Проделки

      Син Цю громко захлопывает книжку и быстро поднимает голову на вошедшего друга. — Приветик, Юнь-юнь, — сладко тянет он. — Как мило, что ты заглянул.       Чун Юнь угрюмо смотрит прямо на него. — Зачем ты мне соврал? — хрипло интересуется он.       Писатель старается сохранить невинное лицо. — О чём ты, друг? Я никогда не лгу, тем более тебе! — В Долине не было никаких духов. — И что? — Син Цю приподнимает бровки. — Они же все от тебя разбегаются! Ой, извини… — Нет, ты прав, — твёрдо прерывает Чун Юнь. — Но именно потому, что они сбегают от меня, я должен тренироваться на настоящих, а не выдуманных тобой. — Да зачем мне их выдумывать, Юнь-юнь? Делать мне больше нечего, как с тобой носиться чёрт знает где! Нет, не подумай, что мне не нравится. Мне очень, очень даже… — Я случайно наткнулся на Миллелита. Он говорит, никакой вести о призраках не было. — Да что он может знать! — защищается Син Цю из последних сил. — Я… я… — Ты соврал. Зачем? — Я не врал!       Он готов расплакаться. Ну разве же он виноват, что никаких подозрительных духов последнее время не было? Он попросту не мог смотреть, как увядает друг. Разве плохо чуть-чуть вытрястись?       Чун Юнь был так счастлив… А теперь он зол. Он слишком гордый, обиженно решает писатель. Да! Он так и скажет! — Миллелиты ни о каких призраках не знали! — упрямо повторяет Чун Юнь. — Зачем ты солгал? — Ладно, не Миллелиты. Ну, не Миллелиты. Я сам увидел что-то подозрительное. Разве я не могу этого сделать? — Почему сразу тогда не сказал? — А ты бы пове… — Син Цю обрывается. — Конечно, поверил бы, — экзорцист угрюмо ковыряет ногой пол, не замечая друга. — Только ведь ничего этого не было? Ты всё выдумал, верно?       Писатель не отвечает. Он тупо смотрит вдаль, за оконную раму, в вечерний тёмный двор. — Мне считать это согласием? — Ага… — бесцветным голосом бормочет юноша.       Он сжимает на книжке похолодевшие руки.       Чун Юнь насуплено смотрит на него. Он не ожидал, что друг так быстро сдастся. — Что там? — Экзорцист обращает лицо к окну.       Син Цю машет изящной кистью. — За-задёрни, — просит он. — Показалось.       Обиженный Чун Юнь послушно дёргает шторы. Свечи в лампе под потолком на секунду тухнут.       Син Цю мерещится тень на стене. — Так зачем ты придумал историю?       Писатель пожимает плечами. — Ты же знаешь меня. Просто разминал мышление, — как можно беззаботнее отвечает он.       На самом деле нет. Ну не может же он сказать Чун Юню, мол, мне было так жаль тебя, что я не смог сделать ничего лучше, кроме как заняться сочинительством. — На тебя похоже, — зло выплёвывает экзорцист.       Выдумать духов — это надо ж! А главное зачем? Потешиться над ним, наивным другом? Он обижается сильнее. — Юнь-юнь, давай выйдем, — вдруг молит Син Цю. — Зачем? Меня всё устраивает.       Писатель опускает плечики. Картина с грохотом и треском слетает со стены. Син Цю, бережливый и аккуратный Син Цю, не делает ни шага до неё. Даже шарахается.       Чун Юнь поднимает предмет и кидает его на диванчик. — Ты злишься? — Писатель поджимает ножки. — Конечно. — Я плохой друг? — Син Цю тихонько тянет забитым носом воздух.       Экзорцист на какое-то время замирает. Он уже сейчас готов броситься и обнять товарища. Действительно, что такого дурного придумать шуточку? Тем более им было так здорово. — Ну нет… — смущённо бормочет Чун Юнь. — Ты… просто не делай так больше.       Син Цю счастливо много-много раз кивает. Что-что, а придумывать для друга истории он больше никогда не будет. — А теперь давай пойдём на воздух, — просит писатель.       Удивлённый, Чун Юнь тем не менее следует к двери за другом. Замок закрыт. — Да что за… — Син Цю несколько раз дёргает ручку. — Ладно, у меня есть ключ в тумбочке. Зачем я только запер? — Ты не запирал, — похолодевшими губами говорит экзорцист. — Что? — Писатель роется в тумбе. — Не запирал. — Почему? Не брат же окончательно съехал с катушек и повернул свой ключ! Тем более сегодня он вообще с дамой, а не дома. — Я вошёл к тебе.       Син Цю роняет вытащенный ключик. Нагибаясь, он ударяется об открытый ящик.       Со стены падет ещё одна картина. Чун Юнь отходит на середину комнаты. По потолку ползёт тень. — Не я один… — Я тоже вижу, — зачем-то шепчет Чун Юнь, хватаясь за ладошку друга. — Архонты… Это же призрак, да? Ты можешь это убрать? Ведь правда?       Экзорцист молчит. Казалось бы, какая возможность, хватай да и только! Но он не может. Как ему изгнать то, о чём он понятия не имеет? Вот бы здесь была тётя Шень Хэ… — Сердцу быть чистым, злу — изгнанным. Разуму быть очищенным, миру стать… — Чун Юнь запнулся.       Что же идёт дальше? Никак не запоминается! Но что?       Он испуганно смотрит на друга. Син Цю пожимает плечами. Откуда ему знать мантру экзорцистов?       Свечи тухнут окончательно. Писатель сжимает ладошку лишь сильнее. — Юнь-юнь, ты что, забыл?       Экзорцист сглатывает и медленно кивает. Глаза постепенно привыкают ко мраку. — И что нам делать, а, Юнь-юнь? — без капли осуждения шепчет юноша. — Я… я не знаю. Может, это вообще не дух. — А что? — Не знаю. — Да, Юнь-юнь, экзорцистик из тебя пока не очень. — Син Цю вздыхает. — Зато друг хороший. Слушай, давай попробуем открыть дверь? У меня ключик в руке. — Ты её увидишь? — интересуется Чун Юнь. — Я здесь, можно сказать, родился, — отчего-то гордо сообщает юноша. — Я тут каждую щель помню.       Он наощупь направляется к двери, не отпуская товарища. По пути экзорцист сшибает коленом столик, но ревнивый хозяин Син Цю молчит. — Бездна с ним. Всё равно кривой. Может, смогу выпросить у брата новый, — хихикает он, прижимаясь рукою к двери. — Мы на месте. Так… теперь осталось только вставить… Вставить-то ещё вставлю, а вот как нащупать… Извечная проблема. Знаешь, поэтому мне не нравятся романы Инадзумы. Как они только умудряются предаваться похоти в кромешной тьме?       Чун Юнь нестерпимо краснеет. Он даже чувствует, как горят его уши. Но руки не вынимает. — Да одной рукой-то как? Ну же, лезь! — Писатель яростно дышит. — Почему идёт-то плохо?       Экзорцист послушно молчит. Он слышит, как падает ещё одна картина и переворачивается диван.       Син Цю испуганно ворчит. — Ура! — неистово кричит он шёпотом. — Ура! А, нет… теперь застрял.       Чун Юнь достаёт свой меч и тупо режет воздух. Он отходит от писателя в сторонку, продолжая ощущать его тело. — Сердцу быть чистым, злу — из… — Открыл! — во всё горло кричит Син Цю, толкая скрипящую дверь. — Хвала Архонтам!       Чун Юнь первым устремляется в тёмный коридор. В самом конце, на подоконнике, их поджидает загадочная фигура.