Вспомнить всё

Солнце склонялось к западу, когда они выехали из Эдораса, и оно слепило глаза воинам, окутывая поля Рохана золотой дымкой. Утоптанная дорога вела на северо-запад у подножья белых гор, и войско двигалось по ней, поднимаясь на холмы и спускаясь в долину, пересекая множество ручьев и рек. Далеко впереди и справа возвышались туманные горы; с каждой милей они становились темней и выше. Солнце медленно опускалось за ними. Приближался вечер. Войско двигалось вперед. Необходимость подгоняла его. Боясь приехать слишком поздно, оно двигалось с максимальной скоростью, редко останавливаясь. Быстры и выносливы были лошади Рохана, но впереди лежало еще много лиг. Сорок лиг и даже больше отделяло Эдорас от берегов и бродов через Изен, где они надеялись встретить королевских людей, отражавших натиск войск Сарумана. Ночь смыкалась вокруг них. Наконец они остановились, чтобы устроить лагерь. Они ехали уже пять часов и углубились далеко в западные равнины, но более половины пути лежало еще впереди. Большим кругом под звездным небом и серпом луны разбили они лагерь. Они не разжигали костров, потому что не были уверены в ходе событий, но установили круговую охрану и разослали повсюду разведчиков, мелькавших, как тени на равнине. Ночь медленно проходила без новостей и тревоги. На рассвете прозвучал рог, и менее чем через час войско вновь выступило. К концу второго дня пути тяжесть в воздухе усилилась. В полдень темные тучи затянули небо, мрачный полог с большими волнующимися краями затмил меркнувший свет Солнце исчезло, кроваво-красное в дымном тумане. Копья всадников засверкали огнем, когда последние лучи света коснулись отвесных пиков Трайгирна. Теперь войско находилось очень близко от северного отрога белых гор - три неровных зубца смотрели на закат солнца. В последних красных лучах воины авангарда увидели черное пятнышко; какой-то всадник скакал им навстречу. Они остановились поджидая его. Он подъехал, усталый человек в измятом шлеме и с изрубленным щитом. Медленно он спешился и стоял некоторое время тяжело дыша. Наконец он заговорил. - Здесь ли Эомер? - спросил он. - Вы пришли наконец, но слишком поздно и со слишком малыми силами. Со времени гибели Теодреда дела идут плохо. Нас отогнали вчера от Изена с большими потерями; много нас погибло при переходе через реку. Ночью же свежие силы перешли через реку и напали на наш лагерь. Весь Изенгард, должно быть опустел. Саруман вооружил диких людей гор и пастухов Дунланда из-за реки и их тоже напустил на нас. Нас победили численностью, защитная стена разбита. Эркенбранд из Вестфольда собрал уцелевших и увел их в свою крепость в Хельмовом ущелье. Остальные рассеяны. Где Эомер? Скажите ему, что впереди нет надежды. Он должен вернуться в Эдорас, до того как там окажутся волколаки Изенгарда. Теоден молчал, скрытый от воина своей стражей. Теперь он двинул свою лошадь вперед. - Стань передо мной, Сэорл, - сказал он. - Я здесь. Последнее войско эорлингов идет вперед. Оно не вернется без сражения. Лицо воина озарилось радостью и удивлением. Он взял себя в руки. Поклонился, протянув зазубренный меч королю. - Приказывай, повелитель! - воскликнул он. - И прости меня! Я думал... - Ты думал, что я остался в Медусельде, согнутый, как старое дерево под зимним небом. Так и было, когда ты выехал на войну. Но западный ветер стряхнул снег с ветвей, - продолжал Теоден. - Дайте ему свежую лошадь! Пусть скачет на помощь Эркенбранду! Пока Теоден говорил, Гэндальф проехал немного вперед и смотрел на север, на Изенгард, и на запад, на садящееся солнце. Потом вернулся. - Скачите, Теоден! - сказал он. - Скачите к Хельмовой Крепи! Не идите к броду через Изен и не задерживайтесь на равнине! Я же должен вас оставить на некоторое время. И Светозар понесет меня по срочному делу. - Повернувшись к Арагорну, Эомеру, Анне и телохранителям конунга, он воскликнул. - Берегите до моего возвращения! Ждите меня у Хельмовой Крепи. Прощайте! Он шепнул что-то Светозару, и большой конь понесся, как стрела из лука. Пока все смотрели на него, он уже исчез - вспышка серебра в солнечном закате, ветер на радужной траве, тень, мелькнувшая и исчезнувшая из виду. Светозар фыркнул и напрягся, готовый следовать за ним, но лишь быстрая крылатая птица могла состязаться с ним в скорости. - Темнотой окутан наш путь, - сказала Анна куда-то в пространство, - громадные тени колышутся во тьме у речных берегов, и река теряется за ними. Видишь ли ты это, Леголас? – обратилась Анна к эльфу. - Вижу, - подтвердил он, - но сказать, что это за тени, я не могу. Некоей властительной силой опущен непроницаемый занавес, и река теряется за ним. Точно лесной сумрак из-под бесчисленных деревьев ползет и ползет с гор. - И вот-вот обрушится вдогон гроза из Мордора, - продолжила