театр теней

Тсузуку догадывался, что всё не может складываться настолько хорошо, как начало было ему казаться. на следующий день после их разговора Йо-ка выловил его среди пар и сказал, что сегодня не сможет с ним пойти — вызвали на кафедру решать какие-то вопросы. — хорошо, — кивнул парень, не скрывая лёгкого расстройства, — тогда давайте хотя бы контактами обменяемся, чтобы не бегать друг за другом. — да, так проще будет договориться, — тут же согласился Йо-ка. — пока я, правда, не знаю, когда выдастся свободный вечер. — я и сам не знаю, — вздохнул Тсузуку. — спектакль меньше, чем через две недели, а нам столько доучивать… хорошо хоть Вы вчера не пошли со мной никуда, теперь у меня всё по учёбе успевается. — обращайся, — как будто бы свысока проговорил Йо-ка. — я преподаватель всё-таки, это мой долг. следующие две недели они почти не виделись. Тсузуку разве что не ночевал в колледже, а Йо-ка постоянно разбирался с завалом документов, обрушившемся из ниоткуда. но свободного времени у него всё же было побольше, чем у студента, поэтому один из вечеров он совершенно внезапно решил провести с давним другом, Кеем. ему нужен был кто-то, кто выслушает его тревоги насчёт всего, произошедшего в личной жизни за последний месяц. не то что бы он часто обращался к друзьям с чем-то подобным — дело скорее в том, что ничего подобного уже много лет как не было, и тот же Кей был почти уверен: Йо-ка останется одиночкой. он был одним из тех, кто очень подробно знал переживания его прошлого. сам по себе Кей был его коллегой, преподавателем исторических дисциплин, и общались они почти каждый день, но за пределами колледжа лишь переписывались и изредка созванивались. так было уже долгое время, и друг никогда не напрашивался к нему домой, в гости активно не зазывал и на встречах не настаивал — за что Йо-ка был ему в высшей степени благодарен. исходя из всего этого, можно представить, как удивился Кей, когда коллега сам написал ему с предложением «посидеть как в старые добрые». в ответ на беспокойство о своём самочувствии Йо-ка написал, что с ним-то самим всё хорошо, а вот с рассудком то ли проблемы наметились, то ли, наоборот, улучшения, и Кей тут нужен как эксперт, который некогда мог по одному взгляду понять, что к чему. в гостях у друга Йо-ка осматривался как впервые и отказался от алкоголя, настояв на чае. уже на этом этапе Кей буравил его испуганным взглядом, словно спрашивая «кто ты и куда ты дел моего друга?». едва дав тому сесть, он принялся расспрашивать обо всём, что только успело у Йо-ки произойти. и долго ходить вокруг да около тут было не нужно… — постой-постой, — историк, оперевшись локтями о стол, закрыл глаза и коснулся пальцами своих висков, — мальчишка. со второго курса. актёр. у которого, думаешь, чёрти что за плечами в прошлом. красивый, говоришь, как дьявол. талантливый. старательный. постоянно городит чушь. хочет тебя. и ты его. и не только хочешь. — всё так, — со всей серьёзностью кивнул Йо-ка. — тебе не кажется всё это беспутным и безнадёжным? — ничуть, — усмехнулся Кей. — но непривычно слышать, что тебя кто-то так сильно интересует. не слишком ли много в нём дьявольщины, друг мой? — её уравновешивает нелепость, — рассудительно заметил мужчина, поведя рукой. — это часть дьявольщины. — чёртова нелепость?.. — именно. в важную Йо-ке сторону разговор не шёл. самому ему сложно было заговорить об этом быстро, а Кей предпочитал завуалированные шутки и бессмысленный — но, не стоит отрицать, приятный — трёп. однако настало веселью время сойти на нет, и, погрузившись в беспокойные мысли, Йо-ка помрачнел. это стало толчком к тому, о чём поговорить ему хотелось с самого начала. — это всё очень здорово, — тяжело начал он, — но я не знаю, смогу ли воспринимать его без обращения к собственным… пережиткам прошлого. я так привык к намерению не