Cry baby, cry baby, what have you done lately?
Soft — Motionless In White
За окнами спальни благоухают розы, и их лёгкий аромат едва доносится до братьев, сидящих за столом. Тёплый свет июльского дня вливается в комнату. — Что же, брат, настало время нам с тобою поговорить, — молвит Эдмунд. Он сидит в широком бархатном кресле, изящно откинувшись на его спинку, и держит в руке бокал вина. Непринуждённым взмахом ладони убирает со лба прядь каштановых волос, глядит в глаза младшего брата и задумчиво молчит. — Думаю, тебе есть что рассказать. И гораздо больше, чем мне, — отвечает Эдвард, отпивая вино из своего кубка. — Кто из нас, в конце концов, женился? Эдмунд смущается и опускает глаза. Затем вздыхает и начинает свой рассказ. — Её зовут Фелиция. И ты верно подметил в тот вечер, она незнакома тебе, потому что… Потому что она не принцесса. И даже не графиня. Эдвард кивает. — Она крестьянка. Самая обыкновенная крестьянка, сирота, дочь кузнеца из соседнего поселения, куда нас в детстве водил отец, помнишь? Мать её умерла несколько лет назад, отец тоже. Она младшая в семье, и все четверо из её сестёр уже давно вышли замуж, а Фелиция оставалась хозяйкой в доме. — Подожди, подожди. То есть ты обручился с крестьянской дочерью? А как же Королева? Она что, ничего не знала? — Не знала, как казалось мне тогда. Но эта женщина… Её нельзя обмануть. Кода мы помолвились — а это случилось в мае, ещё до того, как ты заболел, — она позвала меня к себе. Я догадывался, что она узнала обо всём. Так и было. И, знаешь, когда мы говорили, она так жалостливо смотрела на меня… Словно сочувствовала. Но всё же в её взгляде просматривалась насмешка. Она всегда прячет свои настоящие чувства за ней, как за маской. — Она скрывается. Никогда нельзя знать, что у неё на уме, — задумчиво добавляет Эдвард. — Да, пожалуй, это так, — соглашается Эдмунд. — Когда я шёл, то знал, что буду стоять на своём до конца: я не мог отказаться от Фелиции. Но Королева предлагала слишком тяжёлый выбор. Эдвард напрягся. Его сразу же смутило то, что его старший брат оставался принцем, хотя закон был на его стороне: Королева была лишь регентшей до достижения Эдмундом восемнадцати лет. А восемнадцать братьям исполнилось ещё тогда, когда Эдвард находился в подземелье. — Она сказала, что не будет препятствовать нашей с Фелицией свадьбе и даже поможет обставить всё так, будто она — принцесса. Но взамен я должен был отречься от престола. В груди что-то оборвалось. Эдмунд мог не продолжать — Эдварду и так всё стало ясно. Его брат выбрал любимую девушку, отказавшись от власти. — И я согласился. Не сразу, конечно же, но согласился. Ты можешь осуждать меня за это, но я не жалею о том, что сделал. Эдвард молчит. Молчит, понимая и не осуждая. Отец всегда говорил, что любовь сильнее всего в этом мире, и за неё нужно бороться. Нельзя отрекаться от любви, нельзя отрекаться от своих чувств. — Страшная женщина, — шепчет Эдвард. — Она не поскупится ни на какие зверства, чтобы сохранить трон в своих руках. — Что же, я рассказал обо всём. Теперь твоя очередь; чем же ты так болен, брат? — Я? Болен? — А где же ты был всё это время? Разве не болел, как говорила Королева? Принц начинает понимать. Не зря он оказался в подземелье; его догадки оказались верны. Королева упрятала его туда, чтобы он не мешался под ногами, чтобы не предъявлял прав на престол, ведь теперь Эдвард — единственный законный наследник. — Нет. Я не болел, — с расстановкой говорит