Анна. - Страшная будет ночь, - откликнулся Эомер. Войско свернуло в сторону от дороги к броду через Изен и двинулось к югу. Опустилась ночь, а они продолжали путь. Холмы становились ближе, но высокие пики Трайгирна по-прежнему смутно возвышались на фоне темнеющего неба. Все еще в нескольких милях, на дальней стороне долины Вестфольд, в горы вдавался большой зеленый участок, а из него в горы уходило узкое ущелье. Люди называли это ущелье пропастью Хэлма, по имени древнего героя, который оборонялся здесь во время войны. Крутое и узкое, оно уходило в горы с севера в тени Трайгирна, с обеих сторон его возвышались, как могучие башни высокие утесы закрывающие свет. У ворот Хэлма, перед входом в пропасть, на скальном возвышении стояли высокие и древние стены, а внутри них высокая башня. Люди рассказывали, что во времена прошлой славы Гондора, морские короли построили здесь крепость руками гигантов. Ее назвали Горнбург, потому что труба, звучащая у входа в ущелье, многократным эхом отражалась в глубине, как будто давно забытые армии выходили из пещер под горами. Люди древности проложили стену от Горнбурга к южному утесу, преграждая вход в ущелье. Под ней по-прежнему широкому каналу протекал глубокий ручей. Он извивался у подножья скалы Хорнрок и, пройдя через широкий зеленый участок в форме клина, спускался от ворот в долину Хельма. Оттуда через долину глубокую он направлялся в долину Вестфольд. Здесь в Горнбурге, у ворот Хельмовой крепости, находился Эркенбранд, начальник области Вестфолда у западного пограничья. В черные дни, когда угроза войны становилась все яснее, он, проявив мудрость, восстановил стену и усилил крепость. Всадники находились еще в широкой долине перед входом в ущелье, когда впереди послышались крики разведчиков и звуки рога. Из тьмы со свистом полетели стрелы. Разведчики быстро поскакали назад и доложили, что всю долину занимают всадники на волках и что множество орков и диких людей спешит к югу со стороны брода через Изен, направляясь к Хельмовой пади. - Мы видели много наших убитых при отступлении, - сказал разведчик, - и встретили несколько групп, бредущих туда и сюда без предводителей. Никто не знает, что случилось с Эркенбрандом. До Хельмовой Крепи он едва ли доберется, а, может, уже и убит. - Видели ли вы там Гэндальфа? - спросил Теоден. - Да, повелитель. Многие видели старика в белом, скакавшего взад и вперед, как ветер. Некоторые решили, что это Саруман. Говорят, до наступления ночи он направился к Изенгарду. Говорят также, что раньше видели Гнилоуста. Он направлялся на север с отрядом орков. - Плохо придется Гнилоусту, если Гэндальф его догонит, - сказал Теоден. - А пока же я утратил обоих своих советников: старого и нового. Но в этих условиях нам не остается ничего, кроме выполнения совета Гэндальфа, мы пойдем к воротам Хэлма, есть там Эркенбранд или нет. Полчище, говоришь, валит, а каково полчище, не разузнал? - Огромное полчище, - сказал разведчик. - Бегущие считают каждого врага дважды, но я говорил с опытными и хладнокровными воинами, и, по их словам. Даже головной отряд орков во много раз больше нашей рати. - Верно говоришь, что у страха глаза велики, - влезла Анна, - тогда, однако, нам надо спешить. Ту сволочь, что встанет между нами и крепостью, мы перебьем; если чисто теоретически, то на каждого нашего воина приходится по десять орков, или кто там у них – южане, уруки поганые. Если поднатужимся, то сможем всех их порубить в капусту – у нас тут не последние воины собрались. - А пещеры за Крепью забыли? Там, может статься, собралась ни одна сотня воинов, и оттуда есть тайные ходы в горы. - На тайные ходы надежда плоха, - сурово отсек его конунг. Саруман их, небось, давным-давно разведал. Однако ж оборонять Крепь можно долго. Вперед! - Как говорится, ожидать худшего, но надеяться на лучшее! – сказала Анна и надела шлем. Понемногу с галопа перешли на шаг, темень сгущалась. А дорога вела все выше, прячась в сумрачных теснинах. Путь был свободен, своры орков мигом рассеивались, избегая малейшей стычки. Лицо Арагорна было насторожено, Леголас был задумчив, а Эомер угрюм. Только Гимли весело оглядывался по сторонам, предвкушая битву. Анна же сейчас чувствовала себя довольно уверенно, в отличие от начала похода - потому, что ей показалось, что все смотрят на нее, как на Рипичипа из «Хроник Нарнии». Но, проехав немного, она поняла, что, во-первых, все заняты совершенно другим, а во–вторых - если бы и им и нечем было заняться, они не стали бы так думать, стоило на Анну посмотреть. Ход ее мыслей прервал Эомер, хмуро заметивший: - Ох, боюсь, что о прибытии конунга с ополчением уже доложено Саруману или Саруманову главарю, да и точный счет нашим воинам известен. - Уфф, - только выдохнула Анна и отвернулась. За ними слышался гул войны. Во