*
А-Ли смиренно сидит на трибуне между А-Мэй и Цзыюань, никак не проявляя ни любопытства, ни скуки по отношению к происходящему на арене, и только рассеянно перебирает лежащие у нее на коленях цветы. Маленькие лотосы, которые никудышная заклинательница Цзян Ли специально вырастила перед приездом на Байфэн, когда все-таки решила, что поедет с семьей, и в которых поддерживала жизнь и свежесть все время пути только чтобы бросить к ногам своих младших братьев. Конечно, и остальные кланы и ордены удостаиваются ее интереса, но интерес этот сдержанный и скорее вежливый, чем искренний. Прежде Цзян Ли не бывала на облавах – Цзыюань просто не брала ее с собой, ведь охотиться дочь не собиралась. Она вообще очень редко прикасалась к мечу и с собой его не носила, так что Вэй Ин вечно на нее ссылался теперь. Мол, шицзе меч не нужен, чтобы всех вокруг побеждать, вот и я такой же. Дурачок. Из-за кротости А-Ли вся трибуна, отведенная хозяйкам Цзян и Цзинь, очень тиха. Зато по обеим сторонам и сверху от них царит суета. Девицы прихорашиваются и наигранно прячут прелести за веерами, хозяйки кланов высматривают мужей. Настроение у всех приподнятое донельзя, и немудрено, конечно. Вот только отряд ордена, который вскоре выходит представляться, ни жены, ни невесты не ждут. Мелькают тут и там пятна бело-голубых одеяний, но заклинательницы ордена Гусу Лань и вассальных кланов сдержаны как никто. Впрочем, всем остальным восхищаться двумя Нефритами это никоим образом не мешает. Цзыюань искоса посматривает на дочь – не оживилась ли та при виде прекрасных благодетельных юношей, но А-Ли спокойна и вежливо-радостна, как и в самом начале. Освещает их трибуну своей мягкой улыбкой, перебирает цветы и совершенно никак не реагирует на высказанные А-Мэй в воздух предположения о том, кому эти сокровища приготовлены. Отряд Лань осыпает цветочный дождь, однако возглавляющие его братья неколебимо серьезны и только почтительно склоняют головы в сторону трибун, благодаря зрителей за теплый прием, но даже не пытаясь поймать цветы, как делали многие представители более мелких кланов до них. Пока цветок в Лань Ванцзи не бросает Вэй Ин. Юноша ловит нежный розовый бутон, даже не думая обернуться, – и мяо недоуменно смотрит на сомнительный подарок, покоящийся у него в ладони. Лань Сичэнь о чем-то с улыбкой спрашивает его, и только тогда – Цзыюань лишь вздыхает на это – молодой господин Лань оборачивается, чтобы посмотреть на Вэй Ина, уже беззаботно болтающего с двумя очаровательными заклинательницами в нежно-зеленых одеяниях. Вэй Ин смеется, видя, что Лань Ванцзи обратил на него внимание, и разыгрывает очередную сцену из тех, от которых так стонет Цзян Чэн. А-Ли, наблюдающая за братьями, как и сама Цзыюань, испускает короткий, но наконец-то совершенно искренний смешок при виде этого спектакля, и любяще качает головой, стоит только А-Чэну вмешаться. – Ох, А-Сянь, – вздыхает она, явно глуша в себе искорки смеха, и Цзыюань едва сдерживается от закатывания глаз. – Мужчины совершенно не умеют показывать свои чувства, – замечает она, кивая на разошедшихся в разные стороны юношей в бело-голубых и пурпурно-виноградных одеяниях. Цзян Ли все-таки смеется, больше не сдерживаясь, и снова гладит кончиками пальцев лепестки лотосов, что ждут своего часа у нее на коленях. – А-Сянь по крайней мере пытается, – отзывается она мягко. – Когда-нибудь он поймет. А-Мэй, все это время недоуменно слушающая их, вскидывает брови. – О чем ты, А-Ли? – Пустяки, тетушка, – отмахивается А-Ли – и тут же подпрыгивает на месте. – Наконец! Пришел черед нашего ордена! Она так неприкрыто радуется, что у Цзыюань даже нет желания как-то призвать ее к порядку и сдержанности. В конце концов, именно за этим А-Ли сюда и приехала – поддержать своих братьев. Что она и делает, изо всех своих сил подкидывая букетик бережно хранимых всю дорогу на облаву лотосов. Мгновенье Цзыюань даже пугает ее усердие – дочь того и гляди выпадет с трибуны. Но все обходится. Лотосы летят, вместе с другими цветами соединяясь в душистый дождь лепестков – и все же достигают своих адресатов. Вэй Ин широко улыбается, победно вскидывая руку с маленьким цветком, и обращает на А-Ли сияющие глаза. И вечно ворчливый Саньду Шэншоу, только что о чем-то спорящий с ним, в момент смягчается, делая то же самое. Они величаво проводят свой отряд по арене, все время представления прижимая цветы лотоса к сердцу, и этот жест только увеличивает количество осыпающего их восхищения. Кажется, в эти фэни каждая заклинательница и дева клана надеется, что ее цветок один из мальчишек поймает так же, как сделал это с подношением А-Ли. Чего, разумеется, не происходит. Зато А-Ли от этого показательного жеста так краснеет щеками и так радостно улыбается, что едва не плачет. – Чудесное представление, и правда! – слегка напряженно смеется А-Мэй, когда Цзян Ли возвращается на свое место, и Цзыюань даже не дает себе труда сдержать очередную искру самодовольства, зажегшую усмешку на ее лице. – Ты очень метка, Цзян Ли, – говорит она. – Цветы попали точно к тем, кому и предназначались. Думаю, твои братья счастливы, что ты здесь и так поддерживаешь их. А-Ли – необыкновенно хорошенькая с возбужденным румянцем, алеющим на ее щеках словно две раздавленные вишни, похожая чертами на свою бабушку как никогда прежде, – заливисто смеется и смахивает все-таки выступившие в уголках глаз слезинки. – Стоило приехать сюда только чтобы увидеть А-Чэна и А-Ина такими взрослыми и