† Hiiragi †

Не надо выходить за дверь, чтоб знать событий суть

      — И ты… Ээээ… Здесь живёшь? — парень невысокого роста прошёл вглубь этого пентхауса, оглядываясь, поражаясь масштабам особняка на окраине города.       Однако, этот замок, как показалось Чуе, внутри больше напоминал дом с привидениями. Или жилище какого-то местного Кощея Бессмертного, маньяка-отшельника, черт его знает. Но выглядело всё устрашающе: особняк, заваленный всяким хламом и пылью, в котором не убирались, кажется, вечность. Как и не включали свет, не заботились о комфорте, тепле и хоть чëм-то, что делают обычные люди. Удивительно, что здесь ещë не бегают тараканы или плесень не захватила всё свободное пространство. Пахло тоже пылью, сыростью и старыми книгами. Весь этот дом словно окутал мрак.       — Ну вообще-то здесь вполне неплохо! — Разулыбался во все 32 зуба Осаму, разведя руками и провожая во внутрь. Как будто только что его не тащили мёртвого практически, — Ночью можно послушать замечательные мелодии из окна~       — Мелодиями ты зовёшь вопли драных котов и алкашей под забором? — Чуя сам не понимал причину своего раздражения. Нет, Дазай определённо ублюдок, определённо сейчас заставил Чую тащиться черт-знает-зачем и черт-знает-куда, но… Этот придурок же помог ему. И сейчас действительно спас жизнь, сам того не понимая, если можно так выразиться. Ведь за ночь Накахара бы точно помер где-нибудь от истощения или обморожения, — Какого чёрта ты вообще делал на улице? Почему в таком состоянии? — рыжеволосый подошёл ближе к парню, смотря на него, кажется, слишком серьёзным и раздражённым взглядом.       — Ой, да ладно тебе! — студент покачнулся на месте, всë-таки вставая ровно. Видимо, найдя точку опоры в дверном косяке, — Ох, что-то я утомился… И тебе, кстати говоря, нужно обработать рану~       — Чт… — ах, Чуя уже забыл о том, что рассёк руку. И о том, что перед глазами плывёт. И о том, что он упадёт сейчас замертво, — Эй, послушай, кого сейчас надо «обрабатывать», так это тебя! И не делай вид, что тебе не всë равно на меня.       — Да я ничего не говорю! Просто если мы продолжим игнорировать твои «боевые раны», ты мне весь дом кровью зальешь, — почти промурлыкал Дазай, скрываясь за какой-то (из десятка) дверей, — Ну, ты идешь, Чиби?       — Н-не зови меня так! — Накахаре показалось, что к следующему дню он точно придушит эту сволочь. Ночью подушкой, вероятно, — Иду я!

***

      — Это… Вау… — Акутагава стоял перед зеркалом, разглядывая собственное отражение и отражение своего парня, — Ацуши, ты… — Да, пожалуй, он всегда был немногословен. И никогда не находил правильных слов, чтобы выразить свои эмоции.       — Мне тоже очень нравится результат! — Накаджима повернулся к парню, крепче обняв его за талию и поцеловав в висок, — Мы теперь прямо дополняем друг друга.       — Ванильно до невозможности, но мне нравится, — Рюноске улыбнулся уголками губ, обнимая Ацуши в ответ, вдыхая запах его волос. Одна прядь старосты теперь была чёрной, в то время как кончики передних прядей самого Акутагавы были выкрашены в белый цвет. Не без мучений, но они смогли добиться этого результата, — И волосы даже живые, а ты боялся! За мои же, причём.       — Ну да, но что мне с собой поделать! Они же часть тебя, а я люблю тебя всего полностью, верно? — Ацуши хихикнул, снова поцеловав Рюноске.       — И снова эти телячьи нежности, — Акутагава сам не понял, возмутился или умилился этому, — Как ты относишься к ужину?       — Отношусь! — взяв своего парня за руку, Накаджима потянул его на кухню.