тьме они слышали звуки хриплого пения. Забравшись глубоко в ущелье, они оглянулись и увидели факелы, бесчисленные точки огня на черных полях сзади, разбросанные, как красные цветы, и извивающиеся вверх от низин длинными мерцающими линиями. Тут и там вспыхивали большие языки пламени. - За нами движется большое войско, - заметил Арагорн. - Они несут огонь, - глухо отозвался Теоден, - и поджигают все на своем пути – дома, рощи, стога. Богатый край, благословенная долина, селенье за селеньем. Горе мне и моему народу! - При дневном-то свете повернули бы мы коней и обрушились на поджигателей с высоты, - сказал Арагорн. – Не по мне это – бежать от них. - Еще недолго бежать, если же мы повернем сейчас, то потеряем половину войска, - возразила Анна. - Верно, недолго еще, - заверил Эомер. – Вот-вот подъедем к Хельмовой Гати: там глубокий ров, надежный вал и до Крепи еще добрая лига. Развернемся и дадим бой. - Нет, на оборону Гати у нас сил недостанет, - возразил Теоден. – Где нам, она длиннее лиги и въезд очень широкий. - Въезд все равно нужно оборонять – значит, нужна тыловая застава, - сказал Эомер. Не было ни звезд, ни луны, когда всадники подъехали к бреши, через которую с шумом протекал ручей. Рядом с ним проходила дорога от Горнбурга. Неожиданно перед ними появился вал - высокая тень перед темной ямой. Когда они подъехали, их окликнул часовой. - Властитель Ристании направляется к воротам Хэлма, - ответил Эомер. - Я Эомер, сын Эомунда, отвечаю. - Это хорошая новость, когда у нас уже не осталось надежды, - сказал часовой. - И торопитесь! Враг идет за вами по пятам. Войско прошло через брешь и остановилось на газоне внутреннего склона. Здесь они с радостью узнали, что Эркенбранд оставил много людей оборонять ворота Хэлма, а еще больше прошли через брешь внутри. - Вероятно, у нас осталось на ногах не менее тысячи, - сказал Гамлинг, старый воин, командовавший теми, кто охранял проход. - Но большинство из них видело слишком много зим, как и я, или слишком мало, как мой внук. Какие новости от Эркенбранда? Вчера до нас дошло известие, что он отступает сюда со всеми оставшимися всадниками Вестфолда; но сюда он не пришел. - Боюсь, что он и не придет, - заметил Эомер. - Наши разведчики ничего не узнали о нем, а враг заполнил всю долину за нами. - Я хотел бы, чтобы он спасся, - сказал Теоден. - Он был могучим воином. В нем ожила мощь Хэлма Громобоя. Но мы не можем ждать его здесь. Мы должны ввести все наши войска за стену. Достаточно ли у вас запасов? Мы привезли с собой мало провизии, потому что торопились на битву, а не в осаду. - За нами в пещерах пропасти скрывается народ Вестфолда: старики и дети, женщины и девушки, - сказал Гамлинг. - Но здесь собраны большие запасы пищи, а также стада и корм для них. - Это хорошо, - одобрил Эомер. - Враги сожгли и уничтожили все, что осталось в долине. - Если они собираются приобрести наше добро у ворот Хэлма, им придется дорого заплатить за него, - сказал Гамлинг. Король и его всадники проехали дальше. Там, где мост пересекал ручей они спешились. Длинной цепочкой провели они лошадей вверх по склону и вошли в ворота Горнбурга. Здесь их встретили с радостью и обновленной надеждой: теперь здесь было достаточно людей для обороны и Горнбурга, и стены. Эомер быстро привел своих людей к готовности. Король со своей охраной остался в Горнбурге, здесь находилось также большинство людей из Вестфолда. Большую часть своих сил Эомер разместил на стене, потому что здесь защита была наиболее слабой. Лошадей отвели глубже в ущелье с небольшой охраной. Стена была в двадцать футов высотой и такой толщины, что четыре человека могли пройти в ряд по ее верху; по верху стены проходил парапет, через который мог перегнуться только очень высокий человек. Тут и там в нем были проделаны бойницы, через которые можно было стрелять. Сзади на эту стену вели три пролета лестницы, но спереди стена была ровной, большие камни так были подогнаны друг к другу, что между ними невозможно было найти щель. Гимли стоял, прислоняясь к парапету, Анна через парапет перегнулась и висела только на честном слове, потому что ногами не могла достать каменного пола. Леголас уселся на зубце, потрагивая тетиву лука и вглядываясь во мглу. - Эх, ну и порубимся же мы сегодня, - изрекла Анна, - эти твари вон прибывают и прибывают. - Да, этих нам всем хватит, – сказал Гимли, поглаживая секиру, - ох, и натерпятся они у меня. - Охотно верю, - сказала Анна, а гном продолжал: - Насколько мне легче дышится в горах! Отличные скалы! Вообще, крепкие ребра у этого края. Как меня спустили с лошади, так ноги просто не нарадуются. Дайте мне год и сотню моих родственников, и я превратил бы это место в такую крепость, от которой армии откатывались как вода. - Я не сомневаюсь в этом, - сказал