влюбляться, что теперь растерялся сильнее Тсузуку, хотя для него это, кажется, вообще впервые. — если вы будете проводить вместе больше времени, то ты решишься рассказать ему обо всём, — Кей говорил спокойно. весь его юмор растворился, словно сахар в чае. — а он расскажет тебе. думаю, вам обоим не хватает участия. никто не среагирует на твои муки так, как человек, который влюблён в тебя. а он вроде и правда влюблён. — но если я захочу быть с ним… — Йо-ка замолк, не зная, как продолжить фразу, как донести болезненную тревогу. — что бы ты ни думал, он останется таким, какой есть. со своими привычками, со своими друзьями, со своими планами и со своей жизнью. и скорее всего ты не сможешь воспринимать его как какое-то эхо. — что ж, весьма убедительно. обязательно с ним поговорю, когда… будет пора. кроме того, меня очень волнует… в последнюю нашу, э-э, личную встречу он сказал, что у него были проблемы из-за одного человека. подозреваю, что это родственник. насилие в семье? не знаю… — не бери в голову пока, — нахмурился Кей, — ты дважды только с ним пообщался, не думай, что должен тревожиться за каждый завиток в его мозгах, особенно если эти мозги не самые здоровые. не придумывай историю болезни без диагноза, не строй историю без раскопок и всё такое — а покопаться успеешь, гарантирую. никаких «он же почти ребёнок», никаких «ты же его препод», никаких «ха-ха, на молоденьких потянуло». Йо-ка любил Кея за это полное отсутствие установок, которые во многих окружающих его людей въедались с детства и нередко оставались на всю жизнь. сейчас он уже услышал всё, что хотел, и мог расслабиться, болтая с другом о том и о другом. но тот после его благодарных слов явно настроился обсуждать эту тему дальше — то ли хотел совсем успокоить, то ли просто пытался поучаствовать настолько, насколько возможно. — знаешь что ещё? мне кажется, он… хочет больше тебя в своей жизни. но боится проявлять какое-то нестандартное внимание. поэтому и старается прилежностью — как студент — тебе показать, что он хорош. может, даже все его шутки ниже пояса из-за этого. — поверь мне, по нему видно, что все шутки ниже пояса у него просто из-за этого самого пояса очень хотят вывалиться. — поймав на себе почти осуждающий взгляд, он тихо кашлянул и договорил: — но вообще на правду похоже. недавно так получилось, что я испортил один из его листов. не смотри на меня так, он сделал оригами из конспекта с моей пары, я не мог это так оставить. так вот… я случайно вчитался в тот лист. — и что там? — стихи. для меня. на несколько отчего-то тяжёлых мгновения повисло молчание. Йо-ка, на самом деле, до сих пор не мог переварить это: в тот день Тсузуку был таким усталым, писал что-то по его дисциплине, занимался постановкой — и писал стихи? писал стихи своему преподавателю, зная, что тот может и не принять их? — может, хотел тебе оставить их тебе и так признаться? — Кей будто продолжил цепочку вопросов в его голове. — ну точно, он оставил этот лист у тебя даже, как ты говоришь, испорченным. ты сказал ему, что прочёл? — нет… стоит, наверное. — конечно. он ведь делал это для тебя. — мне так странно от этого. — а сами стихи-то как? — интересные. и действительно обо мне. знаешь, обычно объект любви сравнивают с чем-то неземным. а он, наоборот, сравнил меня с Землёй — где каждому есть место, каждого принимают и каждый чувствует себя важным. шанс на жизнь, на реализацию своей энергии во вселенной и всё такое. слог его тоже хорош. — ну ты прямо идеал какой-то себе откопал, — как-то умилённо засмеялся Кей. — может быть, он даже сейчас уже хорошо тебя понимает. напиши ему свои впечатления, ему приятно будет. — теперь уж точно напишу. они ещё долго сидели. несколько часов. ближе к концу вечера Йо-ка согласился символично выпить с другом что-то, что тому допить бы уже месяц назад. поговорили о студентах, обсудили