***
— Вот вы вроде взрослые люди, дзенины, с хорошими рекомендациями, — накрашенный розовым лаком палец Принцессы Слизней в десятый раз стукнул по столу, и я немного дёрнулась, но удержала лицо. — И не весна на улице, чтобы с ума сходить. Учихи, у вас все дома? — Никак н… — начал было мой подельник, но осёкся. — В смысле, извините, Цунаде-сама. — Что «извините»? Сломали окно в палате, чуть не перевернули несколько лавок на рынке, я из-за вас теперь вынуждена восстанавливать садовую аллею за свой счёт. — Не реши мы это, я представить не могу, что она сделала бы со мной, — Учиха показал на меня. Отличная расстановка приоритетов, дорогой! Между злой Хокаге и не слишком доброй Куро ты сделал правильный выбор. — Это был вопрос жизни и смерти. Сенджу нахмурилась, а я добавила: — И как минимум нашей свободы. Если бы фарфоровые кошачьи маски умели менять мимику, на наших появилось бы виноватое выражение на несколько смен вперёд. Наши с Итачи репутационные потери ограничились новой весёлой историей среди шиноби штаба АНБУ. Это оказалось меньшим из зол. За окно пусть отдувается Кот, а палатка и кусты — я ж теперь подслеповата, не всё под ногами вижу. Наверное, Особое Подразделение Тактики и Убийств ещё не видело картины, в которой глава деревни бегала по этой самой деревне, отлавливая ниндзя из своего же личного отряда. Осмыслив, что ключом к решению или усугублению проблем может стать наш общий товарищ, имеющий расширенные полномочия в клане, мы с Итачи, быстро собрав мои пожитки, вылетели на улицу прямо с подоконника больничного корпуса. И всё бы ничего, но мы приземлились едва ли не на голову госпоже Цунаде, которая пришла выписать мне новое лечение, и которую мы, охваченные паникой, просто не заметили. Она что-то орала нам вслед, однако времени на притормозить и подумать не было. Мой любимый братец перед тем, как покинуть клинику, пообещал немедля отправиться в юридический отдел клана, чтобы уточнить несколько вопросов. И нам нужно было перехватить его, прежде чем он наломает дров и разнесёт эту сплетню по кварталу Учиха. Шисуи мы обнаружили на походе к корпусу Военной Полиции, истолковали ему всю ситуацию правильно. Потом нас двоих догнала Хокаге, устроила разнос прямо там, потому что нельзя воровать особых пациентов, и отволокла нас в свой кабинет при госпитале. И вот мы здесь, пытаемся объяснить ей, что убегали от неё не потому что она страшная, а потому что у нас было крайне срочное дело. Пришлось выложить, из-за чего произошла эта несуразная гонка по улицам Конохагакуре, в которой я поучаствовала в белых тапочках и в халате. Сенджу от наших оправданий слегка улыбнулась и посмотрела на мою больничную робу: — Судя по тому, как ты носишься, ты вполне здорова, — главный врач госпиталя махнула на меня рукой. — Жаль, что с твоим зрением работа в отряде АНБУ тебе теперь противопоказана. Я ожидала от неё такого вердикта, и стадии принятия неизбежного от отрицания до торга прошла ещё несколько часов назад. На ней и остановилась. — Одна из ваших учениц Карин сегодня работает здесь. Могу отпросить её у вас на ночь? Утром смогу разглядеть с порога, что лежит на вашем столе. Получив добро и поспорив с госпожой Цунаде на мою зарплату, я вышла из кабинета в сопровождении Итачи, его сегодня тоже отпустили, освободив от ночной смены и обязав починить окно двадцать второй палаты. — Не припомню, чтобы кто-то в Конохе владел ирьёдзюцу, которое может вернуть зрение после перегрузки Мангекьё. — Я таких тоже не знаю, — моё настроение, несмотря ни на что, было просто отличным. — А ты поди счастлив от меня избавиться. — В какой-то мере, — «порадовал» меня Учиха своим честным ответом. — У шиноби достаточно поводов умереть. Я по-прежнему считаю, что ты могла не умножать их и не соваться в АНБУ. В коридоре клиники, где располагались кабинеты исследователей, было тихо и пусто, мы дошли до лестницы, ведущей к приёмному отделению. Чтобы дать ему ответ, мне пришлось приподняться на носках. — Спасибо, — я прикоснулась губами ко лбу человека, чья жизнь была для меня драгоценна. — За всё. Как и в последние минуты памяти того страшного дня, он обнял меня без лишних слов. Постоять бы так подольше, но скоро сюда начнут подниматься санитары, их шаги очень хорошо слышно. Неделю назад в Конохе «умерло» много моих знакомых и друзей. Может быть, глаза не такая страшная цена за то, чтобы снова увидеть хотя бы их размытые фигуры. Я нашла Карин и в двух словах описала, ради чего я сняла её со смены. Для этого требовалось более спокойное место, поэтому, предупредив маму, я привела её домой. То, что моя подруга раньше работала на змеиного саннина, делало ей честь. В нашей деревне не было ирьёнина более подходящего для того, чтобы выиграть этот спор с Годайме. Хотя, не только в деревне, во всём мире не нашлось бы второго такого человека, как Карин. В этот раз я была уверена, что дело выгорит. Девушка с красными волосами, перед которой у меня был огромный моральный долг, оглядела всю длинную цепь знаков, и пока мой клон выводил их на моих висках, она поделилась некоторыми сомнениями: — Я знаю, что ты работала над этим, чтобы я могла не носить очки. Но не опасно ли экспериментировать на себе? — Помнишь, что такое Фуиндзюцу, Карин? — Воля, записанная чакрой. Ты так говорила. — Я услышала эту фразу от отца Шисуи, и такую формулировку я больше нигде не встречала, даже на исторической родине Узумаки. — я прикоснулась к тому месту, где были начерчены тоненькие иероглифы, несущие ясный посыл, который мог понять лишь тот, кто обладал нужным знанием. — Орочимару не смог вернуть твоё зрение, потому что сделал упор на создание новых клеток. Это медицина. Если бы он отвёл искусству твоего клана больше времени в своих исследованиях, я уверена, он бы уже добрался до цели всей своей жизни. Моя гостья проткнула палец сенбоном, добавив в вязкие чернила каплю своей крови. — Куро, мастера Фуиндзюцу — не боги. — Верно, — последняя печать встала на место. — Но очень на них похожи. Умеющий придавать своей воле форму способен на такие вещи, какие не укладываются в голове нормального человека. Из-за этого я оказалась в Конохе в сто втором году Эпохи Какурезато. Фуиндзюцу, с помощью которого меня отправили сюда, не добавило в мой организм ничего нового, но необратимо повернуло процессы в нём вспять, как не может ни одно направление Ирьёдзюцу. Мед-нины учатся ускорять регенерацию, если её не хватает у пациента — они берут за основу не его чакру, а свою, и человек забывает о ранениях. Кеккей Генкай Карин не просто делает её чакру лучшим инструментом для этого направления. Её кровь уникальна тем, что может заставить Ян элемент чакры любого шиноби заменить умершие клетки собственного организма. Эту особенность госпожа Цунаде открыла в своей ученице случайно во время операции на разорванной артерии. Поэтому госпиталь стал для моей подруги вторым домом, первый по-прежнему был в Военной Полиции. Скорость восстановления ниндзя напрямую зависит от количества компонента «ян», поэтому члены клана Узумаки не просто были долгожителями, но и могли вылезать из битвы и идти до медицинской палатки своими ногами. Как бы странно это ни звучало, но я смогла быстро пойти на поправку благодаря чакре Кьюби, в чьей сущности Йондайме Хокаге оставил только эту часть. Вышло курьёзно: он чуть не убил меня, и он же вылечил, как мог. Пожму ему хвост при встрече, если не цапнет. Кто знает, поборол ли он своё бешенство. — Последний рывок, узнаем, достойна ли я такого громкого звания. Карин хохотнула, сказав, что до бога мне ещё, как до Луны. Она тоже прикоснулась к одной из печатей на моём лице, и вся вязь, вспыхнув зелёным свечением, пропала с виду. Для чистоты эксперимента она взяла кисть, черкнула на листе какую-то надпись и отошла к другой стене комнаты, показывая мне клочок бумаги. — Что видишь? — Вижу всё, что ты думаешь о моём брате. — читаю вслух эту забавную фразу, написанную мелким шрифтом. — Я ему передам. — Не смей!!! — да-да, а ещё я очень хорошо вижу твой яркий румянец, Карин-чан. Она порвала листочек на мелкие клочья, сверкнула очками и вернулась ко мне. — Быть не может, я не думала, что сработает. Я обратилась к ирьёнину, благодаря которому мои глаза вновь обрели полноту зрения: — Готова попрощаться со своими очками? Аники говорил, что ему нравится красный цвет. Думаю, теперь он сможет любоваться им чаще, потому что глаза Карин — произведение искусства. Алые и багряные тона перекрывают даже зрачок, а у края радужки и вовсе можно разглядеть розовые оттенки. Не понимаю, что он так отчаянно тормозит, ей уже восемнадцать, ещё год-два, и такую красавицу уведут в какой-нибудь другой отряд к какому-нибудь более настойчивому парню типа Саске. Но, к счастью, у девушки со взрывным характером на него аллергия. Мой первый собственный фуин. Я начала над ним работу в процессе расшифровки барьера Узумаки Мито, потому что помощь Карин для Наруто была неоценимой. Она впадала в ярость каждый раз, когда упёртый блондин снова перебарщивал с Фуутоном, насилуя свои чакро-каналы и доводя до подзатыльников девушку-ирьёнина. Сакура помочь нашему сокоманднику не могла из-за нехватки времени, у неё тоже были усиленные тренировки под руководством Цунаде-шишо, которые начались в начале года*. Но для самого парня присутствие на испытаниях девушки с такой же звучной фамилией, как у него, оказало положительный эффект. Харуно по-прежнему не питала к нему особой привязанности, а Карин им как-то прониклась, ей как сенсору нравился оттенок его чакры. Правда эта парочка Узумаки потрепала нервы Какаши-сенсею из-за своих споров, но Хатаке это стойко пережил. Ича-Ича читалась, Карин ругалась, а тушка Наруто не трепалась. Мои переживания за друга пропали, и я могла сосредоточиться на деталях своей печати в перерывах между освоением барьера. Требовалась кровь ниндзя с чистейшим ян-компонентом, да правильный порядок её применения. Задаёшь ей цель, задаёшь, в какой ветке чакро-сосудов работать, и зацикливаешь весь процесс по кругу, чтобы печать получилась не одноразовой. Оставалось отметить, что активацией ей служит медицинская чакра, и готово. Правда когда я объясняла это своим друзьям-фуиндзюшникам, у них на лицах было одинаковое выражение: недоумение. Фуиндзюцу недалеко ушло от математики, а с ней у большинства моих знакомых проблема. Не вяжется у них в голове то, что можно складывать не только цифры, но и кандзи. Эх, куда мы катимся… Карин я возвращать в госпиталь не стала, мы проболтали до утра, обе никак не могли уснуть. А ближе к шести часам домой вернулся брат, удивился наличию аж трёх женщин в доме и загрузил меня новой повесткой дня. Шисуи сказал, что об инциденте с летающей бумагой он доложил главе клана, и тот уже лично поделился этим с Итачи и с госпожой Цунаде, заверив её в том, что мы проведём закрытое разбирательство. Она дала клану месяц. Если за это время не найдутся никакие улики, к делу подключатся её люди. Это то, что я хотела отсрочить. В нашей большой семье снова начинается смута, и неизвестно, каким в этот раз будет итог. Под полами завелась крыса, возможно даже не одна. Я напрямую связываю это послание с убийствами в центре управления безопасностью, который переехал на подземные этажи второго полицейского корпуса, где совместно работают люди из разных кланов и групп. Военная Полиция хорошо охраняется, и нам с братом слабо верится, что туда могли легко проникнуть чужаки. Никто из нас не хотел думать на своих же, однако нужно быть реалистами. Пока Карин вела беседу с Нанако-сан, которая тоже проснулась ни свет ни заря, мы с братом быстро дошли до места преступления, и я смогла ненадолго использовать Мангекьё. Но то совсем не помогло, я только зрение зря напрягла, в кабинет мы вернулись ни с чем. Это было точное попадание в артерии, что медики уже должны были установить, а откуда прилетели сенбоны — непонятно, нужно было проводить ряд