𝚜𝚊𝚕𝚝𝚠𝚘𝚛𝚝

Море обнимет, закопает в пески Закинут рыболовы лески. Ослепительное закатное солнце мягко перебирало маленькие волны, подгоняемые ветром, и оставляло на каждой свой след, что приятно радовал глаз. Ей нравилось провожать день на мосту. В такое время людей немного, иногда проходят школьники, возвращающиеся с дополнительных занятий, парочки, что тоже хотят полюбоваться закатом и красивой рекой. Порой хотелось идти с кем-то за руку, болтать о всякой романтической ерунде и не думать ни о чём. Ни о том, что будет завтра, ни о том, что будет с ними; хотелось просто наслаждаться моментом, ловить его. Вот только фраза матери, которая была слышна в доме чуть ли не каждый день, убивала подобные фантазии на корню: «Все мужчины — козлы. Твой отец ушёл, бросил нас, другой тоже тебя бросит, тоже уйдёт, поэтому не надейся ни на кого, кроме себя». А жаль, в её редких грёзах всегда вырисовывался, будто маслом по холсту, высокий брюнет, он бы умел играть на гитаре её любимые песни, занимался бы спортом и хорошо учился. По другую сторону стоял блондин. Он с таким же интересом наблюдал за таким, казалось бы, простым видом, но именно эта простота его и завораживала. Почему-то он решил прийти сюда именно сейчас, именно сегодня, когда обычно он проезжает такие места, как обычные улочки. Ведь в улочках нет ничего примечательного, только если не будет того, кто будет выделяться. Поймают в сети наши души Прости меня, моя любовь… Без задних мыслей парень подходит и становится почти впритык. Она, чуть поморщившись, отодвигается, а он, как назло, пододвигается опять. Снова отодвигается и снова оказывается в исходном положении. Наверное, будь перила моста бесконечными, то это бы никогда не закончилось. К счастью или сожалению школьницы, она упёрлась локтями в ближайший столб и больше не имела путей к отступлению. — Хотел что-то? — отрывается от любования и наконец обращает внимание на парнишку. — Тебя, — говорит прямо, без доли застенчивости. — Пошли? — продолжает в том же духе. На его лице расцветает улыбка до самых ушей, когда он поворачивается лицом к ней. — Никуда я с тобой не пойду, — пропускает мимо ушей ответ на свой вопрос, ведь, думается ей, возиться с ним и что-то выяснять — глупо и пустая трата времени. Но не уходит. — Почему это? — спрашивает как-то по-детски, как ребёнок, которого не пустили гулять поздно вечером или которому не дали конфету, чтобы не портить аппетит перед обедом. Чуть наклоняется через перила, не отрывая чёрных глаз от зелёных. — Во-первых, я тебя не знаю, а во-вторых, ты какой-то странный, — с тяжёлым вздохом идёт к месту, где стояла изначально и забыла свой портфель. Видимо, сегодняшний вечер испорчен. — Тогда это будет на твоей совести! — громко кричит незнакомец, подбегает к концу моста, обходит перила и бежит со склона вниз, прямо к реке. Не колеблясь ни секунды, прыгает в воду в одежде. Тишину, разбавляемую лишь разговорами и щебетанием птиц, прерывает до ужаса громкий всплеск, а брызги от него разлетаются во все стороны. Виновница происходящего то ли в шоке, то ли в ужасе от безрассудного поступка парня громко ахает и закрывает ладонями почти всё лицо. Забыв неприятный диалог, она со всех ног несётся к склону, потому что после прыжка того приставучего видно не было. А мозг быстро рождал одну-единственную мысль — утонет. — Эй, ты! — кричит что есть сил. — Вылезай! — в следующую секунду из воды выныривает причина её неожиданных беспокойств — он смеётся, громко, заливисто, да настолько, что ей сразу захотелось его утопить собственными руками — и будь что будет. — Только если ты согласишься! — кричит в ответ и продолжает дурачиться. — Да схожу я с тобой, схожу, вылези только, — произносит спокойнее. Кажется, из-за этого цирка людей стало только больше. Через десять минут они уже миновали пристройки около моста. Он, довольный своей выходкой, улыбался во все тридцать два и нёс её портфель, а она, насупившись, шла наравне с ним. В тот вечер им довелось узнать многое друг о друге: имена, семьи друг друга, своё пристрастие к дракам, существование собственной банды бывший незнакомец скрывать не стал, даже пообещал как-то познакомить её со своими друзьями. Весь этот бурный рассказ очаровательная незнакомка слушала, неловко посмеиваясь. Её жизнь не была такой, может, поэтому она не поверила в его банду и поклялась себе, что это их первая и последняя встреча. Но он специально приходил на тот самый мост по вечерам, а она, будто не дожидаясь его вовсе, всё так же наслаждалась последними лучами каждого дня. Когда напросился провести до дома — узнал, в каком доме, на какой улице, на каком этаже и в какой квартире живёт уже не очаровательная незнакомка, а просто Т/и-шечка. Когда пристал к ней рано утром в будний день — узнал, в какой школе и в