7
Дети не могли спать при свете, поэтому комната напоминала склеп, закрытые шторы создавали такую темноту, что Йенна двигалась почти наощупь. Ранними утрами и поздними вечерами это помещение напоминало какой-то жуткий и мрачный склеп, и первым делом Йенна пробралась к окну, раздвинула тяжёлые портьеры и приоткрыла окно. Свежий воздух придал ей сил и немного развеял гнетущее чувство тревоги и неизбежности, повисшее в комнате. Солнце только поднималось из-за горизонта. Большое, светлое, своими теплыми лучиками оно прокрадывалось в каждый уголок Севера, рождая улыбки на лицах спящих. И лишь отразившись в опустошенных равнодушных глазах Йенны, оно замерло. Ее губы даже не дрогнули. Она не радовалась солнцу. Больше не радовалась. Ей было все равно ― день или ночь за окном. Ничто более не имело смысла. Медленно, чтобы не потревожить спящих детей, она встала с постели и подошла к распахнутому окну. Подняв ладони на уровень лица, девушка в который раз внимательно изучала их. Обычные женские руки с тонкими пальцами. Но сейчас, в рыжевато-пурпурном свете восходящих лучей, они казались почти красными. Будто в крови. Сколько бы Йенна ни мыла рук, глядя на них, она всегда это видела. Близняшки посапывали в кроватке. Бран спал с ней, беспокойным сном, словно почувствовав, что мать отошла от него, а Джон пробирался к ней по ночам через смежную дверь. Он так и не привык к Северу, и оставаться в своей комнате одному ему не нравилось, но когда выдавались ночи вроде этой, когда рядом с матерью не было отца, он поддавался своей детской слабости и забирался к Йенне. Джон был уверен, что мама сама не понимает на утро, как он оказался в ее кровати, хотя засыпал в своей, а Йенна великодушно не обращала внимание сына на то, что она пододвигается к середине, ближе к Брану, чтобы старший ребенок мог прижаться к ее спине. Когда Сандор в последний раз гостил в Винтерфелле, он спросил Йенну, почему она позволяет Джону это делать, ведь мальчику уже было целых четыре года. ― Он не всегда будет мальчиком, ― вздохнула она. ― И не всегда захочет меня обнимать. Так что пусть спит со мной, если хочет… Кроме того, ― Йенна хитро взглянула на брата. ― Он не первый, кто так пробирается ко мне, верно? На это Сандору нечего было возразить. Теплые воспоминания о брате согрели сердце Йенны, и она чуть улыбнулась, и ободренное ее улыбкой, солнце засияло чуть ярче. Леди Клиган почти жалела, что проснулась. Она спала среди знакомых зеленых, высоких деревьев у дома, и ей снилось, что Бран и Джон играют с огромными черными собаками, уже старыми и не такими резвыми, а Арья и Лианна лежат на ее коленях, пока она пела им колыбельную. Когда все они мирно уснули, ее в постели ждал улыбающийся Нед. Какой это был сладкий сон, и как быстро он кончился. Жестокий рассвет пронзил ее своим кинжалом. Она проснулась измученная и одинокая, вернулась в мир, где была всего лишь любовницей. «Заплакать бы сейчас — и чтобы кто-нибудь утешил. Я так устала быть сильной. Хочу хоть немножко побыть глупой и испуганной. Совсем немножко… один день… один час…» Йенна вздохнула и, прикрыв шторы так, чтобы солнечные лучи не тревожили детей, вернулась в постель, ловко протиснувшись между Браном и Джоном. Младший сонно потянулся к ней, а старший прижался своей спиной к ее. В голове промелькнула мысль, что, если через пару месяцев Лианна и Арья переймут привычки братьев, ей надо приобрести в свои покои кровать больше. Йенна улыбнулась и прикрыла глаза. Она дремала, когда в дверь легко постучали, и девушка тут же проснулась. ― Леди Клиган, ― раздался тихий голос Эйгона Фрея. ― Да, сейчас, ― вздохнула леди Клиган, поднимаясь. Она приблизилась к двери, но не стала выходить. ― Пройди в детскую. Эйгон направился в комнату едва слышно, а Йенна, подхватив из кресла халат и на ходу затягивая его, направилась через смежную комнату. Эйгон стоял около кресла и чуть поклонился Йенне, когда та вошла. ― Какие-то новости? ― спросила Йенна, подходя к двери и крепко закрывая ее. В последнее время, мейстер Лювин, которого она сама приставила к Кейтилин Старк, повадился приходить проверять совершенно здоровых близняшек. ― Нет, ― выдохнул Фрей. Йенна кивнула, и он сел в кресло. ― Кейтилин вполне здорова. Йенна выдохнула и кивнула, сложив руки на груди. Точнее, обхватила себя ими, будто это могло удержать ее в теплом мире, где всей этой суровой реальности не существовало. Она не желала вреда Кейтилин или ее ребенку ― Роббу или тому, который вот-вот должен был родиться, но… но Йенна стала задумываться о том, что, если бы что-то случилось, она не расстроилась бы. Она бы не кому не стала сочувствовать и никого не стала бы жалеть. Она устала. Бороться за Неда, за его внимание, беспокоиться о будущем своих детей ― от всего устала. Приезжая в Винтерфелл с маленьким Джоном, она знала, что легко не будет, особенно когда приедет Кейтилин Талли, но она не думала, что все это продлиться так долго. Полгода, год ― но не три, не три… Эйгон молчал, глядя на нее, и наконец неуверенно проговорил. ― Я все еще могу взять грех на душу. Эйгон предлагал ей это второй раз. Первый раз он предлагал устроить несчастный случай для Кейтилин по пути в Винтерфелл, но Йенна, само собой, отказалась. Она не была настолько жестокой, чтобы убить мать ребенка Эддарда, даже если ей самой было ужасно больно от осознания того, что этот ребенок и его мать перечеркнули будущее для Джона. Дети волновали Йенну больше нее самой. Она сама могла бы жить в таком положении, в положении любовницы, однако для своих детей она такого не могла терпеть. Ее сыновья и дочери