применений дзюцу для рассматривания. Я больше не могла долго поддерживать свою способность, поэтому пришлось положиться на запасной вариант. О своём мимолётном договоре с Конан и о том, что она при мне порвала свой плащ Акацуки после смерти её лидера, я тоже рассказала. Это она связывалась с кем-то, и я решила приоткрыть перед ней завесу тайны Красной Луны не по доброте душевной. Мне нужна информация. — Шисуи, я отправляюсь в Страну Предков, я и так задержалась в больнице. — Ты только выписалась, тебе нельзя напрягаться. — Коноху от разрушения спасли твои зоркие глаза, — я дотронулась до плеча брата. — Мы бы не смогли защитить Лист и быстро организовать эвакуацию, если бы ты был чуть менее внимательным. У нас мало времени, прежде чем клан потеряет доверие Каге. Я могу достать сведения, кто помог Акацуки проникнуть в деревню. Обещаю, я буду осторожна. — Лучше быть живым параноиком. — Чем мёртвым идиотом. Что поистине бессмертно, так это мудрость отца. — Ты пойдёшь туда только при одном условии. — его карие глаза вновь стали серьёзными. — Тебя будет сопровождать Итачи. — Не думаю, что это хорошая идея. — Куро, это не обсуждается. — тон брата не оставлял места для препирательств. — Ты знаешь, что я никогда не доверю это дело другому человеку. Мы оба отвечаем головой за расследование, — Шисуи смерил меня строгим взглядом и снова положил руки на стол. — И за твою голову я тоже несу ответственность. — Я не просила тебя об этом. — А я всегда хотел, чтобы у меня была сестра, — брат ткнул меня в лоб, заставив сморщить нос. — Только мне достался очень сложный ребёнок, за которым нужен глаз да глаз. — Может лучше за Карин-чан будешь бдеть? — За этой мадам даже весь полицейский корпус не уследит, как вспомню её перебежки в день нападения — в дрожь бросает. Он картинно закатил глаза, но в его жесте не было и намёка на то, что он недоволен этим фактом. Карин помогла многим отрядам отменить встречу с Шинигами. После совещания с господином Фугаку мы стояли перед Годайме и смотрели, как она крутит меня по часовой стрелке, ища подвох. Подвоха не было, я с порога видела, как над её кружкой с чаем летает муха. Госпожа Цунаде спросила: «Может я не тем занимаюсь в жизни?», но я сразу сказала, что её золотые руки предназначены для Ирьёдзюцу. В этот раз подмазаться удалось, женщина расцвела. Я выиграла пари на свои глаза и вместо денег заключила с Пятой новую сделку. Если я принесу ей сведения, она даст клану на расследование ещё один месяц. Это тоже был расчёт на точные даты, потому что Глава не сомневался в том, что искать нужно среди своих. У него были некоторые подозрения, но чтобы их подтвердить, требовались неопровержимые доказательства. Как мне надоели эти клановые разборки. Даже больничный взять с ними невозможно.***
Как я и предполагала, от былого центра Страны Предков мало что осталось. Но что меня порадовало — так это настоящие огненно-красные леса. В конце Эпохи Самураев по приказу моей матери сакуру вырубали гектарами, потому что её древесина была ценным материалом для ремонта дворца и строительства столичных построек. Из-за этого морально страдали другие провинции, ведь основная зона вырубки велась близ деревушек и окраинных селений. Я грустила оттого, что простые люди больше не могли радоваться весеннему празднику Ханами. В их нелёгкой жизни и без того было мало поводов для радости, а теперь забрали ещё и этот. Но видя, как север страны полыхает осенними оттенками этого дерева, я не могла сдержать улыбки. Со но Куни снова утопала в прекрасных густых лесах, и казалось, что человечество не тревожило их целые столетия. — Здесь производили шёлк? — Да, причём очень высокого качества. Эта деревня процветала за счёт тонкой ручной работы мастеров. Женщины много работали, — я провела рукой по хрупкой деревянной колонне, которая могла рассыпаться от любого прикосновения. — Без всяких автоматических станков на изготовление одного метра лучшего полотна уходили недели. — До нас мало что дошло из истории Страны Предков. Я знаю только то, что Хьюги когда-то пытались возродить здесь старый уклад. Но в это не особо верится. — Забудь про эти сказки, Итачи. С тобой рядом идёт ходячая энциклопедия по культуре. По пути к историческому центру и горным массивам, ранее окружавшим место, где росло Древо Чакры, нам встречались заброшенные поселения. Я только и успевала открывать карту, чтобы сверять современные обозначения с теми названиями, которые помнила по картам другого времени. Многое поменялось: границы, названия, статус страны. Но неизменным остался её дух. Со но Куни, потерявшая своё население и ставшая владением какого-то человека при деньгах, была по-прежнему прекрасна. Её поросшие травой тропы и старые торговые маршруты всё ещё напоминали мне о былых днях. Такое впечатление, что этот клочок земли оставили заповедником, хранящим в себе воспоминания прошлого. Отсюда зародился мир современных шиноби, и люди, по словам нового хозяина этих земель, не утратили почтения к памяти предков. Правда на деле всё выглядело иначе. Поселения были разворованы вплоть до гвоздей, скрепляющих лестницы домов, но кое-где сохранилась старая архитектура, которую пытались отремонтировать переселенцы пять или семь веков назад. Всё тщетно. От селений остались только разваливающиеся домишки и красивейшие вымощенные площади, где раньше активно велась торговля и по праздникам ходили строевые марши воинов. Резную плитку и выложенные камни не смогла уничтожить никакая эрозия. Наша дорога вела к старому дворцу, в котором прошла большая часть моей прошлой жизни. Он располагался в низине в окружении высоких деревьев. Теперь они закрывали собой почти весь небосвод. Они были так похожи на тот лес, что находится в моём подсознании. Только этот живой, в нём слышны звуки птиц и ветра, качающего листву. Мой спутник, увидев издалека то, что осталось от дворца, сказал, что не согласился бы жить в таком месте. На моё «почему» Итачи дал забавный, но разумный ответ: в таком поместье до кухни идти, как от его нового дома до южных квартальных ворот. Километра два. И в этом он был безусловно прав. Примерно на таком же расстоянии от нас было условленное место пересечения с Конан. — Что за встреча у тебя назначена? — Я думала Шисуи поставил тебя в известность. — блин, опять мне вести просветительскую часть. — Мы встречаемся с информатором, я рассчитываю на его помощь в клановом расследовании в обмен на одно моё применение Джикан-Иккен. — С кем именно? — Бывшая напарница лидера Акацуки. Мой спутник остановился. Задал вопрос ещё раз, но мой ответ на него не изменился. Тогда он сказал, чтобы я вываливала печати для Хенге и подделки запаха чакры, а сама возвращалась в Коноху. Я еле освободилась из его хвата и напомнила ему, что мы не на задании в АНБУ, и он — сопровождающий, а не капитан. Не сказать, что его это убедило — лицо, лишённое эмоций, тому подтверждение. Пришлось делать остановку, ставить барьер и дословно пересказывать ему весь наш с Наруто диалог-проповедь в убежище, который довёл человека с железобетонными убеждениями до суицида. С гендзюцу-проекцией и с минимальным упущением деталей. Учиха новыми фактами не проникся и сказал, что это дело следовало перепоручить или вовсе отправить сюда кого-нибудь подставного. Но согласился, что у нас не так много времени, и втягивать команды Хокаге во внутренние разборки клана нельзя ни в коем случае. Возле разрушенного дворца мы и решили устроить ночной привал. Завтра будем выжидать, поставим небольшой охранный контур на случай, если у куноичи из Амегакуре вновь поменялись приоритеты, и её уход из Акацуки был красивым показным жестом, призванным обмануть парочку наивных коноховцев. — Итачи, умеешь различать созвездия? Я с большим удовольствием развалилась на спальнике после прогулки к озеру, которое из-за близости к минеральному источнику не замерзало круглый год. Раньше служанки стирали в нём бельё и иногда нас с братьями, когда Хаго-нии вело стремление покопаться в земле. — Нет, это к моей маме, я никогда таким не интересовался. Меня накрыла меланхолия, и я подумала о том, чтобы рассказать ему что-то из детства. — Вот эти четыре звезды образуют лицо, — очерчиваю примерную дугу. — Потом идут руки, они будто разведены в разные стороны, — нити чакры, которая за время пути вернулась в нормальное состояние, соединили яркие белые точки. — Лет в пять-шесть я убегала в лес, и девушка, которая за мной присматривала, научила меня ориентироваться по звёздам. Созвездие названо в честь богини Идзанами. Когда я терялась, оно подсказывало мне, в какой стороне дом. — мой взгляд снова обратился к небу, сегодня оно очень чистое. — Потом я показала его своей ока-сан, и она рассказала, что лик Идзанами когда-то привёл её к моему отцу. — Таких историй о Прародительнице точно не напишут в легендах о сотворении. — О, кстати про легенды, — вспомнив гравюры Водоворота, я начала смеяться. — Слушай про трёх драконов из Узушио. Ночь была слишком тихой, и наши голоса звучали так громко, что казалось, их может услышать кто угодно. Но поблизости не было никаких очагов чакры, и даже прохожих наши вороны не наблюдали. Я только чувствовала слабые волны энергии, исходящие из места в цепи гор, которые после запечатывания Кагуи Ооцуцуки назвали Вершины Смерти. Я догадывалась, из-за чего они фонят, но постаралась хотя бы на одну ночь перекрыть своё восприятие, чтобы окунуться в покой. Мать всё ещё где-то в этом огромном мире, а я здесь — в месте, которое когда-то называла домом. Если бы кто-то сказал мне, что я вернусь сюда и буду спать на руинах своего дворца, я бы подумала, что это бред. Со но Куни для меня мертва, также, как мертва для всех остальных людей. Даже феодал, получивший её в наследство, и тот не живёт в этой стране. Я первой осталась на дежурство и просидела до утра, не решаясь будить своего спутника. Он слишком устал. От смертей, от клановых разборок и от вечных миссий в тени башни Хокаге. Он не говорил мне этого, но я хоть и потерла часть зрения, не стала слепа к таким вещам. Рассвет в Стране Предков — тоже прекрасное явление. Утро было прохладным, но я совсем не замёрзла, потому что кое-кто умудрился запихать Катон в свой чакронакопитель и отдать его мне на время ночного бдения. Чёрная матагама была последней оставшейся у меня, из-за неё я и купила весь набор, ни на секунду не сомневаясь, кому конкретно я её подарю. Эта фигурная запятая, выполненная из какого-то камня, была без вставок и украшений, по ней только тянулся шероховатый выбитый узор из языков пламени. Видать, Учиха воспринял эту вещь буквально. У меня появилось подозрение, что он запихал туда не Катон, а пламя Аматерасу, потому что за все часы, что накопитель грел мои руки, его тепло совсем не выветрилось. Об этой технике я только читала в свитках, и о пламени, способном гореть до полного уничтожения цели, слышала лишь в тех же легендах. — Так и есть. Обычная стихия не может существовать в накопителе, я пробовал залить туда Катон, но без толку, он испаряется. — И это ты мне ещё что-то про технику безопасности говорил, — когда мою догадку подтвердили, я аккуратненько, стараясь не дышать на хрупкую штучку, вернула её владельцу. — А если бы оно прорвалось? — У него нет задачи причинять тебе вред, главное не распаковывать, и всё. Аматерасу — это не печка! Ты бы ещё шашлык на нём пожарил! Я посмотрела на парня, который вертел столь опасную вещь в руках без страха уронить, и отошла от него подальше, сказав, что не подойду к нему и на сотню сяку, пока он не уберёт это в свои переноски. А их у него теперь на любой вкус и цвет. Как бы Цунаде-сама не дала нам задание по снабжению всего штаба. Мы тогда точно из офисного рабства не вылезем. Проход к месту встречи тоже порос непроходимыми зарослями, но имеющие катану да покосят траву. Моя в ремонте, брат сказал, что отыскал ученика того мастера, который делал парные клинки господина