Леголас. - Но вы - гном, а гномы - странный народ. Мне это место не нравится и еще меньше понравится при дневном свете. Но вы успокаиваете меня, Гимли, и я рад стоять рядом с вами, рядом с вашими крепкими ногами и вашим острым топором. Я хотел бы, чтобы среди нас было больше вашего народа. Но еще больше я обрадовался бы сотне добрых лучников из Чернолесья. Нам они необходимы. У ристанийцев по-своему хорошие лучники, но их здесь слишком мало. - Пока для стрельбы из лука темно, - заметил Гимли. - В сущности, сейчас нужно только спать. Спать! Я так хочу спать, как ни одни гном не хотел. Езда верхом - утомительная работа. Но мой топор беспокоен в моей руке. Дайте мне ряд орочьих шей и простор для размаха, и вся усталость с меня спадет. - Да уж, как бы мне тоже не заснуть, - откликнулась Анна. Медленно проходило время. Далеко внизу в долине горели разбросанные огни. Медленно приближались войска Изенгарда. Видны были медленно движущиеся линии факелов. Вдруг от Гати донеся пронзительный вой и ответный клич ристанийцев. Факелы, точно уголья, сгрудились у въезда и рассыпались, угасая. По приречному лугу и скалистому откосу к Воротам Горнбурга примчался отряд всадников: застава отступила почти без потерь. - Что же это там происходит? – спросила Анна. - Штурмуют вал, - появился вдруг неизвестно откуда Эомер, - лезут и лезут отовсюду, словно бесчисленные черные муравьи – и орки, и урук-хайи, и дунландцы. Однако идти на приступ с факелами им будет неповадно. - Так им и надо, - обрадовалась Анна и, заслышав приближающийся шум, попыталась снова перегнуться через парапет, чтобы разглядеть, что там творится ночи. - Уже идут на приступ, надо готовиться, - сказал Эомер, прежде чем Анна успела что-то разглядеть. - Понеслась моча по трубам! – глубокомысленно изрекла девушка. Анна облокотилась на стену и пыталась оторвать лук, который прицепился к какой-то детали на одежде. Все время, что она этим занималась, все, кто были на стене, поглядывали на ее «телодвижения» и пытались не покатиться со смеху. Наконец, ей удалось отцепить лук, и она посмотрела через стену. Едва ли можно было что-то различить. Перевалили за полночь. Нависла непроглядная темень, душное затишье предвещало грозу. Внезапно тучи распорола ослепительная вспышка, и огромная ветвистая молния выросла среди восточных вершин. Мертвенным светом озарился склон от стены до Гати, там кишмя кишело черное воинство – приземистые, широкозадые орки и рядом рослые, грозные воины в шишаках, с воронеными щитами. А из-за Гати появлялись, наползали все новые и новые сотни. Темный неодолимый прибой вздымался по скату, от скалы к скале. - Сарумать твою! Да они как тараканы! – воскликнула Анна, доставая из колчана стрелу. – Стрелять как будто бесполезно, их здесь как листьев в лесу. Интересно, что будет, если меня убьют? - Наверное, ты умрешь, - откликнулся Эомер. - Нет, я не про то. Я исчезну вообще, или просто исчезну отсюда, или там тоже умру? Эомер непонимающе на нее посмотрел. - Ах, ты же не знаешь! Потом расскажу. Блин, еще дождя не хватало! – воскликнула она, потому, что гром огласил долину. Хлынул ливень. И другой, смертоносный ливень обрушился на крепостные стены: стрелы свистели, лязгали, отскакивали, откатывались – или впивались в живую плоть. Так начался штурм Хельмовой Крепи, а оттуда не раздалось ни звука, не вылетело ни одной ответной стрелы. Анна натянула тетиву и направила острие стрелы под воротник здоровенного орка. Вспомнила все, что знала: «Я смотрю на мишень и не думаю о луке, когда натягиваю его. Я помещаю все свое сознание в наконечник стрелы и продолжаю смотреть на мишень. В конце концов, она вырастает в моем сознании до неимоверных размеров, она занимает всю Вселенную. И я устремляюсь к мишени - на кончике стрелы. Я знаю, что я не могу промахнуться - и не промахиваюсь». «Ну-с, проверим тебя, что ты можешь» - сказала Анна самой себе, хотя у нее тряслись поджилки. Она взглянула на Эомера – лицо его было необычайно сосредоточенно и сурово, губы поджаты и словно каменны. Справа от нее стоял Арагорн, а рядом с ним Гимли, лицо которого было сосредоточенно. Осаждающие отпрянули перед безмолвной, окаменелой угрозой. Но молния вспыхивала за молнией и орки приободрились. Они орали, размахивали копьями и мечами и осыпали стрелами зубчатый парапет, а ристанийцы с изумлением взирали на волнуемую военной грозой черную зловещую ниву, каждый колос которой ощетинился сталью. Загремели медные трубы и войско Сарумана ринулось на приступ: одни – к подножию Ущельной стены и Южной башне, другие – через плотину на откос, к воротам Горнбурга. Туда устремились огромной толпой самые крупные орки и дюжие, свирепые горцы Дунланда. В блеске молний на их шлемах и щитах видна была призрачно-белая длань. Они бегом одолели откос и