заслуживали лучшее, чем участь бастардов при знатном лорде. Эддард обещал все исправить, но Йенна не знала, когда теперь все это закончится. Нед обещал, но Йенна не знала.... просто не знала. Эйгон предложил отравить Кейтилин несильным ядом, чтобы та потеряла ребенка, но леди Клиган отказалась. Она смогла убить своего брата, возможно, могла бы убить отца, если бы Григор не сделал этого раньше, но убивать женщину только за то, что та носила ребенка ее возлюбленного, убивать ребенка внутри нее… Это было выше способностей Йенны. Кроме того, разве она не сама сказала Неду?.. Йенна вздохнула и потерла лицо. От Эйгона отчетливо пахло вином, и девушка поморщилась. Иногда ей и самой хотелось выпить, но алкоголь не желателен при кормлении ребенка. Кроме того, Эйгон даже пьяный неплохо справлялся со своей ролью охранника детей леди Клиган, поэтому Йенна позволяла ему некоторые слабости. ― Оставь ты Кейтилин в покое, ― выдохнула Йенна. ― Меня не волнует она и ее ребенок. ― Я бы сказал по-другому, ― хмыкнул Эйгон, кидая взгляды на кресло. Йенна кивнула, и Фрей упал в кресло, привычно закинув ногу на ногу. ― Ты можешь врать кому угодно, но я твою охотничью натуру хорошо знаю. Знаю куда больше, чем Нед, хотя хищники тут вы. С того момента, как ты узнала об этом, моя леди, ты сама не своя. Твое лицо потемнело. Ты вся источаешь… ― Гнев? ― Йенна хмыкнула. ― Злость? Разочарование? Боль? Давай не будем об этом, Эйгон, ― выдохнула леди Клиган. ― Кейтилин доносит этого ребенка, и все на этом. ― А что будет с твоим сыном? ― спросил Эйгон, бросая взгляд на темную спальню. ― С Джоном, Браном? Арьей и Лианной? ― Я возвышу их так высоко, как смогу, ― клятвенно проговорила леди Клиган, и Эйгон задумался, сколько раз она говорила это в себе, утешая и подбадривая, когда никто не мог это сделать. Вероятно, Йенна частенько утешалась чем-то подобным. Она на самом деле была слишком одинокой в этих холодных стенах северного замка. Никто не мог быть для нее той опорой, которую она заслуживала ― Эддард Старк был виноват в ее мучениях, и Йенна не смогла бы обвинить его в чем-то, Сандор Клиган был далеко, и девушка не хотела вмешивать брата в собственные проблемы, а Эйгон Фрей так и не стал ей близким другом. Йенна доверяла ему жизнь своих детей, но не свое сердце. Поэтому Йенна была одна. Со своими детьми, чье благополучие волновало ее больше всего прочего. Эйгон восхищался этой женщиной. ― Ты знаешь, мой дед вспомнил о моем существовании, ― вдруг сказал Эйгон. Йенна устало посмотрела на него. ― Он хочет предложить своих правнуков или внуков твоим детям, если ты пожелаешь. Он все зазывает Сандора в Близнецы, но твой брат упорно этого не делает. ― Фрей готов породниться с бастардами? ― Йенна хохотнула. ― У вас все плохо в семье? ― Ну, деду тоже надо куда-то девать выводок, а Клиганы теперь кажутся не самым плохим вариантом, ― Эйгон-разбойник покачал головой. ― Не обижайся. ― Даже не думала, ― леди Клиган потерла лоб. ― Это даже приятно звучит, потому что Фреи все-таки не самый мелкий род. Эйгон внимательно осмотрел ее. Иногда он даже жалел, что эта женщина так и не стала его, но потому он и был верным слугой ― он хорошо знал, что его, а что нет, и что хозяйское трогать без разрешения нельзя. Наблюдать за Йенной Клиган было интересно, за ее выдержкой и вынужденным милосердием. Как же хотел он заткнуть голос разума, который напевал на ухо: много ли этой женщине надо, чтобы сорваться? Чтобы охотничьи инстинкты, ее породившие, ею горячо хранимые, толкнули ее на опасную дорожку? Ведь нельзя исключать ни одной возможности... Сердце говорило «нет», разом обрубая все ледяные щупальца, что в него пытались впустить. Кто угодно, но не Йенна, которой Эйгон доверял, которую – он был уверен! – знал. Он не имеет права сомневаться в ней, ибо это сродни предательству. Йенна не была плохим человеком, но Эйгону было интересно, насколько хватит ее выдержки. Что случится раньше ― леди Клиган покинет место, где сердце рвалось на части, или это сделает Кейтилин Талли? У нее не было строгих дел, которые ждали ее участия. Владение замком, хозяйство — все это удел жены, а не любовницы. Йенна скучала по родовому замку, который пусть и не был наполнен одними счастливыми воспоминаниями, был ее. Сандор никогда не мешал ей, позволяя делать все, что сестра, старшая верховная леди Клиган, считала важным. Там была ее вотчина, ее хозяйство. А здесь… Йенна терпеть не могла ныть и жаловаться на испытания, что уготовила ей судьба, особенно когда сама в них виновата. Впрочем, одно важное занятие у нее было, и Йенне его хватало. Пока было рано, дети досыпали, а замок еще не проснулся, она вышла из своих покоев, надеясь, что никого не встретит. Ее ожидания не оправдались ― пара слуг встретилась ей на пути, и Йенна гордо кивнула им. За почти три года к ней привыкли, и она уже не вызывала такого любопытства как раньше. Когда она только приехала в Винтерфелл, по всей стране пронеслась весть о любовнице Эддарда Старка и произвела настоящий фурор. Все, кому не лень, обсуждали ее, а лентяи просто слушали, желая быть в курсе дела. Такое внимание к своей персоне девушку несколько пугало, ввергало в неуверенность, которую гордая Йенна старалась спрятать. Чтобы не выглядеть запуганной и слабой, она всегда держала спину прямой, плечи ― расправленными, голову ― высокомерно поднятой, а душу ― сокрытой от посторонних глаз. Из-за этого многие считали ее настоящей гордячкой и относились довольно неоднозначно. «Пусть лучше так, чем казаться недостойной!» ― решила про себя Йенна и не придавала значения слухам. А те