***

Не верьте, что в раю нет деревьев и шишек

      — А… Где я спать буду? — вдруг подал голос Накахара. Всë это время он просто сидел в углу, мужественно терпя перекись, что так неприятно жгла кожу.       — Можешь спать вместе со мной~ — лукаво протянул шатен, что всë это время также молча обрабатывал руку Чуи.       — Ты можешь хотя бы на секунду стать серьëзным?       — А какой в этом смысл? Ведь жизнь намного интереснее, если воспринимать еë как игру! Более того, чаще всего другие до жути бесятся из-за моего поведения, что не может не забавлять, — довольный, словно только что совершил самый величественный подвиг в своей жизни, Дазай прилепил на руку студента пластырь, так же радостно вскочив, чтобы убрать аптечку назад в ящик под раковиной, — А пока все растрачивают свою жизнь на скучные, скупые эмоции и чувства, я делаю то, что волен сам! Я признанный всеми чудак и пропащий человек, никто не будет выстраивать ожидания и надежды на мой счёт. А если их нет, то мне нечего оправдывать и стеснять себя какими-то бессмысленными рамками репутации, — Осаму открыл дверь, чтобы уже выйти за дверь, но был остановлен за рукав кофты, что явно была парню не по размерам.       — А свои раны ты обрабатывать не собираешься? — Чуя встал, намереваясь открыть ящик и достать антисептик назад, но сразу же был остановлен, — Чего это ты?       — Не надо.       — Совсем с ума сошёл? — Накахара повернулся к шатену, то поднимая голову и пытаясь прочитать эмоции одногруппника по взгляду, то опуская, надеясь посмотреть, насколько серьёзные повреждения, — Подцепишь хуйню какую-то и сдохнешь от СПИДа, — глаза Дазая широко раскрылись. Он, конечно, осознавал, что его собеседник, не смотря на образ молчуна в колледже, довольно агрессивен, да и язык у него подвешен, но чтобы настолько, — Я тебя потом вытаскивать из этого не собираюсь. И ты себя, как погляжу, тоже. Так что не страдай хуйней и давай обработаем тебе всë, чтобы не было заражения и чтобы тебе руку не отхуярили, — Чуя потянулся к рукаву кофты бинтованного, пытаясь её подвернуть, но снова встретился с сопротивлением. Ну как, сопротивлением…       — Прочь! — Дазай оттолкнул парня, отпрыгивая, как показалось рыжеволосому, на несколько шагов. Накахара поднял на собеседника ошарашенный взгляд, ожидая того, что его сейчас и ударят ещё за такие колкости, — Н-не лезь не в своë дело, Чиби, — Видя, как был напуган Чуя, шатен всë-таки опустил руки и присел на край ванной, запустив пальцы в копну волос. Ведь, по правде говоря, он был уверен, что увидя эти отвратительные изуродованные руки, его слабость снова увидят. И снова отвернутся, испугавшись душевнобольного человека. Или рассмеются в лицо, бросив грубое слово, — Просто не лезь.       — Дазай… — немного отойдя от шока, хотя, казалось бы, удивляться уже нечему, но сохраняя дистанцию, Накахара действительно немного смягчился, — Ладно, извини… Я перегнул палку. Не буду тебя трогать. Ты только в душ сходи хотя бы, а то сляжешь с воспалением лёгких, — с этими словами Чуя скрылся в дверях.       «Какой же я еблан…» — Осаму убрал руки от лица, оглядывая ванную и пытаясь понять, что делать дальше. Почему это снова с ним происходит? Вот, вроде бы, он начал налаживать общение с человеком, но снова облажался. Оттолкнул сам, напугал. Вот только чему он удивляется? Сам вёл себя как полный кретин, творил совершенно отвратительные вещи, лез в драки и ранил чувства других. А сейчас ещё и хочет нормального к себе отношения. Хотя… Каждому человеку иногда ведь нужно почувствовать тепло и заботу? Даже если это никак его не оправдывает.       Чуя вышел в длинный тёмный коридор, оглядываясь, словно пытаясь унять свою тревогу и перевести внимание на что-нибудь другое. Вот только этот коридор, в отличие от всего остального дома, был ещё более пустым и безжизненным. Не было ни ковров, ни каких либо вещей — только одинокие картины на стенах. Должно быть когда-то они дополняли антураж счастливой и обеспеченной семьи, но сейчас висели мёртвыми полотнами, в который раз напоминая пустоту и одиночество особняка. Рыжеволосый даже попытался разглядеть то, что изображено на картинах, но из-за практически полного отсутствия света сделать это не представлялось возможным.       Шум в ванной и какая-то возня доказывала, что Дазай, хотя бы, живой и в сознании там за дверью. И ничего не крушит. Так что Накахара ещё раз оглядел поместье, задумываясь о том, почему этот хулиган, чаще всего выглядящий как бродяга, живёт в таком внушительных размеров здании. Почему здесь так тихо, почему буквально всё пропитано одиночеством и страхом. Не то, чтобы Чуе было не наплевать, но эти вопросы сами же лезли в его рыжую голову, разбиваясь о стену неизвестности. В конечном итоге, полностью погрузившись в эти рассуждения, парень вернулся к этой картине, смотря, казалось, сквозь неё.

«Может… Попробовать подсветить фонариком?»

