Зеленою весной под старою сосной С любимою Ванюша прощается. Кольчугой он звенит и нежно говорит: «Не плачь, не плачь, Маруся – красавица!» Маруся молчит и слезы льет, От грусти болит душа ее; Кап–кап–кап – из ясных глаз Маруси Капают слезы на копье. Кап-кап-кап – из ясных глаз Маруси Капают - горькие; Кап-кап, Капают прямо на копье. Студеною зимой, опять же под сосной С любимою Ванюша встречается. Кольчугой он звенит и нежно говорит: «Вернулся я к тебе, раскрасавица!» Маруся от счастья слезы льет, Как гусли душа ее поет. Кап–кап–кап – из ясных глаз Маруси Капают слезы на копье. Кап-кап-кап – из ясных глаз Маруси Капают - сладкие Кап–кап–кап – из ясных глаз Маруси Капают слезы на копье. Кап-кап-кап – из ясных глаз Маруси Капают - горькие; Кап-кап, Капают прямо на копье. Кап-кап, Капают прямо на копье.
(Из К/ф «Иван Васильевич меняет профессию») Раз десять она пропела эту песню, пока глаза не стали закрываться. Потом она стала что-то мурлыкать про Берена и Лучиэнь, весьма, надо сказать, усыпляющее. Засыпанию способствовала и дорога – небо казалось грязно-серым, горы несколько раздвинулись и образовали лощину, на склонах которой рос лес – бурый, жухлый, словно после пожара. Все разговаривали тихо, и речь ристанийцев казалась шуршанием осенней листвы. Анна задремала. Проснулась только тогда, когда они уже ехали по горной дороге, змеившейся частыми поворотами. На каждом повороте восседали толстопузые Пукколы - это были большие камни в форме людей, огромных, с голыми руками и ногами, сидевших скрестив ноги и поддерживающих руками толстые животы. Некоторые фигуры за прошедшие годы утратили все черты лица, за исключением глаз, по-прежнему смотревших на проходящих, всадники их не замечали. Спустя некоторое время Анна оглянулась и увидела, что они поднялись уже на несколько сотен футов над долиной, но далеко внизу по-прежнему смутно виднелась длинная цепочка всадников, пересекавших брод и направляющихся в приготовленный для них лагерь. Только король и его охрана поднималась на холм. Наконец отряд короля приблизился к обрыву, и тропа углубилась между стенами из скал: после короткого прохода открылось плоскогорье. Люди называли его Фириэнфельд - зеленый горный луг высоко над Снеговой. К югу возвышался Старкгорн, в северной стороне - белоснежные вершины Ирензаги, туда смотрели всадники: за ними поднимала свои крутые склоны гора призраков. Разделяя высокогорье надвое, шла двойная линия бесформенных стоящих камней. Те, кто осмеливался двинуться по этой дороге, скоро оказывались у Димхольта под Двиморберг, Гора Призраков с ее одетыми мрачным сосняком кручами. Таков был угрюмый Дунхарг, творение давно забытых людей. Имя их было утрачено и ни в одной песне, ни в одной легенде не сохранили они это место - как тайное укрытие или же как могилу своих королей. Здесь работали они в темные годы, задолго до основания Гондора. Теперь они исчезли, и остались лишь старые Пукколы, упрямо сидящие на поворотах дороги. Потом она увидела по обе стороны дороги группы палаток и навесов, но они не были размещены под деревьями, и скорее тяготели к стене утеса. Больше всего их было справа, где Фириэнфельд был шире; слева был меньший лагерь, в середине которого стоял высокий шатер. Отсюда им навстречу скакал всадник. Королевский отряд свернул с дороги. Когда всадник приблизился, Анна увидела, что это женщина – длинные перевитые ее волосы блистали в сумерках, но она была в шлеме, одета в кольчугу, опоясана мечом. - Привет Тебе, властитель