обожаемыми, – говорит она. – Пока мы шли к трибунам, я слышала много лестных хао, появившихся после войны. Так что… Даже если некоторые мужчины не умеют выражать свои чувства, думаю, сегодня им хватит цветов, чтобы ощутить себя нужными и любимыми. Цзыюань коротко улыбается ей и незаметно находит ее ладонь, ласково поглаживая пальцы. Ты молодец. Я горжусь тобой. Ты все делаешь правильно. На что бы А-Мэй ни надеялась, цветов для ее сына у А-Ли все равно не остается, и, когда приходит очередь отряда Ланьлин Цзинь выступать на арене, лотосы для Цзысюаня не летят в воздух. Да и румянец на щеках Цзян Ли тускнеет, поэтому, когда А-Мэй тащит ее поближе к арене («Давай-ка посмотрим и на моих негодников!»), она снова кажется вежливо-радостной и ни капли не заинтересованной в любовании желто-золотыми павлинами. Даже молодой глава Не, выступавший со своим отрядом за несколько фэней до этого, порадовал ее больше. Вся любовь и все внимание А-Ли достаются лишь ее братьям. Поэтому, когда во время соревнования по стрельбе из лука на арене явно зреет ссора, она вновь внимательна, но – только к ним. И исключительно благодаря этому Цзыюань не упускает из виду очередную выходку несносного Йоулин Ди. Все желающие принять участие в облаве должны пройти последний рубеж – стрельбище. Нужно попасть из лука по мишени с определенного расстояния, и только тогда ты сможешь официально стать участником охоты. И конечно же Вэй Ин решает отличиться. – Матушка, посмотри, – А-Ли недоуменно хмурится и указывает на братьев. Цзян Чэн сердито скрещивает руки на груди, ревностно следя за Вэй Ином, тогда как тот снова (ожидаемо) увивается за Лань Ванцзи. – Бедный А-Чэн, – Цзыюань кривит губы, сдерживая усмешку. Вот же угораздило ребенка. – Ему приходится стоять там и наблюдать это вблизи. А-Ли качает головой. – Я не о том. Посмотри, что делает А-Сянь, – указывает она. И только тут Цзыюань понимает, что А-Сянь нахально посягает на клановую ленту Лань. Несносный мальчишка. В твоем ли статусе страдать подобной ерундой? Как был дитем неразумным, так и остался, никакие горы трупов тебя не исправят! Разумеется, лента ему не достается. Первый Нефрит сглаживает напряжение между своим братом и Вэй Ином, и последний, не растерявшись, разматывает одну из лент, защищающих его запястья. Чтобы использовать ее в качестве повязки на глаза. А-Мэй изумленно охает и с неприкрытым возмущением выдает: – Он хотел забрать клановую ленту Лань лишь для этого?! Цзыюань коротко вздыхает. Интересно, сколько раз мальчишка во время учебы переписывал правила Гусу Лань в качестве наказания за свои выходки? Больше десятка точно. И все зря… Конечно, лента ему нужна только для того, чтобы завязать глаза. Дальше он наверняка выстрелит так из лука. Когда Вэй Ин стреляет из лука и с даже с завязанными глазами оказывается более метким, чем Цзинь Цзысюань, только что выступающий так напыщенно, публику на трибунах охватывают насмешливые шепотки. Кажется, ни для кого в мире совершенствующихся не секрет, насколько Йоулин Ди и наследник Цзинь ненавидят друг друга. А-Мэй испускает горький вздох, и Цзыюань абсолютно уверена, что точно такой же вздох испускает стоящий рядом со своим старшим братом Цзян Чэн. – Бедный Чэн-ди, – смеется А-Ли, прикрывая лицо веером. – Ин-ди иногда ведет себя как совершенно неудержимый мерзавец. Посмотри, матушка, он до сих пор не снял с глаз повязку. Кажется, так собирается и в лес идти! Естественно, она, как до последнего волоска знающая своего брата хорошая старшая сестра, оказывается права. Вэй Ин, всем своим видом выражая насмешку и превосходство, склоняет в сторону А-Чэна голову и что-то коротко ему говорит. А потом, дождавшись кивка, крутит меж пальцев Чэньцин и в одиночку исчезает среди листвы. Цзян Чэн же, отдав команду отряду заклинателей, прихватывает с собой крутящегося подле него Чэнмэя и решительно следует другой тропой. И А-Ли, подчеркнуто незаинтересованная в том, каким путем отправился за добычей Цзинь Цзысюань, легко поднимается с места. – Я мыслю, мы могли бы прогуляться, – говорит она с улыбкой. – Байфэн кишит доблестными воинами и воительницами. Если что, нам тотчас придут на помощь. Сидеть здесь в ожидании будет не так увлекательно, как пройтись по одному из маршрутов этой горы. Цзыюань согласно кивает в ответ и тоже поднимается. Пусть дочь всего лишь хочет поискать братьев, это ли не шанс помелькать перед глазами у других заклинателей, если она захочет? Да и А-Мэй немного расслабилась – явно надеется «случайно» столкнуть А-Ли со своим сыном. Что ж, пусть каждая из них попытается получить то, что хочет.*
Бойся своих желаний, думает Цзыюань, ведь желаемое иногда можно получить весьма странным образом. Как иначе еще объяснить тот факт, что сейчас на поляне столкнулись братья, которых желала видеть А-Ли, несколько десятков заклинателей из мыслей Цзыюань и Цзысюань, с которым А-Мэй так жаждала помирить ее дочь? Впрочем, хорошо уже то, что их желания просто столкнулись, а не исполнились одновременно. Сначала, конечно же, повезло А-Мэй, потому как она явно целенаправленно вела их с А-Ли к отряду своего сына, наверняка зная о его первоначальных планах. Может, очень натурального удивления от нее и хватило дочери, чтобы поверить в случайность встречи, но Цзыюань знала свою подругу слишком долго, чтобы купиться на это. Однако мешать она не стала, так что, когда Цзысюань благородно предложил сопровождать их на прогулке, они с А-Мэй довольно скоро отстали. Не настолько, чтобы