Кагами, и сдал оружие на реставрацию. У меня осталась только запасная взятая со склада АНБУ, и то — хорошо. Источник чакры находился в самом центре выстеленной полукругом ограды. Её камни потрескались и раскололись, но всё ещё держали форму. В былые времена я не могла ощущать, как на самом деле пахнет огромное дерево, возле которого мать проводила всё своё свободное время. Но сегодня его смрад заметен за многие метры от центра, где росли корни. Я ненадолго остановилась рядом и начала считать, сколько лет прошло с того дня. Мне не нужно было слишком напрягаться для того, чтобы пробудить Проблеск Времени и привести его в действие. Эту сцену обрывками мне уже показывал Хагоромо, но теперь я словно стояла позади братьев, наблюдая за тем, как моя собственная фигура растворяется в неизвестном кольце Фуиндзюцу. Ни один человек не смог бы выразить свою волю всего лишь за мгновение, это могла только наша мать. Время остановилось, и я приблизилась к этой цепи, чтобы запечатлеть её в своём доудзюцу прежде, чем глаза прервали технику. Всё. Видение оборвалось. Мангекьё стал потреблять слишком много сил. — Мои глаза не выдерживают, — я отошла от центра, где была сконцентрирована эта дикая энергия, и потёрла ноющие веки. — Больше тысячи лет прошло. Я могу увидеть лишь несколько секунд. Снова это бессилие. Я обязана рассмотреть в мельчайших деталях то, что произошло в тот злополучный день, иначе не смогу воспроизвести весь план Акацуки и выдать своему информатору полноценную картину. Пока я увидела только фуин, символы которого не поддавались расшифровке ни по каким известным мне пособиям. Я должна увидеть больше, однако ж теперь я просто не могу этого сделать. Либо ценой глаз, либо никак. Хотелось выругаться в самых грязных формах. — Значит буду блефовать, — эту фразу я почти выплюнула. — Как обычно. Ждать Конан было в какой-то мере мучительнее, чем идти сюда. Мне оставалось только прокручивать в голове всё, что я увидела в своём подсознании во время встречи с Хагоромо. Часы шли, солнце вновь клонилось к закату, а её приближения никто из нас не мог уловить. Начало смеркаться, и когда мы уже думали, где устроим новый привал, рядом с нами появился маленький листочек бумаги. Такой же, какой видел Шисуи в день нападения. Его текстура была настолько тонкой, что он больше напоминал салфетку с заляпанными чем-то красным краями. Кровь? «Я иду навстречу к сенсею». — к этому обрывистому посланию прилагались ещё какие-то цифры и комбинация ручных печатей, наспех записанная в виде символов. — Она не придёт. Скорее всего, она уже мертва. Я завела руки за спину, чтобы сжать их в кулаки и успокоиться. Чёрт! Всё не так! Всё катится в пропасть вместе с моими вопросами, переделанным планом и потугами что-то выяснить. Я совсем не понимаю, что происходит. Липкое чувство страха вновь на секунду ударило в голову, и я постаралась отогнать его подальше. Сейчас важно другое, мои погружения в прошлое тоже подождут. — Цифры выглядят, как координаты, — Итачи вытащил карту нашего материка и показал на поля, где обозначена шкала для удобства навигации. — Точка где-то в Стране Мороза, вторую запись нужно смотреть на локальной карте. Мне не нравится это, слишком похоже на ловушку. Верно, меня тоже не покидает ощущение, что нас могут водить за нос. Копия послания была отправлена Хокаге через другого контрактора, кто сидел в Конохе и тоже мучился с поиском доказательств. Уже от неё поступил приказ выдвигаться в Шимо но Куни — проверить достоверность этой наводки и что за ней скрывается. На путь и поиски места нам дали десять дней. Да уж, покой нам только снится. И те сны мы видим под открытым небом. Неясные формулировки и непонятная конечная цель никому из нас не давали повода хоть немного расслабиться. На выходе из Страны Предков я никак не могла избавиться от чувства, что за нами наблюдают. Восприятие и так выло волком возле Вершин Смерти, а сенсорика, помноженная на паранойю, и вовсе не отпускала. Я будто забрала с собой часть того запаха, что источало Древо, и он следовал за мной попятам, однако ни я, ни вороны, ни мой напарник не замечали ничего подозрительного. Складывалось впечатление, что моя голова медленно доводит меня до нервного срыва. На одной из стоянок у границ Огня я снова вызвалась дежурить всю ночь, но Учиха не дал мне этого сделать и почти заточил меня в моём же спальнике, припечатав всю конструкцию чёрной матагамой. Как ни странно, эта вещь помогла мне привести мысли в порядок. Пока я держала живой огонь в руках, он грел меня и не обжигал, как сказал его хозяин. Сжимая в ладонях накопитель, от которого исходил жар, я словно прикасалась к частичке чужой души. Чёрный цвет — очень холодный сам по себе, но чем холоднее цвет пламени, тем выше его температура. Мне трудно представить что-то более горячее, чем Аматерасу. Вряд ли в природе такое существует. Глава клана говорит, что наши глаза сами выбирают, в чём мы нуждаемся больше всего. Могу только строить догадки, зачем Итачи столь разрушительная сила. А то, как он её эксплуатирует, порождает ещё больше вопросов. Страна Мороза не зря так названа. На пустошах в октябре гуляют почти зимние ветра, и идти сюда без куртки я бы никому не посоветовала. Мы не укладывались в сжатые сроки, один только поиск непонятного места занял у нас почти всё отведённое начальством время. По мере продвижения мы отправляли данные госпоже Цунаде и долго крутились вдали от поселений. Переворошив все карты, какие были в местных магазинах, мы пришли к единому мнению, что нам нужно найти что-то в районе ущелий. И это что-то должно открываться комбинацией, записанной на бумажке. Одно радовало — меня больше не беспокоило ощущение, что за нами следят. Нервишки пощекотало и отпустило, но вместо этого появилось нехорошее предчувствие, будто нас ждёт очередная идиотская история. К десятому дню, подводящему к концу наши попытки что-то выяснить, мы наткнулись на подозрительно выступающий массив, возле которого получилось активировать связку ручных печатей. Камни начали отъезжать в сторону. Вороны остались снаружи, а клоны отправились внутрь и, вернувшись, доложили, что ловушек не обнаружено. Поэтому нам оставалось только быстро всё обшарить и поспешить обратно в Коноху. Пещера как пещера, ничего в ней необычного. Такое сложилось мнение, пока мы не проследовали вглубь и не наткнулись на развилку. Решив не разделяться, сами отправились направо, а моих клонов отправили налево. Проходы становились уже, я поймала себя на мысли, что убежище Орочимару было симпатичнее. Если сюда вложить тридцать миллионов Рё, то и из этого огрызка можно что-то сделать. Глупые мысли отвлекали, но они покинули меня, когда мы добрались до тупика. Комната с низкими потолками, в которой не было никакого света. Учиха зажёг огни и подсветил стоящие посреди надгробия. Их было три. Два оказались пустыми, но в третьем обнаружился вполне себе целый труп. — Один из старейшин клана, — Итачи, который летом вошёл в Собрание Десяти, как наблюдатель, смог его опознать. — Я видел его перед уходом, был в добром здравии. — Разберёмся, — кидаю ему свиток для запечатывания тел, такими он уже пользовался. — Здесь ещё бумаг полно. Я всё сгребу, на месте посмотрим. Не думаю, что нам нужно тут задерживаться. — стол с ящиками отправился в печать, отчего мой напарник не мог не поинтересоваться, сколько туда вмещается. Много, поверь мне, очень много. Развеялись теневики, показав, что они нашли. — Пойдём в другую сторону, там кое-что поинтереснее. Второй коридор вывел нас в большой зал, где под каменными сводами пещеры покоилась здоровенная деревянная статуя с переплетёнными руками и ногами. Повязка на её лице открывала девять глазниц, часть из которых содержала в себе глазные яблоки. Выглядело это если не страшно, то весьма противно. У скульптора дурной вкус. — Чувствуешь эту вонь? — Слегка, я не сенсор, но даже до меня доходит. Такой же запах был в Стране Предков рядом с местом, где произрастало Древо Чакры. Но это чудище воняло ещё хуже, и я не могу понять, что в этой чакре мне так не нравится. О, фуин! — Смотри, Итачи, здесь печать перемещения. Давай глянем, куда она ведёт? Простота символов, опоясывающих ноги скульптуры, погрузила меня в хорошо знакомое рабочее русло. Я подумала, что мне даже схемы расшифровки не нужны, ведь с мастерством Фуиндзюцу были неразрывно связаны последние годы моей стези куноичи. Я видела много печатей, и эта не смутила меня, а стоило бы подумать ещё раз. Как показала жизнь: если бы моя непоколебимая вера в собственные навыки выстилала нам дорогу, то она привела бы прямиком в Ад.***
— Тут такое дело… Подсудимого могут оправдать, если он искренне сожалеет? — К чему ты это? — напарник сперва не понял, но до него быстро дошло. — Стоять! — он зацепился за мой свитер и не дал мне отойти от него. — Лучше сразу скажи, где ты накосячила. Я сглотнула и дёрнула руку, чтобы подползти к жуткой статуе поближе. — Это была не совсем перемещающая печать, — глаза забегали и опустились вниз к ботинкам. — В общем, — на всякий случай ещё и набрала воздуха побольше. — Это печать перемещения призыва, одноразовая. Статуя кем-то призывалась отсюда. Учиха приблизился ко мне, а пятиться было некуда, позади только страшная деревянная рожа с глазами. Взглядом нельзя убить. Нельзя. Я так думаю. — Смотри внимательно, повторять не буду. — смотрю-смотрю, и слышу, что ты хочешь меня прикопать. Он показал мне ручную печать обратного призыва, какая могла бы экстренно вытащить нас из непонятного места хотя бы в подпространство вороньего клана, откуда можно было бы, собрав весь свой резерв чакры в кучу, метнуться к птицам, оставшимся в Стране Мороза. Мы сложили её, окропив руки каплей крови, и… Ничего не произошло. Раз попробовали, другой. Бесполезно. — Поздравляю, мастер Фуиндзюцу. Мы чёрт знает где. — Не совсем, — я тихонько поправила его, прикусив губу. — Мы чёрт знает где в чёрт пойми каком измерении. В подтверждение этой теории я сложила всё ещё грязные от крови руки в печать обычного призыва, которая также отказалась работать. Никаких ворон здесь не будет, на Мьёбоку не могла их призвать, и здесь не получится. А со стихиями вообще страх. Атмосфера ещё более разряженная, чем на Горе Замешательства. Чтобы вытащить из окружения хотя бы пару капель водички я потратила очень много чакры. Сработает только пародия на стихийную трансформацию, чем балуется большинство шиноби, но это тоже весьма затратно. Же-есть. Куда мы попали?! Фуин переместил нас в такое место, какое не вписывалось ни в одно представление о странах и какурезато ни у меня, ни у Итачи. Когда мы оставили статую и вышли из каменного зала, в котором ей самое место, мы замерли, увидев сине-зелёные оттенки неба, в котором не было облаков. Перед нами открылась панорама многоярусного города, который уходил ввысь по рельефу. Дома немного напоминали архитектуру Сунагакуре, но их края были хорошо отшлифованы, точёные известковые породы в блоках фасадов придавали строениям аккуратный вид. Они были однотипными, и место, откуда мы вышли, находилось достаточно высоко, чтобы рассмотреть город и понять, что все его районы выполнены в похожем стиле. Но в отличие от Суны, формы домов были разными, и с высоты открывались другие места — какие-то площади и парки. Самой приметной оказалась молочно-белая вода, уходящая в горизонт на многие километры. За ней будто и не было ничего. Мой друг завис и о чём-то усиленно думал, пока я не окликнула его. — Триста пятьдесят шесть. — парень посмотрел на солнце, касающееся края вод, и что-то там уже насчитал. — Чего? — Слоёв гендзюцу. Куда. Мы. Попали. Пока он со своим Мангекьё играл со светилом в игру «обмани моё зрение», я спустилась по лестнице к зелёному саду странных деревьев, стволы которых больше напоминали переплетённые между собой корни. Их кроны выглядели забавно, как подстриженные зелёные шапочки. Но где все