню о спокойствии и о том, что ему нельзя нервничать. А прямо сейчас он его доводит. Они оба виноваты друг перед другом. Шэнь Цзю берет его ладони в свои, перекрывая попытку сломать пальцы. С каждым днем он чувствует, как они становятся все холоднее, и это не может не напрягать и расстраивать. Теперь, когда Сян Цзянь кладет ладони на его лицо, то это лишь немного неуютно. Шэнь Цзю хочет, чтобы они стали теплыми, как раньше. — Не ври мне, ладно? — тихо спрашивает Шэнь Цзю, тыкаясь лбом о его, чуть бодаясь. — Я ненавижу ложь. Сян Цзянь быстро-быстро кивает. — Конечно!.. Прости, пожалуйста, как только мне скажут, что со мной, то ты тут же узнаешь, — обещает он раскаянным голосом. Расслабился, облегченно и коротко выдохнув. — И ты прости за мою вспышку, — он тоже виноват, но он тоже умеет извиняться. — Все в порядке! Ты имел на это право. Они отдаляются, чтобы взглянуть друг на друга. Шэнь Цзю больно смотреть на его едва заметные морщины. Раз в волосах становится, пусть и медленно, но больше седины, то и с морщинами так будет. Шэнь Цзю не разлюбит Сян Цзяня, если он полностью состарится, но ему будет неимоверно больно. Там где старость, где седина и морщины — там и смерть. Это больно. Шэнь Цзю старается с Сян Цзянем видеться как можно чаще, но эти ночи или редкие дни все равно не могут заменить того, когда они были вместе практически постоянно. И поэтому они изголодались в полной мере по друг другу. Шэнь Цзю его мягко целует и медленно ведет к кровати. Сян Цзянь ему доверяет, тоже целует и обнимает за шею. Главный ученик тихо мычит, легонько покусывает и облизывает губы его Сяо Мао. Цепляется за одежду сильнее, когда чувствует, как его аккуратно положили на кровать. Шэнь Цзю разрывает поцелуй. Сян Цзянь недовольно хнычет и еще тянется, за что получает лишь пару легких чмоков и все. Шэнь Цзю наблюдает за ним полуприкрытыми глазами. Упирается коленом в кровать между его ног. Почти все каштановые волосы, с седыми волосками, свесились на пол, только некоторые пряди закрутились на белых простынях. На Сян Цзяне был только светлый спальный халат, так что низкий воротник открывал вид на его белую тонкую шею с выступающим кадыком. Одной рукой упираясь в кровать рядом с головой, другой Шэнь Цзю поглаживает бок старшего, поднимаясь выше на ребра, чувствуя его дыхание. Сян Цзянь дышал медленно, приоткрыв губы. Наблюдал, позволял вести. Шэнь Цзю прекрасно знал о том, кто такой на самом деле Сян Цзянь. Он сильный, умный и самое главное — неимоверно жестокий. Сумасшедший. Любит причинять боль и пытать. Притворяется перед другими невинным, а на самом деле, по его собственным словам, должен медленно гнить в тюрьме. В будущем станет Лордом Цин Цзин, и у него в руках будет намного больше власти, чем сейчас. И что должен чувствовать Шэнь Цзю, всего лишь внутренний ученик Цин Цзин, без власти и разрушительной силы, когда прижимает к кровати такого человека, как Сян Цзянь, и нависает сверху? Это чувство сравнимо с тем, как Император-тиран обратил взор на одну из многочисленных наложниц. Одаривает ее подарками, нежным вниманием, приятными разговорами. Точно не тем, что ожидается от тирана. И Шэнь Цзю, и вымышленная наложница в эти моменты чувствуют сильный привкус странной власти вкупе с терпкой сладостью неимоверного себялюбия и гордыни. Но, в отличие от вымышленной наложницы, которая с большей вероятностью будет помыкать Императором-тираном, чтобы поднять свой статус в гареме, Шэнь Цзю ничего подобного делать не собирался. Он не будет использовать Сян Цзяня. И дело не в том, что главный ученик в приступе злости его изрежет на кусочки. Сян Цзянь наблюдает за ним, как взрослый тигр наблюдает за маленьким… котенком. Ему любопытно, что он сделает, ведь прекрасно понимает, что такая мелочь не сможет причинить ему вреда. Шэнь Цзю не использует Сян Цзяня, а Сян Цзянь не развлекается со скуки с Шэнь Цзю. Приятное чувство — взаимность в нежной любви. А в таком жестоком мире это было редкостью. У животных шея является самым уязвимым местом. Большинство из них, когда клыки хищника сжимаются на ней, замирают и не смеют шевелиться. У людей же на шее была яремная вена и если разрезать на ней кожу, чтобы хлынула кровь, то совсем скоро человек умрет. На некоторых непокорных рабов надевали ошейник, как на собак, и вели на железных цепях. Шэнь Цзю видел таких, и когда Цю Цзяньло угрожал на цепь посадить, то приходилось слушаться, пусть и редко. Сян Цзянь видит, куда направлен взгляд его Сяо Мао. Он предвкушающе улыбается, щурит глаза, и откидывает голову. Шэнь Цзю берет в одну ладонь его запястья и отводит в сторону, создавая легкую видимость власти и силы, а затем утыкается носом в бледную шею. Шэнь Цзю очень сильно нравилось ставить на шее засосы и кусать нежную кожу. Не до крови или синяков, а до бледных следов зубов, которые скоро пройдут. Сян Цзяню же нравилось, когда он так делал. Запах каштана почти не ощущался, были только горькие лекарства и незаметные нотки крови. Шэнь Цзю знал, что у него кровохарканье. На вкус его кожа горькая, не только из-за лекарств, но и косметики. Пусть Сян Цзянь и находился на Цянь Цао, но шрам на шее все равно скрывал, а остальные нет — в этом помогал халат. Шэнь Цзю ненадолго отодвигается, чтобы взять влажные бинты и, с немого разрешения Сян Цзяня, стирает косметику. Шрам большой и ужасный, смотрится неправильно. Но Шэнь Цзю прижимается к нему губами, чувствует шероховатость и неровность. Отодвигает за запястья руки старшего, проводит влажным языком от кадыка до самой челюсти. Сян Цзянь выгибается, шумно вздыхает и закрывает глаза. Шэнь Цзю ощущает как ритмично и быстро бьется венка. Царапает ее зубами. Когда кадык двигается, гоняя слюну, то чуть прикусывает, тем самым заставив Сян Цзяня замереть. Он смотрит на это и с радостью видит почти незаметные следы зубов. Свободной рукой приспускает халат, оголяя плечи и ключицу, чтобы поцеловать каждый, даже едва заметный, шрам. Сян Цзянь извивается и тяжело дышит, издавая тихие и забавные звуки, почти как хныканье. Рука Шэнь Цзю забирается под извивающуюся поясницу старшего, чуть приподнимая. В груди сжимается комок чувств от всей ситуации. Одновременно и возбуждает и нет, очень странно, но очень хорошо. Власть над сильным пьянит лучше всякого вина. Ладони Сян Цзяня сжимаются, он очень сильно хочет вцепиться в спину и бока Шэнь Цзю, но сдерживается. Ему нравилось, когда Шэнь Цзю вел себя так, а потому будет следовать правилам этой миленькой пытки. Такие ситуации его очень