The Brightest

Март 1973 г. Гермионе было довольно легко убедить одноклассников пожаловаться на профессора Йорка. У некоторых были влиятельные родители, которые могли поднять шум, а некоторые просто были достаточно громкими, чтобы их услышали. Когда она подошла к Петрикусу в Большом зале во время обеда, его друзья растерянно заморгали, глядя на неё. Она подготовила свою речь, но реакция, которую она получила, была ошеломляющей. "Так она та, о которой постоянно говорит Йорк?" — сказал один из мальчиков. Он больше ничего не сказал после того, как она посмотрела на него. "Я не думаю, что здесь есть что делать, Гермиона…" — сказал Петрикус до того, как кто-либо из его друзей успел что-то сказать. "Всё равно сейчас март, он не вернётся в следующем году, какое это имеет значение?" Гермиона закатила глаза — "Важно, что у нас есть учитель-спесисист, и это не нормально. Важно, что это унизительно и фанатично, а за пределами замка уже достаточно фанатизма" — к концу предложения её голос стал громче, чем она изначально намеревалась — "Важно, что никто не должен слышать его ненависть в классе, и он не должен быть рядом с детьми, особенно с теми, кто только вступает в контакт с волшебным миром и ничего не знает". Трое мальчиков посмотрели на неё как на сумасшедшую, а она просто фыркнула, повернулась и ушла, чтобы поговорить с группой пятикурсников, которые, как она слышала, пару раз жаловались на Йорка в гостиной. Она обращалась к людям из Гриффиндора, Рэйвенкло и Хаффлпаффа, но не говорила об этом ни с одним слизеринцем. Логически она знала, что не все слизеринцы плохи. Они не могли быть, факультет на самом деле не был основан на тьме их душ, независимо от того, что хотели думать некоторые люди. Однако на самом деле она не знала никого, кроме тех, кто, как она знала, был на самом деле плохим. И даже если бы она подошла к ним, она не знала, как вести разговор. СОВ и ТРИТОН, как она делала в старших классах? Определённо не о спесишизме, она действительно не представляла, как это тронет кучку фанатичных чистокровок или полукровок. Однако она получила ответ от Тедда и Инайи. Она получила их письмо позже, чем думала. На мгновение это вызвало у неё панику. Её план в основном заключался в том, чтобы заставить их возмутиться происходящим, если они не будут думать, что что-то не так, она ничего не сможет сделать, и всё, что она получит, это то, что профессор Йорк возненавидит её ещё больше. Но, наконец, почти через неделю после того, как она отправила письмо, она получила ответ. Она кормила Плуму небольшими кусочками булочки, когда открывала конверт, её сердце колотилось в груди, а желудок наполнялся нервозностью. <i>Дорогая Гермиона, Пожалуйста, дорогая, говори нам, когда такие вещи случаются. Завтра мы отправим директору Дамблдору сову, чтобы он всё прояснил. Если какой-либо профессор позволяет себе ругать тебя за то, что ты отказываешься поддаться его пуристским, фанатичным взглядам, с ним будет отдельный долгий разговор. Мы исправим это, не беспокойся. С любовью, Инайя и Тедд Плейдвуд.</i> К этому была добавлена ​​заметка, написанная острым почерком, в котором Гермиона узнала Тедда. Она была удивлена, увидев, что он написал ей индивидуально, поскольку большая часть их писем была написана или, по крайней мере, подписана ими обоими. Она нашла причину, как только прочитала то, что было написано на пергаменте. Гермиона, Инайя находится на пике популярности. Не бойся, если она взорвётпарадные двери Хогвартса, чтобы самой разобраться с этим профессором Йорком. С любовью Тедд. PS: Я слышал от Юфимии Поттер, что вы замышляете заговор против профессора и организуете что-то вроде переворота. Не могу сказать, что хотел бы увидеть это воочию. Удачи! Она была немного ошеломлена этим. Она ожидала, что Плейдвуды не одобрят её взятие дела в свои руки. И то, как она говорила об этом, было не самым благородным. Тем не менее, постданные достаточно рассмешили Гермиону, чтобы привлечь внимание Джеймса, который прочитал их через её плечо. «Инайя устрашающая» — сказал