он. — Я был в подземелье. Эдмунд недоумевающее молчит. — В подземелье?.. — Да, брат, в смрадном подземелье. Заперт вместе с крысами, телами которых питался на протяжении шести десятков дней. Видишь, как я бледен и худ? Ты, верно, думал, что это всё из-за моей болезни. Но нет. Я здоров, им не удалось сломать меня. Каждый божий день Лекарша приходила со своими верёвками и пыталась убедить меня в том, что я схожу с ума, что на самом деле я нахожусь в своей спальне. Но я догадался обо всём, разгадал их коварные планы. Пришлось схитрить — притвориться сумасшедшим, — чтобы выбраться оттуда. И вот, я явился на твою свадьбу, о коей узнал случайно. Меня заперли в комнате; но я нашёл тайный ход. Да-да, Эдмунд, он не был легендой. Тайный ход и вправду существует, и ведёт он на задний двор замка. В комнате повисла гнетущая тишина. Эдвард ждёт ответа, а брат, склонившись над кубком, лишь задумчиво крутит в руках снятое со среднего пальца кольцо. — Эдмунд? — шепчет Принц. — С тобой всё хорошо? — Да, — тот поднимает голову и снова надевает кольцо на палец. — Всё весьма странно. Мне нужно было подумать об этом. Эдвард смотрит на свои руки. На среднем блестит такое же украшение — подарок отца. Он тихо произносит: — Я вспоминал о тебе, когда был там. Смотрел на это кольцо, и мне казалось, будто ты здесь, со мною. — Даже если тела наши не вместе, моя душа всегда будет с тобой, пока это оно на твоём пальце, — говорит Эдмунд. — Ведь не зря отец подарил их нам. — Его нет в живых уже несколько лет. Знал бы он, что творится в его землях, — Эдвард вздыхает и зло сжимает рукав камзола. — Я никогда не пойму, зачем он женился во второй раз… — Я тоже, — соглашается Эдмунд. — Видимо, так было угодно Богу. Принц усмехается. Он, в отличии от брата, не верит в Господа и никогда не верил. — Так ты говорил о тайном ходе, — вспоминает Эдмунд. — Как же ты сумел отыскать его? — Подсвечник, стоявший на тумбе. Это рычаг, стоит лишь нажать на него, и тумба отъезжает в сторону. Открывается тайный ход — лестница, ведущая на круглую площадку внизу башни. Там, в стене, есть камень, помеченный чёрным крестом — шестой справа. Нужно надавить на него, тогда часть стены опустится, и можно будет выйти на задний двор. — То есть картина нашей матери здесь ни при чём? — уточняет Эдмунд. — Почему же? Направление реки действительно указывает на тумбу. Вот только замок был построен пять столетий назад, и тайный ход, пожалуй, тоже. Если отец повесил картину в мою комнату, значит, он знал о том, что в ней находится тайный ход. — Конечно, знал. Иначе кто рассказал бы мне о нём? — Тебе рассказал об этом отец? — удивляется Эдвард. — Почему же он не упомянул, как его найти? — Не знаю, брат, не знаю, — качает головой Эдмунд. — Быть может, у него были на то свои причины. — Странно, что он рассказал об этом только тебе, — Эдвард несколько уязвлён, но старается не показывать виду. — В конце концов, ход находится в моей комнате. — Не только в твоей комнате есть тайники, — говорит Эдмунд. — Идём, я покажу тебе кое-что. С этими словами принц встаёт с места и подходит к платяному шкафу в углу комнаты. — Идём, чего же ты сидишь? Эдвард, немного ошеломлённый и ещё не совсем понимающий, что происходит, идёт к брату. Эдмунд открывает дверцу шкафа и отодвигает одежду. В углу стенки видна небольшая замочная скважина. Принц снимает с шеи ладанку и достаёт оттуда маленький ключик, проворачивает его в замке и осторожно толкает заднюю дверь