подступили к воротам. Крепость, словно пробудившись, встретила их тучей стрел и градом каменьев. Толпа дрогнула, откатилась врассыпную и снова хлынула вперед, опять рассыпалась и опять набежала, возвращаясь упорно, как приливная волна. Громче прежнего взвыли трубы, и вперед с громогласным ревом вырвался плотный клин дунландцев; они прикрылись сверху своими большими щитами и несли два огромных обитых железом бревна. Позади них столпились орки-лучники, держа бойницы под ураганным обстрелом. На этот раз клин достиг ворот, и они содрогнулись от тяжких размашистых ударов. Со стен падали камни, но место каждого поверженного тут же занимали двое, и тараны все сокрушительней колотили в ворота. Анна уже расстреляла все стрелы, когда послышался тяжелый стон ворот, по которым молотили тараном. Она закричала прямо в ухо Эомеру, пытаясь перекричать шум битвы: - Сейчас все ворота нафиг порасшибают! Быстрее! Нужно бежать к двери! – и, не дожидаясь ответа, кинулась к каменной лестнице, а по ней, чуть ли ни на карачках, через внешний двор Горнбурга. Эомер и Арагорн, прихватив с собой десяток самых отчаянных рубак, кинулись за ней, при этом Эомер недоумевал, откуда она знает про потайную дверь. Арагорн и Гимли, еще не вполне привыкшие к ее выходкам, не ожидали от Анны такой прыти, а все остальные не знали, что впереди всех несется девушка, наверное, думали - юноша. Дверь выходила на запад. Узкая тропа над обрывом вела к воротам. Анна затормозила у двери, пытаясь открыть замок. Наконец, он поддался, и с криками «Всех перебью!» и «Мочи козлов!» она вместе со всей ватагой вылетела навстречу ораве орков. Нападения сбоку не ожидали, поэтому многие орки были распластаны на месте. /Захваченные же врасплох горцы обронили бревна-тараны, изготовившись к бою, но стена их щитов раскололась, точно гнилой орех. Отброшенные и разрубленные, падали они замертво наземь или вниз со скалы, в поток. Орки – лучники выстрелили. Не целясь, и бросились бежать. Небо расчистилось, и ярко сияла заходящая луна. Но лунный свет не обрадовал осажденных: вражьи полчища множились на глазах, прибывала толпа за толпой. Вылазка отбросила их ненадолго, вскоре натиск на ворота удвоился. Свирепая черная рать, неистовствуя, лезла на стену, густо облепив ее от Горнбурга до Южной башни. взметнувшись, цеплялись за парапет веревки с крючьями, и ристанийцы не успевали отцеплять и перерубать их. Приставляли сотни осадных лестниц, на месте отброшенных появлялись другие, и орки по-обезьяньи вспрыгивали с них на зубцы. Под стеной росли груды мертвецов, точно штормовые наносы, и по изувеченным трупам карабкались хищные орки и озверелые люди, и не было им конца. Вдруг сзади по ущелью раскатился гул. Орки пробрались водостоком под стену и, скопляясь в сумрачных расселинах скал, выжидали, пока все воины уйдут наверх отражать очередной приступ. Тут они повыскакивали из укрытий, целая свора бросилась вглубь ущелья, рубя и разгоняя коней, оставленных почти без охраны. Гимли спрыгнул со стены во двор, оглашая скалы яростным кличем «Казад! Казад!» - и сразу принялся за дело. - Эй-гой! – кричал он. – Орки напали с тыла! Э-гей! Казад ай-мену! Анна услышала сквозь шум битвы зычный голос гнома, но что он кричал, не разобрала, расслышала только боевой клич. Поэтому осталась на стене – она подобрала охапку стрел, большей частью орочьих, и теперь по оркам же и стреляла. Но тут рядом с ней старый Гамлинг крикнул: «Орки в ущелье! Хельм! Хельм! За мной, сыны Хельма!» и ринулся вниз по лестнице. Анна поняла, что кричал Гимли. Орки в ущелье! - Блин, - воскликнула она и, запинаясь, кинулась вниз по лестнице, - там кони! Ступени были крутые, Анна торопилась. Короче говоря, конца лестницы она достигла быстрее Гамлинга и всех остальных, потому что запнулась и полетела кубарем; к тому же, «по дороге» она потеряла шлем. Коса, запрятанная под ним, выпала и все с изумлением на нее уставились. - Чего? – воскликнула она и, не дожидаясь ответа, побежала вглубь ущелья – она и Роха там оставила. Несколько коней лежало в проходе – они были мертвы, многие разбежались, а в глубине, у задней стены стояло несколько коней, хрипя и шумно дыша - они, наверное, понимали опасность. Вдруг от них отделился серый в темноте конь и, приблизившись к Анне, ткнулся мордой ей в лицо – это был Рох; она погладила его по морде: - Ну, что натерпелся? Бедный ты мой. -Да уж. Натерпелся, они тут бегали, все с оружием, всех хотели перебить, но многие разбежались, - вдруг раздался странные голос. - Ой, - Анна подпрыгнула и обернулась, желая посмотреть, кто это сказал. - Это я. Владыка Элронд ведь сказал тебе, - раздался тот же голос. - Ух ты… Галлюцинации… - пролепетала Анна. - Это я разговариваю! - Ой, коняшка ты мой… Правда?! Конь ткнул ее носом – мол, конечно, я! - Оффгеть! Ладно, пойду-ка