сильно радовали. Влажный язык облизывает всю шею медленно и не спеша, где-то надавливая сильнее, а где-то щекоча, при этом слышится судорожное дыхание. Оно приятно для слуха. Шэнь Цзю с закрытыми глазами прижимается губами к нежной коже и втягивает в рот. Это причиняет легкую боль, особенно когда добавляются зубы. Продержавшись так несколько секунд, посасывая, он отпускает кожу и смотрит. Красное пятнышко рядом со шрамом. Шэнь Цзю ухмыляется и продолжает их ставить по всей шее. Даже на плечах и ключице. С каждым новым засосом Сян Цзянь мычит все громче и извивается все сильнее, но не пытается вырваться. Шрам полностью сливается с красноватыми отметинами и это выглядит красиво. Когда Шэнь Цзю решает, что их достаточно, то чуть приподнимается, чтобы взглянуть на лицо старшего. Щеки стали красными, а золотые глаза блестели от небольших слезинок, он тяжело дышал. — Тебе больно? — спросил Шэнь Цзю с искренним беспокойством. Сян Цзянь качает головой в отрицании и счастливо улыбается. — Поцелуй меня. Шэнь Цзю облегченно выдыхает и выполняет его просьбу, нежно прижимаясь к губам. Они целуются пару минут, делая такой своеобразный перерыв, а затем возвращается к шее. Теперь он оставляет следы укусов. Где-то они маленькие, а где-то в полный обхват. Сян Цзянь при каждом сжатии зубов шумно выдыхает, тихо стонет и извивается, а Шэнь Цзю круговыми движениями гладит его поясницу. Отодвигается, присматривается, как художник, думая, куда еще добавить разноцветные штрихи для полноценной картины, которая станет подарком самому Императору. Находит эти места и кусает, иногда возникало желание сомкнуть челюсти намного сильнее, до крови, но тогда в картине будут нотки жестокости. А он не мог этого допустить. Спереди и по бокам шеи все было в засосах и укусах, к сожалению, места не осталось. Шэнь Цзю на мгновение недовольно хмурит брови, а затем решает перевернуть Сян Цзяня на живот и проделать то же сзади. Берет чужие запястья и сжимает над его головой, а второй рукой отодвинул волосы в сторону, чтобы открыть шею. Затем ладонью нежно проводит по спине и забирается на живот, чуть приподнимая. Сян Цзянь предвкушающе вздрагивает и извивается, ведь сзади ощущается все намного сильнее… — Сян-шисюн, я принес твои лека… — Пин Ли резко открывает дверь, ожидая, что больной один, так как посетители уже ушли. Он замирает на полуслове, видя странную картину перед глазами. Одеяло кучей обиженно лежит на полу, а поперек кровати переплетены два тела, смотрящие на него. Тем более одно прилично одето, а другое только в спальном халате с оголенными плечами. Глаза целителя четко видят красные отметины и укусы на шее Сян Цзяня. — … — … — … Пин Ли мог бы подумать, что прямо перед ним разворачиваются насильственные сексуальные действия, но зная этих двоих, сразу отбросил эти мысли. Все трое в комнате так и замерли, совершенно не зная, что делать и говорить в таких ситуациях. Вопрос «Я помешал?» всегда будет иметь утвердительный ответ в таких… позах. Шэнь Цзю слезает с Сян Цзяня и кровати. Невозмутимо поправляет одежду и волосы, а затем кланяется растерянно замершему Пин Ли. — Приветствую Пин-шисюна, — не моргнув и глазом, будто не он только что практически разложил на кровати главного ученика Цин Цзин в Цянь Цао, сказал Шэнь Цзю. Затем выпрямился и уже взглянул на Сян Цзяня, кивая: — Не буду мешать твоему приему лекарств, шисюн. Сян Цзянь приоткрывает губы, не зная, прикрываться, смеяться или плакать в этой ситуации: — Ага… — Тогда до встречи, — и с этими словами Шэнь Цзю выпрыгивает в окно, прикрывая широкую и довольную ухмылку ладонью. — Используй дверь по назначению, паршивец! — отмирает Пин Ли, подбегая к окну и крича ему вслед. Сян Цзянь держится за живот и громко смеется. — Что за разврат ты здесь устроил? — недовольно ворчит Пин Ли, ставя поднос на тумбочку. — Прости-прости! — Сян Цзянь машет рукой в его сторону, все еще хохоча. — Я просто не в силах ему отказать, ты же знаешь! Пин Ли раздраженно закатывает глаза. Подбирает одеяло, складывая и кладя его на край кровати. Садится на стул и смотрит на то, как главный ученик Цин Цзин успокаивается. Впрочем, делает это просто ужасно. Стоит Сян Цзяню заметить укоризненный взгляд Пин Ли, как его разрывает от хохота по новому. Но все же он прекращает, когда живот начал болеть. Кладет руку на глаза и глубоко вздыхает. — Я уже начал заводиться, — приглушенно говорит он. — Так что спасибо, что пришел. За столько времени Сян Цзянь уже запомнил время приема лекарств, но никто об этом не говорит. Пин Ли закидывает ногу на ногу и недоверчиво спрашивает: — Правда, что ли? Я думал с Шэнь-шиди у тебя все нормально… дать успокоительное? — Нет, я уже в порядке, — Сян Цзянь садится, скрещивая ноги, и касается кончиками пальцев засосов и укусов. Мечтательно улыбается. — О, что за глупое выражение лица? — насмехается Пин Ли. — Тебе придется их прятать бинтами или косметикой. — Бу… а если я хочу похвастаться перед другими? — Сян Цзянь обиженно надувает щеки. — Хвастайся на Цин Цзин, прошу, здесь будут думать, что мы плохо выполняем свою работу. — Ладно-ладно, зануда, — снисходительно взмахивает рукой в его сторону. — Пин-зануда! — Не рискуй сладостями, которые тебе приносят. — Затыкаюсь, — нараспев и с улыбкой произносит Сян Цзянь. Пин Ли дергает ногой в воздухе и смотрит в окно. На его лице смесь различных эмоций, которые трудно понять, однако их объединяет только негатив. Сожаление. — Твое тело… — медленно и нерешительно начинает он, но его перебивают. — Можешь не продолжать. Я знаю, — Сян Цзянь прикладывает ладонь к груди. — В конце концов, я это чувствую. Пин Ли поджимает губы и качает головой. — Это печально и грустно. Ты им расскажешь? Как никак, скоро меняется поколение… — У меня будет время даже после смены поколения. Ближе к сроку что-нибудь придумаю, — голос отчужденный, а глаза холодные и смотрят в угол комнаты. — А Шэнь-шиди расскажешь? Сян Цзянь задумчиво мычит какое-то время. — За всю свою жизнь я уяснил один важный урок, которому меня научила судьба, — тут он поворачивает голову к Пин Ли, видит его заинтересованный взгляд на хмуром лице. Дергает уголками губ в предупреждающем оскале. — Чем сильнее любовь, тем мощнее ненависть. Лишь пара слов и действий, а какой удивительный эффект… — Ты жесток, — выносит вердикт Пин Ли. — Да, я прекрасно знаю об этом. Как и о том, что это уже никто и ничто не исправит. А нет… возможно, это будет смерть. — Чья именно? Твоя или Шэнь-шиди? — хмыкает Пин Ли, складывая руки