шкафа. — Что это?.. — шепчет Эдвард. — Тайная комната отца. Эдмунд проходит через шкаф в комнату, вход в которую закрывала стенка. — Возьми с собой свечу, здесь темно, — предупреждает он. — Смелее же! Эдвард снимает со стены канделябр и не без внутреннего трепета идёт за братом. — Ты ведь помнишь, что наша мать любила писать картины? — спрашивает Эдмунд, забирая канделябр из рук брата. — Когда она умерла, отец перенёс все её работы сюда, сделав это место неким подобием картинной галереи. Комната, в действительности, представляла собою длинный коридор, стены которой были увешаны полотнами в золотых рамах. Картины были написаны в необычной, даже несколько удивительной манере, и в большинстве своём представляли пейзажи, хотя кое-где встречались изображения внутреннего убранства дворца — но дворца не королевского, а какого-то другого, потому что комнаты эти Эдварду были не знакомы. На первый взгляд, в картинах не было ничего чарующего. Видимо, мать принцев не обладала особенным художественным талантом, но если приглядеться, можно было заметить некие странности на каждом полотне. На тех картинах, которые изображали дворцовые залы, где-нибудь за колоннами виднелись тени с горящими глазами. Нет, это были не люди, но всего лишь тени с длинными пальцами и кривыми улыбками. На пейзажах их не было, но были странные цветы с шипами, озёра, наполненные красной водой — будто кровью. В целом, каждое полотно оставляло чувство тревоги. Чем больше Эдвард рассматривал ту или иную картину, тем больше находил на ней жутких деталей. Эдмунд терпеливо освещает каждую картину и рассматривает их вместе с братом. На лице его не написано недоумения, которое испытывает Эдвард. — Познакомься с душою нашей матери, — говорит Эдмунд. — Отец восторгался её работами, но, вижу, ты в замешательстве. — Верно. Почему?.. Чем она вдохновлялась, чтобы писать такое? — Не знаю, брат, не знаю. Говорят, что собственными видениями, что тоже не исключено. Братья двигаются дальше. Эдвард замечает, что коридор постепенно расширяется, а потолок становится выше и выше. Принц больше не глядит на картины. Ему кажется, посмотри он на них хоть ещё раз, как тревога и паника захлестнёт его волной и обдаст кипятком. Сердце и без того колотится так, будто собирается выпрыгнуть из груди. Вскоре братья добираются до конца. Здесь — ещё одна дверь, которую Эдмунд открывает тем же ключом, которым открывал дверь в коридор. — Отец любил уединяться здесь, — объясняет он. — Незадолго до своей смерти он передал ключ мне, ведь попасть сюда можно только из моей комнаты. Locus solitudinis, как он называл это. Братья входят в маленькую комнату. Потолок здесь такой же высокий, как и во всех дворцовых комнатах, да и в целом место это ничем не уступает покоям членов королевской семьи, лишь мало мебели. Дубовый книжный шкаф в углу, кресло и стол, приютившийся у небольшого окошка в противоположной стене, — вот и всё убранство. — Здесь отец хранил вещи, особо дорогие его сердцу. Кажется, во дворце есть ещё тайники, но такая комната — одна, — рассказывает Эдмунд. Эдвард подходит к книжному шкафу. Аккуратные книги, стоящие в ряд или сложенные стопками, занимают все полки, кроме самой нижней. Принц опускается на колени, чтобы рассмотреть то, что стоит внизу. Привлекла его внимание латунная шкатулка. С золотыми цветами по бокам и вензелями D.S. на крышке, она едва заметно переливается, отражая слабые лучи солнца, попадающего в комнату из окошка. Эдвард