я проветрюсь. Ты не бойся, мы сейчас выгоним этих тварей, и дырку заделаем. - Я и не боюсь! Анна только фыркнула и полезла в рюкзак, притороченный к седлу. Все было цело, и она взяла оттуда баночки зеленки и йода и несколько бинтов. Засунула все это в карман куртки и выскочила во двор. Перед ней стоял довольно мелкий орк, но между тем, нагло ухмыляющийся. - Ах ты, нечисть! – воскликнула Анна. Больше этого орка никто не видел. Она побежала к теснине, куда сбивались орки, как вдруг кто-то сзади схватил ее за косу, которая небезопасно был выпущена. Анна резко повернулась, пытаясь высвободиться, и вслепую взмахнула мечом. Волосы резко дернулись и сразу расслабились, но она не удержала равновесия и, хлопнувшись на пол, услышала, как звякнули кольца ее кольчуги. Меч вырвался из рук и упал где-то у стены. От удара в глазах потемнело, а когда в глазах чуть-чуть прояснилось, Анна увидела, как над ней с секирами в руках нависли два здоровенных дунландца. Один сказал другому что-то на своем мерзком языке, но Анна все различила. Он сказал: «Даже женщины принимают участие в обороне. Видно, мало воинов у проклятых рохирримов». Второй ухмыльнулся и сказал: «Недолго же она сражалась» и занес секиру. Вдруг ярко сверкнул меч, и головы обоих покатились по полу. Анна встряхнула головой, чтобы настроить изображение и увидела перед собой Эомера, протянувшего ей руку. Она за руку схватилась, но пробормотала: «лучше бы за шкирку», что и было тотчас исполнено. - Теперь я у тебя в неоплатном долгу, - сказала Анна и подняла меч. - Ночь длинная, успеешь расплатиться, - засмеялся Эомер. Эомер засмотрелся на нее, а потом снял с головы свой шлем и подал Анне: - Возьми-ка лучше, а то не ровен час, голову снесут. - А тебе, значит, пускай сносят?! Пойдем, - и она нахлобучила шлем обратно на голову ристанийца, - А как ты здесь оказался? Ты ведь был на стене? А, впрочем, неважно, побежали, там еще есть орки. – Она схватила Эомера за руку, и, как в детском саду, они побежали к теснине. Впрочем, они опоздали – за то короткое время, что они отсутствовали, все орки были распластаны или сброшены в пропасть. Вестфольдцы под руководством Гимли забивали водосток. - Нет, вы только посмотрите на них! – завопил Гимли, - мы тут, значит, заделываем водосток, а они под ручку разгуливают! – и расхохотался. - Между прочим… - начала было Анна, но, махнув рукой, сказала - ну, что ж, занимайтесь тут покуда делом, а я пойду на стену – скоро восход! - От осады нас не избавит рассвет! – откликнулся Гамлинг, созерцавший работу вестфольдцев. - От века рассвет приносит людям надежду, - откликнулась Анна. - Этой изенгардской нечисти - полуоркам и полулюдям, выпестованным злым чародейством Сарумана, - им ведь солнце нипочем, - сказал Гамлинг. – Горцы тоже рассвета не испугаются. Слышите, как они воют и вопят? - Слышать – то слышу, - отозвался Эомер, - только их вой и вопли какие-то нечеловеческие, а скорее птичьи, не то зверьи. - А вот ты бы вслушался, может, и слова бы различил, - возразил Гамлинг. – Дунландский это язык, я его помню смолоду. Когда-то он звучал повсюду на западе Ристании. Вот, слышите? Как они нас ненавидят и как ликуют теперь, в свой долгожданный и наш роковой час! «Конунг, где ваш конунг? – вопят они. – Конунга вашего давайте сюда! Смерть Форгойлам – да сгинут желтоволосы ублюдки! Северянам-грабителям – смерть все до единого!». Вот так они нас честят. За полтысячи лет не забылась их обида на то, что Отрок Эорл стал союзником Гондора и властителем здешнего края. Эту застарелую рознь Саруман разжег заново, и теперь им удержу нет. Ни закат им не помеха, ни рассвет: подавай на расправу Теодена, и весь сказ! - И все равно рассвет – вестник надежды, - возразила Анна, - но и мерзкий, однако, язык у дунландцев! Я никогда такого не слышала, однако ж поняла все до последнего слова. - Язык их не был таким, но он много изменился с тех времен… - сказал Гамлинг. - Правда ли, что Горнбург не предался врагам ни единожды и не бывать этому, доколе есть у него защитники? - Да, так поется в песнях, - устало ответил Эомер. - Так будем его достойными защитниками! – сказала Анна и пошла к ступеням – там целехонек валялся ее шлем. Вдруг раздался трубный вой. Раздался грохот, полыхнуло пламя, повалил густой дым. Шипя, клубясь и пенясь, Ущелица рванулась новопроложенным руслом сквозь зияющий пролом в стене. А оттуда хлынули черные ратники. - Ёшкин кот! – завопила Анна, отскакивая от стены и надевая шлем задом наперед, - этого Сарумана бы самого на бочку с порохом посадить и поджечь! - Элендил! Элендил! – послышалось сверху, и Арагорн показался в проломе, а орки между тем сотнями влезали по лестницам. Сотни напирали с тыла, везде бушевала сеча, приступ накатывал точно мутная вода, размывающая прибрежный