множились, развивались, обрастали подробностями и не думали стихать. Она никогда не говорила об этом Неду, и к тому времени, как он вернулся, гордая леди уже заработала себе почет и уважение, которое было до сих пор с ней, вились как шлейф вместе со слухами. На Севере Йенну считали едва ли не ведьмой, ярой поклонницей северных богов и их жрицей. Никто толком не знал, чем занимается любимая женщина Эддарда Старка ― кроме ее благотворительности, которой Йенна придерживалась так же, как у себя дома. Ее уважали, но и немного побаивались, чего греха таить. Но на Севере это было даже лучше. Сталь и сила ― все, что здесь уважали. Мягкое сердце замёрзнет и разобьётся, а теплая плоть отвердеет. Как, например, у Кейтилин. Йенна, поднимаясь по хорошо известной ей лестнице, задумалась об этом всего на секунду. Несмотря на то, что именно к ней Йенна обратилась во время прошлой беременности, общение между ними оставалось подчеркнуто-вежливым, и Йенну это вполне устраивало. Ее нисколько не тянуло сближаться с леди Кейтилин, наоборот, девушка старалась не часто с ней пересекаться. Йенна не стремилась быть к ней близкой или похожей, решила остаться такой, какой приехала на Север ― несущей на себе отпечаток далеких земель, немного чуждого Винтерфеллу, простой, но в то же время гордой и оттого черпающей силу в своей простоте. Но с каждой неделей ей становилось все более одиноко. Подготовка к родам Кейтилин шла полным ходом, надо бы радоваться, но Йенна тонула. Сердце билось в нерешительности и стремилось к Эддарду, по которому девушка так тосковала, но который все реже уделял ей время, с головой уйдя в работу. Боялась ли Йенна, что его чувства к ней охладели? Уж тревоги за это она не испытывала, ибо столь любимые серые глаза смотрели на нее с прежним жарким огнем, опаляющим кожу. «Просто времена сейчас тяжелые» ― так успокаивала себя девушка, однако налаживаться они не собирались. Нед катастрофически ушел в работу, из-за чего их встреча сорвалась раз, потом второй. Последовал третий, четвертый. Йенне становилось все обидней ― она ведь не требовала многого и понимала его сложное положение! Она не просит проводить с ней круглые сутки, но хотя бы немного внимания ей можно уделить, ведь так? Она терпела. Она старалась вести себя достойно и не плодить скандалы, ведь и так отношение к ней северян весьма неоднозначное, а во дворце слухи разносились быстро. Настроить против себя жителей Севера она совсем не хотела. Однако порой Йенна испытывала столь острое и болезненное чувство одиночества, что выдержке приходил конец. Йенна свернула в коридор, ведущий к наружним стенам Винтерфелла, и остановилась у одной из дверей, что служили входом в сторожевые башни. Жестом фокусника леди Клиган извлекла из нагрудного кармана в складках платья и засунула его в скважину тяжелого замка. Механизм вопреки ожиданиям не заскрипел, а вполне ладно и четко щелкнул. Она была самой восточной и ближе остальных располагалась к дороге, ведущей к Королевскому тракту. Конечно, на стенах дворца дежурили стражи, но башнях патрули были не всегда. Положение не было столь бедственным, Йенна бы об этом знала. Леди Клиган с усилием потянула дверь на себя. Та распахнулась, открыв узкую винтовую лестницу. Девушка аккуратно приподняла подол платья, боясь оступиться. Ступени были пыльными – не было похоже, что по ним ходят часто. Или же это делает один человек, которому не под силу нарушить затхлость этого места. Йенна понялась на самый вверх. Обычно, этим должен был заниматься мейстер, но Йенна переняла на себя борозды этого маленького правления. Первое, что бросалось в глаза ― здесь было очень грязно. Безумно грязно! Вся каменная площадка была покрыта птичьим пометом, да еще не в один слой. Йенна часто наводила здесь порядок и чистоту, но птицы не собаки, которых можно вывести на улицу, поэтому грязно было почти всегда. Но открывшийся с такой высоты вид вмиг отвлекал от этих мыслей. Их просто унес прочь ветер, далеко-далеко, за Королевский тракт, на самый край света, до которого, казалось, было рукой подать. Так всегда казалось девушке, застывшей на месте. Ее глазам предстал невероятный, дивный пейзаж, позволяющий понять, насколько велик и прекрасен Север. Леса, холодные, чёрные, синие и белоснежные, в которых серебряными искрами мелькал снег ― от масштабности зрелища захватывало дух. Но не ради этого Эдмунд привел ее сюда. От созерцания уже привычной, но всегда восхищающейся красоты, отвлек требовательное глухое хлопанье и писк. ― Нетерпеливые комочки перьев, ― выдохнула леди Клиган и открыла решетку. В следующее мгновение раздался громкий клекот, будто тысячи голосов слились воедино. Выбившиеся из косы пряди откинуло порывом ветра, но то было не творение небес, направленное и сильное. Этот поток воздуха был беспорядочным, суетливым, как и стайка птиц, что вдруг промелькнула перед глазами. Но она была лишь первой, первой из целой сотни, что ворвалась внутрь башни и закружила пару в настоящем вихре. Перед глазами так и пестрело. Птиц было невероятно много, и все они были разными: и мелкие пичуги, и мощные хищники, хозяева небес. Поток тут же схлынул, будто волна, накатившая на башню, вернулась обратно в свое царство воздуха и ветра. Только вот на руку девушке приземлилась малиновка, крохотная, миловидная. Она наклонила миниатюрную головку вбок, разглядывая Йенну своими глазами-бусинками, и та замерла, боясь ее вспугнуть. Йенна Клиган владела сотнями птицами в Винтерфелле. Они не были чем-то особенно полезным, но ей просто нравилось это делать. С воронами ей было и того проще. Никто не обучал и