берёт шкатулку в руки и заглядывает внутрь. — Что ты отыскал? — Эдмунд присоединяется к брату. Вместе они ставят находку на стол, чтобы получше разглядеть её. Внутри шкатулки лежит колье. Чёрный камень в серебре на тонкой цепочке. — Это мамина шкатулка. И колье тоже её, пожалуй, — говорит Эдвард. — Давай перевернём его, брат. Принц переворачивает колье. На обратной его стороне выведены те же буквы, что и на крышке шкатулки. — Пожалуй, это инициалы матери, — догадывается Эдмунд. — Вот только я не знаю, из какого рода она происходила. — Наверное, это фамильная драгоценность, — Эдвард внимательно рассматривает колье в поисках ещё какой-нибудь зацепки. — Такая красивая вещица должна блистать на шее принцессы, а не пылиться здесь под семью замками. — Ты же не хочешь сказать?.. — начинает Эдмунд, но брат тут же перебивает его: — Забери-ка его себе. Подари Фелиции; думаю, она достойна носить это колье не меньше, чем была бы его достойна королевская дочь. Эдмунд несмело улыбается и берёт украшение в руки. Действительно, почему колье должно пропадать здесь? Вряд ли мать принцев была бы против этого. — А теперь пойдём отсюда. Посмотрели, да хватит. Нам с тобою ещё есть о чём поговорить, — Эдвард берёт брата за руку и ведёт к выходу. Эдмунд запирает дверь на ключ, и братья возвращаются обратно в комнату принца. По дороге назад они почти не разговаривают, и Эдвард идёт намеренно быстро, стараясь не глядеть на картины. Ему срочно нужно обсудить кое-что с братом, оттого он так торопится. — Чего же ты так спешишь, брат? — спрашивает Эдмунд, когда они вновь оказываются в его комнате. — Мысли не ждут. Нам ещё нужно поговорить о важном деле. Эдмунд замолкает. Солнечный свет бьёт в глаза, и братья невольно щурятся, вновь садясь в кресла. — Между прочим, сегодня годовщина свадьбы родителей, — произносит Эдмунд. Упоминание вовсе не к месту, как кажется Эдварду. Однако он сам виноват, что не начал разговор первым. — И сколько же лет прошло? — интересуется Принц. — Ровно двадцать. Немалый срок. По такому поводу обязательно устроили бы праздник. Вот только ни Короля, ни Королевы, в живых уже нет, и вспомнить о такой дате, кроме Эдмунда, больше некому. — Раз уж никто не отмечает их годовщину, давай хоть мы выпьем за это. Негоже как-то, — предлагает Эдвард. Эдмунд кивает в знак согласия; братья выпивают по кубку вина. — О чём ещё тебе говорил отец? — спрашивает Принц. — Знаешь, иногда я думаю, что то, что мама умерла, даже хорошо, — начинает Эдмунд. — Из-за неё у отца было бы много проблем. — В каком смысле? — Она ведь была больной, и это приходилось скрывать. Слышала голоса и видела то, чего не было на самом деле. Многие во дворце говорили отцу, что такая женщина королю не пара, но он никогда никого не слушал. Думаю, ты помнишь об этом. Эдвард не знал о болезни матери. Он вообще мало знал о ней, ведь, как правильно заметил Эдмунд, никогда не спрашивал о прошлом родителей. — Так что когда наша мать умерла, многие спокойно вздохнули, — закончил Принц. — Почти все, кроме отца. Он долго горевал; мы, конечно, этого не помним, но отец рассказывал многое. — Но ведь он всё же женился во второй раз, — говорит Эдвард. — Зачем же? — Не знаю, брат, не знаю. — Мне никогда она не нравилась, с самого начала, когда она только появилась на балу. Кто пригласил её? И зачем? Эдмунд качает головой. — Неужели отец не смог разглядеть в ней её настоящую сущность? Она, конечно, умелая притворщица, но ведь и наш