каком классе учится объект его воздыханий. Когда стал водить после школы к друзьям — заставил поверить в существование банды, а после — и в свои чувства. Манджиро помнит, каково было её удивление, когда они на следующий день после их телефонного разговора, в конце которого она обмолвилась о своей страсти к чтению и парочке своих любимых книг, бурно обсуждали каждую из них. Он пытался научиться играть на гитаре, но что-то не заладилось, и возлюбленной пришлось учиться оказанию первой помощи и держать дома полную аптечку. Даже хотел перекраситься и висеть на турнике, чтобы стать её идеалом, но девушка быстро отговорила его от этого, а вот порыв к учёбе, который быстро погас, похвалила. Не сразу в девичьей голове сложилась мысль о том, что Манджиро Сано не её идеал, а, наоборот, полная ему противоположность. Низкий, блондин, машет кулаками направо-налево и всё. Разве этого хотелось? Нет. Но лучше ли это? Определённо да. Поздно, о чём-то думать слишком поздно Тебе, я чую, нужен воздух. С каждой смертью Сано чувствовал, как космическая чёрная дыра заменяет его сердце. Там что-то огромное, оно давит, ломает изнутри, заставляет выплёвывать из себя последние остатки человечности, но имеет практически нулевой объём. На каждый её вопрос о его состоянии он с грустной улыбкой отвечает, что всё наладится, всё будет хорошо, они справятся. Только умалчивает, что уже слишком поздно. Молчит о том, что принял решение за них двоих и совсем скоро останется для неё прошлым, а прекрасным или нет — решать ей. Ему бы хотелось задержаться подольше, а лучше и вовсе не расставаться. Манджиро всё так же появлялся бы под окнами её дома, несмотря на запреты матери возлюбленной, а она бы по-прежнему готовила ему тайяки, пусть с чуть вытекшей начинкой и немного подгорелые, он съедал каждый с искренним наслаждением. Жаль, что эти деньки прошли. Лежим в такой огромной луже Прости меня, моя любовь. Они больше не ходят на мост. Изумрудные глаза больше не блестят от желания проводить солнце, а его лучики больше не щекочут бледную женскую кожу. Юноша больше не обращает внимания на редких маленьких рыбёшек, что иногда показывались над светящейся водной гладью. Сейчас он больше предпочитает смотреть на то, как капли дождя врезаются в воду, отражающую грозовые тучи. Он знает, что за него переживают, и от этого становится ещё больнее. Он настолько слабый, что о нём беспокоятся? Они думают, что не справится один? Разве в одиночку не проще? Зачем пытаться, если уже всё кончено? Запутался. Страшно. Джинсы воды набрали и прилипли Мне кажется, мы крепко влипли. Он свозит её на море в последний раз — потом она будет ездить без него. Бледный месяц припорошил снегом морской штиль, песок похолодел, лишь тёплый ветерок напоминал о летнем времени года. Девушка тогда была полна энтузиазма и делала всё очень быстро. Буквально через несколько минут после их приезда на песке красовался бежевый плед, а чуть позднее на нём появились напитки, сэндвичи и сладости. Не обязательно было о чём-то говорить, молчание не казалось гнетущим или неловким, его не хотелось заполнить. С ней было приятно помолчать. После небольшой трапезы Сано чувствует, как его ладонь накрывают аккуратные пальчики. Они немного поглаживают грубоватую кожу, а после переплетаются с чужими фалангами. — Не хочешь искупаться? — она поджимает ноги к себе, кладёт на колени голову и поворачивается к нему лицом. Счастье — каждый мускул отображает сейчас именно эту эмоцию. Он запомнит её такой. Этот светлый образ будет единственным воспоминанием в его запутанном сознании. Вместо слов Манджиро лишь сильнее сжимает её руку, рывком поднимает с мягкого пледа и тащит за собой к холодной воде. На берегу быстро снимают ботинки и без мыслей о последствиях забегают в море. Одежда неприятно липнет, но об этом никто не думает. Мыслительные процессы сейчас ни к чему. Зачем о чём-то думать, если нам хорошо? Даже если завтра будет плохо. Уже стоят по пояс в воде, его сильные руки неизменно покоятся на её талии, а женские ладони располагаются на чужих щеках, чуть поглаживая подушечками больших пальцев гладкую кожу. Он наклоняется непозволительно близко и без лишних слов, вопросов накрывает мягкие губы, которые пару часов назад были намазаны его любимым блеском для губ. Никаких возражений не последовало, была видна лишь пылкая отдача. Аккуратно, трепетно, парень углубляет поцелуй и вновь его встречает такая же отдача. Когда остатки кислорода в лёгких оказались минимальными, пришлось отстраниться. — Люблю тебя, — признаётся ненаглядная, всматриваясь в угольные радужки. Им едва-едва шестнадцать, и может показаться, что ни о каких больших чувствах речи идти и не может, но на то она и первая любовь, верно? — И я тебя, — перемещает руки на лопатки и прижимает к