на груди. Сян Цзянь замер на секунду, как вдруг резко дернулся к целителю, схватив за воротник и пододвинув лицо очень близко к чужому. Золотые глаза были широко распахнуты — и в них читался самый настоящий холод. Под этим взглядом Пин Ли замер, как кролик перед тигром, ожидая смерти. С кожи лица пропали все краски, делая картину неимоверно жуткой. Ладонь сжалась стальной хваткой. — Лучше не говори про его смерть, понял? — жутким, угрожающим и смертельно холодным голосом говорит он. — Меня это очень сильно нервирует. Пин Ли сухо сглатывает. — Понял. Сян Цзянь смотрит на него так пристально-жутко еще несколько мгновений, а после отпускает. Глаза натыкаются на поднос с лекарствами, и он непроизвольно кривится. — Дай мне что-нибудь от кошмаров, — просит главный ученик чуть веселым голосом, окутывая себя привычной теплой аурой, будто не он пару мгновений назад выглядел так страшно. Пин Ли медленно приходит в себя и кивает. — А что тебе снится? — он достает пространственный мешочек и ищет специальные пилюли для крепкого сна. — Может, тебе поможет разговор, а не лекарство? Сян Цзянь раздраженно щелкает языком, удобно устраиваясь на кровати и задумчиво трогая свои засосы. — Без понятия. Во сне будто все вижу и слышу, но и не могу увидеть и услышать. Там скорее… как самые неприятные чувства на свете… сложно описать. И это преследует меня, когда проснусь. Очень паршиво и раздражающе. — Какой-то ты раздражительный в последнее время, — ворчит Пин Ли и кладет на поднос пилюли для сна. Затем встает и поправляет одежду. — Учитель дал мне задание. Через четыре дня я отправлюсь за рогами Блестящей Рогатой Собаки, так что меня какое-то время не будет. Сян Цзянь начинает принимать лекарства и удивленно смотрит на целителя. — Но это тварь сильная… ты справишься? — Если я целитель, то это не означает, что я слаб. Это очень грубо, ты знаешь? — сердито фыркнул Пин Ли. — По моему скромному мнению целители должны тихо-мирно сидеть в безопасности и ждать, пока к ним придут больные, — Сян Цзянь игриво улыбается. — Иначе раненые не смогут получить помощь. И почему ты? Разве не могут отправить кого-нибудь с Бай Чжань? Как по мне, это более логично. — Целители и на поле боя порхают, потому что больные не могут к ним прийти вовремя, дурень, — тяжело вздыхает Пин Ли. — Я больше ста лет никуда не выходил, хочу развеяться. За тобой будет присматривать мой младший, так что не волнуйся. — Возьми с собой кого-нибудь из Бай Чжань, — с сомнением в голосе советует Сян Цзянь, смотря, как целитель идет к двери. Пин Ли приоткрывает дверь и поворачивает к нему голову. — Мне льстит, что ты обо мне волнуешься. Я справлюсь, — и ушел. Сян Цзянь волновался только о собственном благополучии, а не об этом чертовом целителе. Пин Ли не вернулся через месяц и за ним отправили поисковую группу. Они нашли только его обглоданный труп без нижней половины. Сян Цзянь желал всем сердцем и душой, чтобы после смерти он не нашел покоя, так как на Цянь Цао из всех учеников он доверял свое здоровье только ему. Младшего Пин Ли он к себе подпускал через силу. А насчет Лорда Цянь Цао… Тот церемониться не будет и тут же расскажет всем о его диагнозе, а там немного и о причине. Сян Цзяню этого не хотелось.

***

Подготовка к Конференции Бессмертного Альянса всегда проходила в стрессе и бумагах. А с учетом того, что на них напали, то было еще хуже. Все Лорды Цан Цюн несколько дней обговаривали этот инцидент. То, что демонам было скучно и они выбрали день наугад, можно было отбросить. Ша Хуалин и ее свита откуда-то знали, что ни лидера секты, ни двоих Лордов не будет рядом, чтобы помочь. Так что на обычный набег это совершенно не походило. Вывод всплывал сам собой. Среди Цан Цюн был предатель. Вычислить его моментально просто невозможно, разве что выпытывать правду из каждого. Шэнь Цинцю мельком думает, что Сян Цзянь бы с радостью этим занялся. Если вообще бы сразу его не нашел. У него откуда-то была чуйка на таких людей. Может, это было во взгляде? Или в поведении? Сян Цзянь не рассказал Шэнь Цинцю этот секрет, а может и сказал, да он не помнит. Предателем мог оказаться как и обычный ученик, так и один из двенадцати Лордов. Когда Шэнь Цинцю предположил это, и, как думал, был абсолютно прав, на него почти все накинулись с криками. Да как так! Они же все боевая семья! Никто не может быть из них предателем! Да в гробу он видел такую семью! Шэнь Цинцю уверен на сто процентов, что если бы они все сдохли, то он и слезинки бы не пролил! Даже для приличия! Узколобые кретины! Их матери били себя в животы во время беременности, чтоб у детей мозгов не было! Они долго это обсуждали, из принципа не желая слушать доводы Шэнь Цинцю, и, в конце концов, разошлись. Юэ Цинъюань был единственным, кто поддержал своего фаворитного шиди, но остальные только глаза незаметно закатывали. Нет, они думали о предателе, но не желали слушать, что это один из Лордов. В конце концов, ученики из Бай Чжань, Цин Цзин и Цюн Дин знали, что их учителя будут отсутствовать. Это мог быть кто-то из них. У Шэнь Цинцю неимоверно болела голова, Бао Юн, внимательный паршивец, дал ему пилюлю от боли. Бао Юби отпустили на Цин Цзин, и когда она поняла, что не сможет участвовать в Конференции, забилась под кровать в комнате близнецов и не хотела вылезать. Шэнь Цинцю не хотел ее оттуда насильно вытаскивать, да и не насильно тоже, но это надо было сделать. Бао Юн пытался сам это сделать, но кроме подколов и ехидства, чтобы вызвать драку, никак больше не помогал. А вариант со сломанной кроватью сразу отбрасывался, так как Бао Юби могла или под кровать брата залезть или под учительскую. Комната близнецов раньше принадлежала главному ученику. То есть Сян Цзяню. За эти года для удобства близнецов она была значительно переделана. Личные вещи Сян Цзяня Шэнь Цинцю не мог выбросить, так что он их собрал в сундуки и убрал в кладовую. Делать с ними что-либо было просто бессмысленно. За два года, которые Шэнь Цинцю провел в беспамятстве, там все запылилось, запах каштана выветрился… Да и Сян Цзянь какое-то время был в Цянь Цао, так что обновить что-то не мог. Предыдущий Лорд Цин Цзин, когда покидал Цан Цюн, забрал то, что напоминало о его любимом главном ученике. Например, книги, белый цветок, пару халатов… Шэнь Цинцю последние несколько лет ничего о нем не слышал. Он решил, что тот скончался от разбитого сердца, так как когда он уходил, он выглядел именно как человек, готовый и желающий умереть от горя. Шэнь Цинцю помнит маленькие шутки