совсем потерять пару из виду, но достаточно, чтобы не мозолить им глаза и не смущать своим присутствием. Не то чтобы, конечно, уединение как-то помогло наладить контакт. А-Ли была скромна и тиха и за весь разговор (монолог, скорее) удостоила Цзысюаня только парой вежливых улыбок. Разряженный в пух и прах, словно не на облаву приехал, а на прием у императора, юноша явно наводил на нее печаль своим высокомерным поведением. Ведь даже если и сам просил А-Мэй пригласить Цзян Ли на облаву, вел он себя при этом так, словно своим сопровождением делает ей великое одолжение. А-Ли же никогда не была из девушек, которые очаровывались подобным поведением. В этом она, пожалуй, пошла в саму Цзыюань и ее непримиримую родню – такое отношение унижало ее достоинство, и пусть она не была выдающейся заклинательницей, себя уважать умела. Не получив внимания к своим словам и своей блистательной персоне, Цзысюань естественным образом начал раздражаться, но, надо отдать ему должное, не сразу оставил попытки заинтересовать Цзян Ли рассказами о змее-измерителе. Цзыюань тогда еще заметила, как смешно он стал двигаться, поравнявшись с ней – левая рука вместе с левой ногой, правая – вместе правой ногой. Как солдат на плацу. А-Мэй, увидев это, спрятала улыбку за рукавом. – Он смущается, – пояснила она с нежностью. – Ты только посмотри, как он старается заинтересовать ее! Да уж, распушил хвост и думает, что этого хватит. Очень интересно. – Если вы отправитесь в частные охотничьи угодья ордена Ланьлин Цзинь, то сможете увидеть множество редчайших монстров, доставленных туда в качестве добычи! – послышался его голос. Цзыюань на это лишь неприкрыто фыркнула – дались А-Ли твои охотничьи угодья, глупец! Лучше бы извинился перед ней за вспыльчивость и бахвальство! – Как раз, кстати, в следующем месяце у меня появится свободное время, чтобы отвезти вас туда, – тем временем заявил Цзысюань. А-Мэй, прислушивающаяся к их разговору вместе с Цзыюань, часто закивала, явно едва сдерживаясь от того, чтобы похвалить сына за старания. Разумеется, привычка решать за женщину делает ему честь. Зачем думать головой, если можно показать совершенно не заинтересованной в этом девушке кучу тварей? А ведь А-Ли буквально за фэнь до этого выражала надежду на то, что никто при облаве не пострадает! Впрочем, дочь не разочаровала. – Премного благодарна молодому господину Цзинь за его доброту, – только и ответила тихо, – но не стоит утруждаться. Цзыюань готова поклясться, она никогда не видела мужчину глупее! И что ее дочь только в нем нашла? Потому что, когда Цзысюань выпалил: «Почему?» – стало ясно, что он так ничего и не понял. Зато А-Ли от такой бестактности ощущала себя явно крайне неуютно. – Вам не нравится наблюдать за охотой? – нахмурился Цзысюань, и она коротко кивнула в ответ. – Но почему тогда вы здесь? Да потому что в этой охоте участвуют ее братья, недоумок! Какое-то время А-Ли молчала, и Цзыюань подумала даже, что она и двух слов рядом с этим пустозвоном связать не может от смешавшихся в ней влюбленности и обиды, но дочь все же заговорила. – В этом мероприятии участвуют мои братья, молодой господин Цзинь, – при этом смотрела она все равно в сторону и не могла увидеть, как покраснело, а потом побелело лицо Цзысюаня. – Какой бы я была сестрой, не поддержи их? Если бы участников охоты от нашего ордена не было – это другое дело. – То есть не будь ваши братья здесь, – медленно начал бледный как полотно Цзысюань, – вы не ответили бы на приглашение Ланьлин Цзинь? Цзян Ли наконец перевела на него взгляд. – Не ответила бы, – все также тихо отозвалась она. Да, в этой девочке есть что-то и от меня, подумала тогда Цзыюань, чуть удивленно приподнимая брови. – Скажите, это… это из-за ордена Ланьлин Цзинь в целом? Или только из-за меня? – сжав руки в кулаки, выпалил Цзысюань. И лицо А-Ли от такой прямоты на миг как будто стало испуганным. Цзыюань даже почти решила показать свое присутствие и закончить этот нелепый разговор – но А-Мэй схватила ее за руку. – Пожалуйста! – шепнула она. – Не мешай! И Цзыюань не стала мешать. Пусть, решила она, твое желание исполнится, дорогая сестра. Потому что А-Ли все-таки справилась со своими чувствами и, все также глядя нахалу в лицо, произнесла: – Я не совсем понимаю, молодой господин Цзинь… А при чем тут вы или ваш орден? Этого оказалось достаточно, чтобы Цзысюань вспылил. – Ну и прекрасно! – он всплеснул руками, все такой же бледный и до смерти оскорбленный. – Пригласить вас все равно было не моей идеей! Как и сопровождать на прогулке! Если бы не матушка!.. – на этом он, конечно, осекся. Но было поздно. А-Ли мягко склонила голову перед ним и выдохнула: – Я прошу прощения за то, что доставила вам неудобства. Не тревожьтесь, прогуляться я могу и одна, – и, не дав ему даже слова вставить, степенно двинулась прочь. Вот твое желание и исполнилось, А-Мэй. Не то чтобы Цзыюань ожидала именно этого, но предполагала, что что-то подобное все же произойдет. Чего она не ожидала, так это того, что желание ее сестры помирить А-Ли со своим сыном, желание Цзян Ли встретить на прогулке братьев и желание самой Цзыюань познакомить дочь с кем-нибудь еще так причудливо столкнутся и переплетутся в клубок с целой сотней узлов.*