не владел птицами так, как она. Поэтому ее побаивались на Севере ― считали, что леди Клиган использовала птиц в качестве шпионов, что с их помощью она узнавала тёмные тайны всех жителей Севера. Ни один человек не смел прикоснуться к ним и лишь проклинал их. Это было не так. Йенна просто заботилась о птицах, которые расположились в этой башне, кормила их и чистила им перья. ― Что, красавица, хорошее настроение? ― спросила леди Клиган, любуясь маленьким созданием, чьи коготки кололи кожу. Птичка что-то чирикнула. ― Завидую я тебе, ― вздохнула Йенна. ― Можешь быть свободной и лететь домой. Йенна любила птиц, потому что в детстве бабушка пела ей колыбельную ― которую потом девушка пела и Сандору, а после ― своим детям. В ней пелось о сизокрылой пташке, которая изо вольного леса летела домой. Хотела бы Йенна тоже вернуться домой. Только у нее не было крыльев, а если бы и были, их крепко сковала цепь верности и любви. Йенна была права, когда находилась в чистом ужасе из-за своей любви.8
Вернувшись в свои покои, она с удивлением обнаружила в них Неда. Он сидел с девочками на руках, а Бран крутился рядом с ними. Джон сидел в стороне, но внимательно смотрел на отца, слушая, что тот рассказывал. На несколько секунд сердце Йенны сжалось. Ее бедный мальчик. Взгляд Неда скользнул к ней. ― Ты разбудил всех детей, ― наигранно-осуждающе произнесла девушка, и Эддард хмыкнул. ― Прошу прощения, миледи, ― проговорил он. ― Я подумал, что мы могли бы совершить верховую прогулку сегодня после обеда. ― Я думала, у тебя много дел. ― Да, немало, но я могу пожертвовать немного своим временем. Йенне это польстило, чего греха таить. Он уделял время, которого не было, беременной жене, но с трудом выискивал время для любовницы. Впрочем, это было ожидаемо, и Йенна не спешила злиться. Она знала, что Неду сейчас сложно. У лордов всегда много дел, но иногда их больше, а иногда — меньше. Во многом, Север успешнее и быстрее других регионов восстановился после войны хотя бы потому, что военные действия шли здесь не настолько тяжелые, однако восстановить пошатнувшуюся экономику оказалось не так просто. Нед занимался этим уже третий год, и с переменным успехом у него получалось то одно, то другое, а иногда что-то рушилось. Работа требовала невероятно много времени, но жизнь не стояла на месте, и каждый день сверху добавлялось еще и еще. Чтобы разгрести этот ворох из бумаг и отчетов, сводок и докладов, Старк сократил сон до минимума, из-за чего страдали его живость и энергичность, как подметила Йенна. И ведь еще он как-то умудрялся уделять внимание и ей! Нед часто говорил ей, что аромат ее волос и звук голоса любимой прогоняли усталость, и ради этого Эддард был готов заниматься делами сутки напролет, только бы выкроить несколько часов на общение с ней. Расставания вызывали глухую тоску и злость. Совмещать свои обязанности и личную жизнь оказалось не так-то просто, как хранитель Севера изначально предполагал. Тем более что помогать ему никто не собирался. Кейтилин была леди, хозяйкой дома и хранительницей очага ― сомнительного, но семейного. Она заботилась о детях, о слугах, занималась всеми делами замка. Однако она не была той, в ком Нед нуждался. Она могла только поддержать, не более того, все еще не оставившая свой Юг, она не могла оказать серьезной помощи в управление Севером. От практичной Йенны в этом плане было больше толку. Она довольно быстро разобралась во всех хитросплетениях Севера еще в тот год, когда была наместником лорда Винтерфелла, но, когда Нед вернулся, она с легкостью отдала борозды правления. Но вместе с тем, она оказалась весьма умелой девушкой. Заботясь о своем замке, Йенна разработала хороший экономический план для своих владений, который оказалось очень просто реализовать на Севере. В первую очередь, она составила подробную опись, потом Нед обсудил множество мелких моментов с советом, а затем Йенна взялась за составление плана, который постепенно должен был улучшать экономическое положение Севера. Конечно, были аспекты, которые не могли реализоваться, из-за чего экономика пошатывалась время от времени, но план Йенны работал, учет был абсолютным, технически легко осуществимым и прибыльным, и простым в действии. Йенна чувствовала, что долго в таком режиме Эддард не протянет. Он мог выдерживать большие нагрузки в течение большого срока, был способен выстоять против серьезного стресса, не пошатнувшись, но у всего есть придел. Нед уже работал на износ, опасаясь взрыва. Йенна помогала, как могла ― видела, как он утомлялся, от своих обязанностей, от нее. И в одно прекрасное утро, когда проснулась раньше Эддарда, она решила дать ему немного дольше поспать. Лорд устроился головой на ее левом плече, неразличимое спокойное дыхание колыхало ее черные пряди, выбившихся за ночь из косы и упавших ему на лицо. Йенна давно обратила внимание, что все мужчины во сне напоминали детей. Вот и Нед был так светел и безмятежен, что Йенна и в жизни не сказала бы, что он ― грозный и холодный лорд Севера. В тот день Нед проспал. Но впервые за многие недели казался бодрым и отдохнувшим. Йенна была собой довольна. После того, как дети уснули, решив повторить сонный подвиг отца, Йенна направилась в богорощу. Ей нравилась прохлада священного места, спокойная мудрость и величие, что исходили от сердцедрева. Йенна любила там бывать, потому что там никого почти не бывало. Изредка приходил Нед, который даже в такое непростое время успевал находить время своих богов, иногда леди Клиган приводила детей. Кейтилин там почти не бывала. Но в этот раз Йенна обнаружила беременную