песок. Защитники отступали к пещерам, сражаясь за каждую пядь, другие напропалую пробивались к цитадели. Несколько минут Анна видела Арагорна, стоявшего у подножия лестницы со сверкающим мечом в руке, потом накатила новая волна орков и пришлось рубиться, не отвлекаясь. Медленно, но верно ристанийцев теснили к ущелью и, запинаясь об орочьи, по большей части, трупы, рохирримы отступали. Пару раз Анна растянулась, получив по башке чьим-то щитом, но вставала, сама роняя орков на землю. Рядом с ней дрался Эомер и чуть поодаль – Гимли. Вокруг него стремительно росла гора орочьих трупов. Раздался тоскливый вой рога черной армии, а за ним – рев орков и озверевших людей, и новые силы влились в тесное ущелье, и ристанийцы, не ожидавшие такого натиска, были сметены к пещерам. Словно второе дыхание открылось у гордых конников, и они стали сражаться с еще большей яростью за каждую пядь земли; ряды наступающих стали редеть и, казалось, удалось отразить этот натиск, когда послышалась человеческая, хоть и премерзкая, речь и «на сцену» выступили дунландцы. Казалось, Саруман кормил их озверином. «Смерть, смерть проклятым коневодам! – орали они, - смерть захватчикам!». «Кто еще тут захватчики!» - прокричала Анна в ответ, чуть успев увернуться от удара. Это были люди, но людей они больше не напоминали; их было немного, но они дрались, как звери, пытаясь растерзать каждого. Ристанийцы, уже уставшие, все же не сдавались. Последним усилием отбросили они врагов, и Эомер хрипло крикнул: - К двери! К двери! – и все, продолжая отбиваться, стали отступать к двери, которая перегораживала узкое пространство в ущелье – она была поставлена здесь не зря, поскольку была крепка и за ней можно было хоть чуть передохнуть. Главный недостаток был в другом – за дверью было не продолжение ущелья, а его конец, и в пещеры нельзя было попасть из этой «комнаты». Для того чтобы попасть в пещеры, нужно было пробиться сквозь ряды дунландцев, замуровавших их в этой зале. Дверь была дубовой; к тому же она была обита железом. Над головой - каменный свод ущелья. Пока дунландцы ломились в дверь, ристанийцы старались отдышаться и отдохнуть, а после все стали проверять, на месте ли конечности – оказались на месте. Большинство отделались, как говорится, легким испугом, да ссадинами и царапинами. Только Гимли схлопотал по башке, которую Анна перевязала, да один из ратников повредил руку, которая тоже была перевязана. Также выяснилось, что Эомеру, который сидел и тихо ругался, но говорил, что он цел, тоже кто-то шибко добрый пробил ладонь. Судя по размеру раны, орудовали кинжалом и, по счастью, сухожилий не задело. Тогда Анна достала йод и за то, что молчал, садистки залила всю ему рану (с другими она обошлась бережнее) и забинтовала. Хотя так было даже лучше – быстрее заживет. У самой Анны гудела голова, по которой ее два раза долбанули щитом, но так было почти у всех. Некоторое время все сидели молча, отдыхая, а Гимли прохаживался по узкому проходу, нетерпеливо поглаживая топорище. Вдруг дверь, все это время трещавшая под натиском, застонала и рухнула. Орава, вопя и размахивая ятаганами и секирами, ввалилась в проем. Но не тут-то было – ристанийцы, уже ждавшие их, с яростным боевым кличем кинулись на них, рубя и разметая врагов в разные стороны. Дунландцев было не так много – большую часть составляли приземистые орки. Никто из врагов не ожидал такого резкого нападения. Для ристанийцев же пробиться сквозь ряды орков и озверевших людей было последним шансом – нужно было попасть в пещеры, иначе на открытом месте их всех перебьют – ведь врагов много больше. С яростными криками рохирримы вылетели из укрытия, разметая врагов в разные стороны – казалось, мчится вихрь, сверкая серо-серебряным оперением. Враги опешили – они ожидали, что «захватчики» устали и у них не хватит сил для такого отпора; за такой просчет враги были разметены и частично разбиты. Ристанийцы же, продолжая раскидывать орков, ломанулись к ущелью, где были ходы к пещерам и обороняться не составляло особого труда – не нужно было ожидать нападения со спины. Анна, тормозившая сегодня, бежала в хвосте. Когда она уже собиралась укрыться в проходе, сзади послышалось гиканье орков и злобные крики дунландцев. Обернувшись, Анна поскользнулась и, шлепнувшись на камни, съехала в проход. В этот момент там, где только что была ее голова, ударилось в камень тяжелое копье дунландских горцев. - Господи! – выдохнула она, не успев еще подняться. -Да скорее же, чего тут разлегся! – воскликнул какой-то, видимо, военачальник и за шкварник поднял Анну, - О, юноша, да ты видно каши мало ел! – засмеялся он, почувствовав вес Анны. - Сам ты юноша, дядя блин, - огрызнулась та. Увидев, что это вовсе не юноша, «дядя» что-то хмыкнул, но спорить не стал. Не имеет смысла