Сян Цзяня о том, что если он и умрет, учитель будет плакать лишь из-за того, что у него работы прибавиться. Ах, как же сильно ты заблуждался. Шэнь Цинцю заходит в комнату к близнецам и отодвигает ширму, разделяющую их половины, и садится на колени возле кровати Бао Юби. Бао Юн пошел готовить чай и какие-нибудь сладости. — Юби, — зовет Шэнь Цинцю. Он слышит ворчание под кроватью и копошение, но никаких признаков вылезания. — Юби, вылезай, — говорит Шэнь Цинцю, склоняя голову, чтобы заглянуть под кровать. Он увидел ее раскинутые волосы и одежду. — Не хочу, — сердито проворчала она. — Ты там собралась всю жизнь провести? — с насмешкой тянет мужчина. — Вполне вероятно. Шэнь Цинцю тяжело вздыхает и трет переносицу. Где он пропустил тот день, во время воспитания этих двоих, что они стали вести себя так? В комнате пахнет цитрусами, а на столиках лежат сухие каштаны. Шэнь Цинцю берет один и катит его под кровать. Бао Юби копошится, наверняка переворачиваясь, и возвращает его учителю. Шэнь Цинцю еще раз катит, и она вновь возвращает. Они играют таким образом еще несколько минут. Шэнь Цинцю не был хорошим и отличным учителем. Он был строгим и требовательным, так как искренне считал, что лентяям и тупицам на Цин Цзин не место. Четко указывал на ошибки, не редко и в грубой форме, за невыполненное задание наказывал. Мог и наорать. Из-за этого ученики ходили по струнке, а его «боевая семья» считала, что он просто издевается над бедными детьми. Да, издевается. Конечно. А вот Лю Цингэ, который своих избивает до смерти стабильно раз-два в месяц — образец самого лучшего учителя. Бао Юби держит каштан у себя дольше. — Эта ученица стала бесполезной для учителя? — приглушенно спросила она. Шэнь Цинцю выгнул бровь. — На Цянь Цао ты говорила по-другому. — Я помню, что там говорила, — обиженно сопит Бао Юби, перекатывая в пальцах каштан, — но я стала… слабее. И это меня раздражает. — В таком случае, ты должна тренироваться намного сильнее и стараться не полагаться на духовную энергию. Бао Юби на некоторое время замолчала. — Тогда… только в этом случае я смогу быть полезной для вас? — тихо и робко прозвучал вопрос, без единой капли надежды и веры. — Ты считаешь, что я из-за этого считаю тебя бесполезной? Из-за силы? — недоверчиво уточнил Шэнь Цинцю. Под кроватью молчали. Шэнь Цинцю наклонился и наткнулся на нерешительный и стыдливый серый взгляд. Хотя в тени ее глаза казались совсем черными. Бао Юби прижимала каштан к своей груди, поджала губы и скрутилась калачиком. Ругать ее, пока она на предпоследней стадии слез, не хотелось. Но он прекрасно мог это сделать. — Юби не должна так думать, — твердо произносит Шэнь Цинцю, смотря ей в глаза, — вы двое дороги для меня, сильные или нет — неважно. Понятно? Бао Юби замирает. Бао Юн ждал за дверью, чтобы принести чай со сладостями, едва вздрогнул. Поджал губы и сжал поднос в руках. Слова учителя приятно вонзились в сердца близнецов осознанием, что дороги для него. Молчание никогда не было ответом, рот и речь человеку были даны для того, чтобы произносить слова, которые могли отравить или излечить. Бао Юби всхлипнула и вылезла из-под кровати, пряча лицо на его коленях. Обняла за талию, сжимая в одной руке каштан. Бао Юби досчитал до сорока, потом сделал вид, что только что пришел и поставил поднос на столик. Шэнь Цинцю знал, что он там стоял, но решил не комментировать. — Какая же ты жалкая, — фыркнул Бао Юн, наливая всем чай. — Или специально так делаешь, чтобы учитель пожалел? Не нагрубить сестре он просто не мог. — Клянусь богами, я когда-нибудь убью тебя, — глухо пообещала Бао Юби, так и не отрывая лица от коленей мужчины. — Мечтай-мечтай, сестра, — ехидно посмеялся юноша. Бао Юби разрывалась между желанием поколотить брата и продолжать лежать. Почти победило первое, но когда Шэнь Цинцю положил ладонь на ее голову, поглаживая волосы, то все мысли тут же покинули ее голову. Она счастливо вздохнула и расслабилась, наслаждаясь лаской. Бао Юн с незаметной завистью поглядывал на это, но не смел комментировать. Единственное, что решил делать — сердито пить свой чай. Шэнь Цинцю заметил его настроение и рукой подозвал. Бао Юн сразу забыл про свой чай и подсел ближе к нему, а потом не заметил как, но уже лежал рядом с сестрой. Близнецы быстро заснули. А Шэнь Цинцю сидел и не мог понять, как у Сян Цзяня ноги не затекали, когда он сам спал на его коленях несколько часов? Просидев так какое-то время, Шэнь Цинцю аккуратно, чтобы не разбудить, вылез и уложил близнецов в кровати. Забрал поднос со сладостями и ушел к себе. Там он разогрел чай во второй раз, съел все закуски и стал разбираться с документами. Прошло еще несколько часов, как проснулся Бао Юн. Он в самом деле олицетворял взъерошенного птенца. Весь лохматый и заспанный. Протер глаза кулаком, широко зевнул. Бао Юн забрал поднос и пошел на кухню готовить ужин. Шэнь Цинцю поставил последнюю печать, аккуратно все сложил и встал. Глаза пробегают по комнате, цепляясь за маленькую коробочку на туалетном столике. Он сразу ощутил фантомную боль в животе и поджал губы. Вздохнул и подошел к ней, взяв в руки. Дорогое дерево с искусными завитками — радость для любителей всего вычурного и богатого. Одна рука касается белой ленты в волосах и от этого движения, казалось, чуть проходила фантомная боль в животе. Шэнь Цинцю открывает коробочку. В ней, дожидаясь своего часа, тихо лежал сложенный веер. С заминкой он берет его в руку. Фантомная боль усиливается, и он чуть морщится. Раскрывает. На одной стороне веера красиво нарисованы ветви с нежно-розовыми цветками сливы, а рядом с ними, раскрыв крылья, парит жаворонок. Чем дольше он смотрит на красивый рисунок, тем ноющей становится боль. Шэнь Цинцю вздыхает и переворачивает веер. Там же, на голубом фоне, ровными черными штрихами были написаны слова: «В луках привольных, Заливается песней жаворонок. Без трудов и забот». Это был подарок Сян Цзяня, который он получил лишь спустя два года после его смерти. Каждый раз, смотря на коробочку, а там открывая и доставая веер, у него начиналась фантомная боль в районе живота. Целители ему говорили, что у него были повреждены внутренние органы, и скорее всего, подсознание знает, что причиной этого был именно Сян Цзянь. Ведь как еще объяснить тот факт, что смотря на его подарок, так больно? Хотя белая лента не вызывает боль, а только неимоверную тоску. Скорее… по тем дням, которых уже никогда не будет. По тому теплу, легкости и нежности. Когда внутренние демоны отступили