отец был не глуп, — продолжает Эдвард. — Или любовь его была столь сильна, что закрыла ему глаза на истину? Впрочем, прошлое нельзя изменить, нельзя исправить ошибки и воскресить умерших. Но знай, брат, она виновна в смерти отца, и никто боле. — Я бы не был столь уверен. В тебе говорит злость; наш отец и вправду был болен, пожалуй, он мог умереть и своей смертью. — Я сказал тебе, чего придерживаюсь. Она — убийца невинного человека, и я не хотел бы уподобиться ей. Лучше умереть, чем стать такой же бездушной и мерзкой тварью. — Ты слишком смел в своих суждениях, Эдвард. Кэролайн, может, жестока, нам с тобою не понять её; но кто знает, что пережила эта женщина? У людей с тяжёлым характером было тяжёлое прошлое. Только Бог вправе судить, какая она на самом деле. Эдварду нечего возразить. Его брат останется при своих мыслях, и нет смысла пытаться переубедить его, он знает это лучше многих. — Отец говорил, что Кэролайн похожа на нашу мать; быть может, поэтому он и женился на ней, не знаю. Но он считал, что жениться надо только по любви, и завещал нам поступать также. — Что ты и сделал, — усмехается Эдвард. Может, в нём и правда говорит злость, но только теперь и по отношению к брату. Не слишком ли холодно он отозвался о его пребывании в темнице? И, правда, почему он ни разу не пришёл в его комнату, чтобы удостовериться, правду ли говорят Королева и Лекарша? — Так когда же вы с Фелицией встретились? — спрашивает Эдвард. Он не хочет показывать брату своего раздражения. Пока что. — Зимой, — говорит Эдмунд, отпивая из кубка. — Фелиция продавала цветы на ярмарке. Я ходил в поселение один, в крестьянской одежде. Она даже не знала, кто я на самом деле, только потом, весной, я рассказал ей всю правду. Сначала она испугалась и сказала, чтобы я больше никогда не приходил в поселение, но я знал, что она будет ждать. И всё равно приходил, хотя она закрывала ставни окон своего дома, пряталась. А потом… Потом она всё же вышла. И тогда я сказал ей, что никогда не отрекусь от неё. — Что же, теперь я понимаю. У вас было время, чтобы узнать друг друга, — кивает Эдвард. — Но как же ты решился на такой поступок? Я говорю о вашей тайной помолвке. — Порой любовь меняет людей, — загадочно отвечает тот. — Но это было моё решение, Фелиция же до конца была против. — Тогда я вовсе не узнаю тебя, брат, — усмехнулся Принц. — Не такого Эдмунда я знал. Чтобы ты, такой строгий и всегда следовавший правилам, да ещё и с крестьянской дочерью… — Последнее, что меня волновало, было её происхождение. Признаюсь честно, я вовсе не люблю напыщенность аристократок и их складные речи, за которыми нет и тени искренности. Эти девушки пусты, как фарфоровые куклы. А Фелиция… Она не такая. Пусть она и не умеет облачать свои мысли в красивые формы, зато я точно знаю, что в её словах есть настоящие чувства. Бывают девушки с милым лицом и чёрствой душой, а бывают дурнушки с чистым сердцем. На какое-то время в комнате воцаряется тишина, прерываемая только стуком пальцев по столу. — Ты влюблён в неё до беспамятства, брат. Не знаю, говорил ли тебе кто-то об этом, — наконец произносит Эдвард, качая головой. — Ты счастлив, потому что сумел жениться на ней. Я рад за тебя. Эдмунд смущённо улыбается. — Фелиция — очаровательная девушка. Ты поймёшь это, когда познакомишься с ней поближе. Но ты ошибся. Я не могу быть счастлив, пока понимаю, что несчастлив мой брат. — Думаешь, и меня стоит женить? — усмехается Эдвард. — Любовь не