он, и она не могла сделать ничего, кроме улыбки и кивка. Инайя действительно была ужасающей. И Джеймс тоже получил ответ от своих родителей. Его письмо было тщательно составлено и отправлено через несколько дней после её собственного. Они хотели подождать и посмотреть, получат ли они сначала ответ от Плейдвудов, но, видя, что они его не получили, решили просто написать письмо в дом Поттеров, отправить и посмотреть, поможет ли это делу. Ответ пришёл к нему на следующий день после ответа Плейдвудов. Джеймс, То, что ты говоришь, неприемлемо. Я говорила об этом с Теддом Плейдвудом, поскольку ты сказал, что Гермиона была непосредственной мишенью. Посмотрим, что мы сможем сделать. Ничего не делайте, пока мы разбираемся с этим, вы же не хотите случайно сделать что-то, что даст им повод подумать, что ваши опасения несерьёзны. Да, навозные бомбы считаются «что-то делающими». Скажите Сириусу, что он включён в этот запрет. А Ремус и Питер, ничего такого не сделают, они более сдержанные, чём ты с Сириусом. Не забывай есть овощи и высыпаться. С любовью - Мама. Гермиона смеялась над этим, когда читала, а Джеймс покраснел и две минуты притворялся обиженным, прежде чем признать, что технически они с Сириусом купили навозные бомбы для профессора Йорка, но это не означало, что они собирались использовать их. Она была одновременно поражена и напугана тем, что Юфимия так хорошо знала своего сына. Но было забавно видеть его ужас, когда он прочитал письмо, и сказал разочаровавшемуся Сириусу, что им придётся на некоторое время приостановить свои махинации с навозными бомбами. Она знала, что другие ученики, которые также написали своим родителям, получили ответы. Некоторые были хорошие, в том же духе, что и Плейдвуды и Поттеры. Другие были больше похожи на 'Он ваш профессор, и вы должны слушать его и получать хорошие оценки', это просто обескураживало. К тому времени, когда Ремус праздновал свой день рождения, всё уже было начато, и было ясно, что профессор Йорк слышал об этом, потому что каждый раз, когда видел её, он сердито смотрел на Гермиону. К тому времени, как наступил день рождения Джеймса, профессор Йорк ушёл, хотя Гермиона была почти уверена, что это было несколько вынужденно. Она даже не попыталась сдержать улыбку, когда увидела, как он направляется в Хогсмид. У неё был разговор с самим Ремусом в начале месяца, когда она всё ещё проходила процесс вовлечения людей, где он спросил, не считает ли она, что увольнять кого-то неправильно. "Было бы неправильно, если бы я подставила его, чтобы его уволили" — возражала она. "Я этого не сделала. Я только рассказала, что он делал во время уроков. Это было неприемлемо, Ремус" И она знала, что если бы это было что-то другое, Ремус был бы на её стороне. Тем не менее, он, казалось, чрезмерно компенсировал, когда дело касалось магических существ. Он как будто думал, что если он явно против них, то никто и не заподозрит, что он сам один из них. Было грустно видеть, как много презрения он питал к своей природе. "Тем не менее, ты всё равно отняла у кого-то средства на существования" "У него была модная обувь и он всегда носил золотые или серебряные запонки, я не думаю, что он страдал из-за нехватки денег. Даже если бы он в них нуждался, то его речь не подходила для уроков. Не тогда, когда он имел дело с людьми, которые через него начинают ориентироваться в волшебном мире. На нём была ответственность за произнесённые слова, Ремус, он унижал меня за то, что я думала, что живые существа заслуживают уважения" После этого он выглядел наказанным, но не убеждённым. Она не хотела этого, не хотела поучать своего друга, особенно того, который сам был волшебным существом. Однако она не могла смириться с тем, что он ведёт себя так, как будто это нормально. Она не могла позволить ему поверить, что это нормально иметь такого профессора. Это не так. Этого не может быть. И она знала, что Ремус столкнётся с большим количеством спесишизма, как только выйдет в реальный мир, ему не нужно было чувствовать это в Хогвартсе, в