и спрятались, так как на их пути возник противник намного сильнее и ужасней. А теперь, когда его нет… Шэнь Цинцю машет веером пару раз, чувствуя приятный и слабый ветерок в лицо. Боль стала разрастаться намного сильнее, так что он его сложил и убрал в коробочку. Положил ее на стол и отвернулся, переводя дыхание и ожидая, когда боль пройдет. Гладил живот, это немного помогало. Бао Юн застал его за этим занятием, но ничего не сказал, вместо этого став расставлять две порции. — Почему на Юби не приготовил? — нахмурился Шэнь Цинцю, расплетая волосы от тяжелых, но дорогих и красивых, заколок. — Она будет долго спать, — ответил Бао Юн и взглянул на него. — Или мне ее разбудить? — Нет, пусть спит, — качает головой Шэнь Цинцю, садясь за столик. Бао Юн кивает, а после предлагает: — Сделать вам массаж? Шэнь Цинцю недолго раздумывал, сразу соглашаясь. После того как они поели, Бао Юн убрал посуду, но когда проходил мимо их комнаты с сестрой, сочувствующе взглянул на дверь. Здесь он ничем не мог помочь, как бы не хотел. А умилостивить его практически невозможно, особенно после какой-нибудь ошибки. Сердце болит, стоило Бао Юну услышать ее дрожащий всхлип. Бао Юн делает глубокий вдох и идет в комнату учителя, закрывая дверь. Шэнь Цинцю уже в спальной одежде сидел на кровати, откинув одеяло. Бао Юн ему улыбнулся, тоже раздевшись для сна и распустив волосы. Затем сел на колени возле кровати и стал делать учителю массаж ног. Одну ступню поставил на свое колено, чтобы не замерзла, а вторую стал массажировать. Начиная с икры и опускаясь ниже, уже на ступне прикладывая чуть больше силы. Бао Юн надавливал большими пальцами на определенные точки, чтобы убрать усталость и хоть малейшие намеки на отек. Несколько лет назад Бао Юн нашел книгу про лечебный массаж и решил это изучать. Первым пациентом была его сестра, которой он чуть ступни не переломал, больше из-за того, что она его бесила, а не неопытности. И когда у него стало получаться намного лучше, то Бао Юн предложил так делать Шэнь Цинцю. Тот не видел смысла отказываться от удовольствия и согласился. Конечно, сейчас ему нужно быть намного аккуратней, чтобы не причинить боли. В большинстве случаев массаж был сухой, но в другие разы, когда никуда не надо было, Бао Юн доставал масло. И пока оно не впитается в кожу, близнецы порхали рядом с Шэнь Цинцю выполняя любой его каприз. Бао Юн ни в коем случае не считал это унизительным. — С каждым разом ты справляешься все лучше, — довольно сказал Шэнь Цинцю, чувствуя, как усталость уходит с ног. После массажа он практически чувствовал себя парящим, так ему было хорошо. — Этот ученик очень рад, — улыбнулся Бао Юн, растирая пальчики. — В будущем думаю перейти на спину и плечи. — Очень хорошо, — соглашается Шэнь Цинцю, уже предвкушая расслабленность во всем теле. Закончив, принялся за вторую ногу. — Мне… остаться с вами? — смущенно спросил Бао Юн. Как бы сильно он не старался, никак не мог преодолеть свое смущение. — Было бы неплохо, — у Шэнь Цинцю были трудные две недели и хотелось спокойного сна. Он откинулся на руки, смотря полуприкрытыми глазами на краснеющего мальчика. — Но если не хочешь, то иди в свою комнату. — Нет! Я останусь, — смущенно выкрикнул он. — Не умри от остановки сердца, — усмехнулся Шэнь Цинцю. Бао Юн что-то смущенно буркнул. Когда с массажем было закончено, Шэнь Цинцю улегся в постель, а Бао Юн рядом, почти на самом краю. Он мог слышать, как бешено стучит его сердце и уже всерьез начинал беспокоиться, но тот глубоко вздохнул, успокаиваясь. Бао Юн под одеялом нашел его руку и взял за мизинец. Жар от полыхающих ушей вполне можно было почувствовать. Шэнь Цинцю закрыл глаза и заснул. * Бао Юби скрутилась клубочком на кровати, закрыв руками голову и не переставая дрожать от страха. Серые глаза были широко распахнуты, и в них отражался самый настоящий животный ужас. Кожа бледная, словно у мертвеца. Будь она младше, то уже бы и обмочилась. Бледные и сухие губы не переставали тихо и лихорадочно повторять: — Я не бесполезна, я не бесполезна, я не бесполезна, я не бесполезна… Слезы не перестают течь по щекам, впитываясь в простыни. Нависшая черная тень с горящими желтыми круглыми глазами являлась причиной ее страха. Она не двигалась и не говорила, просто стояла и проницательно смотрела на Бао Юби, будто пытаясь заглянуть в ее душу. Тень лишь по краям извивалась, добавляя жути. — Я не бесполезна, я не бесполезна… Бао Юби могла сказать с уверенностью, что эта тень была просто в гневе. То, что она не растерзала ее прямо в тот момент, как появилась, просто удача. Бао Юби никогда не сможет спокойно смотреть на желтый цвет. Тень наклонилась ближе к ней, заставив непроизвольно замереть и затихнуть. Бао Юби даже не дышала, так она была напугана. Черная тень показала белые клыки и сказала несколько слов. Предупреждая плачущую и напуганную до ужаса девушку. — Я понимаю, понимаю… прошу, простите… Тень тихо рыкнула на нее — Бао Юби вздрогнула и захныкала — а после выпрямилась и медленно растворилась в воздухе. Бао Юби еще долгое время переводила дыхание, зажав себе рот, чтобы не зарыдать в голос. Оставаться одной ей было страшно. Тень пока что не вернется, но темнота и одиночество ее пугали. Подрагивая, Бао Юби медленно встала, обхватив себя руками и вышла из комнаты в другую. Бао Юн поднял голову, когда тихо зашла его сестра. В темноте он различил ее до смерти перепуганное лицо и прошептал слова сочувствия. Бао Юби лишь слабо улыбнулась. Тихо разделась и, чтобы не разбудить Шэнь Цинцю, взобралась на кровать поближе к стене — там было свободное место. И таким образом учитель спал между близнецами. Брат с сестрой переглянулись и сжали ладони друг друга на животе Шэнь Цинцю. Бао Юн не заснул, пока этого не сделала сестра. Еще до рассвета Бао Юби тихо встала и ушла на тренировку. Черные тени извивались под ветром, пугая ее до ужаса. Холодный пот струился по телу, а взгляд словно у загнанного зверька. Она всей своей кожей ощущала, что за ней следят, но никак не могла понять откуда. Лишь изредка мелькал страшный желтый цвет. Сжимала зубы и через дикую усталость, подгоняемая страхом, тренировалась до рассвета. Зная время, когда просыпается учитель, Бао Юби омылась в купальне, чтобы убрать грязь и запах, а после вернулась в бамбуковый домик. Шэнь Цинцю уже и вправду не спал, так что она стала подлизываться и спряталась под его рукой. Бао Юн привычно на нее поворчал и только. Шэнь Цинцю заметил ее опухшие глаза и спросил в чем дело, да и где она