всегда приносит счастье. Это рука Господа, которая либо даст пощёчину, либо ласково притронется к тебе, и тогда в сердце распустится прекрасный цветок. — Ты стал поэтом, брат. Или философом. Или всё вместе. — Ты тоже изменился, — серьёзно говорит Эдмунд. — Помрачнел, осунулся. И это лишь внешне. Я боюсь представить, какие перемены произошли в твоей душе за это время. — Не знаю, Эдмунд, не знаю, — Эдвард задумчиво теребит рукав своего платья. — У меня было предостаточно времени, чтобы подумать обо всём на свете. Не стану утомлять тебя своими мыслями, это ни к чему. Так ты говорил о том, что собираешься осчастливить меня? Эдмунд кивает. Глаза Эдварда хищно блестят, по губам пробегает лёгкая ухмылка. — Что же. Ты должен помочь мне занять своё законное место, брат. Я не могу больше видеть эту женщину на троне, где сидел наш с тобой отец. Эдмунд заметил на столе что-то блестящее — кинжал. Изысканно отделанный, с ручкой, усыпанной камнями. Прозрачный намёк. Лицо Эдмунда переменилось, приняло несколько испуганное выражение. Эдвард испытующе смотрит ему в глаза, ожидая ответа. Наконец тот кашляет и говорит: — Прости, брат. Я не могу помочь тебе. Эдвард молчит. Затем резко встаёт со своего места и принимается нервно расхаживать по комнате, бормоча что-то себе под нос. Эдмунд ждёт, озабоченно наблюдая за братом. Он никогда не видел его столь обеспокоенным, столь тревожным. Принц останавливается посреди комнаты у стола и поворачивается лицом к Эдмунду. — Сначала она отняла у нас отца. Потом лишила тебя твоего законного трона, нагло прибрав его к своим рукам. Она сослала меня в подземелье, заставила ползать на коленях, есть крыс, спать на подстилке, носить нищенскую одежду, притворяться сумасшедшим. Но я вырвался из этого ада, чтобы отомстить. За себя, за тебя, за отца! И теперь ты говоришь, что не станешь помогать мне свергнуть её?! В ярости Эдвард ударяет кулаком по столу, разбивая вдребезги бокалы, из которых пили братья. Осколки разлетаются в разные стороны; Эдмунд всё ещё молчит, глядя, как брат слизывает языком проступившие на ладони капли крови. — Почему ты молчишь?! Разве ты не ненавидишь её? Разве ты не понимаешь, что спокойной жизни не будет, пока она у власти?! Она не даст нам жить в мире, Эдмунд! Она не успокоится, пока мы не сгниём заживо в этом дворце. Ты для неё не помеха, но ведь есть ещё я! Она не оставит меня, она пойдёт на всё, лишь бы удержать трон в своих руках. Она выставит меня сумасшедшим, чтобы люди не задавали лишних вопросов. Разве ты не понимаешь, зачем был устроен пир на твою свадьбу? — Эдвард зловеще смеётся. — Да чтобы успокоить народ! Брат, она мерзкая, подлая, лицемерная тварь, и ты хочешь, чтобы эта женщина правила твоим королевством?! Сидела на троне, который по праву принадлежал тебе?! — Хватит! — Эдмунд вскакивает со стула и подходит к брату. — Прекрати! Она не станет выставлять тебя сумасшедшим, потому что в этом нет никакой надобности. Ты и так стал им! Эдвард тяжело дышит. Эдмунд негодующе смотрит в глаза брата. Какими же они стали, эти родные карие глаза!.. Почему сейчас в них отражается только злоба? — Я сумасшедший? — Эдвард отводит взгляд. — Я сумасшедший… Я сумасшедший… — шепчет он, словно в бреду, и отворачивается. Кинжал на столе своим блеском лишь привлекает внимание. Настойчивые голоса в голове становятся всё громче и громче. — Да, я чёртов сумасшедший! А кто же тогда ты? Ты, кто не отважился даже раз нарушить запрет и узнать, лгала