некоторые новости культуры, прикинули, не сходить бы куда в свободное время. «ты только сначала мальчика своего своди на свидание», — улыбался Кея. — «скрась студенчество кровососущее». Йо-ка, кажется, совсем успокоился, захмелев, и уверял его, что устроит Тсузуку лучшее свидание в его жизни — не зная, что у того и свиданий-то не было. домой Йо-ка возвращался на такси. давно погасшие спальные районы окутывали сном, как им и положено, а автомобиль продвигался сквозь них всё дальше, к частным домам. мужчина почти не помнил, как расплачивался, перешагивал невысокий каменный порог и, не включая свет, брёл через прихожую на второй этаж — упасть и отключиться до жестокого будильника. и он совершеннно не помнил, как в их с Тсузуку диалоге появилось им, Йо-кой, написанное: «если я Земля, ты будешь моим спутником?» *** утро стало краше только благодаря этой строчке. выглядело как дешёвый подкат пьяного любовника — и в этом предподожении Тсузуку был близок к истине. просыпались они с Йо-кой — как он понял, отслеживая чужой онлайн — примерно в одно время, поэтому спросонья парень только и делал, что отчаянно пытался найти чистую нормальную одежду и пялился в телефон в ожидании новых сообщений. и пусть не сразу, но они последовали. «доброе утро.» «не буду скрывать, я был пьян вчера, и мои слова выглядят по-идиотски… не помню даже, как писал это.» «поясню: я прочёл твои стихи, и это… потрясающе, Тсузуку. мне жаль, что некоторые слова и нюансы буквально погребены пеплом, но и такими «травмированными» они остались прекрасными.» «наверное, ты понял, что я хотел сказать тем первым несуразным сообщением, но всё-таки… мне очень понравился твой взгляд на меня в таком свете.» «Земля в свете Луны вообще как-то особенно мила, не находишь?» сердце парня сжималось с каждым словом, а к концу и вовсе тяжело и быстро заухало в груди, забило по ушам пульсом и на минуту оторвало его от внешнего мира. шедший рядом Коичи с полуулыбкой посматривал на него, переговариваясь с Мето, и втроём они мирно направлялись к колледжу. ближе ко входу к ним присоединился, выбравшись из машины отца, Миа, и в ответ на его обращённый к Тсузуку удивлённый взгляд Коичи пожал плечами — «любовь». и был очень прав. Тсузуку, на самом деле, не верил тому счастью, которое ощущал в чужих словах. ему хотелось сейчас же побежать к Йо-ке, в каком он там кабинете, наброситься с объятиями, наплевав на людей, и долго-долго не отпускать. ему было неважно, насколько красиво Йо-ка что-то пишет или говорит, и хотя красоту он во всём только уважал и приветствовал, сейчас счастливым его делала не она: Йо-ка понял его — вот, что было важно. нехитрая метафора в его строчках нашла отклик, о котором он и мечтать не мог, и теперь он был готов и хотел своим мягким прохладным светом окутать, словно теми же объятиями, всю чужую сущность. «я хочу светить Вам.» «и пусть в моём свете Вы будете только прекраснее». отправлял он это трясущимися пальцами. этот маленький набор слов был настолько существенен, что голова кружилась от ощущения важности каждой секунды после отметки «прочитано» и до отметки «печатает». студент был бы рад всё своё утро посвятить этой самой влюблённой в его жизни переписке, но нужно было срочно отвлечься. сейчас он уже больше работал над постановкой, а не учился — и дело было не в том, что учёбы стало меньше или что он стал на неё забивать. — Коичи, у тебя где-то рядом все файлы для первого курса, скинь мне, пожалуйста, они их теряют всё время. уж не будем о том, что им бы наизусть это всё давно знать… — ты уверен вообще, что они спектакль потянут? — с сомнением спросил тот, пересылая все песни, текста и основное содержание по номерам. — никуда не денутся, у них дедлайн завтра, вот и просят материалы — готовиться будут. ещё надо было связаться с декораторами с дизайна по поводу последних штрихов