была. Бао Юби солгала прямо в лицо о том, что это аллергия на тупизм брата. О тренировке же она сказала правду. Шэнь Цинцю нахмурился и наверняка что-то заподозрил, попросил беречь себя. После завтрака, его молитвы алтарю, он распределил их обязанности. Раз Бао Юби не сможет участвовать в Конференции Бессмертного Альянса, то она будет тренировать будущих участников. Она поворчала и стала выполнять приказ. Бао Юн, как и прежде, выполнял его мелкие поручения и ходил хвостиком. Бао Юби к участникам Конференции не была милостива. Шэнь Цинцю лишь мельком увидел их тренировку и поразился ее строгости. Скорее всего, у него подсмотрела или же просто эта была зависть к ним. Бао Юби гоняла их почти до обморока от усталости, пот с учеников лил как из водопада. Кажется, Сян Цзянь был лишь немного мягче, ограничиваясь небольшими наказаниями и выговорами. Так продолжалось каждый день на протяжении нескольких месяцев. Бао Юби не прерывала тренировки даже в дождь или снегопад. Но и сама не отлынивала, выполняя все упражнения вместе с ними, показывая достойный и упорный пример. Шэнь Цинцю не наблюдал за тренировками из-за Ло Бинхэ. Звереныш часто пытался к нему подойти и, наверняка, в который раз показаться жалким и плаксивыми, говоря, что ему ужасно жаль, только для того, чтобы пожалели. У Шэнь Цинцю не было для него жалости или и того хуже, прощения. Так продолжалось какое-то время, пока Бао Юн о чем-то не поговорил с Ло Бинхэ. Судя по его сгорбленной спине, когда он уходил, даже от старшего не получил того ответа, которого желал. Бао Юн сообщил Шэнь Цинцю, что Ло Бинхэ хотел попросить у учителя прощения и объяснить свою позицию. Шисюн ему ответил, что он может даже на коленях ползать как собака, прошлого это не изменит. Бао Юби серьезно пострадала и чуть не умерла. Бао Юн спросил об этом у сестры и та ответила, что Ло Бинхэ к ней подходил и просил прощения. Он делал это часто, но она не хотела его слушать. А в этот раз Бао Юби немного в грубой форме ему сказала, чтоб больше не донимал ее своими бесполезными извинениями. И впредь не путался под ногами. Если у Ло Бинхэ есть время на таскание за жалостью, то лучше пусть тренируется усерднее, чтобы не опозорить Шэнь Цинцю, а там и весь Цан Цюн. Близнецы были больше всего озабочены благополучием Шэнь Цинцю, а не каким-то мальчишкой. У Шэнь Цинцю было много причин для головных болей. Так теперь добавилась еще одна в лице Лю Цингэ, но по правде говоря, от него получилось очень легко избавиться. После того инцидента в пещерах Линси эта скотина решил вернуть ему долг за спасение жизни. Шэнь Цинцю лишь презрительно сказал несколько слов: — Лучше посчитай своим петушиным мозгом, что это я отплатил тебе за попытку убийства. Или ты про это забыл, о благородный и праведный Бог Войны Бай Чжань? Лю Цингэ разозлился, но ушел и больше не донимал его своими визитами. И, наконец-то, запретил своим необразованным зверюшкам ходить на Цин Цзин, чтобы вызвать проблемы. Дни тянулись медленно. С кошмарами, пусть и редко, еще помогали дамы из борделя. Там больше помогали нежные ласки и музыка, чем их присутствие. Когда Сян Цзяня не стало, и сам Шэнь Цинцю пропал на два года, они очень сильно переживали. До них дошли слухи о том, что главный ученик Цин Цзин из Цан Цюн погиб. Женщины до последнего хотели верить, что это было ложью. Только Шэнь Цинцю развеял их надежду на благоприятный исход. Правда всегда была жестока. Бао Юби недовольно дулась, когда он туда уходил на ночь или две, за что получала сильный щелбан. Как-то незаметно наступило время для Конференции. Шэнь Цинцю заботился только о Цин Цзин, так что, вспоминая о предателе Цан Цюн, всем участникам приказал взять с собой как можно больше талисманов, еды и лекарств. Он мог бы вообще никого не посылать, или отправить только двоих, как это сделал Шан Цинхуа, но если что-то случится и от него никого не будет, то с печальной репутацией Шэнь Цинцю могут обвинить в сговоре с демонами. Этим дуракам только дай повод для перешептываний и обвинений. Близнецы ехали с Шэнь Цинцю в повозке. Бао Юби смотрела в окно, все рассматривая с детским любопытством, а Бао Юн читал книгу. Шэнь Цинцю уже думал, что они всю дорогу или будут шипеть друг на друга, или и вовсе таскать за волосы. В таком случае он бы их выгнал отсюда. И ему было бы плевать, если бы близнецы шли пешком. Шэнь Цинцю откинулся к стене повозки и прикрыл глаза, обмахиваясь веером. Вспоминая то время, когда он сам участвовал в Конференции, ехал рядом с Сян Цзянем, на губах незаметно появляется ностальгирующая улыбка. Близнецы оторвались от своих дел, чтобы пристально взглянуть на него. Смотрели, не моргая, и лишь когда Шэнь Цинцю открыл глаза, отвернулись. Они так часто делали, особенно стоило ему лишь немного улыбнуться. Старались это запомнить. Совсем скоро одна правда станет ясна Шэнь Цинцю.

***

Ло Бинхэ и в самом деле был сыном Су Сиянь. И смотря на его красную метку на лбу, еще и Тяньлан-цзюня. Хотя, он это понял еще до пробуждения крови. Шэнь Цинцю следил за выражением лица Старого Хозяина Дворца и когда показали лидирующего Ло Бинхэ, за которым таскался Шэнь Юань, он его узнал. Даже прошептал что-то наподобие «не может быть». Полукровка. Ублюдок. Шэнь Цинцю не мог и предположить, что на Конференции разверзнется Бесконечная Бездна, из которой вырвутся полчища демонов, желающие сожрать всех учеников, не способных им всем противостоять. Бао Юби увязалась с ним в массив, но торжественно поклялась, что будет осторожна. Они разделились, но Шэнь Цинцю не переживал о ней. У близнецов была странная связь и вполне вероятно брат с сестрой совсем скоро найдут друг друга. Шэнь Цинцю помог многим ученикам, отправляя в безопасное место или создавая защитные массивы. И вот, встретил Ло Бинхэ, у которого пробудилась кровь Небесного демона. И все из-за блядского Лунного Носорога. Возможно, даже хорошо, что это произошло здесь, на Конференции, а не на Цин Цзин. Будь это в секте заклинателей, то у Шэнь Цинцю было бы много проблем. Убивать ублюдка он не собирался. И возможно даже хорошо, что он первый добрался до Ло Бинхэ. Будь это Лю Цингэ или Юэ Цинъюань, а может кто-нибудь из других сект, то голова звереныша бы лежала отдельно от тела. — Учитель! — плаксиво позвал Ло Бинхэ, падая на колени. Вот что у него за привычка унижаться постоянно?! Никакого чувства собственного достоинства! У Шэнь Цинцю нет на него жалости! Что за мерзость! — Встань! — рявкает Шэнь Цинцю, сильнее сжимая Сюя. Ло Бинхэ только вжимается