ли тебе Королева о моей болезни! Ни разу не пришедший узнать, что со мною на самом деле! Ты трус, брат мой, жалкий трус. Эдмунд разумно молчит и ждёт. Эдвард берёт со стола кинжал. — Хочешь сказать, что я неправ. Тогда докажи это, докажи, что всё не так. Что ты не трус и не подлец. Докажи это и себе, и мне. Где твоё оружие? Бери его, вспомни уроки детства. Ну же, чего ты стоишь?! Братья стоят лицом друг к другу. Эдмунд ещё раз смотрит прямо в глаза брата, не глядя, достаёт из ножен на бедре кинжал. Они расходятся. Звон металла нарушает предвечернюю тишину. В саду за окнами благоухают розы. Сколько же им осталось цвести? Чьей рукою они будут сорваны? Под чьими каблуками затоптаны? — Пора прекратить этот театр, — Эдмунд уклоняется от очередного взмаха клинка и отходит назад, убирая кинжал в ножны. Эдвард этого не заметил. — Королева умрёт и без нашего вмешательства, и ты всё равно станешь во главе королевства, брат. Принц не слышит и не хочет слушать. — Нет. Она сведёт нас с тобою в могилу, а сама будет жить и здравствовать. Клинок свистит в воздухе; Эдмунд безоружен, но даже не пытается скользнуть в сторону, и кинжал проходит прямо между рёбер. Принц отступает назад и застывает в немом ужасе; перед глазами встаёт белая пелена. Окровавленная ладонь прикрывает рану; Эдмунд прерывисто дышит, сползая по стене на пол. Эдвард смотрит на брата, затем на кинжал в своих руках, обагренный кровью, и обратно. Дрожь в коленях не унимается. Эдмунд ещё жив, но его минуты сочтены. Он ничего не говорит, не кричит от боли, лишь судороги время от времени сводят его лицо и всё тело. Алое пятно расползается по одежде, кровь капает на пол, образовывая лужицу. Эдвард роняет кинжал, и тот со звоном падает на пол. Принц опускается на колени рядом с братом, всхлипывает и быстро-быстро шепчет: — Что же я наделал… Что же я наделал… Эдмунд грустно улыбается и, преодолевая боль, кладёт руку на голову брата. Он кивает в сторону стола, словно напоминая, что там лежит колье, которое он должен был подарить Фелиции. Эдвард понимает его, но сейчас украшение его не волнует. — Прости меня, брат, прости! — кричит он, хватая ладонь Эдмунда. Он прижимает её к своей груди, целует, а слёзы так и катятся из глаз. — Ты не трус, нет, нет, но как же это всё глупо! Как всё глупо в этом мире! Прости меня, дорогой брат, прости! — Господь простит… Эдмунд что-то шепчет, в последний раз улыбается, и его голова тяжело опускается на грудь. Взгляд остекленевших глаз останавливается на руках Эдварда. Кинжал, отброшенный в сторону, блестит на солнце, и алые капли на лезвии переливаются в его лучах. — Эдмунд?.. Эдмунд! — Эдвард трясёт брата, словно это поможет вернуть его к жизни. Он обнимает его, плачет и просит прощения, но в опустевшей комнате только громогласное эхо отвечает ему стенаниями. Эдвард лежит у тела брата, содрогаясь от рыданий и смешивая свои слёзы с кровью на полу. Перед глазами пролетает вся жизнь: детские игры с братом, первые уроки, катание на лошадях по утрам вместе с отцом, его свадьба и их бесконечные разговоры о мачехе, разлука с Эдмундом и встреча, надежды на лучшее будущее… Тишина, нарушаемая лишь стонами и тихими всхлипами, давит и сводит с ума. Эдварду слышатся то чьи-то рыдания, то женский смех. В глазах Эдмунда отражается лишь потолок, но Принцу кажется, словно он видит в них чей-то беспокойный призрак. Стучат каблуки, скрипит дверь: на этот раз Эдварду не послышалось. На пороге стоит Королева.