садовники? Вокруг тишь да гладь. Благодать. На всякий случай налепив на нас с десяток разных печатей: от подавляющих фон чакры до глушащих ментальные техники, я рискнула пройти вглубь этого пустого сада, посреди которого стояла каменная плита. С напарником условились действовать по тактике номер двенадцать, между собой в АНБУ её называют «Сами мы не местные». Размеры домов указывают на то, что здесь должны проживать если не люди, то какая-то очень похожая на них по размерам и укладу форма жизни. Лишь бы оказались не агрессивные, но в таком случае нас бы уже встретили. Ровное каменное изваяние с каким-то текстом манило к себе, будто на него падали лучи света в тени высоких деревьев. — Заповеди клана Ооцуцуки, — Итачи первый дошёл до него и прочёл вслух. — Куро, это что-то по твоей части. Я подлетела к нему и начала вчитываться в выбитую фразу: — Слово патриарха — неоспоримый закон. Наследник не должен противиться воле главы. Чакра — это подарок миру, пользуйтесь ей на благо человечеству и храните то, что я вам оставил. — последнее предложение заставило меня широко улыбнуться. — Друг мой, это писал Хамура Ооцуцуки. Только он мог так переписать заповедь про чакру. Она должна звучать по-другому: «Чакру нельзя разделять ни с кем из посторонних». — моя ока-сан твердила её чуть ли не каждый день, а Хамура-нии, когда подрос, начал её оспаривать. Это совершенно точно его формулировка. — Именно это я и вижу. Чакру нельзя разделять ни с кем из посторонних. — Тут тоже гендзюцу? — странно, у меня в глазах не двоится. — Я ничего не чувствую. — Это всё занимательно, но может скажешь, наконец, где мы? — Вы на Луне. Я резко отскочила от этого места, чуть не врезавшись в своего напарника. Тот тоже обнажил клинок и встал в боевую стойку. От скрижали отделилась дымка и приняла форму человека. Вглядевшись в его постепенно проявляющуюся фигуру, я не сдержала возмущения. — Они-сан, это не смешно! — Мне так не кажется, Курохиме. Этот голос сложно забыть. Вот мы и встретились Хамура. Я скучала по тебе. И прикоснуться не могу, ты ведь тоже призрак прошлого, оставшийся хранить слова? В этот раз я не буду плакать, ведь вас с Хагоромо я уже отпустила. В куске камня осталась лишь чакра. Она дожидалась моего прихода, много лет храня в себе послание. Что ты хочешь мне сказать? — С ходу угадаю, — я посмотрела на брата, и моя улыбка пропала, я слишком хорошо знаю этого поседевшего прохвоста. — Ты тоже хочешь повесить на меня свою родню. Давай только по-быстрому, у меня ещё не закрыт вопрос вот с этой семейкой. — взмах руки направился в сторону Учихи, но тот ушёл куда-то в себя. Хамура изменился сильнее, чем я могла представить. В его глазах, ранее отражающих спокойствие и отрешённость, появилась твёрдость. Нет, не так. Оттенок стали. Его Бьякуган преобразился в нечто иное, и след, оставшийся от памяти, взирал на меня будто чужими глазами, познавшими тяжесть выбора. Только голос оставался тем же, видимо, он так и не утратил своей меланхоличной натуры. — Такой рок всех детей — доставлять проблемы, — посмотрев на моего спутника, он усмехнулся и на его лице, исчерченном морщинами, появилась печаль. — Потомки Хагоромо ещё не прошли через перевал, но мой клан дотянулся до самой бездны. Часть спаслась, остальные же захлебнулись в бурных водах собственного моря. — он обернулся в сторону солнца. — Посмотри сюда. Его сухая рука одним жестом смела иллюзию, покрывавшую ненастоящий свет, и пространство для нас погрузилось во тьму. Небо озарилось россыпью ярчайших звёзд. Бескрайние воды пропали, явив то, что было скрыто под гендзюцу, которому Итачи едва ли не аплодировал. Вдалеке острыми треугольными выступами возвышался дворец. Лунная архитектура оказалась настолько чудной, что я спросила брата, не его ли это детище. Хамура отметил, что я проницательна, меня же его похвала не воодушевила. Этот эксцентричный вкус я с ним не разделяла, и судя по его взгляду, он и так понял, о чём я думаю. Сильно постаревшее лицо моего они-сана смягчилось. Он поведал мне ту часть истории, которую я ещё не слышала. Я знала, что Хагоромо раздробил инь-чакру Древа на девять частей, придав им форму хвостатых зверей. А ян-чакру, оказывается, остался хранить Хамура в месте, называемом Лунной Долиной. То есть мы буквально на Луне, и статуя, в основании которой я ковырялась, думая, что самая умная, и есть запечатанная часть монстра, называемого Джуби. Изваяние Гедо Мазо — та страшная хрень с полуоткрытыми глазами — спящая форма Десятихвостого. Его тело, лишённое сознания и способности двигаться. Когда я поняла, что я трогала, мне захотелось вымыть руки. Хамура принял на себя обязанность быть хранителем этих останков, которые нужно было спрятать от инь-разделённого Десятихвостого так далеко, как это возможно. Луна, до которой он смог добраться благодаря своим глазам, изменившимся после битвы, стала новой Родиной для нового клана Ооцуцуки — тех людей, что брат взял с собой после освобождения народа Со но Куни из рабства бесконечной иллюзии. Они пошли с ним добровольно, и спустя несколько поколений Лунная Долина наполнилась их потомками. Форма Бьякугана, которой не смогла достичь даже Кагуя Ооцуцуки, была названа Тенсейган. Глаза Возрождения по-другому. Они дали моему брату возможность использовать свою чакру как инструмент для управления материей. По сути, не имея ничего общего с Бьякуганом, который просто видит ток чакры в теле человека и имеет расширенный угол обзора, Тенсейган способен управлять инь-ян чакрой, проникшей в мир, стирая границы возможного для простого шиноби. Как всегда мало понятного и много интересного. — Если бы я знал, что мои глаза станут плодом раздора для моей семьи, я бы запечатал их в амфоре с узким горлом. — этот мерцающий голубой цвет будто смотрел вглубь меня. — Ты правильно прочла надпись на камне. Твой друг не видит, потому что её изменили, но твои глаза видят, что должно быть здесь на самом деле. Поэтому я ждал тебя, имото. Остатки чакры Хамуры находились в месте, которое он создал по сути из ничего, поэтому у нас было больше времени, ведь всё пространство Луны пропитано его энергией. Где-то на середине рассказа Итачи оклемался, понял, с кем я разговариваю, и принялся изображать дерево, однако надолго его не хватило. Любопытство — не порок, но этого человека оно когда-нибудь сведёт в могилу. Или доведёт до чаепития с каким-нибудь Биджуу. А взять интервью у моего брата он решил по поводу Хьюг, к которым Итачи, как истинный представитель клана Учиха, неровно дышит. Ну как неровно. Они доводят его до нервного тика каждое официальное мероприятие своим жаргоном и некими одному Хамуре понятными традициями. Основатель не остался глух к вопросам, казалось бы, постороннего человека, и поделился с нами историей падения клана Ооцуцуки, которую он мог безмолвно наблюдать в деталях долгие годы. Итачи пожалел, что спросил. Потому что Хамура назван основателем клана Хьюга не просто так. Если его потомки не брезгуют обилием идиом, то из уст брата порой вылетают такие конструкции, какие наша мать при жизни не могла расшифровать. Мне-то нормально, я с ним восемнадцать лет прожила, а вот ушам друга досталось. Всё понимает, но от этого ему не легче. Я ясно видела, как в его чёрных глазах пронеслись болезненные воспоминания о весеннем посещении какой-то свадьбы у Хьюг. Кот даже в штаб не пришёл на следующий день, попросил выходной. Сочувствия ради решила поработать для него переводчиком, отчего мой они-сан посетовал на то, что человеческий язык за века сильно упростился. Место, в котором мы стоим, называется Сады Покоя, это центр города, в нём жила побочная ветвь клана Ооцуцуки. Каких бы чистых душой поселенцев ни взял с собой мой брат, они всё ещё были людьми, и потеряв свой путеводный камень, отправились блуждать по тропам своей грешной натуры. Семья разделилась всего лишь через три поколения после смерти первого главы, уже тогда, по словам Хамуры, скрижаль с заповедями подверглась изменению, однако даже он со всей своей силой и восприятием чакры не смог увидеть, кто именно и как переписал её текст. Судя по смыслу, это могла сделать только воля нашей матери, потому что никто, кроме Ооцуцуки Кагуи не смог бы вспомнить исходную заповедь. Об этом знали только мы, её дети. Самое ужасное то, что потомки не заметили подвоха, и приняли как данность: чакра должна находиться лишь в их руках. Инакомыслящих отправляли работать, и со временем образовался правящий класс — основная ветвь, и рабочий класс — побочная ветвь. Первые стали взращивать поколения, в чьих глазах пробуждалось доудзюцу, обучая своей идеологии, и ещё больше расширяя пропасть между двумя группами одного клана. На трёхсотом году земной Эпохи Сэнгоку побочная ветвь подняла восстание, потому что их детей, пробудивших Бьякуган, начали насильно забирать из семей. Каменный город — это поселение рабочих. Дворец, что скрывался за иллюзией — то самое место, где обитала правящая элита. Целью такого отбора стало воссоздание Тенсейгана основателя. Они-сан запечатал часть силы своих глаз в некое одноимённое устройство, поддерживающее жизнь на Луне, ведь его чакра дала пробиться воде и первым росткам, необходимым для пищи и кислорода. Луна была бесформенна и пуста, пока Хамура не наполнил её своей чакрой. Его потомки захотели большего — управлять этой силой. Далёкая память о земной жизни, полной войн, стала их ориентиром, а Тенсейган — инструментом для покорения новых берегов. Война пришла и в этот дом. Небольшая часть главной ветви усомнилась в заповедях, стоящих в основании законов, и присоединилась к мятежникам. Одна надпись, перевёрнутая в смысле, поселила в их сердцах ненависть к «эгоистичному» основателю, они искренне полагали, что это Хамура Ооцуцуки создал разделение на ветви, руководствуясь данным принципом. Несмотря на свой высокий статус, эти люди смогли взрастить в себе понимание — чакра не может быть силой, сосредоточенной у небольшого круга лиц, это неправильно. Они были близки к истине, но не смогли до неё дотянуться. Действующий на тот момент глава лунного клана подавил восстание и дал им выбор: смерть или же изгнание. Мятежники выбрали жизнь. Их глаза выкололи и поместили в сосуд, оставленный Хамурой для баланса энергетического обмена всего измерения. Устройство, поглотившее силу сотен доудзюцу, создало прорыв в мировой материи, вновь соединив земной план и лунный. Эти люди смогли перенестись Землю, где небольшая группа выживших в клановой войне основала новую семью, которую мы сегодня знаем, как Хьюга. Лишившись глаз, они не утратили способность рождать детей с густой кровью. Чакра не должна быть у посторонних — принцип, которому не учил своих людей патриарх, укоренился, дав правящей ветви Ооцуцуки толчок к тому, чтобы новое поколение, подавившее мятеж, породило ещё большую дискриминацию. Увидев, на что способен прообраз Тенсейгана, клан придумал зверскую традицию запечатывания глаз в сосуд. Появилось испытание зрелости: пройдёшь его — станешь частью главной семьи, провалишь — отдашь свои глаза на всеобщее благо и отправишься трудиться в старый город, получивший новое название Лагерь Рабов. Теперь у людей без Бьякугана не было абсолютно никаких прав, сформировавшаяся на Луне новая побочная ветвь получила рабское клеймо. Поразительно, что спустя столетия земные Хьюги пришли к той же проблеме и создали фуин под названием Печать Подчинения. Слушая брата, я невольно проводила параллели и тихо ужасалась тому, насколько люди готовы извращать ради силы и семейные узы, и заповеди отцов, несущие в себе благие намерения. Хотя не мне этому удивляться. Я тоже не была послушным ребёнком. Все мы не были послушными детьми. Около двадцати лет назад в клане Ооцуцуки случилось большое событие — родился ребёнок, чьи глаза начали резонировать с силой основателя. Хамура сказал, что гены этого потомка действительно оказались близки к его собственным, из-за