в землю, тем самым сильнее раздражая Шэнь Цинцю. — Ты глухой или мозгом повредился?! Живо встал! Ло Бинхэ все же, дрожа, поднимается, то желая слезы вытереть, то прикрывая горящую метку. Он и сам покраснел, и это наверняка не от битвы с монстром. Судя по всему, у него поднимается температура из-за снятия печати. Су Сиянь постаралась на славу, раз никто до этого момента не мог вынюхать у него демоническую кровь. Шэнь Цинцю услышал позади шум и обернулся. Никого рядом не было, но это пока. К Бездне скоро сбегутся все заклинатели, чтобы остановить демонов. — Учитель, я правда не знал! Я… я могу объяснить! — плача, голосит Ло Бинхэ. — На твоем грязном лице я не вижу удивления, скотина, — плюет Шэнь Цинцю и смотрит на него. Ло Бинхэ бледнеет. — Знал ведь, что демон, и все равно ошивался на Цин Цзин. Там, где тебе не место, — рычит Шэнь Цинцю, презрительно скривившись и делая к нему шаг. Шэнь Цинцю не любил ни демонов, ни людей. Сян Цзянь вроде и демон, а вроде и человек. Но сейчас не было никакой разницы, ведь он был мертв. А Ло Бинхэ жив. — Или звереныш думал, что сможет остаться среди заклинателей? Вечно скрывать свою грязную кровь и жалостливо ползать у ног? — у Шэнь Цинцю необычайно ужасное настроение. Еще в крови и с головной болью. Что же, плеваться ядом он всегда любил, пусть и в ребенка своей почившей подруги. Он никогда не говорил, что хороший человек. — Но я же ничего не сделал! И не собирался! Разве нельзя мне просто жить, как человек? — чуть моляще, чуть дерзко, произносит он. Шэнь Цинцю дергает уголком губ в презрении и продолжает наступать, а Ло Бинхэ тем самым отступает, пока не останавливает у самого обрыва. Меч звереныша сломался, когда пробудилась его демоническая кровь. — Ты не человек, — Шэнь Цинцю наклоняется к Ло Бинхэ, с отвращением произнося: — Ты ублюдок, звереныш. И такому, как ты, в Цан Цюн нет места. Как и среди заклинателей. Шэнь Цинцю прекрасно видит, как у звереныша загораются злобой глаза. Это забавно. Точный удар в живот и мальчишка падает в Бесконечную Бездну. Шэнь Цинцю смотрит вниз до последнего, пока демонические миазмы окутывают его тело и проникают в легкие. Пока Ло Бинхэ не скрывается в темноте. Только после этого Шэнь Цинцю медленно отходит. Уже на достаточно безопасном расстоянии, как по сигналу, Бесконечная Бездна закрывается, тем самым не позволяя демонам проникнуть в мир людей. Шэнь Цинцю хочет помыться. И чай. — Учитель! Слышится встревоженный голос Бао Юна. Шэнь Цинцю поворачивает голову и видит одного из близнецов. Он уже думал забеспокоиться за Бао Юби, но через пару мгновений видит двоих, несущихся к нему. Близнецы желали наброситься на него, но увидев пятна крови, не рискнули, даже если и был шанс, что это чужая. Его ученики выглядели не лучше, а на Бао Юби было больше ран, хоть и мелких. — Как твое самочувствие, Юби? — спросил Шэнь Цинцю и взял ее за запястье, проверяя пульс и меридианы. — Просто замечательно! — улыбнулась она, гордо выпятив грудь. — Я этих тварей практически голыми руками разрывала! — И носилась как ненормальная! Мне было сложно следить за тобой! — недовольно зашипел Бао Юн, взяв в ладонь один рукав Шэнь Цинцю. — Какой из тебя лучник, раз следить за мной не в состоянии?! Вырви себе глаза, раз они бесполезны! Шэнь Цинцю скривился от их криков. — Заткнулись оба! — рявкает он на всю округу. Близнецы упали на колени и склонили головы. Шэнь Цинцю даже переносицу не успел потереть от раздражения, как к нему сбежались и остальные. Лю Цингэ, как собака, вынюхивал демонов, пробегая глазами по всей территории, а Юэ Цинъюань почти подлетел к Шэнь Цинцю, но остановился, удивленно уставившись на близнецов на коленях. — Ты нашел время своих учеников наказывать, Шэнь Цинцю? — недовольно спросил Лю Цингэ, подходя к ним. — Это тебя не касается, зверюга, — раздраженно фыркает Шэнь Цинцю. — Я бы спросил у тебя об обстановке, но твой маленький мозг навряд ли на это способен, так что лучше пусть мне ответит Чжаньмэнь-шисюн. Лю Цингэ был готов броситься на Шэнь Цинцю, но его взглядом и легкой улыбкой остановил Юэ Цинъюань, став рассказывать об обстановке. Большинство демонов мертвы, а все секты понесли потери среди своих выдающихся и не очень учеников. Шэнь Цинцю слушал и кивал. Сначала на Цан Цюн напали, а теперь и Конференция сорвана. Все было спланировано, верно? — Вставайте, — приказывает он, и близнецы это выполняют. — Юн пойдет добивать демонов, а Юби со мной. Как только озвучил, и они принялись исполнять, прибежали Шэнь Юань и Шан Цинхуа. Первый выглядел устало и изможденно, озирался по сторонам и наткнулся на сломанный меч, лежащий на земле. — Бинхэ?.. — тихо и потерянно спросил он, обратив взгляд на Шэнь Цинцю. Шэнь Цинцю раскрыл веер, спрятав половину лица, и холодно посмотрел на него. — Его утащили демоны и он погиб. Шэнь Юань вздрогнул, и в глазах стояли слезы. — Что-то ты не сильно переживаешь о мертвом ученике, — заметил Лю Цингэ, сощурив глаза и сложив руки на груди. — Я не собираюсь убиваться горем о каждом мертвом ученике, — закатил глаза Шэнь Цинцю. — У меня жизни на это не хватит. Если так беспокоишься, то сам стой и плачь, а у меня других дел полно. И не слушая ответ этой скотины, ушел. Бао Юн отправился в другую сторону выполнять приказ учителя, а Бао Юби поплелась следом. Шэнь Цинцю смог уловить дрожащий всхлип Шэнь Юаня, зовущий белого лотоса. Он знал, что этот человек аккуратно соберет разбитый меч Ло Бинхэ и где-нибудь похоронит. Шан Цинхуа пытался его как-то утешить. Так тебе и надо, Шэнь Юань.

***

У Сян Цзяня не было могилы. Он не хотел ее при жизни, как сказал предыдущий Лорд Цин Цзин. И хоронить нечего было: ни тела, ни меча, ни ножен. Была только белая лента в волосах его любимого шиди. Так что Шэнь Цинцю не изливал душу на могиле и не молил о прощении на небольшом алтаре. Там он в основном просил прожить день без головной боли и чтобы близнецы не поубивали друг друга. О хорошей погоде. О том, чтобы его никто не беспокоил понапрасну. Было много всего. Шэнь Цинцю иногда засыпал под каштаном возле бамбукового домика, когда была теплая погода. Стелил циновку, брал книгу и не замечал, как закрывал глаза и дремал. Так ему вообще ничего не снилось. А когда просыпался, то по бокам от него спали близнецы, точно отлынивая от своих занятий. Прижимались к бедрам, пряча пятнистые лица в одеждах. В одни разы он их наказывал за лень, а в другие гладил по макушкам и лежал с ними. У Сян Цзяня не было могилы — и Шэнь Цинцю не хотел ее создавать.