– Как ты вообще посмел протянуть руки к моей сестре?! – Вэй Ин почти рычит, и Цзыюань, на мгновение совершенно растерявшаяся от такой резкой перемены событий, даже не знает, злиться ей или смеяться. Цзян Чэн вот, тоже наблюдающий эту сцену, откровенно злится. Впрочем, злится он определенно не на брата, ибо уже в следующий момент, как немного разбирается в происходящем, отпускает молнию Цзыдяня полыхать лиловым по траве. – Один раз ты уже коснулся А-Ли, – шипит он не хуже убитой братом змеи, – и получил по заслугам! Захотелось добавки? Цзысюань не остается в долгу – хватается за меч и с руганью всплескивает свободной рукой. – Да она хотела одна пойти через лес! Разве я мог ее отпустить?! – они почти схлестываются в драке на глазах у нескольких десятков заклинателей из разных кланов, сбежавшихся на поляну из-за шума, и только голубой отсверк меча, вонзившегося в землю точно между ними, останавливает кровопролитие. Бичэнь, могучий клинок Лань Ванцзи, молниеносно возвращается к своему хозяину, выступившему из зарослей, и Цзыюань кивает Второму Нефриту в знак благодарности, мельком отмечая его необычно взъерошенный вид. Впрочем, ее мальчишки сейчас выглядят не лучше – точь-в-точь два разъяренных пса, выгоняющих лису из охраняемого ими курятника. – Ее и без тебя есть кому сопроводить, стоит только позвать! – ожесточенно отрезает А-Чэн, делая шаг назад и закрывая А-Ли плечом. Цзыдянь сворачивается кольцом на его пальце, но все еще продолжает грозно потрескивать. А вот Вэй Ин так просто не успокаивается. – Не смей подходить к ней, – цедит он мрачно – и демонстративно кладет ладонь на заткнутую за пояс флейту. – Если еще хоть раз я увижу тебя подле моей сестры… А-Ли отчаянно вздыхает, явно борясь с собой – и все-таки зовет, выступая у брата из-за плеча: – А-Сянь, довольно, – она трогает его за руку и тянет поближе к себе. – Лучше проводи нас с матушкой и тетушкой обратно к трибунам, ладно? – Цзян Чэн от слов сестры тут же мрачнеет и осматривается, ища глазами тех, о ком она говорила – но расслабляется, как только ловит благосклонный кивок Цзыюань. До чего он вышколен, что каждый раз боится ее гнева… Возможно надо быть ласковей. Взгляд Вэй Ина тоже мечется в ее сторону. Он вмиг перестает хмуриться и покорно склоняет голову. – Конечно, шицзе, – его губы трогает улыбка, и он, обменявшись с Цзян Чэном взглядами, подает А-Ли руку. Они направляются к стоящим немного в отдалении от основного скопления людей Цзыюань и А-Мэй, и Цзыюань почти успевает выдохнуть с облегчением, когда один из заклинателей к желто-золотом подает голос. – На самом деле тебе не помешало бы объясниться, что означает твое поведение! Цзыюань видит, что Цзинь Цзысюань пытается остановить его и кладет руку ему на плечо, но уже поздно. Вэй Ин лениво поворачивает голову в его сторону. – А ты еще кто такой? И правда. На мяо Цзыюань хмурится, всматриваясь в заклинателя получше. – Это Цзинь Цзысюнь, – заметив ее замешательство, едва слышно шепчет А-Мэй. – Сын сестры мужа. Совершенно точно не знающий, когда стоит промолчать, видимо. Потому что в ответ на вопрос Вэй Ина тут же разражается шквалом возмущения. – Ты еще и не знаешь, кто я такой? – А с какой стати мне это нужно знать? – удивленно вскидывает брови Вэй Ин. Бедный дурачок в желто-золотом, кажется, на мгновение лишается дара речи. Цзыюань ловит взгляд А-Чэна, явно тоже не представляющего, кто это перед ним стоит, и тщательно давит в себе усмешку. Действительно, с какой это стати старшему учителю великого ордена, прославленному молвой Йоулин Ди, знать заклинателя, которого он даже на поле боя не видел ни разу? Вэй Ин, между тем, так и не дождавшись ответа на свой вопрос, вновь уделяет все свое внимание обожаемой сестре и под руку с ней следует к Цзыюань. И Цзыюань почти кожей чувствует недовольство А-Мэй и Цзысюаня. Они буквально прожигают мальчишку глазами. …нет, может, поженить этих двоих – не такая уж плохая идея? К тому же эта мысль уже не впервые ее посещает. По крайней мере, можно им хотя бы предложить? Заодно и Вэй Ин разберется со своими чувствами к Второму Нефриту Лань, пока будет думать. А то по его виду и не скажешь, что он занимался охотой. Скорее, в траве с кем-то обжимался. Цзыюань снова находит глазами Цзян Чэна и оценивающе его рассматривает. Нет, наследник ордена у нее выглядит куда приличнее старшего учителя. Воспользовавшись тем, что сын заметил ее взгляд, она манит его к себе: – Цзян Ваньинь, составь нам компанию. Два защитника лучше одного. Тот совершает короткий поклон и тут же присоединяется к ним. – Да, матушка, – и уважительно приветствует А-Мэй: – Госпожа Цзинь. Прекрасная охота. А-Мэй сдержанно ему улыбается – естественно, он только что угрожал ее оскорбленному сыну кнутом, – но Цзян Чэн совершенно безмятежен. Увидел, что Цзыюань не злится, и расслабился. Только на миг останавливается: – Прошу прощения, здесь должен быть ученик Вэй Ина, я сейчас, – и зовет, обернувшись к постепенно редеющей толпе: – Сюэ Ян! Иди сюда! Сюэ Чэнмэй выскакивает откуда-то сбоку, из кустов – и почти летит над землей, чем-то очень довольный. – Саньду Шэншоу не забыл про меня! – несмотря на то, что уже подросток, он цепляется за Цзян Чэна как пиявка и показывает язык Вэй Ину, стоящему к нему спиной и полностью занятому беседой с сестрой. – Не то что учитель, усвиставший один охотиться! Хотя, – он ухмыляется, – достопочтенный Йоулин Ди сегодня был та-а-а-к занят! Немудрено, что не позвал этого ученика с собой! Он отчаянно пытается обратить внимание Вэй Ина на себя, но где ему тягаться с А-Ли? Впрочем, не то чтобы он расстраивается. Зато Цзинь Цзысюнь, о котором они все почти забывают, наконец отмирает и находит новый повод начать перепалку. – Уж