жуткого кровосмешения геном Ооцуцуки то падал, то выходил на новый уровень. Бьякуган стал вырождаться, но те дети, что унаследовали его, обладали невероятным потенциалом. Мальчика назвали Тонери, и из-за него произошла вторая революция, ставшая концом для обеих ветвей клана. Когда ребёнок перешёл планку двенадцати лет, его начали учить пользоваться своей силой. На людях. На ком могли учить его предки, испытывающие отвращение к менее сильным? Конечно же на рабах. Люди умирали от мучительной боли, от истерзанной системы циркуляции чакры, от ментальных техник, лежащих в основе учений «Инь» Хамуры. Брат создавал их для познания собственной природы, а его клан стал использовать чистую «Инь-Ян» чакру, не обременённую стихийными трансформациями, как инструмент страха. — Их конечной целью стал поход на Землю, где по их видению, можно было собрать чакру для пробуждения Тенсейгана. — сознанию моего родного человека было трудно вспоминать об этом, однако его голос оставался ровным. Он говорил, как есть, и он не защищал своих глупых потомков. — Ооцуцуки потеряли человечность и взрастили оружие, которое их уничтожило. Брат предупредил, что Тонери остался последним выжившим во втором перевороте, его жажда власти и непоколебимая вера в собственное превосходство подтолкнули его к тому, чтобы уничтожить и новую побочную ветвь, и старую правящую. Всё ради их глаз. Предки, запечатав Бьякуган, породили очередную извращённую историю о том, что с наполнением устройства пробуждёнными доудзюцу растёт и его сила, это подтолкнуло главу клана к революционной идее. А что будет, если запечатать самый лучший материал? Тонери, чьи способности клан особенно выделял, уже считал себя хозяином этой силы, и чем её больше — тем больше соблазн увеличить её снова. Проникнувшись думами отца, он вместе с ним подсоединил к устройству порядка двух тысяч марионеток, что использовались дворцом для различных нужд: кухня, сады, мелкие поручения. Ножи в руках кукол превратились в скальпель, с их помощью были выдраны глаза у всей главной ветви семьи. Когда глава увидел, как ярко сияет чакра в передатчике, он пал ниц, не подозревая, о чём на самом деле думает его собственный сын. В то время, как ослеплённый дворец наполнили рабы, жаждущие мести за свои страдания, Тонери убил своего отца, чтобы дополнить его Бьякуганом гору растворяющихся в жидкой энергии глаз. Но несмотря на все свои потуги, его доудзюцу так и не перешло рубеж. Желая большего, он с помощью марионеток подавил восстание, чтобы пополнить сосуд силы ещё чем-нибудь, чтобы резонанс его глаз и энергии основателя достиг пика. Однако даже оставшись наедине с сотнями деревянных орудий, этот человек так и не достиг желаемого. Хамура лишь качал головой, ведь Тенсейган не пробудить таким образом. — Вы говорите, что Тенсейган — созидающая сила. Почему он так рвётся её получить? Это хороший вопрос, Итачи. Я сама гадаю, зачем он психопату, уничтожившему целый народ ради сомнительной идеи. — Созидание — лишь одна из её форм. Узришь вблизи, поймёшь. — Где мы её увидим? Брат, ты же говоришь, что мой племянничек не сможет пробудить Глаза Возрождения. — что-то я совсем запуталась от этих поворотов уже по второй родовой линии своей, как выяснилось, просто огромной семьи. — Он не сможет. Ты сможешь, имото. Бровь дёрнулась от таких фактов. Одна. Вторая изогнулась так, что на лбу наверняка появилась морщинка. — Хамура, у меня нет Бьякугана, как основы. — Тебе ли не знать, что для пробуждения силы необходимо обрушить Вершины Смерти. Дать хорошего пинка себе, говоришь? — Из-за одного Шарингана я чуть не лишилась зрения. Хватит с меня. Я теперь даже глазами без доудзюцу нормально управлять не могу. Хамура уже перешагнул грань, позволяющую точно понимать свои возможности, мне же до сих пор это понимание закрыто. Не надо мне пустых надежд, пока печать на крови Карин работает, я буду продолжать бороться за то, что у меня осталось. — Хагоромо говорил, что тебе недостаёт веры. Время идёт, а ты всё ещё как столетний дуб, Курохиме. Пользуешься дарами медной крови, и при этом не видишь, как по твоим венам течёт золото. Образ, навеянный памятью, начал бледнеть. Этот разговор был долгим, и я благодарна брату за то, что он посвятил меня в свои дела. Хамура рассказал про его семью, поделился своей болью и предупредил о том, что в его владениях тоже есть подсказки для нашего расследования: — Я не буду просить тебя о спасении, здесь нечего спасать, сестра. Это на мне груз вины за своих потомков и их деяния, поэтому я ускорю то, к чему ты пришла бы сама. Что бы ты ни говорила, пора проснуться. Считай семь тактов, — его чакра, оставшаяся для удержания формы, прошла словно сквозь меня. — Дойдёшь до шестого, не медли и забери моё наследие. Я видел твои решения, и не сомневаюсь, что в твоих руках оно не пропадёт. — перед глазами на миг предстало изображение незнакомого места. — Клан Ооцуцуки должен завершить свою историю. Я не смог сохранить то, что осталось от наших дней и не смог правильно взрастить эти семена. Мой росток уже натворил немало дел, из-за него часть Джуби, которая не должна была покинуть пределы Луны, попала в земной край. Я не прощаюсь. Увидимся на твоём последнем пути, имото. — Погоди! — я потянулась к нему, но в руках остался лишь воздух. — Как нам вернуться-то? Ти-ши-на. Остаточное видение испарилось так же быстро, как и возникло. Вот так всегда. Я ошибалась, когда думала, что ты изменился! Ни «привет», ни «пока» по-нормальному. Завалил меня тонной информации, не дал никаких ответов на конкретные вопросы и красиво удалился, добавив моей и без того непростой миссии пару плюсиков. — Мне казалось, хуже твоих родственников уже не будет. Выходит, Учихи — не предел. — я села у основания и поковыряла ногтем каменную скрижаль. Интересно, какие здесь законы, вряд ли земные. — Хм-м, подделка почерка и подписи. От двух до пяти лет тюрьмы. — Мы сейчас заявимся туда, — напарник показал в сторону дворца. — Со словами «откройте, это полиция»? Давай я тебе жилет и значок отдам, а сам помолчу ещё пару часов. Это лунные Хьюги, мне рот открывать противопоказано. Ему совсем плохо после сеанса спиритизма с предком белоглазых, раз шутить начал так, что даже посмеяться можно. Смех — неплохое лекарство от тревоги, но боюсь, мне это сейчас не поможет. — Я не хочу, чтобы ты шёл со мной. Это дело клана Ооцуцуки, я просто не могу впутывать тебя в это. Парень сел рядом и бросил взгляд в сторону переливающихся витражей огромной каменной постройки. Её острые вершины уходили в безоблачное небо, а цвета, в которые были окрашены стеклянные поверхности, отливали разноцветными бликами. Красивое место, если не задумываться, сколько крови было пролито в этих стенах. — Назови хоть одну причину, которая убедит меня остаться здесь. — Это опасно. — Это не причина. Не заставляй меня надевать маску и принимать командование. Я вспомню регламент АНБУ, и у тебя не будет выбора. В кого из своих родственников пошёл этот упрямый молодой человек? Подозреваю, что в деда. — Ты знаешь, что я не люблю, когда за меня решают, Итачи. — Тогда и ты должна знать, что я это ненавижу, Курохиме. Резкий импульс поселил в очаге чакры ноющую боль. Будто таблеток Акимичи наглоталась. Она начала волнами распространяться по телу, и из лёгких выбило воздух. Я закашлялась, и прежде чем болезненный спазм отпустил, перед глазами пронеслась целая жизнь. Этого мне ещё не хватало! Схема АНБУ номер двенадцать переквалифицировалась во второй подпункт: «Сами мы не местные, но вам это знать не обязательно». Нам нужна хорошая подготовка. После того, как я немного пришла в себя, Учиха предложил осмотреться и продумать вторжение во дворец тщательнее. То, что нам именно туда, мы оба уже поняли. Если мятежники как-то смогли бежать на Землю, используя устройство основателя, значит и у нас получится. Судя по тому, сколько тут информации о быте коренного населения, можно набросать целую книгу планов по маскировке. — Не горишь желанием общаться с моим родственником — организуем. Только не пожалей потом. Это ж последний живой Ооцуцуки, где ты ещё такого найдёшь. — Не последний. У меня уже есть один, у которого что ни миссия, так путешествие к Биджуу под хвост. Второго я просто не переживу. Или он тебя. Как посмотреть.***
И тут картошка меня нашла. Гадость! Фу! Ещё и кислая. Сказать, что племянник щедро накрыл на стол не получится. Блюда красивые, в какой-то нарезной подаче. Но всё это — ботва да корнеплоды. Человек фрукты в лицо ни разу не видел, поэтому арбузу обрадовался так, будто я ему в дар принесла ключ от государственной казны. — «Не обязательно закусывать каждую фразу, это дурной тон, Ооцуцуки-химе». — «У меня стресс. Я не виновата, что он трындит без умолку, а у тебя «отрезан» язык. Сам подал мне идею, сам страдай, так бы тоже поел». Черноволосый «Ооцуцуки из побочной ветви» стоял позади стола в отточенной покорной позе: руки по бокам, взгляд опущен, голова чуть наклонена вниз. С виду — крестьянка на приёме у феодала. Только подобная роль не мешала этой заразе подкалывать меня, используя связующую гендзюцу-печать. У Итачи тоже был стресс, и у него были свои способы борьбы с ним. Тонери оказался с куда большим войском тараканов, чем мы могли представить. Его речь была схожа с речью Хамуры, однако обороты нашего современника уходили в такие глубины, из каких даже я не смогла бы выплыть без спасательного круга. Учиха самоустранился по правильной тактике: к человеку без языка не обратишься, да и наличие у меня как у представителя «главной ветви» собственного прислужника добавляло статуса. Поэтому местный хозяин неприлично больших апартаментов подвоха не заметил и даже прикинулся гостеприимным. То, что мы здесь все изображали драму с воссоединением земной и лунной части остатков клана Ооцуцуки, сомнений не было ни у меня, ни у напарника. — Имена землян столь странные, что я не мог уловить полёт мысли предков, назвавших своё чадо Тоби. Однако его идеи и план Алой Луны звучали гармонично, что совсем не вязались с треском слогов его имени. Позвольте, Курохиме-сан, я вас просвещу. В ваших глазах, как и в моих, этот замысел, несомненно, получит одобрение. — Окажите милость, господин. Порадуйте мой слух своими трудами. — «Клиент твой». — «Учиха, чёрт возьми, хватит ржать! Я пытаюсь информацию с него вытянуть вообще-то». — «Планы Акацуки долетели аж до Луны. Кошмар». Образ несчастного немого парня мой напарник придумал сходу, а я взяла его в оборот и докрутила до целой истории с госпожой и её прислужником в духе дореволюционных традиций Ооцуцуки, записи о которых мы нашли в заброшенном городе. План постучаться в ворота дворца с антуражем в виде шмоток, в которых я ходила в Со но Куни и Бьякуганов под Хенге-печатями прорабатывался целые сутки. Особенно над языком заморочились, чтобы получилось натурально. За нашу шинобскую жизнь мы и на таких насмотрелись, так что печатей налепили на весь мой запас, потому что простого Хенге но Дзюцу здесь недостаточно. Итачи не идёт закос под Хьюг, эту учиховскую физиономию даже Бьякуган не исправит. Длинная ночь так и не сменилась днём, но организм, привыкший к земным часам, не обманешь. В разговоре с местным одиноким и довольно вежливым маньяком, дорвавшемся до ушей, промелькнули знакомые имена, и мы с Итачи старались не удивляться и делать вид, что для нас эта информация не несёт никакой ценности. Для самого Тонери раскрытие личности своего союзника из земной преступной организации не было чем-то особенным. Он довольно увлечённо вещал про свои планы, но вместе с тем внимательно следил за моей мимикой и жестами, постоянно прощупывая почву волнами чакры, которые моё восприятие еле-еле ощущало. Навешать на нас три круга ментальной защиты по учебнику Узумаки было просто прекрасным решением, не зря потратили время. Поэтому настроение моего эксцентричного собеседника прыгало по шкале от «внимательность на максимум» до «полный расслабон», в зависимости от того, насколько я улыбалась после его очередной попытки невзначай покопаться в моих мозгах. За время трапезы, на которую меня пригласили после утомительного представления потерянной родни, выяснилось следующее: Ооцуцуки словоохотлив, и он каким-то удивительным образом смог пересечься здесь с парочкой из Акацуки, Тоби и Зетсу, про второго мы даже не слышали. Они предложили ему сделку: статуя Гедо Мазо в обмен на управление земной чакрой. Тонери на радостях своим новым партнёрам ещё и артефакт Хамуры подарил, который, как я поняла, мы не так давно отобрали весьма варварским способом. Лунянина должны как-то включить в проект Вечного Цукуёми. Пока мы с Итачи уловили только то, что их договор получился односторонним. Статую Акацуки заарканили, сделав из неё призыв, и завязав непонятно на чём, а Тонери ничем не рулит и ждёт, когда же на него с неба свалится земная сила. О Земле меня соклановец сейчас и допрашивает. Сильны ль потомки Ооцуцуки? Много ль чакры у них? С меня сталось прикинуться дурочкой, ищущей пути к мировому господству. А такие пути всегда лучше проходить в компании какого-нибудь доверенного человека, желательно родственника. — Слуги отведут вас в ваши покои. Желанным гостям требуется отдых. Две фигуры с полностью закрытыми лицами и смешными тряпками на голове поклонились. Марионетки, я их за километр чую. В образе Тонери уже собрались две люто ненавистные мне черты: картошка и куклы. И с одним, и с другим у меня самые неприятные ассоциации. Поэтому, как сказал Учиха, тут поможет только одно — ликвидация. Итачи ещё в руках себя держит, а я уже хочу удариться в чёрный юмор. Не получилось устроить геноцид одному клану, так я тебе, товарищ, дам возможность устроить его другому. Но это уже совсем перебор. Куколки, болтаясь в воздухе, развели нас по разным сторонам длинного коридора. Мы обменялись предположениями, естественно, не вслух, и послушно проследовали за ними, чтобы не злить их хозяина раньше времени. Пока я шла за своим деревянным сопровождающим, меня нагнал четвёртый такт. Уже в комнате, которую мне отвели, я села спиной к двери и попробовала связаться с Итачи. Не вышло. Расстояние большое, мы слишком далеко друг от друга. С тактами я немного разобралась. Хамура запустил какие-то трансформации в моей чакре. Я не чувствую в себе постороннего влияния, но мой очаг до сих пор находится в состоянии аффекта, как и вся система. То, что брат назвал тактами — импульсы, воздействующие на организм, так я это поняла. За время, что мы с Учихой продумывали план, я отследила три резких изменения, каждое из которых сопровождалось моей неизменной спутницей — болью. Резерв расшатался так, что я потеряла львиную долю контроля, и пока каналы чакры изнывают, я не могу управлять ею. Со мной осталась лишь сенсорика, и та стала какой-то другой. Хоть новый фуин успели налепить и напитать, пока организм не перекрыл мне доступ к чакре. Поэтому я сейчас не могу полагаться на себя, и от этого глубоко внутри бешусь, как загнанный зверь. Времени мало, мы в другом измерении, стихии не работают нормально, временные потоки тоже могут отличаться от земных, как я знаю по опыту с Мьёбоку. У нас был последний день миссии в Стране Мороза, поэтому здесь на счету каждый час. Ещё и с этой силой глаз Хамуры надо что-то решать. Так невовремя! Только подумала о глазах, как мои будто током пробило. Они заслезились, и я прикоснулась к уголкам, чтобы стереть влагу. На пальцах появились цветные подтёки. Чернила? Нет, только не моя печать! В глазах зарябило, и комната начала расплываться, возвращая меня в тот отвратительный день пробуждения на больничной койке. Брат, что ты со мной сделал? Зачем мне снова эти мучения? Вы с Хагоромо друг друга стоите, но тот хотя бы спросил моё мнение. Я столько сил положила на то, чтобы достичь успехов в Фуиндзюцу, и всё было отлично, пока ты не растоптал мой труд непонятно для чего. Как мне весело находиться в чужом измерении в тылу врага, у которого нужно отобрать смысл жизни, без чакры и с половиной зрения! Символы растеклись по лицу в неконтролируемом потоке слёз. Не припадок, я просто не могу от них избавиться — так жжёт глазницы. Чтобы стереть чернила, пришлось пожертвовать светлой мантией, всё равно она вернётся в тёмную куртку, когда Хенге-фуин прервётся. В шкафу нашлось белое хаори с пурпурными вставками. Теперь я совсем не доверяю своим глазам. В очень похожем была мама в нашу последнюю встречу у Древа. Мне плевать, кого в этой накидке растерзали, я заберу её себе. В разбитом зеркале плохо видно, как это облачение смотрится с тонким чёрным свитером, но на мгновение я словно разглядела в осколках тень родной женщины. От недостатка сна и зрения у меня уже начались галлюцинации. Стерев с лица остатки боли и вернув ему напускную безмятежность, я пошла прочь отсюда. Марионетки начали следовать за мной по пятам, однако их присутствие не сбивало меня с цели — найти напарника в этих запутанных пёстрых переходах. Руки бы оторвала архитектору, но брат, увы, не материален. Коридор с блестящей каменной мозаикой сливался в одну цветную линию, я куда лучше замечала тонкие нити чакры, которые даже внимательный глаз ниндзя обычно не воспринимает. Они тянулись от марионеток по полам и выделялись так ярко, что я просто шла по их следу и на голос своего шестого чувства. Полчаса назад куклы тоже парили в обеденной зале, но таких ошмётков чакры не оставляли. Самое странное было ещё впереди — к этим нитям я могла легко прикоснуться, духовная энергия не должна быть настолько осязаемой. — «Тебя замуровали в другом крыле». — лёгкие снова наполнились кислородом, связующий фуин заработал. — «Следят за каждым моим шагом. Ты в порядке, Куро?» — «Нет. Новый такт снёс мою печать на глазах. Я, как крот, вижу нормально только чакру». — «Сведения не стоят твоего риска, с таким количеством охраны внутри дело осложняется», — даже не видя его лица и не слыша его голоса рядом, чувствую, как он задолбался от всех перебежек. — «Дальше вести с ним диалог — пустая трата времени. У нас и так достаточно информации об Акацуки, чтобы продвинуть расследование». Я нашла нужную дверь, рядом с которой кружило слишком много марионеток. Она даже не закрывалась плотно, оставалась большая щель. Хвала клану Узумаки и их печатям на все случаи жизни, нам не нужно обсуждать дела вслух. — «Ты прав. Итачи, прости, надо было отдать тебе командование и не извращаться. Разведка важна, но она завела нас в дебри». — не знаю, что делать дальше, моё состояние ухудшается, а мы в самом сердце дворца, где шастают толпы оснащённых оружием марионеток. — «Мы могли разыграть схему ликвидации, пока он был с парой кукол, а не с парой сотен. Он силён, у него очень много чакры, но мы бы справились, у меня был просвет в приступах». Его облик тоже размыт, как и всё вокруг, поэтому я приблизилась и встала спиной к зазору. — «Сомневаешься в плане? Родственные чувства бывает сложно опустить». — «Нет. Не думай об этом в таком ключе. Для меня кровное родство не несёт никакой ценности», — после встречи вживую с последним Ооцуцуки я лишь убедилась в правдивости повести брата. — «Я видела, как он смотрит в мои глаза», — с желанием дополнить ими свой сосуд силы. — «Его мотивы для меня очевидны, и мне стыдно делить с Тонери один герб. Хамура-нии сказал, что клан Ооцуцуки должен исчезнуть, и будучи свидетелем всего, что связано с этим кланом, я счастлива знать, что на мне род прервётся. Если я когда-нибудь стану матерью, я не позволю своим детям носить эту проклятую фамилию». Итачи сам привязан к своей семье, однако он разделяет семейные узы и общечеловеческие принципы. За это я его ценю. К Тонери же у меня нет никаких чувств, я не считаю его семьёй, для меня его жизнь — не то, за что я буду бороться. Наставлять идиотов на путь истинный — не моё. Новый импульс. К головной боли добавилась горячка, в вены словно залили раскалённое железо. Восприятие обострилось, а зрение ещё сильнее упало. Почему они полетели так быстро? Что последует за шестым, если уже сейчас настолько больно? — «Ещё один такт. Они ускоряются, это уже пятый, если я не ошибаюсь». — «У тебя жар». — парень дотронулся до моего лба тыльной стороной ладони, какая приятная холодная рука. — «Кровь кипит. Я бы сейчас в ванну со льдом залезла, сосуды просто горят». — «Они вздулись у глаз, похоже на настоящий Бьякуган, под Хенге не видно. Постарайся отвлечься от боли. Я нашёл место из твоего видения». — «Где оно?». — «За моей спиной». Там было что-то похожее на окно, синий витраж отражал слабый белый свет огней комнаты, и из-за всех факторов в совокупности я не могла разглядеть, что за ним. Итачи предположил, что это место прямо у нас под носом. Мне нужен мост, соединяющий дворец с каким-то сферообразным строением. На этом мосту должен быть выступ, нам нужно туда. Я хотела подойти ближе и попробовать хоть что-то увидеть, но голос чакры заставил меня замереть на месте. — «Припёрся. Странно, что в твою комнату, а не в мою». Присутствие Тонери за дверью я уловила, несмотря на то, что сила в теле бесновалась и никак не хотела давать мне доступ к техникам. — «Не странно, Куро, не странно. Сама же слышала и читала, что с рабами обращались хуже, чем с пустым местом. Как думаешь, он меня допросить решил или просто пришёл проверить наличие языка?». — о, Учиха тоже скатился в чёрный юмор. — «Надо как-то прогнать его отсюда, пока топчется у щели». — «Схема сорок. Он вроде культурный, сработает». Чего?! Этот тупой сценарий в АНБУ по любому придумал Какаши, начитавшийся книженций! Сороковая не работает так, как там написано в теории! Не работает же? Кто бы мне ещё подумать дал. Мы стояли идеально для того, чтобы наблюдатель увидел эту импровизацию под красивым углом. Закрыв глаза, я вслушалась в колебания чакры, и прикосновение к губам, похожее на поцелуй лишь с виду, прошло мимо меня. В других обстоятельствах я бы многое отдала, чтобы повторить этот эпизод хотя бы ещё раз в своей жизни. Я не могла прочувствовать этот момент, ведь Хенге-печати всё ещё работали, и у моего напарника не было языка, вся инициатива легла на мои неумелые губы. Белая расшитая накидка скользнула вниз, и со стороны двери должно быть отлично видно, как под мой свитер ползут мужские руки. Мной овладела смелость, и я прижалась ближе. Лёгкая эмоция в оттенке чакры Тонери выдала его с головой, родственничек спешно умотал по коридорам. Готова поспорить, я слышала даже, как шлёпают его сандалии. Боль немного отпустила, но к тому времени мою одежду уже одёрнули, и на губах не осталось былого приятного чувства. Успокойся, всё это — не больше, чем план. И он сработал безотказно. В наше крыло не придут ещё какое-то время. Убедившись, что хозяин дворца забрал с собой даже часть своих игрушечных стражей, мы продолжили просчёт вариаций, которые у нас остались. Только когда меня отпустили, до меня начало доходить, почему эта схема возымела успех. Лунные Ооцуцуки, несмотря на свои аморальные предубеждения, строго следили за отношениями мужчин и женщин, как и современные Хьюги. А наша демонстрация порочной связи между двумя ветвями дала племянничку настоящий культурный шок. Итачи до этого сразу додумался, а я вот, к своему стыду, нет. Я осторожно прощупала восприятием марионеток, оставшихся в коридорах. Это не человеческие изделия, у Сасори и у Нагато в них была вложена система циркуляции чакры, а это — простые деревяшки, напичканные оружием. Но их очень много, продираться через эту мясорубку напролом к мосту — опасно и глупо. Пока Тонери не понял, что его развели, надо как-то выдвигаться. Решение нашлось. Я показала ручную печать для Кайсан но Дзюцу, на одной из тренировок мы учились ходить под Техникой Растворения шаг в шаг. Только я её выполнить не смогу, но чем я хуже чакропроводящей бумажки? Дзюцу выполнит Учиха, мне же останется следить, чтобы