пересказывать, как отбивались ристанийцы – это долго и несколько однообразно (хотя можно было бы, конечно, «разнообразить» повествование фразами, типа «а он ему как вмажет по чайнику; а этот другому как даст по тыкве – и он в отключке. А тот сам в бубен получил и лыбится»). Однако ночь подходила к концу. В окна, что были пробиты в каменном своде пещер тут и там еще в незапамятные времена, стал просачиваться свет. Сначала жидкий, едва освещавший пространство вокруг окна, потом все ярче и ярче. Пришло утро – светлое, яркое и вновь возродило надежду. Никто не ожидал такого утра после чудовищной грозы, что разразилась ночью; но видно такое утро и настало для того, чтобы воскресить надежду, угасшую уже в некоторых сердцах. Ясный рассвет разогнал тучи, заиграл солнечными лучами на стенах пещеры словно на алмазе с тысячью граней; свет переливался, преломлялся, стены искрились в светлых утренних лучах. Пересказать все фразы Гимли, которые, продолжая рубить врагов и при этом оглядывая пещеры восхищенным взглядом он высказывал, просто невозможно. «…Пещеры – огромные чертоги, в которых звучит медленная музыка переливчатых струй и вечной капели над озерами, прекрасными, как Келед Зарам в сиянье звезд. А когда зажигают факелы и люди расхаживают по песчаным полам под гулкими сводами, тогда гладкие стены сеют сверкание самоцветов, хрусталей, рудных жил – и озаряются таинственным светом мраморные кружева и завитки вроде раковин, прозрачные, словно пясти Владычицы Галадриэли. Повсюду вздымаются, вырастают из многоцветного пола причудливые, как сны, витые изваяния колонн – белоснежные, желто-коричневые, жемчужно-розовые, а над ними блещут сталактиты – крылья. Гирлянды, занавеси, окаменевшие облака, башни и шпили, флюгера и знамена висячих дворцов, отраженных в недвижно-стылых озерах, и дивные мерцающие видения рождаются в темно-стеклянной глади: города, какие и Дарину едва ли грезились, улицы, колоннады и галереи, подвешенные над черно глубиной. Но вот падает серебряная капля, круги расходятся по стеклянистой воде – и волшебные замки колышутся, словно морские водоросли в подводном гроте. Наступает вечер - факелы унесли: видения блекнут и гаснут, а в другом чертоге, блистая новой красой, является новая греза. Чертогов там не счесть, хоромина за хороминой, своды над сводами, бесконечные лестницы, и в горную глубь ведут извилистые ходы…»</i> А враги же, наоборот, несколько попритихли, хоть горцы и оставались людьми, а орки не боялись света. Они казались несколько растерянными и шум их стал тище. Но они продолжали сражаться молча, с ненавистью, продолжали стоять насмерть; однако они щурились от света, тогда как ристанийцам это придало уверенности и сил – с рассветом пришла и надежда. Анна, у которой уже пот со лба катился градом, вдруг неожиданно затянула песню: - Зеленою весной под старою сосной с любимою Ванюша прощается… получи, скотина!... Кольчугой он звенит и нежно говорит: «Не плачь, не плачь, Маруся – красавица!». Маааруся мааалчит и слёёёзы льёёт, от грусти болит душа еёё… Ах ты, гад, иди сюда! Ах, ты, некультурный какой! – шмяк – Анна растянулась на скользких камнях и тут же, даже не успев поднять головы, перекувырнулась в сторону, ожидая удара. Вскочила на ноги и огляделась: как странно – орки, горцы не нападали теперь – они оборонялись, рохирримы же теснили врагов. Вдруг сквозь шум битвы послышался рог: глубокий, низкий и одновременно звонкий, его звук охватил всю крепость, разливаясь, словно приливная волна. - Эркенбранд! – завопила Анна, знавшая, кто трубит, - слышите? А кто-то говорил, что он мертв! Да мочите же их скорое! – ей было любопытно увидеть того, кого называли восставшим Хельмом, и она бросилась к ристанийцам, добивавшим последних врагов. - Вперед, ристанийцы, - крикнул Эомер. И оставшиеся (их было много), собрав последние усилия, ринулись на врагов. Однако многие орки, да и горцы тоже, не пожелав так кончать жизнь, обратились в бегство, проявив при этом необычайную прыть; остальные пытались обороняться, но были смяты. Ристанийцы вырвались из своего укрытия, в котором их чуть не замуровали, и помчались догонять врагов, что было удивительно при том, что они простояли на ногах всю ночь (а, вернее - не простояли, а пропрыгали и пробегали). Впереди показался поворот за скалу, куда теперь шли рохирримы – они разбили всех, кто попался на их пути; судя по звукам, снова встретиться с вражеским войском не приходилось – там не было больше врагов. Наконец, защитники пещер выступили из-за скалы – впереди шли и старый Гамлинг, и Эомер, сын Эомунда, и Гимли с перевязанной головой. За ними поспевала прихрамывающая Анна – она где-то растянула ногу и теперь всеми силами старалась идти ровно, что выглядело очень комично. Раздались радостные крики – их увидели.