кто бы сомневался, что из Йоулин Ди, – хмыкает он с издевкой, – и учитель выйдет такой же отвратительный, как человек. Как ни крути, а воспитание предает! Только-только потерявшие к происходящему интерес заклинатели разом передумывают покидать полянку. Стервятники. Цзысюань до белых костяшек сжимает плечо своего брата и что-то неразборчиво шипит ему на ухо, то и дело бросая взгляды на А-Ли, но Цзысюня не остановить. Он уже обратил на себя внимание Вэй Ина. Тот, только смягчившийся и засмеявшийся над какой-то шуткой сестры, оборачивается к нему и вскидывает брови. – У тебя есть претензии к моему воспитанию? – Конечно! – холодно усмехается Цзысюнь. – Даже если забыть о твоих бесконечных угрозах моему брату, что мы имеем? Сегодня, в столь важный день, когда сотни кланов заклинателей собрались для участия в облаве, ты показал себя во всей красе! Треть всей добычи досталась тебе! Очевидно, ты собой весьма доволен, так? Второй Нефрит Лань, снова положивший ладонь на рукоять своего меча, бросает в сторону Вэй Ина нечитаемый взгляд. Цзыюань испускает почти неслышное хмыканье. Треть? Она скашивает глаза на сына и тихо спрашивает: – Это правда? Цзян Чэн, ни на мяо не замешкавшись, согласно кивает и отзывается также тихо: – Привлекающие духов талисманы и музыкальное заклинательство. Он буквально заманил их в сети нашего ордена. Цзыюань склоняет подбородок к плечу, всеми силами давя в себе ухмылку. – Скольких перебил лично ты? – Тридцать три твари, – без запинки рапортует сын, и она удовлетворенно кивает. – Тридцать три твари на одного Саньду Шэншоу – это отличное число. Вот только Цзысюнь, похоже, не поймавший ни одного умертвия, явно с ней не согласен. И заклинатели, услышавшие его слова, кажутся разгневанными до глубины души. Вэй Ин, однако, на его слова только улыбается. – Но ведь это были твои слова, разве нет? «Стрельба — всего лишь разминка перед охотой! На горе Байфэн мы и посмотрим, кто действительно силен!» – цитирует он с явным удовольствием, и истинная причина нападок Цзысюня сразу же становится ясна. Так же, как становится ясным то, о чем они спорили на стрельбище и почему так разошлись. Цзинь Цзысюнь лишь коротко смеется, словно все это кажется ему на редкость комичным, но Цзыюань легко замечает сжавшиеся в кулаки руки и вспотевший лоб. Он так стремится опорочить Вэй Ина перед окружающими из страха перед его силой, что даже не думает о том, чего ему эта сила стоила. Никто из них об этом не думает. – Ты опираешься лишь на кривую дорожку Темного пути! Это вовсе не показатель реальной силы. Всего-то пару раз свистнул на флейте – разве такое можно считать заслугой? «Пару раз свистнул на флейте», как же. А до этого неизвестно сколько торчал на проклятой богами горе и чуть не подох от рук псов Вэнь. Сам попробуй, трусливый червяк. Будь так, как ты говоришь, молва бы назвала его не «Призрачной Флейтой», а Свистуном. Вэй Ин удивленно хмыкает: – А разве я хитрил или жульничал? Ты можешь тоже пару раз сыграть на флейте – вот и посмотрим, пойдет ли нечисть за тобой. Тоже своего рода соревнование. – Ты наплевал на правила! – Цзысюнь! – наконец всплескивает руками до того молча слушающая их А-Мэй. – Довольно! Только услышав ее окрик, незадачливый вояка отступает. Естественно, А-Мэй делает это не из-за Вэй Ина, а лишь затем, чтобы прекратить нелепый скандал, спровоцированный ее адептом, но Цзыюань чувствует себя благодарной за вмешательство, потому что еще немного – и она будет готова вмешаться сама. Цзысюнь наконец отворачивается к своему брату, которого в гневе игнорировал все это время, и только ругается себе под нос – но так громко, что его все равно слышно. – Воспитание в Юньмэн Цзян ровно ничего не стоит! Вот Йоулин Ди и не впервой нарушать правила! Даже меч с собой на такое торжественное мероприятие не взял, тоже мне заклинатель! – Цзысюнь! – почти одновременно осаживают его в этот раз и А-Мэй, и Цзысюань, но улыбка Вэй Ина уже испаряется. Он медленно склоняет голову к плечу и вкрадчиво тянет: – Повтори-ка еще раз, что ты там все поминаешь мое воспитание? – и Цзыюань тоже интересно, что он там говорил о проблемах с воспитанием в ее ордене. Вот только у этого червяка слишком тонкие кишки для того, чтобы высказать свои претензии ей как главе этого ордена. К тому же дело ведь и не в воспитании. Дело в том, что Вэй Ин лучше него и прекрасно об этом знает. Отвратительно. Если где и есть проблемы с воспитанием адептов, так это в Ланьлин Цзинь. Цзян Чэн коротко вздыхает и качает головой. – Вэй Ин, – зовет он, – не надо. Но, конечно, это не имеет никакого результата. Кажется, над полянкой начинают сгущаться тучи, потому что Вэй Ин усмехается и смотрит на затаившего дыхание от неожиданной смены тона Цзысюня как змея на кролика. – Хочешь знать, почему я не ношу с собой меч? – все также вкрадчиво спрашивает он, так и не дождавшись ответа. – Я хочу, чтобы подобные тебе знали: даже не используя меч, не имея при себе ничего, кроме того, что вы называете «кривой дорожкой Темного пути», я все равно останусь на недосягаемой высоте, а вы будете смотреть мне в спину. Поэтому и только поэтому, – с явным наслаждением льет слова он, – пока такие, как ты, уклоняются от битв, прикрываясь глупыми предлогами, подобные мне принимают вызовы и становятся мастерами. О, это самая большая правда, которую Цзыюань когда-либо от него слышала. И что ни говори об отношении матери и сестер к названой родне, а гордость в этом мальчишке живет фамильная – гордость Юй. Такая же, как и в родном ее сыне. Могло ли быть так, что Цзыюань сама воспитала ее в Вэй Ине своим отношением? Толпа, с затаенным дыханием слушающая его гипнотический голос, испускает громкий всеобщий вздох. Цзян Чэн прячет лицо в ладони и полувосхищенно-полуразгневанно изрыгает несколько проклятий себе под нос. Сюэ Чэнмэй смотрит на своего учителя сияющими глазами и кажется абсолютно покоренным. Цзыюань не знает, как она себя чувствует. Но старшим учителем этот мальчишка стал определенно не зря. В конце концов, заявления Цзысюня, пусть и неискренние, ибо за ними он прячет злобу на собственную слабость перед Вэй Ином, все-таки являются оскорблением всего ордена Юньмэн Цзян. Да еще и эти слова про меч масла в огонь подливают. Она качает головой. Мальчишка… Только мальчишки за такими высокомерными словами прячут свои боли и обиды. Один не поймал на охоте дичи из-за того, что другой оказался умнее, и решил его уколоть побольнее, а умник за этот больной укус теперь того и гляди голову ему отгрызет. – Ты!.. – не сразу, но все-таки отмирает Цзысюнь. – Ты всего лишь сын слуги, Вэй Усянь! Как ты смеешь дерзить?! Лицо Цзыюань – как и лицо ее сына – от этих слов каменеет. Как этот мерзкий мальчишка посмел… Она еще успевает заметить, как леденеет взгляд тоже продолжающего следить за спором Лань Ванцзи, но даже по сравнению с ним глаза Вэй Ина кажутся откровенно страшными. И он, что ни капли не удивительно, тянется к своей флейте. Напряжение, повисшее над поляной, грозит вот-вот взорваться трелью демонического оружия, но тут… Руку Вэй Ина перехватывает ладошка А-Ли, и при виде нее он тут же смягчается. – А-Сянь, – она мягко гладит его запястье, заставляя отпустить флейту, и говорит: – Встань за мной. Вэй Ин мешкает, явно растерявшись, и, пока он не успел двинуться с места, А-Мэй спешит вмешаться: – А-Ли, это их дела, тебе не стоит об это пачкаться! Но Цзян Ли только качает головой, даря ей виноватую улыбку, и просто задвигает моментально размякшего от ее голоса Вэй Ина себе за спину, вежливо кланяясь его оппонентам в знак приветствия. Цзян Чэн недоуменно хмурится. И Цзыюань его понимает. Но она помнит о том, что отдала А-Ли ее законное право самой принимать решения, так что только касается руки сына, обращая на себя его внимание, и слегка качает головой. Она хочет знать, что ее дочь собирается сделать с этим. Люди Цзинь Цзысюня явно не знают, как реагировать на вмешательство Цзян Ли. Кто-то отвечает на ее приветствие, кто-то его игнорирует, однако она оставляет это без внимания, полностью сосредотачиваясь на самом наглеце. – Молодой господин Цзинь, – из-за царящего на поляне гробового молчания ее голос кажется очень тонким и звонким, – из ваших слов получается, что А-Сянь прибрал себе треть добычи на горе, не соблюдая правила, что является дерзостью и признаком невоспитанности, – она печально качает головой. – Я, признаться, тоже никогда ни о чем подобном не слышала. Должно быть, это действительно причинило всем неудобства. Поэтому я приношу вам извинения за его поступок. Что?.. Цзыюань хмурится. Ей кажется, еще немного – и ее недоумение станет осязаемым. Разве А-Ли не защитить оболтуса вышла? Ее слова выглядят слишком серьезно, чтобы их можно было перевернуть с ног на голову. Вэй Ин мотает головой. – Шицзе, не надо! Но А-Ли снова кланяется Цзысюню и, скосив взгляд на брата, легонько качает головой. Так она делает всегда, прежде чем мягко попросить: «Помолчи, А-Сянь». И, как всегда, сейчас это тоже работает. Вэй Ин, словно послушный щенок, сжимает в кулаки руки и хохлится, но молчит. О, ее прекрасная, кроткая дочь. Ей стоит только раз очаровать своей добротой – и любой человек сделает все, что она скажет. Цзян Фэнмянь, помнится, обладал схожим даром. Даже жаль, что он не смог очаровать этим даром саму Цзыюань. Цзысюнь даже не пытается скрыть свое самодовольство. Цзыюань кривит губы при виде его отвратительно исказившегося в усмешке лица – и ждет. Она уверена, что что-то произойдет, пусть пока и не понимает, что именно. – Дева Цзян, вы и в самом деле добры и разумны, – елеем растекается Цзысюнь, обращаясь к ней, ведь победителю легко быть великодушным, а именно победителем в этом споре он себя и мнит. – Поступок вашего шиди действительно причинил нам множество неудобств. Но поскольку вы имеете представление о приличиях, извинений от вас и от госпожи главы Цзян не требуется. Так или иначе, Юньмэн Цзян и Ланьлин Цзинь всегда были близки как братья. На лицо Цзян Чэна после этих слов страшно смотреть. Цзыюань почти смеется, когда слышит их. Что-что? Извинений от госпожи главы Цзян захотел? После того, как оскорбил старшего учителя Цзян и систему воспитания ордена? А вызова на поединок от наследника Цзян ты не хочешь, трусливое ничтожество? Но что А-Ли будет делать дальше? Это не может быть концом. Если это конец, Цзыюань сама выйдет и потребует извинений от этой шавки! Но это действительно не конец. А-Ли выпрямляется и со всей приличествующей ситуации серьезностью отвечает: – Ваша правда, наши ордена и впрямь близки. Однако вот в чем дело… Хоть я и впервые принимаю участие в облаве, одно мне известно точно. У охотничьих состязаний длинная история, и ни разу я не слышала ни о едином правиле, которое запрещало бы участникам загонять слишком много добычи. Торжествующая улыбка на лице Цзысюня и его прихлебателей застывает, превратившись в уродливую гримасу. Но А-Ли на этом не останавливается. – Итак, – все тем же звонким