у нас сохранялась неразрывная связь чакры. Я не могу выпускать её из тела, однако поглощать — пожалуйста. Мой проводник примерно представлял, в какую сторону идти. На пути маячили марионетки, поэтому мы шли, постоянно корректируя маршрут, чтобы не задевать их нити чакры — это единственное, что я хорошо видела, в отличие от Итачи. Проход в нужное нам крыло оказался заперт. На замок с ключом. Я почти засмеялась, даже техник никаких на вход не поставили! Взломать — как нефиг делать. Мы его сняли, Учиха призвал клона, тот нас запустил внутрь и закрыл за нами дверь, аккуратно повесив «самое надёжное средство защиты от злоумышленников» на место так, чтобы мы смогли выбраться обратно. Можно было немного перевести дух и осмотреться. Внутри этой ветки коридоров не было даже охраны, зато были картины, и одна из них заставила меня на минуту остановиться. По высоким стенам проходила настоящая галерея. Среди потомков моего брата-близнеца оказались талантливые художники. Пока я мельком смотрела на краски, не в силах разглядеть детали, мой напарник дошёл до большого портрета, размер которого уходил на пару метров в высоту. Я подошла поближе, чтобы прищуриться и чётче увидеть образ Прародительницы Чакры. Её изобразили именно такой, какой она была в моей памяти — красивой и величественной женщиной, чьи руки могли дотянуться до любого уголка мира. Особенно лицо передали довольно точно, насколько я могу видеть своими несовершенными глазами. Видимо, брат подробно описывал, как выглядела наша мать, потому что стиль и детали указывают на то, что художник жил много позже Эпохи Буши. Вероятно, в середине земной Эпохи Сэнгоку. — «Это моя ока-сан». — замечаю трещину внизу полотна, да, холст очень старый. — «Вы абсолютно не похожи». Впервые вижу человека, который говорит подобное. Думая, что у моего товарища снова проснулся сарказм, расправляю складки присвоенного хаори, распускаю причёску, встаю рядом с картиной и пытаюсь повторить позу, в которой запечатлели Кагую. Но мой общий помятый внешний вид создавал не более чем жалкую пародию. — «У тебя взгляд другой, даже под Хенге», — мои кривлянья его повеселили, он схватил пальцами пару серебристых прядей, отросших уже сильно ниже колен. — «Их цвет тоже отличается». Я снова повернулась к картине, но так и не смогла понять, что он имел ввиду, говоря о глазах. Мне стало тепло от мысли, что он провёл между мной и матерью параллель. Цвет волос. Интересно. Различить их оттенок может лишь тот, кто смотрит на них достаточно долго. Заметив, что парень всё ещё не отпустил мои лохмы, я подумала задать ему этот вопрос, но своенравная чакра вновь подкинула сюрприз. От кончиков волос и от моей одежды поднялась лёгкая белая дымка. Он начала выжигать все печати, которые были на меня навешаны. Незримая сила стала подгонять горячую кровь, и веки сомкнулись. — Я не могу открыть глаза. Это точно шестой импульс. — Идём. Он сказал это вслух? Я и его печати спалила? Зря остановились! Портрет Ооцуцуки Кагуи — явно не то, что я хотела бы видеть в последний миг проблеска зрения. Ноги наступили на какую-то рельефную поверхность. Сперва я почувствовала, будто поднимаюсь вверх, но как только я на неё встала, каменная плита начала опускаться вниз, пока окончательно не встала на место. Что дальше? Хамура показал мне какой-то жест, смутно напоминающий ручные печати шиноби. Я его повторила, однако как это должно работать без чакры? Рядом с ушами то и дело раздавался скрежет металла, и с каждой секундой он становился всё тише, уходя куда-то на задний план. Всё, как в Листе в день нападения Нагато. Это уже было со мной, но на сей раз всё в разы хуже. В Конохе были люди, способные прикрыть друг друга, а здесь мы с Итачи вдвоём, и из нас двоих боец только один. За постепенно нарастающей злостью на себя и свою беспомощность я почувствовала, как ко мне потянулись потоки энергии. Сквозь закрытые веки, сквозь боль и частичную отключку пяти чувств. Они шли откуда-то извне, и мой резерв встречал их, как дорогих гостей. Вся эта тонна чакры оказалась поглощена почти моментально, кровь вновь прилила к голове. Мост, на котором мы стояли, задребезжал. Седьмой такт. Боль в глазах врезалась в мозг, я прикусила язык, чтобы не закричать. Отёк с век спал, но перед открытыми глазами была абсолютная чернота. Этого ты добивался, Хамура, чтобы я совсем ослепла? Похоже, у меня подкосились ноги, но я не упала. Где-то на подкорке появилось ощущение, будто ветер бьёт по моим щекам, на несколько секунд, затем и это пропало. Я больше не чувствую веса собственного тела, не знаю, что происходит вокруг — слух исказился, оставив мне лишь отвратительный звон вперемешку с пульсацией собственной крови в сосудах. В темноте находиться страшно. Жутко. Где-то впереди мелькала чакра Тонери, но я совсем отключилась от внешнего мира, осталась только сенсорика и небольшое давящее чувство, заставляющее кровь бежать с удвоенной скоростью. Он в ярости. Прошло ещё какое-то время, прежде чем тишину, изредка прерываемую пульсирующей болью, пронзил свист: отголоски битвы обрушились на меня лавиной. Я резко открыла глаза, не рассчитывая что-то увидеть. Но мир стал чётким, даже слишком. Среди очертаний рельефа яркими полосами мелькали следы чакры, остаточные после техник. От моего незадавшегося родственника на поверхности земли осталась настоящая траншея, а сам Ооцуцуки стоял поодаль, что-то крича. Я не слышала, слух всё ещё не вернулся настолько, чтобы различать речь. Мой взгляд был сосредоточен не на нём, а на пламенном покрове, который, как красно-жёлтая призма перекрывал собой всё. Сформированный воин Сусаноо моего друга держал в одной руке клинок из жидкого огня, извивающийся в руках подобно змее, другая же была выставлена вперёд, как и щит моей формы, только из другой неопределённой субстанции, в которой угадывались стихийные оттенки. Стихии? Здесь? Техника Мангекьё несла в себе столько эмоций, что у меня закружилась голова. Я никогда прежде не видела такого взгляда у Итачи, обычно спокойный в бою, он не позволял себя считывать. Что так зацепило его, отчего в Сусаноо осталась лишь воля к уничтожению? Его состояние пугало меня больше, чем свои собственные изменения. Мы провалились в низину, рядом валялись обломки бывшего моста, и большая часть некогда красивого строения оказалась разрушена. Я не знаю, как мы вообще остались целы. Бестелесный воин продолжал сдерживать смертоносные атаки Тонери, какие-то поглощал, а какие-то возвращал своему противнику. В противовес тому дзюцу забирало чакру с космической скоростью. Я дотронулась до Итачи, чтобы остановить его. Не хочу, чтобы он поймал перегрузку. Заметив, что я пришла в себя, мой напарник переключил внимание и немного ослабил хватку, продолжая удерживать меня до тех пор, пока я самостоятельно не встала на ноги. Силы вернулись, чакра вновь волнами наполняла тело. Её стало так много, что над кожей начали отчётливее подниматься яркие серебристые всполохи. Да, это моя чакра, сомнений нет. Правда не таким я себе представляла доудзюцу на основе Бьякугана, не было никакого чёрно-белого кино и вида тенкецу, как рассказывала мне Хината. Вместо этого я чувствовала где-то на уровне подсознания, что материальный мир, пропитавшийся чакрой, похож на глину в моих руках. Опасное ощущение вседозволенности. — Расчистишь мне путь? Итачи показал вперёд. Перед Тонери собралось боевое построение марионеток, он начал проводить через них тёмные сгустки чакры, от этого воздух сотрясли энергетические волны. Они не могли пробить корпус Сусаноо, однако каждое отражение и поглощение стоило немало сил. Кукловод спрятался за этим заграждением. Что ни противник, так с марионетками. Раздражает. Вспомнив добрым словом любимый Рассенган Наруто, я отделила концентрированную «Ян» и собрала её в плотный чёрный шар размером с ладонь. Должно хорошо бахнуть. Подлетев к небольшой кукольной армии, шар распался на тысячи нитей, которые обрезали связующие потоки, позволяющие противнику управлять построением. Хамура, слышишь, я почти тебя простила за доставленные неудобства! Что ещё твой подарочек с гнильцой может? — Я не позволю тебе забрать наследие моих предков! За эти глаза мой клан отдал свои жизни. Шелестящий голос Тонери прокатился по земле вместе с его чакрой. Она кружила возле нас, формируя острые клинья. Эти глаза отняли, мне теперь даже не нужен Джикан-Иккен, чтобы чувствовать, сколько ужасов хранит в себе это место. Образы прошлого застыли в каждом камне вместе с чувствами убитых людей. Лёгкая смерть за такие зверства не предусмотрена. Белые вихри начали собираться в одну точку на конце указательного пальца. Я хотела, чтобы он узнал, что такое бессилие людей, которые умерли всего в нескольких километрах от дворца в старом разрушенном городе. Хотела выжечь его систему циркуляции так, чтобы ни одна сила не смогла вернуть её. Но меня прервали. Руки, на которых появились новые порезы, развернули меня в другую сторону от разрухи так, что с поля зрения пропало всё место действия. Меня обняли слишком крепко для того, чтобы я могла видеть, что происходит позади. Немного повернув голову, уловила движение клинка Сусаноо, за ним последовал крик полный боли, пронзающий до души. Я посмотрела на Итачи, когда всё стихло, в моих ушах остался звучать только ровный стук его сердца. Оно билось так спокойно, будто и не было этого сражения. Только голос тела и голос чакры не звучали в унисон. Одна часть молчала, другая же сотрясала разум. — Что случилось? — Мне надоело с ним общаться. Отличное объяснение. Хорошо, спрошу позже, что это за форма техники Мангекьё, которая не оставила от человека даже костей. С ним надо в казино ходить, я в раздаче дзюцу Шарингана не вытянула ни одного атакующего умения, потому что, видать, кто-то уже все утащил. — Не надо так издеваться над своими глазами, — моё шестое чувство, обострившееся до нечеловеческих пределов, всё ещё ощущало его гнев, засевший где-то глубоко внутри. Он пошёл на спад, как только я прикоснулась к каплям крови, чтобы стереть их с лица парня. — Я не знаю, что ты использовал, но это может легко вывести тебя за грань. — Не худший исход. Похоже, меня не услышали. Моё зрение, пройдя через барьер, вернулось, а твоё не смогут вернуть даже руки Сенджу Цунаде, если будешь и дальше использовать доудзюцу на износ. Пожалуйста, не повторяй мой путь. — Узумаки не ошиблись в легенде о драконе. Белый точно про тебя. Я вскинула бровь, не догнав, чего он резко сменил тему. Опять, наверное, снимает напряжение. Так я думала, пока собеседник не провёл рукой где-то в районе моей головы. Щекотно. Надо бы создать клона, посмотреть, что там такое. Мимика теневой копии была, наверное, идентична моей. Мы с клоном пялились друг на друга несколько минут, прежде чем я решилась пощупать отростки, смутно напоминающие закрученные рога. Они имели переход от чёрного цвета к кипельно-белому и переплетались между собой сзади на манер продолжения причёски. Ладно, глаза, цвет почти не поменялся, только добавился едва-заметный узор, схожий с моим Мангекьё, да свечение, но это! Меня ж в Конохе за ворота не пустят. Ответвления дымкой рассеялись от прикосновения, а затем снова собрались в прежнюю форму. Однако стоило добавить немного чакры, как они исчезли окончательно, оставляя на голове лишь торчащие во все стороны волосы. На мой вздох облегчения Учиха сказал, что только хвоста не хватает. Вот этого добра мне не надо.***