жену лорда Старка, сидящей на теплом покрывале и задумчиво смотрящую на лик из дерева. ― Я чему-то помешала, миледи? ― мягко и прохладно спросила Йенна, и Кейтилин вздрогнула, увидев ее. Она повернулась к любовнице мужа, и взгляд леди Клиган впился в ее живот. ― Нет, я просто… ― Кэт растеряно махнула на дерево, и невесело улыбнулась. ― Мы же молимся богам, Старым и Новым. «Это мои боги, ― захотела сказать Йенна. ― Мои и Неда. И Нед ― мой». Но по итогу она просто улыбнулась. ― Не буду вам мешать, ― сказала она, желая быстрее уйти. Ни Кэт, ни ее ребенок, ни Робб не вызывали в ней злость сами по себе, как считал Эйгон. Но видеть ее было для Йенны невыносимо. Она воплощала в себе то все, чем леди Клиган, безродной внучке псаря, было никогда не стать ― благородство и статность, простое великолепие. Йенна считала себя превосходной, и знала о своих действиях, однако рядом с Кейтилин чувствовала себя скромным обсидианом, которому пытались дать дорогую огранку. Но какой в том был смысл, если рядом был великолепный бриллиант в лице Кейтилин Старк-Талли? Кроме того, Йенна не могла отделаться от мысли ― Кейтилин носит наследников, пока Йенна ― мать бастардов. Она собиралась уйти, но Кэт вдруг ее остановила. ― Я могу спросить, чтобы развеять свои тревоги? Йенна хотела бы, чтобы Кейтилин подавилась своими тревогами. «Нельзя так, ― вздохнула внутри женщина. ― Я должна вести себя достойно. Я мать четверых детей. Кейтилин не виновата в тех ролях, что отвела нам судьба». Йенна поморщилась. Никогда прежде она не занималась подобным и надеялась, никогда больше и не станет. Только один раз и только ради цели. Она развернулась и кивнула. ― Да, конечно. Кейтилин изящно указала на место рядом с собой, предлагая сесть, и Йенна аккуратно присела рядом с ней. Рядом ― но все равно на расстоянии. Леди Старк глубоко вдохнула, и на выдохе спросила. ― Какое будущее ты видишь для Джона? Йенна окаменела на несколько секунд, сделавшись такой же темной и твердой, как камни в стенах ее замка. Йенна иногда задумывалась, понимал ли кто-то вокруг, насколько ей на самом деле сложно и неприятно насколько ей неприятно просто говорить о Кейтилин, о детях Неда, о его обещаниях им. Она не ревновала так, как это должно было быть, но боль, еще более жестокая, острая, терзала сердце леди Клиган. Она в полной мере ощущала себя обычной любовницей с незаконнорожденным ребенком, чувства которой никого не интересовали. Она не хотела об этом говорить, не хотела говорить о детях. Они рождали в ней слабость и слишком непозволительные чувства и мысли, которые мешали ей и были не нужны. Не получившая родительской любви в детстве, Йенна волей-неволей проникалась почти ко всем детям, которых знала, и мысленно желала им счастья. А с Роббом они жили совсем рядом вот уже три года, и этот ребенок внутри Кейтилин тоже… Ее чувства, вероятно, не будут интересовать никого и в будущем. Робб не был виноват в том, что у его отца две женщины. Этот ребенок не будет в этом виноват. Как не были виноваты дети Йенны. Джон уже стал хмурым и опасающимся, он не доверял даже родному отцу, и… Разговоры об этом заставляли Йенну задумываться о том, кто был лишним звеном в этой семье. Но на вопрос надо было что-то отвечать. ― Не будущее лорда Винтерфелла, не бойся, ― с трудом проговорила леди Клиган, решив выбрать путь полуправды. ― Робб законный сын Неда, я приняла это и смирилась с этим. Я хочу, чтобы Джон пошел своим путем, какой бы он ни выбрал. Путь воина, а если захочет ― путь мейстера. Я хочу, чтобы он женился на достойной девушке, и стал хорошим отцом. Но если он захочет, он может даже уйти в Дозор, ― и тут она решила солгать. ― Но ты знаешь, Ормунд Баратеон говорят был братом Эйгона, пусть и не законнорождённым, и они были королём и десницей, лучшими друзьями и боевые соратниками. Может, Робби и Джона ждёт впереди тот же путь. Она улыбнулась, зная, что является прекрасной лицедейкой. Это было единственным, что Сандор в ней не любил; он, чувствующий ложь всем своим нутром, видел в обмане опасность. Он бы и в сестре сейчас учуял бы предупреждение, но Кейтилин знала ее и вполовину не так хорошо, поэтому расслабленно улыбнулась. ― А теперь прошу меня простить, ― Йенна встала, не сумев побороть в себе гордость и приподняла подбородок. ― Мне надо покормить близняшек. Йенна была полна решимости не встречаться с Кейтилин до самых родов. Хватит с нее этого, терзать себя сверхмеры она считала невозможным. Она и так уже всерьез обдумывала возможность повести себя капризной девочкой, которой она никогда не была, уехать в фамильный замок, пока Эддард не решит их проблему. Это было простым, и заманчивым ходом, и Йенна ждала, когда ее нервы перегорят настолько, чтобы она была способна это сделать. Она стала говорить с ним откровенно, впервые поселенный внутри нее страх уступил желанию удержать Неда, выказать справедливую обиду, увидеть, что она важна ему, что он доверяет ей. Он так часто благоволил Кейтилин, оказывал ей внимание, стремился угодить… Но вовсе не Кейтилин отдала ему все. Из-за ее поведения у них с Недом стало больше разладов. Она часто ссорились, и Йенна принципиально не извинялась первой, никогда. Эддард сам приходил мириться, засунув подальше гордость. Йенна видела, что он немного устал от подобных отношений, но не стремилась что-то менять. Она достаточно была понимающей и мягкой, и это стоило ей доверия Джона, которое, о чем Нед не знал, она вернула с трудом. Ей нужны были спокойные и здоровые дети рядом, не волнующиеся за свое будущее, не испытывающие шаткость положения вместе с их матерью. Такое