голосом говорит она, – вы сказали, что А-Сянь «наплевал на правила». Какое именно правило вы имели в виду? Теперь приходит черед ее обожаемого А-Сяня смеяться. Он расплывается в огромной, совершенно неприличной ухмылке на пол-лица, и Цзыюань ловит себя на том, что ей нужно очень сильно напрячь свою волю, чтобы не выпустить на собственное лицо такую же. Цзян Чэн, стоящий рядом с ней словно каменный, отворачивается и кашляет, безуспешно скрывая смех. О Цзинь Цзысюане, напряженно наблюдающем за сценой издалека, и говорить не хочется. Он выглядит так, словно его огрели пыльным мешком по голове. В лице его такое количество смешанных чувств, что это даже описанию не подвергнуть. Вот и смотри на мою дочь издалека, думает Цзыюань. Смотри – и жалей о собственной глупости. Цзян Ли никогда прежде ни с кем не ввязывалась в полемику, но стоит ей это сделать – и она ступает на политическую тропу так смело и неуклонно, что никто не может опровергнуть ее слова, ибо нельзя возразить человеку, который с такой кротостью и заботой обернул оскорблением собственные извинения. Конечно, тут же отовсюду сыплются оправдания – эти правила, мол, не записаны, но все с уважением их придерживаются, в отличие от бесстыдника-Вэй Усяня, из-за которого кому-то вообще ни одной твари на горе не досталось. Однако А-Ли этот поток чуши нисколько не колеблет. Она встречает его своей извиняющейся улыбкой, охраняющей ее от недовольств словно щит. Цзыюань смотрит на нее – и чувствует, как от сияющей гордости за дочь распухает в груди сердце. – Но в том, что многие из вас не могут загнать добычу, нет вины А-Сяня, – мягко парирует чужие возражения дочь. – Разве суть охоты не в том, чтобы проявить истинную силу? Даже если бы мой брат не изловил треть добычи или вообще не поучаствовал в охоте, те, кто не смог поймать тварь сейчас, не смогут сделать этого в любом случае. И хотя методы А-Сяня отличаются от тех, что используют другие, это его способность, и она развита лично им. Нельзя называть чью-то силу кривой дорожкой просто потому что сам ты ей уступаешь. Лица заклинателей, поддерживающих Цзысюня, темнеют хуже, чем прежде, но, учитывая статус А-Ли, никто не решается ей дерзить. За ее спиной стоит юноша, которого они пытаются очернить из страха, и они знают: стоит ей отойти – он вполне защитит себя сам. И будто этого мало, она еще и является молодой госпожой Цзян. Которая не оставляет вопрос о воспитании в своем ордене просто так. – Кроме того, – мягко говорит она, протягивая руку назад и цепляя пальцами пальцы Вэй Ина, – это все же охота. Зачем поднимать на охоте вопрос воспитания? Отец А-Сяня рос вместе с моим отцом, а сам А-Сянь рос со мной и А-Инем. Достойно ли оскорблять его словами о том, что он «сын слуги»? Слышать подобное и молчать – это для меня неприемлемо. Так что, – она выпрямляется и вскидывает глаза на возвышающегося перед ней Цзысюня, – я надеюсь, молодой господин Цзинь Цзысюнь принесет извинения старшему учителю Юньмэн Цзян. Тишина, и до того душившая всех на поляне, после ее слов становится абсолютной. Какой-то миг слышно только как ветер шуршит листвой. В этой тишине Цзыюань отпускает руку, которой до того сдерживала от вмешательства своего сына, и медленно хлопает в ладоши. Все взгляды тут же обращаются на нее, как будто до этого никто не видел, что она тоже наблюдает за разгоревшимся на поляне спором. Однако Цзыюань не впервой выдерживать такое количество устремленных на нее глаз. – Восхитительно, – благодарно кивает она дочери, делая еще пару нарочито громких хлопков (ее сердце поет от гордости за то, какой смелой и честной выросла ее девочка), – и обращается к помертвевшему от ее внимания Цзинь Цзысюню: – И да, я тоже жду извинений. Цзысюнь от ее слов так чернеет лицом, что кажется, будто он сейчас лопнет, и злоба потечет из него густой слизью. А-Мэй горько вздыхает, качая головой на вмешательство Цзыюань, и бросает то на нее, то на Цзян Ли умоляющие взгляды. – Ну зачем так серьезно! Это ведь просто пустяк! – она успокаивающе тянет ладонь к руке А-Ли, но та не дает себя коснуться и только сильнее сжимает пальцы мягко улыбающегося ей в макушку Вэй Ина, покорно не роняющего ни слова. – А-Сянь – мой младший брат, – говорит она в лицо А-Мэй – и всем вокруг – то, что не находит в себе смелости произнести вслух ее мать. – Когда его унижают – для меня это вовсе не пустяк. А-Мэй роняет руки вдоль тела, сдаваясь, и как цветок к солнцу качается в сторону Цзыюань. – А-Синь, ну хоть ты смягчись! Но Цзыюань тоже решает попытаться быть хоть немного такой же честной и храброй, как ее дочь. – Что значит твое «смягчись», Юй Фэнфан? – сурово сводит брови она. – Вэй Ин воспитывался в моей семье и носит имя старшего учителя моего ордена. Для меня слова твоего адепта – также серьезное оскорбление. И к ее ликованию А-Мэй сдается. Она поджимает губы и резко оборачивается к Цзысюню. – Ты слышал госпожу Цзян? – Но тетушка! – отмирает тот, слабо сопротивляясь, как никогда ранее сильно похожий на червяка, выползшего из своей грязи полакомиться мертвечиной, но раздавленного твердым сапогом того, кто не желает умирать. Разумеется, для него признать свою неправоту и извиниться перед тем, кого ненавидит – подобно смерти. Он растеряет весь свой ничтожный авторитет, но именно такой судьбы Цзыюань после всего сказанного для него и хочет. И она готова схватить его за горло прямо здесь и сейчас, чтобы выдушить извинения из его глотки, так что, когда от него не слышится ни звука во всей этой тишине, она уже делает шаг к нему… Но именно в этот миг всю собравшуюся на поляне толпу окатывает сверху солнечными бликами от приближающихся мечей. Ну ничего, думает Цзыюань. Придет момент, когда ты сам будешь молить о прощении.*