Мустангрима! – воскликнула она. – всем сердцем радуюсь твоему возвращению! - нерадостный у тебя голос, Эовин, - молвил конунг. – Ты чем-то опечалена? - Нет, все идет как должно, - отвечала она и вправду глухим голосом, словно превозмогая слезы; да едва ли, подумал Мерри, вон какое у нее суровое лицо. – Все как должно. Конечно, людям тяжко было в одночасье собираться в дальний путь и покидать родные дома. Многие горько роптали – давно уж не звучал призыв на брань средь наших зеленых равнин, - но непокорства не было. Ополчение, как видишь, в сборе. И ночлег твой готов: я наслышана о вашей победе и знала, когда тебя ждать. - А, стало быть, Арагорн приехал! – воскликнул Эомер. – Он еще здесь? - Его здесь нет, он уже уехал, - сказала Анна, а Эовин отвернулась и смотрела на сумрачные вершины, южные и восточные. - А где же он? – спросил Эомер. - Не знаю, - сказала Эовин. – Он прискакал ночью и уехал вчера на рассвете, когда солнце еще не встало из-за гор. - Ты опечалена, дочь, - сказал Теоден. - Что случилось? Скажи мне, он говорил об этой дороге, - король указал на линию камней, уходящих к Двиморбергу. - О Тропах Мертвых? - Да, повелитель, - сказала Эовин. - И он ушел в тень, откуда нет возврата. Я не могла переубедить его. Он ушел. - Тогда наши пути расходятся, - сказал Эомер. - Он погиб. Мы должны ехать без него, и наша надежда ослабла. - Откуда ты знаешь, что он погиб? – возмутилась Анна, - он наследник Исилдура и может там пройти. Если бы не эти чертовы назгулы, Гэндальф позволил бы мне ехать с ними! - Тогда я бы, то есть, мы бы не отпустили! – ответил ей Эомер. - Ну, конечно! Ты знаешь, что за этими дверями? Ну, вот и не приставай тогда: «я бы не отпустил»… Можно подумать, кто-то стал бы тебя спрашивать! Эомер вытаращил глаза, но Анна, сделав вид, что не замечает этого, поехала дальше. В глубине шатра, за узорчатыми занавесями, были разостланы шкуры, и за низеньким столом сидели Теоден, Эомер, Анна и Эовин, а с ними Дунгир, правитель Укрывища. Мерри занял свое место позади конунга, но вскоре тот, очнувшись от глубокой задумчивости, с улыбкой обернулся к нему. - Иди сюда, сударь мой Мериадок! – сказал он. – Негоже тебе стоять. Покуда мы пребываем в моих владениях, ты будешь сидеть возле меня и тешить меня своими рассказами. Хоббита усадили на скамью по левую руку от конунга, но до рассказов дело не дошло. У Анны чесался язык поспорить с Эомером, но трапеза была молчаливая, слова роняли скупо; наконец Мерри собрался с духом и все-таки задал вопрос, вертевшийся у него на языке: - Уже дважды, государь, я слышал о Тропах Мертвых, - сказал он. – Что это за Тропы? И куда отправился этой Тропой Бродяж… то есть Арагорн? Конунг лишь вздохнул, и тщетно Мерри ждал ответа; Анна выжидала, когда Эомер соберется заговорить, и в тот момент, когда он только открыл рот, чтобы сказать, промолвила:Тень покрывает великие земли Крыльями мрака от края до края. Тьма у могил, содрогается замок; Близится время подняться умершим- Клятвопреступников час наступает. Эреха камень опять соберет их Вместе по звуку звенящего рога; Кто обладатель священного рога? Кто созовет их у черного камня? Тот чьему предку служили неверно Люди, забытые в сумерках серых, Тот, кто откроет забытые двери, Тот, кто проследует Тропами Мертвых.