— Может домой уже пойдём? — Дворец сломали, дай хоть это заберу, — я зыркнула на товарища, что составлял мне компанию в акте мародёрства. Он что-то ещё хотел сказать, однако я открыла рот первой. — Итачи, это стратегически важный объект. Мы со статуей Гедо Мазо играли в гляделки. И пока я проигрывала, у меня-то всего два глаза, а у этой целых пять открытых: первый и с четвёртого по седьмой. Вот бы запихать её в переноску, да прощупать не могу, одна знакомая частичка энергии сбивает меня с толку. — Шукаку, ты что ли? От статуи отделился сгусток чакры и принял форму зверя. Вот ты где, потерянная часть Ичиби! — Наконец-то ты позвала меня по имени, — не сказать, что хвостатый пребывал в добром здравии, вид он имел замученный и немного жалкий. — Какие-то недоумки додумались запечатывать нас в хаотичном порядке. Кретины безмозглые. Мои сородичи тоже томятся в заточении, но ты не знаешь их имён. Прискорбно. Вытащишь меня? У того мальчишки Гаары было как-то уютнее. Предложение Биджуу меня заинтересовало, и я начала прикидывать, как вытянуть его чакру из огромного накопителя, чем являлась эта деревяшка. Животинка была умна и хитра, поэтому подсказала, что для такой работы мне самой нужно побыть передатчиком чакры. Говорит: найди какой-нибудь сосуд, объедини потоки «Инь», а дальше я сам вылезу. Без проблем! Сосудов у меня с собой много. — Лезь в чайник. — Я одно из великих творений Рикудо! И ты предлагаешь мне сидеть в чайнике?! — Шукаку, не беси меня. Облако со звериной мордой насупилось и как-то обречённо всосалось в металлическую тару, напоследок звякнув круглой крышечкой, только толстый хвост остался торчать из носика. Я потыкала его пальцем, хвост недовольно дёрнулся и скрылся внутри. Вручив чайник Итачи, которому уже было фиолетово на всё происходящее, я достала из заначки маскирующий фуин, чтобы вонь диковинной зверюшки не приманивала чересчур чувствительных шиноби. Из-под крышки показались два глаза, с мольбой посмотрели на Учиху, но моя рука оказалась быстрее сострадания напарника, и крышка была плотно закупорена печатью. — Что будем с ним делать? — Сдадим Кадзекаге, когда выберемся отсюда. Видишь, статуя потрескалась в ногах? Забрать её, похоже, не получится. Где-то в недрах этой штуки запечатаны другие Биджуу, с которыми я ещё не знакома. Очень жаль, что вытащить их не получится. Тенсейган, оказывается, не всесилен, а Ичиби бесполезен. Сказать имена своих собратьев не может или не хочет: ритуал это у них особый, видите ли. Ладно, пора сворачиваться и отправляться в Лист. Стараясь не думать о том, что мы с чайником и моим новым хаори в руках напоминаем постоянных клиентов барахолки, я прислушалась к своим ощущениям, чтобы впервые исполнить незнакомую технику. Как и дзюцу Мангекьё, она всплыла подсознательно, только названия не было, поэтому в мыслях я обозвала её Разлом. Беззвучно и неуловимо для восприятия пространство перед нами разорвалось, образуя проход между измерениями, в котором виднелся знакомый нам обоим родной лес вблизи Конохи. Новый фокус съел не так много чакры, как я предполагала. Или её стало немерено, или контроль вернулся. Потом разберусь. Главное глазами в родном селении пока не светить, иначе проблем не оберусь. Когда перед нашим взором предстала нормальная ночь, а Луна оказалась висящей в небе, мы с напарником немного порадовались возвращению в нормальный человеческий мир, и пошли по прямой — к башне Хокаге. К нашему удивлению, в кабинете Сенджу горел свет, и её саму мы застали на месте в тот момент, когда она уже собиралась домой. Вежливо здороваемся, видим, что на нас смотрят, как на второе пришествие Шинигами, и вспоминаем, почему мы вообще приползли сюда по инерции. — Цунаде-сама, мы привезли сувенир! У вас тут изолирующие печати стоят? Заслышав недовольный бубнёж из чайника, я легонько стукнула ладонью по металлическому корпусу, чтобы его временный житель притих. Итачи молча отошёл от меня по стеночке и сел на гостевой стул, тем самым давая мне понять, что он отказывается от участия в нашем цирковом представлении с животными. — Где вас черти носили? Ни вестей, ни призывов. Вы просрочили задание на пять дней, я собиралась утром отправить за вами поисковую группу, — женщина оглядела наш потрёпанный вид и, посмотрев на часы, грустно вздохнула перед тем, как вернуться в своё кресло. — Изолирующих нет, звуковые глушители на месте. Выходит, временное искажение всё-таки было. — Тогда дайте мне пару секунд. Не выпуская из рук ношу, я быстро достала из своего хранилища ворох бумажек для нужного фуин-барьера и уже отработанным ловким движением прилепила их к плинтусу по всему периметру кабинета. Женщина проследила за тем, как части барьера подлетают в воздухе и опускаются на отведённое им место. Печати, вспыхнув, перенеслись с бумажек на стены, образуя замкнутый круг, не позволяющий чакре внутри стен выйти фоном наружу. — Ты пришла на ночь глядя мне свой фуин показывать? Дождись утра и возвращайся вместе с отчётом, если нет ничего срочного. За барьер спасибо, но я спать хочу. — Погодите! Вот! Аккуратно ставлю чайник на её стол и рывком снимаю с него заглушки. Ух, как фонить начало. Голова несчастного миниатюрного Биджуу показалась из-под крышки, покрутилась во все стороны и упёрлась глазами в перепуганную Хокаге, точнее — в её внушительный бюст. — А-а-а!!! Милостивый Ками, что ЭТО такое?! — Какая громкая баба, — Шукаку женские крики не оценил, сморщил морду и повернулся ко мне. — Она у вас тут всем заправляет? — Типа того. Побольше уважения, Однохвостый. Госпожа Цунаде — глава деревни. — Вы, — она показала на нас с хвостатым. — Отойдите от меня подальше, а ты, — она посмотрела на безразлично сидящего мужчину. — Докладывай, где вы его откопали. — На Луне. — Итачи, время час ночи. Давай без приколов. — Хокаге-сама, я похож на человека, который любит пошутить? Похож, просто начальница об этом не знает. Из чайника подтвердили, что так всё и было. Заспанный карий глаз Сенджу дёрнулся в такт руке, которая тут же полезла под стол и с громким бряканьем извлекла на свет пол литра горячительного. — Хорошо. — Годайме, ни от кого не скрываясь, налила полную пиалу и залпом осушила её. — Хорошо. Я вас внимательно слушаю. От и до, я хочу знать все детали, каким мифическим образом, отправляясь в Страну Мороза, вы оказались на, — она обернулась к окну, где ярким светом сияло ночное светило. — Луне. Доклад о том, что мы нашли в очередном убежище Акацуки, выдал Итачи, продемонстрировав несколько интересных находок и запросив их для личного дела. Я же спросила госпожу Цунаде, какую версию наших похождений на спутнике Земли она хочет услышать: полную или краткую. Она поняла, что ночь уже не задалась, поэтому согласилась на подробную. Пока я в пол уха слушала про первую часть нашего задания, было время обдумать то, сколько информации я могу выложить главе Конохагакуре. Решила сыграть ва-банк, и на то было две причины. Во-первых, на мои специфичные способности со временем начнут обращать внимание, это неизбежно. Во-вторых, то, чем я планирую заняться может вскрыть моё происхождение. И лучше бы Хокаге услышать историю клана Ооцуцуки из первых уст, чем впоследствии вызвать меня на ковёр, а там неизвестно, чем это может обернуться. Перед началом рассказа я попросила её налить мне тоже, потому что мой доклад будет подлиннее. Учиха честно предупредил, что пить с госпожой Цунаде — плохая идея, к тому же я всё ещё несовершеннолетняя. — Только по документам. Тысяча двадцать три года, пора бы уже, — пододвигаю пиалу поближе и вдыхаю аромат сладкой сливы. — Познакомиться с напитком. Поймав непонимающий взгляд женщины, начинаю со слов: «Родилась я, значит, в неполной семье за восемнадцать лет до смены Эпохи Самураев». Сенджу не перебивала, все трое моих слушателей следили за словами, а я, дабы не сотрясать воздух, не углублялась в ненужные факты. О моём разговоре с Хагоромо и его последствиях для клана Учиха я тоже решила промолчать, потому что эта тайна только для узкого круга людей. Но видение Хамуры описала достаточно подробно, чтобы моя начальница имела представление о том, как сложилась система лунного государства, и откуда там появились люди. В процессе мы на двоих осушили несколько бутылок. Единственный трезвый человек делал попытки отобрать у меня алкоголь, но я давила на то, что мы сегодня казнили моего последнего кровного родственника, и вообще, отстань, дай помянуть человека. — Кстати, ты что с ним сделал, Итачи? Я так и не поняла. — Запечатал в меч Сакегари. Безвозвратно, — всё ещё непонятно, в названии фигурирует некая алкогольная тема. — Потом расскажу, хватит пить. Ну вот, просёк, что тема с поминками — откровенная ложь, и в моём сердце нет ни капли сочувствия. Да всё в порядке! Я бодра и даже немного весела. — Выходит, вы оставили расшатанную статую там? — глаза блондинки больше не дёргались, но, казалось, они скоро закроются. — И что с остальными хвостатыми? — Никто не знает, Цунаде-сама. — допиваем последнюю чашу, всё, рассказы кончились. — Как-нибудь схожу, проверю в отпускной день. Оттуда нет выхода, кроме как через пространственные техники. Биджуу такими владеют, Шукаку? Тануки помотал головой. Не владеют. — Если это всё, то свободны. Ооцуцуки, — Хокаге на секунду задумалась. — Историю своего клана можешь опустить в отчёте, мне бы не хотелось хранить в Конохе подобную информацию. Завтра жду вас в кабинете, пойдёте обрабатывать данные в архив АНБУ, заодно за Однохвостым присмотрите. Мы с Учихой встали, поклонились, и поспешили удалиться, пока поддатая глава деревни не вручила нам чайник вдогонку. На этом мой разум словно переключил режим работы. Захотелось продолжения банкета, а я-то, хи-хи, думала, чего это я не пьянею. Ну и саке! Просто чудо-напиток! Сидишь — нормально, встаёшь — всё, плывём. А дома за такую кондицию нагоня-яй можно получить. Домой не хочется. — Это ж надо было так наклюкаться. Перепить Хокаге — миссия ранга «S», не меньше, — голос моего товарища что-то ещё говорил об ответственности. — Как домой дойдёшь, Куро? — Я знаю короткий путь. Мозг активно сопротивлялся потоку идей, но за одну-таки получилось ухватиться. Поэтому, никого особо не спрашивая, я потянула его за руку и открыла разлом, чакры на который, по моим прикидкам, должно было хватить до клановых ворот. Здорово получилось! Талант не пропьёшь. — И где мы? О, эти мраморные колонны и запах минерального источника я узнаю из тысячи. А об этот красивый фонарь Джирайя порвал накидку, когда мы с Наруто тащили его пьяненького в гостиничный номер. — Мы в Каннадзуке! Итачи закрыл лицо руками, я отчётливо прочла в его глазах: «какого хрена». — Ты чего, здесь же отличное место, чтобы поспать. Таких кроватей во всей Стране Огня не найдёшь. Мою рекламу курорта слушать не стали, почём зря. Я ещё не рассказала, какие в гостинице вкусные завтраки. Честное слово куноичи, это наша лучшая стоянка за все годы путешествия с Узумаки. Стоим в холле. Сколько на люстре камней? Четырнадцать, пятнадцать, шестнад… Одного не хватает, непорядок. Снова куда-то идём, знакомые обои, возле них часто валялся тяжёлый саннин, когда мы останавливались на перерыв в нашем нелёгком пути к номеру. — Гляди, они сняли ту дурацкую картину с гейшами. — дёргаю Учиху за рукав и показываю на гвоздик, вбитый в стену, пусть тоже посмотрит — Просто пойдём. — грустно прозвучало, настроение у него плохое, что ли. Мамочки, вот это звёзды сегодня яркие! Стоп, это плитка, это кафель, это ванная что ли? А где вода? Вот вода! — Волосы мочить не надо, я их вчера в фонтане мыла. Вообще-то есть более приятный способ постирать вещи, не обязательно меня Суитоном поливать. Мог бы сказать, я б всё сняла. Хлопаю себя по щекам. Фуутон призвался как надо — всё высушил до ворсиночки. Можно было и ванну поставить, я бы там улеглась, и стирать ничего не надо, и поспать было б где. Скрип двери меня немного напряг, но ровно до того момента, пока на глаза не попалась она! Чистенькая, просторная, с четырьмя большими подушечками. Я аж не сразу поверила, что передо мной та самая кровать из самого классного места на моей памяти. На ощупь, как настоящая, даже запах постельного с местными маслами такой же, как помню. Остаюсь тут, больше никуда не пойду. — Всё, к Биджуу Луну, — загребаем одну подушку. — Если что, похороните меня тут. Подушка как-то странно зашипела: «Не дождёшься».