мог дать им только один человек. Сандор Клиган. Останавливало ее пока только одно. Безграничная любовь, которую Нед, без сомнений, к ней испытывал. Любовь к их детям. Все это было ценно. Как бы не ярился ее брат, считая, что статус для его племянников ― выше всего прочего, Йенна была другого мнения. Дети нуждались в отце, как в свое время нуждались и она с Сандором. Кто знает, как сложилась бы их жизнь, если бы их отец оказался другим человеком. Она не могла сказать об этих мыслях Неду ― они бы убили его. Не могла сказать об этом Сандору ― он бы не смог до конца понять ее мягкое, материнское, влюбленное женское сердце. Йенна никому не могла об этом сказать, а потому оставалась наедине со своим мыслями. Иногда Эйгон смотрел так, будто что-то понимал в ней и, возможно, действительно так и было. Кому как не ему было ясно положение, в котором оказался Джон, его брат и сестры. Пожалуй, только материнские тревоги были для него неясны ― любым Фреям, как правило, не везет с матерями. Что же… Хотелось верить, что она была хорошей матерью своим детям. Забота о детях действительно стала тем не многим, что осталось у Йенны. Ни Джон, ни Бран, ни Арья с Лианной никогда не были в чем-то обделены ею. Вот и сейчас, оказавшись наедине с детьми, она избавилась от тесного и пышного, нелепого в ее возрасте белого платья, она приложила к ней сначала Арью, потом Лианну, более терпеливую, чем ее старшая сестра, и отбросила все другие чувства. Только дети могли помочь ей отвлечься от мыслей о Неде, его жене и своем шатком положении. Когда малыши поели, она сама сменила им пеленки и уложила в колыбель. Няня спросила леди Клиган, не желает ли та отдать ребенка в детскую и побыть одной, но именно этого ей и не хотелось. Те, кто хорошо знал ее, видели, что она пребывает не в лучшем расположении духа, и ходили рядом по струнке, стараясь угодить. ― Мама, ― Джон подошел к ней, когда она укачивала Брана. Пристав на носочки, Джон заглянул в лицо Брану и улыбнулся, поцеловав в лобик. Бран поморщился от властного поцелуя и заулыбался беззубым ртом. ― Что, мой хороший? ― Йенна по-другому перехватила Брана, чтобы Джон мог залезть к ней на руки, и пристроиться на коленях. Джон задумчиво посмотрел на мать, а потом неуверенно спросил. ― А папа нас любит? ― Конечно! ― тут же горячо заявила Йенна. ― Джон, никогда не сомневайся в этом. Папа любит и вас, и… ― И детей леди Кейтилин, ― продолжил мальчик. Джон задумчиво пожевал губу. ― А почему он не живет только с нами? Йенна знала, что рано или поздно такие вопросы начнутся. Прекрасно знала, что однажды дети захотят знать, почему у их отца две женщины, и почему только дети законной жены могут на что-то рассчитывать в этой жизни? ― Понимаешь, сынок, ― мягко начала она. ― Твой отец ― лорд Винтерфелла. И чтобы выиграть одну очень важную войну, ему пришлось жениться на женщине, которую он не любит. ― Но почему он с ней не разведется?! ― возмущенно проговорил Джон, сложив руки на груди. Йенна с трудом подавила ухмылку, глядя на этот чисто детский жест. Сын, вероятно, думал, что он выглядит как важный юноша, но на самом деле он лишь комично обхватил себя руками, пытаясь скопировать позу мамы, когда она злилась. ― Потому что… ― Йенна замерла. А почему нет? Почему до сих пор не развелся с Кейтилин? ― Потому что у папы есть еще дети, и он не может их бросить. Он найдет способ устроить им счастливое будущее, и мы с вашим отцом будем только вместе. Хотя она понимала, что одни они не будут, и только вместе ― тоже. Кейтилин Талли и ее дети будут присутствовать рядом постоянно, как призраки, как легкие воспоминания, которые никогда не исчезнут. Нед никогда не будет принадлежать только ей одной, только их детям. ― Мама, а может мы поедем к дяде Сандору в гости? ― спросил Джон, с надеждой заглядывая в темные материнские глаза. Йенна улыбнулась, погладила его по голове и пообещала, что они обязательно съездят к Сандору, хотя внутри все неприятно скрутило. Для нее не было секретом, что Джон больше привязан к Сандору, нежели к Неду. Йенна не поддерживала эти предпочтения, и старалась не проводить границы между отцом и дядей, но внутри у нее все неприятно скручивалось, когда Джон так откровенно предпочитал Сандора отцу. При Эддарде он старался не говорить о Сандоре, но Йенна знала, что Джон был достаточно умен, чтобы понимать ― жизнь у Сандора не причинит маме столько боли, сколько соседство с Кейтилин Талли и ее детьми. Йенна поцеловала его в лоб. Бран весело зафыркал, когда темные материнские локоны попали ему в лицо. ― Обязательно поедем, Джон. Эддард Старк. Ее единственная любовь. Йенна знала, что прожить с ней жизнь невозможно. Она слабее домов, деревьев, всего, что построено. Гораздо слабее. Она же не каменная. В тот день Нед так и не пришел, и Йенна позволила себе прорыдать в подушку почти всю ночь, успокоившись лишь под утро. Утром Джон пришел к ней в постель. Он казался таким теплым, маленьким и родным. Крошечные мягкие губки ткнулись куда-то ей в ключицу, и леди Клиган осторожно повернула головку малыша в сторону, чтобы он ни в коем случае не задохнулся и крепко обняла. Ее долгожданный и драгоценный ребенок. Столь же важный, как в свое время каждый из ее детей. Красивый, смышленый и ласковый. Сердце Йенны рядом с ним забывало обо всем. Пока ее дети малы, она не услышит от них ни упреков, ни требований, ни недовольства. Впрочем, и у таких малыша проступал характер, в котором она все больше узнавала свой непокорный и хищный нрав. Да, теперь ее тревожили проблемы куда большие, чем жена любимого мужчины. Вскоре Джон задремал в ее