- Все вы знаете это древнее поминанье, - закончила она и пнула под столом Эомера, – Арагорн – наследник Элендила, и меч его заново откован, и он вместе со своими спутниками пройдет сквозь эти самые забытые двери и созовет мертвецов, что скрывались в пещерах, ожидая своего часа. И, подумаешь, никто не знает, что за дверьми! Ну и ладно, что с того! - Этого никто не знает, - подтвердил Теоден. – Лишь древние, полузабытые предания хранят об этом неясную память. В нашем роду, роду Эорла, отцы искони рассказывали их сыновьям, и если правдивы старинные были, то за вратами под Двиморбергом лежит тайный путь в горные недра. Но никто не осмеливается использовать его, с тех пор, как Балдор, сын Брего, прошел в дверь и не вернулся. На пиру, который давал Брего, освящая завершение постройки Медусельда, Балдор, выпив полный рог, произнес необдуманные слова похвальбы и никогда больше не вернулся к высокому старику, наследником которого он был. Говорят, мертвецы в белых горах охраняют путь и не позволяют живым проходить по нему: иногда они выходят из двери, как тени и спускаются по каменной дороге. И тогда люди в Укрывище плотнее закрывают двери и окна и сидят в страхе. Но мертвецы появляются редко – лишь в тревожные и кровавые времена. - Но в Укрывище говорят, - тихо сказала Эовин, - что совсем недавно в безлунную ночь прошло большое войско теней. Откуда оно пришло, никто не знает, но оно поднялось по каменной дороге и исчезло в горе, как будто спешило к месту встречи. - Да Арагорн-то зачем туда поехал? – не унимался Мерри. – Неужели совсем ничего не известно?// -Время поджимало, - пожала плечами Анна и снова пнула Эомера, так, для профилактики, - об этом он говорил с Элрондом, с дунаданами, помните? Блин, вы чего, ничего вообще не помните? Если бы никакой надежды не было, он бы ехал с вами сражаться… Время настало. <i>- Он показался мне сильно изменившимся с тех пор, как я его впервые видела в королевском доме, - сказала Эовин. - Он стал угрюмым и старым, мне он показался обреченным, которого ожидает смерть. - Может он был правым, - сказал Теоден задумчиво, - и мое сердце говорит мне, что я никогда не увижу его больше. Но он благородный человек высоких достоинств. Утешься этим, дочь, потому что мне кажется, что ты горюешь из-за нашего гостя. Говорят, что в те времена, когда Эорлинги пришли с севера и прошли вдоль Снеговой в поисках мест защиты, Брего и сын его Балдор поднялись по лестнице на холм и пришли к двери. На пороге сидел старик, такой древний, что о возрасте его нельзя было догадаться. Он был высок и некогда могуч, но теперь напоминал обветренный камень. И они приняли его сначала за камень, потому что он не двигался и не говорил ни слова, пока они не прошли мимо него к входу. Тогда послышался его голос, шедший как бы из-под земли; к их удивлению, он говорил на западном языке. - Путь закрыт, - сказал он. Они остановились и посмотрели на него и увидели, что он жив, но он не смотрел на них. - Путь закрыт, - повторил его голос. - Он сделан теми, кто мертв, и мертвые хранят его, пока не наступит время. Путь закрыт. - А когда же наступит время? - спросил Балдор. Но ответа не было, потому что старик умер и упал лицом вниз. И больше ничего о древних жителях этих мест наш народ не узнал. Но может, давно предсказанное время наступило и Арагорн сможет пройти. - Как узнать. Не входя во Врата, откроется путь или нет? - сказал Эомер. - Я не пошел бы этим путем, даже если бы все войско Мордора стояло передо мной, и я был бы один и больше некуда было податься. Что за напасть, какая одержимость одолела витязя из витязей в нынешний роковой час! Неужели мало кругом нечисти, чтобы искать ее под землей? - Ну и дурак, - сказала Анна и