      — Чуууууяяяяя, — парень вздрогнул, — Как насчёт чего-то типо обеда? ~       Да. Этот бинтованный придурок очутился прямо у него за спиной, громко хлопнув дверью ванной комнаты и ткнув рыжего в плечо. Однако, это помогло Накахаре выйти из транса. Правда, видимо, для того, чтобы снова совершенно потеряться… Обед? Есть? Ему. Сейчас. Придётся. Что-то. Съесть. Но кухня и уборная находятся совсем рядом, в доме стоит гробовая тишина и любое действие будет слышно… Чуя не сможет опустошить желудок, не сможет просто выпить воды, а чëртов Дазай наверняка питается вредной пищей. Чуя точно поправится, все усилия окажутся пустыми!       — Эй, Чиби, ты… — Осаму обошел студента и встал прямо перед его лицом, немного растерявшись, — Ты в порядке? Заболел что ли? Тебя трясёт.

«Ахах… Заболел?..»

      — А… — пытаясь посмотреть расфокусированным взглядом на шатена, Накахара ещё крепче обнял себя за плечи, — Да, я… Действительно не очень хорошо себя чувствую. Можно просто воды?       — Ахах, а ещё на меня гнал! — парень сделал оборот вокруг себя, вновь пытаясь выглядеть весело и задорно, — Пошли, Чиби, я еë хоть вскипячу, горлышко тебе согреть! — честно говоря, Чуя был невероятно благодарен Дазаю в этот момент, ведь… Притворяться и смеяться у него самого сил уже не было.

***

      — Знаешь… Как ты смотришь на то, чтобы вместе отпраздновать Новый год? Я знаю, времени ещё много, но… Я просто вдруг задумался об этом.       Парни лежали на кровати в обнимку, а рядом лежала недоеденная упаковка чипсов. Ацуши, положил подушку под спину, крепко обнимал брюнета, в то время как сам Рюноске полностью лёг на старосту, уткнувшись тому куда-то в область ключиц, вдыхая такой родной запах. Комната Ацуши Накаджимы была… Слишком комфортной. Светлая и просторная, не пустая и бездушная, но и не заваленная всяким хламом. Парень будто создал свой маленький рай, где Акутагава мог укрыться от всех бед и ненастий — большая уютная кровать, заполоненная какими-то подушками и плюшевыми игрушками, плакаты, манга, фигурки, исписанные теплыми словами и просто чем-то милым стены, гирлянда… Рюноске казалось, что комната его парня была воплощением того, что ему воссоздать никогда бы не позволили.       — А… Как же Гин? Ты же знаешь, я не могу еë бросить…       — Ты можешь позвать и Гин! Будет большой-большой праздник всей семьи, — Акутагава удивлённо приподнялся на локтях, посмотрев светловолосому в глаза, — Да, семьи. Ты для меня семья. Гин для меня семья, — парень опустил голову назад, заключая Накаджиму в крепкие объятья, — Ну чего ты?       — Прости, просто… Ещë очень сложно свыкнуться с тем, что… Что ты рядом. Я не имею ввиду, что я не считаю тебя близким человеком, что не доверяю тебе, просто… Мне сложно быть… — студент был прерван Ацуши, который взял лицо Акутагавы в свои руки, поднимая и смотря ему прямо в глаза.       — Рюноске, милый, — Накаджима наклонился ближе, поцеловав партнёра в лоб, — Ты не должен оправдываться, я всë понимаю. И буду повторять тебе эти слова до тех пор, пока они не станут для тебя чем-то обыденным. — Я… Я люблю тебя, Ацуши.

***

      Стоит ли говорить, что новый день начался не с кофе? Накахара вскочил в шесть часов утра, вздрагивая всем телом и осознавая, что его отвратительно слабый и тщедушный организм действительно сломила простуда. Кое-как заставив себя встать, Чуя осмотрелся вновь, пытаясь вспомнить, что это за комната огромного дома, как он шёл в неë вечером и как бесшумно прокрасться в ванную. Тело ломило, а живот, казалось, сейчас перестанет подавать последние признаки жизни. Глаза ужасно жгло, голова раскалывалась. Парню пришлось применить какие-то титанические усилия, чтобы выйти в коридор, а после также бесшумно найти и добраться до желанной точки. Зайдя в ванную, Накахара заперся, а после взглянул на себя в зеркало, ужаснувшись: взмокшие от лихорадки волосы, ужасные мешки под глазами, болезненная бледность лица и абсолютно мëртвый взгляд. Не говоря уже о том, что парню пришлось буквально опираться на раковину, чтобы не свалиться с ног. Открыв кран, Чуя включил практически раскалённую воду, принимаясь за умывание, также пытаясь попить хотя бы из-под крана. Всë-таки, так горло может быть действительно согреется…       Вот только, к сожалению, это работает совсем не так. Озноб никуда не исчез, как и ощущение, что контроль над телом потеряется прямо сейчас и он рухнет в обморок. Неужели, это расплата за красоту? За то, чтобы просто нравиться всем? Чтобы чувствовать себя комфортно? Ну… Или, по крайней мере, не чувствовать себя униженным. Будто тебя слишком много, слишком в центре внимания. Просто слишком. Накахара таки приседает на корточки, упирая голову в колени и обнимая себя руками. Ну почему это случается именно с ним? Когда это всë закончится? Когда он просто будет чувствовать себя хорошо? Когда Чую перестанут упрекать за его существование? Когда… Наверное, парень заслужил, иначе сейчас ему не пришлось бы страдать. Не пришлось бы сидеть на холодном кафельном полу ванной в доме главного мудака его учебного заведения и жалеть себя. Трястись от холода и отчаянья, надеясь не отключиться от истощения и жара.