себе. Последний первый поцелуй. Мне кажется, потухло солнце Прости меня, моя любовь. Байк тормозит у нужного дома почти на рассвете. Он провожает её чуть ли не до постели и уходит. Навсегда. Никто больше не будет отвозить гордость родителей в школу и забирать. Она встретится в основателями Тосвы, но уже без главаря. Особенно холодными поздними вечерами на лестничной клетке никто не выйдет поругать молодежь за громкие разговоры и смех. Везде станет тихо и пусто. К полудню в её почтовом ящике будет лежать посылка с кассетой. Заметит она её только тогда, когда соберётся домой к своему парню, ведь он сбрасывал звонки и не отвечал на сообщения. В доме его не оказалось, а потому было принято решение пойти домой и ещё раз всё обдумать. Но перед тем, как захлопнуть входную дверь квартиры, девушка забрала посылку от неизвестного. Содержимое повергло в шок. «Во мне есть ещё один «я», которым я не могу управлять, — чёрный импульс. Этот импульс, возможно, сдерживали брат, Эма, Баджи. Я боюсь себя через двенадцать лет. Я точно принесу неудачу всем людям вокруг меня, поэтому я отдалился от всех ребят из «Свастонов». Понимаешь, о чём я? Мне не хочется их в это вмешивать. Т/и, пообещай мне, что не станешь искать меня, не приближайся ко мне. Я сам выбрал этот путь. Мы больше не встретимся. Поэтому я скажу тебе это в последний раз. Будь счастлива. Люблю тебя». Тихо, не слышно ни часов, ни чаек Послушно сердце выключаем Редкие приёмы пищи, несколькочасовой сон способствовали появлению костлявости и синяков под глазами. Не хотелось принимать случившееся. У него просто плохое настроение, да? Он подуется и вернётся, он всегда так делал. Вернётся же? Отвержение чувств, неприятие сложившихся обстоятельств помогли окончательно не сойти с ума, защитили от полного понимания происходящего. Однако опустошённость и отсутствие эмоций не покидали её. Из-за ограждения себя от негативных событий мимо проходили и положительные. От них, конечно, получаешь должные ощущения, но до разума они не доходят. Жизнь начинает проходить будто на автопилоте. Понимание случившегося окатило страдалицу ледяной водой. Казалось, что никто не понимает, никто не слышит, а Сано — просто последний мудак, каких ещё поискать, совсем не думает, каково его бывшей пассии. Резкие, грубые высказывания в сторону друзей не нравились ни ей, ни им. Было принято решение найти какое-нибудь дело, чтобы занять себя. Вместе с Хиной она начала ходить на пробежки и йогу, увлеклась рисованием. Это всё помогало выплеснуть негатив во что-то стоящее. Уже даже Манджиро не казался эгоистичным ублюдком. Чуть позже ею был открыт метод пустого стула. Надо было представить своего раздражителя и выпустить все накопившиеся эмоции. Проревев всю ночь, побив посуду и, наконец, расплавив эту кассету зажигалкой, она почувствовала, как ей стало и вправду немного легче, пусть потом и долгое время не выветривался запах жжёного пластика. Может, блондин не нашёл в ней поддержки, плечо, на которое можно опереться? Всё чаще её отражение мелькало напротив зеркала, а глаза пробегались по пустой книжной полке, которая уже покрылась третьим слоем пыли. Захотелось сменить гардероб, покрасить волосы, обстричь их и начать изучать психологию. Первым делом был набран номер Хины, которая с удовольствием согласилась пройтись по магазинам. В тот же день галерея пестрила фотографиями «новой» Т/ф. Думалось, что теперь всё легко и можно жить спокойно. «Он потерял лучшее в своей жизни, а я таких ещё найду», — крутилось пластинкой в голове. Закрыться дома ей показалось хорошей идеей, пропадать из сети, запустить свой внешний вид и здоровье. Слабость и усталость стали верными спутниками. Отдыхать от них можно было лишь во сне, поэтому большую часть дня она проводила в кровати. Ей ничего не хочется. «Зачем что-то делать? Всё это больше не нужно, какой в этом смысл?» Окончательно не сбиться с пути помогали ребята. Хината постоянно наведывалась, звонила, писала, а друзья Манджиро иногда навещали или вытаскивали на прогулки. После наступило принятие. Ей следовало понять простую истину — проблему, на которую она не в состоянии повлиять, нужно отпустить. И ты в песке, как будто в бронзе Прости меня, моя любовь. Тот мост перестроили, поставили перила на склоне, а река почти высохла из-за вырубки деревьев около неё. Лишь море оставалось живым воспоминанием о минувших днях. Сано часто приезжает туда. Каждый раз, как по традиции, садится по пояс в воду и сидит, пока Санзу не станет его искать, поэтому Харучие едет с ним. Манджиро не возражал, он последний год вообще одно сплошное «ничего», ходит по кругу от отрицания до депрессии, взращивая Чёрный Импульс. Сано больше не плачет, боль лишь тихо отзывается где-то в глубине чёрной дыры её светлым образом. Прости меня, моя любовь.