в оформлении сцены, с музыкантами, вызвавшимися сыграть незамысловатое сопровождение, с сэнсеем — по совместительству главным постановщиком, с осветителями… и это только разговоры. помимо этого уже рутинная репетиция на две группы с обязательным прогоном всех номеров подряд, постоянная суета среди участвующих и банальная необходимость каким-то сказочным образом не проспать все пары. упрямо наслаждаясь всей этой деятельностью на грани фантасмагории, Тсузуку держался только на одной тихой мысли: ещё два дня, то есть две репетиции с прогонами и одна полубессонная ночь — потом забить на всё и на всех, выспаться, отыграть спектакль и покончить с этим бешеным ритмом. информацию он раскидал быстро и просто — сложно было разве что не читать сообщения в единственном действительно интересующем его сегодня чате. но ничего, Кавада-сэнсей дождётся своего времени. душу всё так же грели его слова в предыдущих сообщениях, и Тсузуку улыбался даже своим представлениям о том, какими будут следующие. а завтра ещё и право… свободная минута появилась только перед репетицией. тогда он, наконец, смог прочесть то, что Йо-ка ему написал. как же нравилось ему это скручивающееся в солнечном сплетении ощущение от простых мыслей об этом человеке… «свети.» «я бы хотел увидеть все стороны Луны.» Коичи беспокойно обернулся на его резкий вздох — в конце концов, в последнее время из-за недосыпа у Тсузуку обострились все неприятные особенности, — но, поняв, что тот вновь погружён в переписку, хмыкнул сам себе. переживает же за этого дурака, а он сидит, влюблённый, со своими воздыханиями в экран. розовые волосы упали на лицо очень кстати, парень прикрыл глаза и усмирил в себе смутные чувства. перед самим собой он был честен и никогда не отрицал: какое-то время, ещё на первом курсе, Тсузуку ему нравился. симпатия давно отошла на задний план и постепенно собирала шмотки, готовясь уйти, но пока какие-то её частички порой просыпались. впрочем, эти моменты были так редки, что Коичи был более чем способен на близкую дружбу без помех и на радость от того, что друг нашёл себе любовь. однажды он обязательно расскажет обо всех этих чувствах самому Тсузуку — потому что Тсузуку его только зауважает сильнее. извинится, наверное, почувствует себя неловко и будет долго благодарить за то, что парень так высоко расценивает его доверие, что даже влюблённость заглушил. а Тсузуку сидел и почти телом ощущал: сердце воспламенилось от чужих чувств, отдавало волнами мучительной, тянущей энергии — в голову, в руки, в пах, в живот… сосредоточиться было очень сложно. перед глазами стоял чужой образ. такой безопасный, тактичный и… ласковый. парень улыбнулся сам себе, понимая, что робеет от мысли о том, что Йо-ка может и правда оказаться очень ласковым во всём человеком, что каждое его действие будет словно гладить тёплой ладонью. ласковый во всём… выключив и сжав в руке телефон, парень попытался поскорее переключиться с красноречивых образов в воображении на что-нибудь другое. *** на следующий день атмосфера волнения всё усиливалась. не мудрено — до выступления всего день. надо было срочно отвлечься, причём всем вместе. и тема для этого подвернулась самая что ни на есть прекрасная: теперь актёры наперебой выясняли, что бы предпочитал каждый из них, имей он перед своей специальностью приставку «порно-». некоторые картинно закатывали глаза, отказываясь обсуждать такой сюр, но потом всё же прислушивались и приобщались просто из интереса. всё это могло бы стать сборником каминг-аутов, но шарманку об ориентации завели и обговорили ещё в начале прошлого года. теперь студенты просто с юмором и туманом упоминали основные свои предпочтения. — ты почти всегда молчишь, — обратилась к Мето сокурсница, Аяки, слывшая прожжённой яойщицей, — но… в тихом омуте, не так ли? — да-да, — демонстративно устало ответил за