месте, которое должно было быть безопасным. Сириус ничего не сказал обо всей ситуации, он поддержал Гермиону, но не написал домой, и она поняла. В любом случае, он, казалось, одобрял это, и она была рада это видеть. Сириус, выросший под крылом Древнейшего и Благороднейшего Дома Блэков, имел много предубеждений, о которых даже не подозревал. Было приятно видеть, что он, по крайней мере, не ненавидит другие виды. Она могла представить, что Ремус найдёт утешение, увидев своих друзей, настолько против такой ненависти, что она надеялась, что он позволит себе почувствовать облегчение. Может быть, тогда он не будет так бояться доверить им свое настоящее «я». Полнолуние в этом месяце было плохим. После этого Ремус пролежал в лазарете два дня, и Гермиона подумала бы, что он спрятался от этой ситуации, если бы не увидела новый шрам на его шее сзади. На следующее утро она спустилась в лазарет, чтобы навестить его, и почувствовала, что перестаёт дышать от того, насколько всё плохо. Целую неделю после этого она готовила ему чай по утрам и после обеда, а он странно смотрел на неё, но ничего не говорил. Не секрет, что Гермиона пыталась утешить людей чаем. Инайя делала это за неё дома, и в основном это срабатывало, поэтому она делала это в Хогвартсе для своих мальчиков. На следующий день после отъезда профессора Йорка занятие ЗОТИ было отложено на час. Недовольный профессор Флитвик шёл в спешке. "От этой работы у меня седеют волосы" — слышала Гермиона бормотание волшебника, раскладывая бумаги на своём столе. На самом деле урок оказался более интересным, чем она ожидала. Она всегда ценила Флитвика как профессора по Чарам, но не ожидала, что уроки по «Защите от тёмных искусств» с ним окажутся настолько увлекательными. Они описывали то, что было сказано в учебнике, и не было ни одной тирады против случайного магического существа, так что в книгах Гермионы было достаточно хорошего. "Мне действительно понравился этот урок" — сказал впоследствии Сириус, звуча потрясённо. Справедливости ради, он ссылался на Йорка и Кейспот, их профессора с первого курса, чьи занятия были настолько простыми, что утомляли даже её. Она знала, что мальчикам в принципе нравились уроки, и она не могла дождаться, пока у них появится хороший преподаватель, она возлагала большие надежды на третий курс, потому что знала, что в следующем учебном году они будут процветать. Профессор МакГонагалл нашла её глаза за ужином и скривила губы в скрытой улыбке, от которой Гермиона просияла. Остальные профессора не выглядели впечатлённфми, но Гермиона, казалось, противоречила им. Было ясно, что пошли слухи, что это она стала причиной увольнения профессора Йорка. Мальчики взволнованно говорили о том, чего ожидать в оставшиеся четыре месяца года. Гермиона мало что добавила к разговору, но и не пыталась сдержать мягкую улыбку, увидев явную разницу между одним профессором и другим. В тот день она слушала разговоры, в которых не участвовала, и, судя по тому, что она услышала, большинство людей согласились со своей группой. В конце концов, даже без всех этих речей ненависти, Йорк был просто плохим учителем. Флитвик, даже в это время, когда он не так долго преподавал, был намного лучше. После этого Ремус был тише, чем обычно. Гермиона нашла его после обеда, идущего по коридорам, казалось бы, без всякой цели. Она подошла к нему и молча аккомпанировала. "Ты действительно в это веришь?" — спросил он внезапно. "Во что?" "В том что волшебные существа не чудовища" Она убедилась, что её глаза были устремлены на него, когда она кивнула. — "Да, Ремус. Я искренне верю, что волшебные существа не злые. Они не монстры. В большинстве случаев они просто люди". По панике в его глазах она догадалась, что была настолько неуклюжей, что Ремус наконец узнал, что она знала о его тайне. Однако она не сказала ничего слишком прямого, не желая полностью напугать его. Вместо этого она заставила себя отвести глаза от него и посмотреть прямо перед собой, и даже не прокомментировала, когда он, извиняясь выбежал из коридора.