***

Сян Цзянь на личном примере показал, что за все преступления следует наказание. Возможно, что более вероятно, карма за ним пришла в лице Шэнь Цзю. Шэнь Цинцю все чаще стал думать, что он и в самом деле его убил. За Шэнь Цинцю карма пришла в лице его ненавистного ученика и одновременно с этим сыном подруги — Ло Бинхэ. Он не думал, что в Бесконечной Бездне эта скотина сдохнет, но казалось, что он не вернется. Ах, звереныш решил ему отомстить. Мило. И забавно. Шэнь Цинцю выполнял задание вместе с близнецами, как пришла эта дворняга со свитой учеников из Дворца Хуань Хуа. А потом начался какой-то цирк и все стали именно сейчас вспоминать все его прегрешения. Сплетники всегда сбегаются в гущу событий, чтобы потом об этом трепать. Как пчелы на мед. Еще и Цю Хайтан добавилась. Не то чтобы Шэнь Цинцю так уж сильно скрывался, но почему она решила только сегодня обвинить его в убийстве всей своей никчемной семьи? Звезды как-то сошлись или гора сдвинулась на юге? В городах даже объявлений о его розыске не висело! Ло Бинхэ стал каким-то своеобразным катализатором для разрушения его неустойчивой репутации? У Шэнь Цинцю было достаточно много врагов, даже среди его боевой семьи, так чем этот ублюдок отличается ото всех? Своей кровью? Или что он насолил зверенышу намного больше? По этой логике разве не должны были объединиться, к примеру, «оскверненные ученицы» Цин Цзин и свергнуть развратного учителя? От такого Юэ Цинъюань мало что мог сделать… А тут вообще не вмешивается. Как мило, Чжаньмэнь-шисюн. — Это достаточно серьезные обвинения, — с хитрой улыбкой сладко тянет Старый Хозяин Дворца. — Вам есть, что сказать, мастер Шэнь? «Вы все здесь идиоты». «Каждый здесь должен проверить уши, так как высока вероятность, что туда заползли жуки и сожрали ваши мозги». «Хочу массаж от Юна». «Ах, я ведь обещал близнецам на праздник сходить». Да, Шэнь Цинцю может многое сказать. — Нет, — просто отвечает он, чувствуя, как в руки вцепились обеспокоенные близнецы. На лице старика так и расплывается победная улыбка. Что-то Шэнь Цинцю не помнит, как он мог ему насолить. А хотя… вроде бы, он от скуки пускал различные возмутительные слухи о Старом Хозяине Дворца и его дочери. Они не возымели должного успеха, так как ученики этого хрыча стали активно от них избавляться. А жаль. — В таком случае разве не будет намного лучше для всех пройти мастеру Шэню во Дворец Хуань Хуа для дальнейшего расследования? — спросил он и как бы невзначай вытащил вервие бессмертных. — Шэнь Цинцю Лорд одной из двенадцати вершин, — вступился Юэ Цинъюань, нахмурившись. — Зачем ему идти с вами? Он может подождать и на Цан Цюн. — Именно поэтому, меч Сюань Су, именно поэтому. Вы же вполне можете его спрятать и не позволить начаться расследованию. Как мы можем это допустить? Юэ Цинъюань хотел еще что-то добавить, как внезапно в ноги Старого Хозяина Дворца упал Сюя. Шэнь Цинцю не собирался слушать их ругань, тем более, исход это не изменит. Он все равно окажется в тюрьме, а рано или поздно — неважно. Близнецы не были довольны таким исходом и не собирались его отпускать. — Живо отпустили, — прорычал Шэнь Цинцю на них и они подчинились. У Ло Бинхэ был торжественный взгляд, когда его связывали. Как и у большинства присутствующих. Скорее всего, когда его уведут, Шэнь Юань и эта зверюга будут миловаться после долгой разлуки в течении пяти лет. Мерзость какая, ну. — Через месяц состоится суд над Шэнь Цинцю, мечом Сюя из секты Цан Цюн, — торжественно объявил Старый Хозяин Дворца. — Почему так долго? — в голосе Юэ Цинъюаня чувствовалось недовольство. — Собрать все обвинения и доказательства отнимает много времени. — Это можно сделать и за меньшее время. Неделю-две. — Чжаньмэнь-шисюн, — скучающе зовет Шэнь Цинцю и смотрит на него краем глаза, — месяц, так месяц. Может, что новое найдут, так я повеселюсь. — Шиди… — с ужасом шепчет Юэ Цинъюань. — Не беспокойтесь, мастер Шэнь, — многообещающе произносит Старый Хозяин дворца и хитренько улыбается. — Мы найдет все то, что вы желали скрыть. — Я на вас надеюсь, — сквозь зубы цедит Шэнь Цинцю, сдерживая желание плюнуть ему в лицо. Или ударить коленом между ног. Шэнь Цинцю оглянулся, ожидая увидеть близнецов и может что-нибудь им сказать, но не нашел их. Незаметно ушли. Во рту чувствуется горечь от этого. Но не так уж и удивительно, в конце концов, у него ужасный характер и его совсем скоро осудят, а там и в тюрьму посадят. Навечно. Так что лучше для них, чтобы они о нем забыли. Шэнь Юань был и рад, что все идет согласно сценарию, даже несмотря на то, что некая новая ветвь сюжета пересекла отметку семьдесят процентов. Ло Бинхэ вырос, стал еще прекрасней, сильней. А когда Шэнь Цинцю увели, то превратился в белый лотос из далекого ученичества. Спрашивал, как у него дела, не обижала ли эта змея его… Опасения Шэнь Юаня по поводу того, что Ло Бинхэ будет мстить и ему за одинаковое лицо с ненавистным учителем, быстро развеялись. Выглядел как радостный щенок. Правда, он еще переживал, что Ло Бинхэ все же разрушит Цан Цюн, но… как только увидел его, то и это прошло. Шэнь Юань был рад увидеть Ло Бинхэ. Как и Ло Бинхэ его. Зовет шисюном, будто этих лет и не было. Еще немного и все будет хорошо.

***

В Водной тюрьме Шэнь Цинцю не спал, как бы сильно он не хотелось. Да и не было желания, чтобы услышали его крики от кошмара. Пришлось терпеть. Да и у него были некоторые посетители, к примеру, Маленькая Хозяйка Дворца и сам Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю не жалел оскорблений для последнего. И, естественно, получал за это, но и пресмыкаться перед этой скотиной он не собирался. Ло Бинхэ ничуть не уступал, высвобождая всю свою обиду и гнев не только за те дни на Цин Цзин, но и за разлуку с Шэнь Юанем. Озабоченный звереныш. Месяц для Шэнь Цинцю прошел медленно и был наполнен голодом, бессонницей и болью от ран. К началу судебного заседания он выглядел, как будто из могилы вылез, так что пришли несколько учеников Хуань Хуа и позволили немного привести себя в порядок. Гунъи Сяо принес ему сменные одежды, влажную ткань, чтобы грязь смыть, гребень и даже новую корону для волос, а еще лекарства. Так что, закончив, Шэнь Цинцю выглядел намного лучше, чем раньше. После его повели на суд. Ему было странно спокойно. Апатичное состояние, совершенно не волновался. Исход он может предугадать, да и мог в тюрьме принять все обвинения, чтобы никуда не идти. Но всем нужно было шоу. Веселое представление, где в конце можно было бросить гниющий овощ или камень в осужденного. Высокие и вычурные двери раскрываются перед ним, и он делает шаг. Множество глаз заклинателей обращены к нему. Цан Цюн в полном составе тоже был. В них читалось веселье, предвкушение и некая жестокость. Людям нравится наблюдать за чужой болью, особенно когда страдалец какая-нибудь мразь, наподобие Шэнь Цинцю. — Объявляю суд над Шэнь Цинцю открытым!