объятьях, но Йенна так и не смогла уснуть. ― Я люблю вас всех. Тебя, твоего отца, твоего брата и сестер, ― глядя на маленького сына, лежащего рядом, призналась Йенна. ― Так сильно люблю. Вы — все для меня, ― раз уж кроме четырехлетнего сына ей было не с кем поговорить, она решила облегчить душу признаниями ему. ― Если бы у меня не было вас, я бы давно покончила с собой, ― вспоминая годы смерти близких людей, вечную борьбу с семьей и обстоятельством, безумие Григора, болезни, боль и унижения, добавила она и прикрыла глаза. ― Я уничтожу каждого, кто стоит на нашем пути, ― Йенна устало потерла переносицу – ей вдруг страшно захотелось спать. ― Мне просто нужно отдохнуть, ― на мгновение она разомкнула слипшиеся веки и замерла – маленький Джон проснулся и смотрел на нее серыми и совершенно серьезными глазами. ― Ты так похож на него, ― ощущая странный трепет, она погладила сына по нежной бархатистой щечке, разглядывая темные завитки его волос. Впервые Йенна задумалась, чем обернется абсолютное сходство отца и сына, но усталость сморила ее окончательно. ― Не плачь, мама, ― проговорил Джон. ― Я никому не позволю тебя обидеть. Ты можешь отдыхать. Она нежно поцеловала сына в лоб и устроилась поудобнее, осторожно уложив ладонь ему на живот. Джон пах так прохладой и диким лесом... Йенна расплылась в улыбке и закрыла глаза, слушая обещание маленького Джона. Сон накрыл неожиданно, и она просто закрыла глаза и уснула. Все будет хорошо. Она со всем справится.9
После того, как она приняла роды Кейтилин Талли, она впервые задумалась о том, что во всей этой ситуации путались не только ее дети, но и дети Кейтилин. Она не хотела причинять никому из них вред. Не хотела, чтобы Робб сомневался так же, как и Джон, чтобы малышка Санса считала себя недостойной своего положения. Роды Кейтилин, в которых Йенна невольно приняла участие, свели ее с ума. Она впервые задумалась о детях Кейтилин по-настоящему. Йенна думала о своих детях, об их благах, о будущем, но дети Кейтилин не волновали ее. Она подозревала, где-то глубоко внутри, что однажды их интересы схлестнуться, и победит тот ребенок, у которого будет более сильная мать. Но вот только Йенна этого не хотела. Она могла бороться за своих детей, когда угрозу представлял кто-то другой, но смотреть на Робба и думать о том, что однажды придется причинить ему вред ради блага собственных детей — это было выше ее сил. Такая жестокость была слишком даже для нее, для женщины, что без всяких сомнений решила убить своего брата. А теперь Санса. Девочка, мягкая и ни в чем не виноватая перед ней. После родов она судорожно отмывала руки, желая смыть родовую кровь, но как бы она не мыла, она не смогла избавиться от этого липкого ощущения на руках. Она искупалась в ванне, почти в кипятке, пыталась отмыть каждый сантиметр кожи, лишь бы очиститься от родов Кейтилин и ощущений ее горячего ребенка на своих руках. Мысли путались. Йенна не могла ни о чем думать, ее мысли метались в голове, как разворошенное осиное гнездо ― однажды они с Сандором во время прогулки наткнулись на такое, и еле унесли ногу от разгневанных ос, нырнув в озеро, но Йенна слышала этот гневный гул, жужжание насекомых, которые хотели причинить ей боль. Но вместе с тем, она вдруг обнаружила, что никакая другая боль более ее не волнует. Она заметила это пару недель назад: случайный удар локтем о стол, легкая мигрень, тянущий спутавшиеся волосы гребень ― она почти не обращала на них внимания. Йенна и раньше неплохо переносила боль, закаленная родами, близкой к ним смертью и несколькими тяжелыми недугами, но сейчас она будто не замечала ее. Это было странно и немного страшно. Судя по всему, сумасшествие вокруг нее принесло совершенно неожиданные последствия. Они с Недом пересекались в коридорах Винтерфелла несколько раз, но только спустя три дня он пришел именно к ней. ― Йенна, ― проговорил он. Застать ее одну было сложно, она почти постоянно была рядом с детьми, а Эддард хотел поговорить наедине. ― Привет, Нед, ― устало проговорила девушка. ― Ты что-то хотел? ― прошептала Йенна, решив поинтересоваться причиной визита. Впервые ей не хотелось, чтобы это случилось из-за чувства вины. Сейчас ей требовалось от Неда вовсе не это. Кажется, вопрос чуть озадачил его, но, сделав глубокий вдох, он закрыл дверь за собой и подошел к возлюбленной. Было еще ранее утро, она все еще сидела в ночной сорочке ― слишком нарядной, на взгляд Йенны, слишком кремовой. Впрочем, она уже не могла трезво оценивать собственный внешний вид и сосредоточилась на том, что хотел от нее Эддард. До того, как Нед пришел, Йенна смотрела в окно и отметила, что все же выглядела неплохо ― хотя бы не было синяков под глазами, морщины не выделялись от усталости, волосы приятно вились, вернув природный блеск, пропавший на время затянувшейся тревоги. Лучше было думать о блеске своих волос, чем о том, что она живет под крышей с женой Неда Старка. Почти три года назад, встречая Кейтилин с Роббом на руках, она чувствовала себя уверенной, веря, что это ненадолго. Но сейчас… сейчас она уже не могла в это верить. Она устала. Она хотела домой. На душе стало совсем плохо, и из глаз сами по себе брызнули слезы. Сначала она наблюдала за тем, как они стекают по абсурдно бесстрастному лицу, а потом решила пересесть на кровать, не желая больше видеть убогое зрелище. Слезы помогали ей снять чудовищное напряжение, и лишь поэтому она не давила их в зародыше, просто стараясь не думать о соленых прозрачных каплях. Всего несколько минут мирного плача, и станет немного легче. Даже не слабость ― средство от безумия. К