«Нет, он больше не увидит меня в таком состоянии, я не опущусь так низко, нет!»

      И он встал на ноги. Прокрался в коридор, обувшись в свои всë ещë влажные со вчерашнего дня ботинки. В футболке Дазая, блять, Осаму и всë ещë таких же сырых джинсах он выскакивает на улицу, стараясь не хлопать дверью слишком сильно. И бежит домой. Скорее всего, силы скоро окончательно покинут его, лёгкие будут гореть, а рассудок помутнеет, но пока он бежит, пытаясь сбежать, наверное, от самого себя. От роя своих мыслей и того отчаяния, в котором Накахара находился сейчас.       Разумеется, он добежит домой. И дома, на его счастье, даже не окажется Поля. Только такое же пустое и одинокое жилище, от которого он только что сбежал. И Чуя рухнет прямо на пороге. И его мать выйдет, падая на колени и дрожащими руками обнимая своего сына, лишь пуская несколько одиноких слëз. И мальчишка прошепчет чуть слышное «прости», прежде чем окончательно провалится в лапы жестокой и беспощадной болезни.

И все его победы пахли поражением

      Осаму проснулся к обеду. С ноющим, в кровь содранным горлом, и, будь она проклята, температурой.

«А Чиби-то был прав…»

      Пытаясь убедить себя, что всë нормально и он просто не выспался, парень засыпал и просыпался несколько раз, прежде чем всë-таки подняться с кровати и направиться на кухню в поисках аптечки. Закинув в себя какие-то жаропонижающие (даже не проверив собственную температуру) и ещë что-то от боли в горле, Дазай всë-таки соизволил дойти до спальни, в которую вчера положил однокурсника. Вот только…       — Чиби, неужели всë ещë спишь? Чи…       …Вот только Чуи в спальне не оказалось. И в ванной. И в других комнатах. И даже снова на этой проклятой кухне.       Осаму метался по всему дому, в панике заглядывая во все места, которые мог вспомнить, в надежде увидеть этого рыжего коротышку. Он даже вышел на улицу и обошёл весь двор, но… Парня просто нигде не было. Дазай снова зашёл в дом, чтобы перевести дыхание. Температура снова дала о себе знать. Шатен зашёл в свою комнату и, опустившись на кровать, завернулся в одеяло, позволяя слезам скатиться по его щекам. Почему они текут? Почему позволяют себе такую вольность, и вообще… Странная реакция. Но, в то же время, Чуя — первый человек, отнесшийся к Осаму как к личности, а не как к последнему ублюдку. Хотя бы примерно. Хотя бы не плюнул в лицо. Даже если это, в целом, было бы заслуженно.

«Тупое чувство одиночества — привязываться к каждому, кому хоть немного не насрать на меня».

      Пары были уже безвозвратно пропущены, а потому Дазаю оставалось только провести этот день в кровати, в надежде хоть немного наладить если не ментальное, то физическое состояние, а также собраться с мыслями и расставить приоритеты. Ведь какой-то тщедушный мальчишка не должен подкосить Осаму еще сильнее.       Как поступить правильно? Стоит ли сделать так, как лучше для тебя самого? Или не разрушить образ, созданный для общества? Попросить о помощи или испугаться, что тебя посчитают глупым? Проблемным? Жалким? Отбросить столь рискованную идею и промолчать вовсе? Люди задаются этим вопросом каждый день. Каждый день раздают столь ненужные никому советы, которым не следуют они сами и которые порой даже невозможно воплотить в жизнь. Так как же поступить, если тебя разрывает изнутри и душевная боль почти равна физической, но ты понимаешь, что никто не может помочь тебе? А если и сделает это, то из чистой жалости, что не спасёт ни на грамм? Стоит считать, что никто не знает ответа на этот вопрос, иначе жизнь была бы куда проще и не такой запутанной, вот только… Сталкиваясь с болью, человек хочет убежать. Сбежать. Спастись как можно скорее, ну а потом… Привыкает. И уже не может жить без этого пожирающего чувства пустоты в душе.