него Миа, — он молчит, потому что я наказываю его за каждое слово по ночам, поэтому он свободен в речи только в общаге, где я не живу. и так по всей группе. кто-то говорил почти серьёзно, кто-то исключительно вертел словами и взаимоотношениями с друзьями, чтобы было смешнее. до Тсузуку, в прострации следящего за сим занятным мероприятием, оно тоже, в конце концов, добралось. а Тсузуку без представлений не умел — тем более что девочек-яойщиц вокруг скопилось слишком уж много. — эй, Карасу, — в последнее время так сокращали его имя в спектакле — до простого «ворона», — ты бы за актива или за пассива снимался? — да чёрт знает, всё равно, — он делал безразличный вид, но на деле доминирующим себя не видел, — за пассива, наверное. — тебе бы подошло, — хохотнул Мето. — ну-ка, художник, изобрази! и Тсузуку, на радость тем же девочкам-яойщицам, изобразил — чего там. уселся на парту с робким видом, символично и неторопливо расстегнул пару-тройку верхних пуговиц своей рубашки, откинулся на стол спиной, нарочито нагло ложась на чьи-то записи, чуть развёл колени, обратил томный поблёскивающий взгляд в сторону звука открывшейся двери… стоп, Кавада-сэнсей? преподаватель на секунду застыл на входе, а парень чудом не упал с парты, вскакивая и судорожно застёгивая рубашку. из соблюдения норм учительских реакций Йо-ка с немым осуждением поглядел в его сторону и принял максимально неловкое «кхрм, извините…», но правда была в том, что одного взгляда этого мальчишки хватило для того, чтобы мужчина понял, насколько сильно его мучает сексуальный голод. сразу же захотелось снова увидеть это выражение на чужом лице — но только в значительно более приватной обстановке. пусть Тсузуку в этой обстановке и рубашку расстёгивает, и смотрит так, и ноги раздвигает… учитывая набирающую обороты романтику, Йо-ка всё же и от такого не отказался бы. «отвлёкся так отвлёкся от нервов, молодец», — думал про себя Тсузуку, всё ещё опасаясь смотреть на преподавателя, который от потрясения даже поздоровался со всеми не сразу. потом он сказал, что сегодня группа напишет промежуточный тест. никто об этом тесте, правда, ничего не знал. даже сам Йо-ка. поэтому стоило подивиться его дару импровизации: все вопросы он составил на ходу, раздал листы и велел работать. на своём листе Тсузуку обнаружил приписанное карандашом послание. «хочешь завтра погулять после спектакля? можем поесть где-нибудь, я угощаю.» студент сразу понял, что Йо-ка весь тест затеял просто ради этого приглашения, потому как телефон он в руки ни разу на парах не брал — принцип какой-то. стало забавно, парень и смутился по новой, и расслабился несколько. разумеется, это немного трудно — идти куда-то после спектакля, — но ещё труднее ему теперь давался каждый день без Йо-ки. тест он решил быстро, задания решались легко. и написал о своём согласии пойти куда-нибудь завтра вечером. не один он сдал работу быстро, и скоро преподаватель проверял всё, что понаписали студенты. во второй раз к Тсузуку вернулся тест с отличной оценкой и новой подписью: «тогда завтра на входе после спектакля. кстати, прелестно выглядишь». не почувствовать сарказм в последнем было нереально, и парень хотел бы написать что-то едкое в ответ, но Йо-ка вовремя сказал оставить работы себе. а оставшиеся пары Тсузуку вновь провёл в полукоматозном состоянии. день пролетел быстро и нервно, с выкуренной в одно лицо пачкой и лавиной правок на последнем прогоне. усталость, кажется, достигла своего апогея, и Тсузуку был без ума от себя за то, что догадался поспать в ночь перед реализацией всей той ответственности, которой себя закидал. выступающим даже на пары разрешили не идти в этот день. есть шанс выспаться. потом они выступят, Йо-ка придёт, а после у них будет настоящее свидание… в голове всё перемешалось. сон тяжело и маняще сковал всё тело. завтра премьера.