тому моменту, как в комнату вошел Нед, Йенна снова привела себя в порядок, и ничего на ее лице не говорило о слезах. ― Я знаю, что в последнее время мы с трудом находим общий язык, ― аккуратно начал он. ― И скажу честно, что мне тяжело от этого. Я не хочу терять тебя, Йенна. ― Я устала от всего этого, Нед, ― проговорила Йенна, закрывая лицо руками. ― Мне кажется, что еще немного и я сойду с ума. Я чувствую, что задыхаюсь здесь. Эддард положил руку ей на плечо и ласково погладил. Йенна посмотрела в его серые глаза и слабо улыбнулась. ― Йенна, я уезжаю на пару дней, ― вдруг ошарашил он. Йенна распахнула в недоверие глаза. Он что, снова оставляет ее одну? ― Когда я вернусь, все изменится. Я отправил несколько писем Хостеру Талли и Роберту. ― Нед, ― прервала его Йенна. Она поморщилась, зажмурившись. ― Я больше… я больше так не могу. Нед взял ее за плечи и заглянул ей в глаза. ― Я знаю, что ты терпишь это уже слишком долго, ― проникновенно проговорил он. ― Знаю, что тебе причиняет это боль, но прощу… еще неделя, и все. И все будет так, как ты хотела. Как мы хотели, все для нас и наших детей, клянусь тебе. ― Нед, ― позвала Йенна. ― Нед, пожалуйста, ― ее пальцы судорожно сжались на рубашке на его руках. Его острый взгляд всегда оставался твердо прикованным к ее взгляду — его странная привычка. Во время различных взаимодействий с Недом Йенне удавалось заглянуть в его душу, получая представление о его истинной природе. Непоколебимая напряженность его взгляда — это его странная особенность. Он тихий человек, часто немногословный, замкнутый до крайности. Неуклюжий, хотя редко выглядит таковым. Никогда не запинался в своих словах. Хоть он часто предпочитал молчать, его молчание — результат чрезмерного обдумывания, а не простой отстраненности. Он тщательно подбирал слова, а затем размышлял, стоило ли вообще произносить их вслух. Эти сочетания делали его суровым, чему способствуют жесткая линия челюсти и грубый словарный запас. Несмотря на это, его глаза редко блуждали, его взгляд был всегда тверд и полон настойчивых намерений. ― Я все еще люблю только тебя, ― проговорил Нед, беря ее лицо в свои ладони. ― Только тебя. Это ни за чтобы не изменилось. От его слов у Йенна заслезились глаза, в уголках навернулись слезы. Она ценила, сколько усилий потребовалось ему, чтобы сделать такое признание, несмотря на его собственную некомпетентность. Ему было трудно говорить о своих собственных чувствах, даже немного. Губы немного задрожали, Йенна с трудом сглотнула эмоции, подступающие к горлу. — Эддард, — она выдохнула его имя голосом полного нежности и радости. Впервые за много недель они были так близки друг к другу, рядом и Йенна чувствовала, что они до сих пор любили друг друга. Бормоча ее имя, Нед провел большим пальцем по влажным уголкам любимых черных глаз. Поймав взгляд Йенны, он наклонился вперед, переводя глаза на мягкие губы. Он снова посмотрел на Йенну, словно спрашивая разрешения, которое ему было необходимо спустя все эти последние трудные недели. Закрывая глаза, Йенна наклонилась к нему в ответ. Его губы такие мягкие и прохладные. Поцелуй был сладким, почти нерешительным и неуверенным, мимолетным. Это было странно для такого сильного человека — быть нерешительным. Он всегда выглядел так уверенно, всегда двигался вперед с решимостью. Иногда Йенна забывала, что и этот мужчина может колебаться, и делает это часто. Его осторожные действия заставляли ее чувствовать тепло и притягивать его губы своими. Обняв его сильнее, чем раньше, Йенна издала тихий стон от удивления. Скользя своими губами по ее, он притянул леди Клиган к себе. Его рот приоткрылся, прижимая свой язык к нижней губе девушки. Возможно, он почувствовал ее сомнения по ее напряженным плечам. Эддард издал тихий смешок у ее рта, и Йенна почувствовала, как по губам прошлась вибрация. Она боялась верить, что он пытался проявить любовь к ней самой. Боялась, но странно верила, утопая в своих мечтах. Первое прикосновение его языка к ее. Это ощущение затуманивало мозг приятным гудением. Йенна чувствовала вкус чая на его языке, а также острый мятный привкус. Есть что-то притягательное, темное и насыщенное — вкус, присущий только ему. От каждого томного скольжения у Йенны кружилась голова. Она хваталась за его плечи, тихо постанывая ему в рот. Нед застонал в ответ, вибрация наполнила ее рот. Йенну охватило внезапное желание преодолеть разделяющее их расстояние, крепко прижаться своими бедрами к его, чувствовать его желание. Но она сдержалась. Нед провел по ее верхней губе в последний раз и чуть отстранился, по-прежнему крепко держа ее в своих объятьях. Йенна откинулась назад, чтобы отдышаться. Со все еще закрытыми глазами она прижалась своим лбом к его лбу. Его собственное дыхание мягко обдувало ее лицо. Обхватив ладонями затылок Йенны, Нед наклонил ее шею, чтобы поцеловать под ухом. Опустив одну руку, изо пояса Старк достал небольшой хлопковый мешочек и потянул завязки, открывая. ― Это в знак моего обещания, ― проговорил Нед, взяв ее палец и надев на него золотое кольцо, инкрустированное прекрасным опалом. Йенна растерянно улыбнулась. Старки не ценили золото, Северу был ближе серебро и другие холодные металлы, но для Йенны он выбрал то, что ценили на Юге. Нед уезжал на следующее утро, и поэтому весь оставшийся день провел с Йенной и детьми, и девушка чувствовала себя счастливой. А после того, как он уехал, Йенна собрала вещи, детей и уехала домой. Ей нужно было время. Время и пространство. Поэтому ранним утром она, дети, Эйгон и нянька взяли лошадей и отправились в родной дом Йенны Клиган.