встала. - Кааак? – воскликнул Эомер и хотел поймать Анну за руку, но та вынырнула из шатра: - Не поймаешь! А Гэндальф что сказал? Эомер только рукой махнул. Вдруг снаружи послышался шум, кто-то выкрикивал имя Теодена. Вскоре капитан королевской гвардии отодвинул полог. - Вестник Гондора, повелитель, - сказал он. - Желает немедленно предстать перед вами. - Пусть войдет! - сказал Теоден. Вошел высокий человек, и Мерри с трудом сдержал крик: ему показалось, что воскрес Боромир. Потом он увидел, что это не так: человек был ему незнаком, хотя был так похож на Боромира, что можно было подумать, что они родственники. Как и Боромир, был он высок, сероглаз и горд. Поверх кольчуги на нем был темно-зеленый плащ, на шлеме впереди сияла маленькая серебряная звезда. В руке он держал стрелу с черным оперением и стальным наконечником, окрашенным в красный цвет. За спиной у посланца с ноги на ногу перетаптывалась Анна, юркнувшая вслед за ним. Теперь она старалась не двигаться и не дышать, чтобы не попасться рохирриму. «Жадность фраера сгубила, - подумала она, а меня, наверное, сгубит любопытство». Ее опасения оправдались – Эомер увидел ее и, чтобы не создавать лишнего шуму, попытался тихо вытянуть Анну за шкирку. Та, возмутившись, что она-де не «нашкодившая кошка», снова пнула Эомера, после чего поползновения с его стороны прекратились. Смысла нет пересказывать все, о чем говорили гонец и конунг, но, как только конунг объявил об отдыхе: «ступайте отдыхать…», Анна тотчас же выскочила из шатра, вытянув с собой Эовин: - Где мне укладываться баиньки? – спросила она. - Спать, в смысле? Анна утвердительно кивнула головой. - Мы спим в одном шатре; просто, все-таки ополчение велико… - Господи, да все нормально, мне без разницы, где спать… э… нет, не совсем без разницы…где шатер? Эовин указала на темно зеленый шатер, находящийся рядом с шатром конунга – короче говоря, все родственнички недалеко друг от друга. Тут из шатра конунга вышел Эомер, и Анна с разбегу влетела в свой шатер, как будто бы она не разговаривала только что с Эовин. - Это Анна, что ли, тут была? – спросил Эомер у сестры. - Как будто. Спокойной ночи, - и мрачная еще с утра Эовин скрылась в шатре. Уложились спать, правда, перед этим Анна зафигачила куда-то свои сапоги, но это ее не слишком-то тревожило - в первый раз, наверное, за все путешествие она спала в одной лишь рубахе и штанах, укрывшись плащом. Эовин не спала и, кажется, не собиралась засыпать – она не ворочалась и не распевала песен, но просто лежала и разглядывала что-то в полной темноте. Заметив это, Анна сказала: - Не тревожься – Арагорн пройдет по Тропе и выйдет невредим – это к лучшему. – Это Тропы Мертвых, и по ним никто не проходил, - безжизненным голосом сказала Эовин. - Нет, Арагорн будет вторым, – Анна заворочалась и, вспомнив, спросила, - где спит Эомер? - Шатер напротив. - Отлично, значит, он меня ночью придушит. - За дурака-то? - усмехнулась Эовин – да, придушил бы, пожалуй, только тебя душить не станет. - Конечно, я не дам себя душить. - Нет, не по этому… - А почему же? – спросила Анна, - почему? Несколько минут Эовин молчала, а потом произнесла: - Он тебя любит. - Если так, то я гном, – усмехнулась Анна. Эовин только вздохнула и отвернулась. - Завтра едем в Эдорас… - непонятно к чему сказала Анна и, отчего-то вздохнув, через несколько минут заснула. В данной главе отрывки курсивом принадлежат Дж.Р.Р. Толкиену, «ДК» (кроме первого стихотворения-песни, но там указано, откуда она - хотя все и так знают:))