Когда Цзинь Гуанъяо и Цзэу-цзюнь помогают А-Мэй и Гуаншаню успокоить Цзысюня и его людей и оповещают всех о расширении территории облавы, Цзыюань чувствует себя достаточно утомленно, чтобы вернуться к трибунам, забрав с собой и свою семью. Треть добычи уже обеспечивает им одно из победных мест, а она не настолько скупа, чтобы дать своим детям загнать еще треть умертвий на дополнительной территории. Так что она берет под руку А-Чэна, тогда как А-Ли с улыбкой цепляет пальцы Вэй Ина, шутливо помахивая их переплетением, и уже готовится не спеша отправиться прочь с этой злосчастной поляны, но дочь вдруг оборачивается к А-Мэй. – Юй-има, – зовет она мягко. – Простите, я доставила вам неприятности. А-Мэй, до того сурово раздающая приказы своим адептам на пару с муженьком и откровенно срывающая злобу на змеино улыбающемся пасынке, от ее слов тут же смягчается и спешит ласково приобнять ее за плечи. Ее привязанность столь искренна, что Цзыюань такая резкая перемена кажется даже милой. – Ты никогда не доставишь неудобств своей тетушке, милая А-Ли! Ругай этого паршивца как тебе угодно, ты в своем праве! Если все еще злишься, я могу помочь тебе его поколотить! Конечно, ей нет никакого дела ни до Цзысюня, ни до Вэй Ина, но такая преданность очаровательна. – Что вы, – качает дочь головой. – Не нужно. Раз мы пришли к согласию, позвольте откланяться, – и успокаивающе гладит Вэй Ина большим пальцем по обнаженному запястью – как раз с этой руки он скрутил пару шичэней назад защитную ленту, чтобы повязать ее себе на глаза. – Обратно к трибунам? – тут же подбирается А-Мэй – один в один гончая при виде добычи – и заискивающе косится на Цзыюань. – Я пройдусь с вами, – предлагает она – и стреляет глазами в стоящего неподалеку сына. – И А-Хун нас проводит! Тот, видя ее настойчивость, смотрит в землю, словно делает вид, что его вообще тут нет, и Цзыюань все-таки закатывает глаза. – Зря вы тогда только один синяк ему поставили на лице, – шепотом говорит она Цзян Чэну. – Ты только посмотри на него – юная госпожа как она есть! Избалованная и безмозглая. Сын отворачивает голову к плечу, душа в себе смех. Его кадык прыгает от напряжения, и Цзыюань засчитывает это за свою маленькую победу. Ее ребенок не должен чувствовать себя испуганным рядом с ней. Ее ребенок должен ее обожать. И она готова на глупые шутки ради этого, если нужно. Сюэ Ян, продолжающий крутиться рядом с ними и все это время наблюдающий происходящее из-за спины Цзыюань, хихикает не скрывая голоса, только и прикрывается картинно рукавом своего ханьфу. – Ваша правда, лиловая госпожа, – подхалимски замечает он. – Я-то думал, самое драматичное на сегодня уже закончилось, но вы гляньте – кажется, все только начинается! И оболтус прав, гуй его раздери. Потому что Цзысюань ведет себя как юная госпожа, а А-Ли не прекращает гладить Вэй Ина по руке, определенно ужасно раздражая этим и еще не ушедшего Лань Ванцзи, и все присутствующее на поляне семейство Цзинь – и говорит: – В этом нет необходимости, тетушка. Молодой господин Цзинь мог бы сопровождать вас на прогулке с моей матушкой, а мы… – она мяо смотрит на кротко ожидающего окончания разговора Вэй Ина. – Нам стоит пойти вперед. Я хочу перемолвиться с А-Сянем парой слов. Так что он меня и проводит. Лицо А-Мэй наконец становится неприкрыто раздраженным – и в довесок еще подозрительным до невозможности. Потому что, ну конечно, кто о чем – а вшивый о бане. Она прожигает этим своим взглядом переплетенные руки брата и сестры и совершенно ожидаемо для Цзыюань выдает: – Молодой человек и молодая девушка? Разве подобает вам гулять вдвоем без постороннего присутствия? Цзян Чэн кашляет. – То есть когда ты оставила своего недоумка наедине с А-Ли, тебя это не беспокоило, а когда А-Ли говорит, что ее проводит брат, ты выдаешь это? – бормочет он едва слышно и испускает такой обреченный вздох, что сразу становится ясно – он хочет как можно скорее уйти отсюда, чтобы не видеть очередную драму. И как же Цзыюань его понимает… Но. – А-Ли решит все сама, – говорит она сыну тихо. – Дай ей возможность. Глядишь, – улыбается, – в следующий она тебя будет так ревностно защищать. – Мне это не понадобится, – закатывает глаза сын. – Я не настолько маленький братик своей а-цзе. Ты только глянь, какими щенячьими глазами он на нее смотрит. А все потому что А-Ли всегда была его первой защитницей и утешительницей. Как вообще можно принять столь глубокие родственные чувства за влюбленность? Мысль здравая. Цзыюань задумчиво щурится, глядя на этих двоих, и всерьез пытается представить их в красном, но у нее никак не выходит. Они действительно светятся рядом друг с другом, но при этом нет в их привязанности ничего страстного, как ни посмотри. – И правда, – соглашается она в итоге. – А ведь я одно время думала поженить их, чтоб ухажеры безмозглые отвалились, и делу конец. Сюэ Ян, все не отходящий от них ни на цунь, набирается наглости с хохотом уткнуться ей в бок, и Цзыюань мягко отталкивает его в сторону. Не отстраниться заставляет, а скорее пояснить причину своего веселья. – Там такой ухажер… – с мечтательной гадливостью возводит глаза к небу мальчишка. – Просто так не отвалится. Цзыюань весело фыркает, глядя на его комичную гримасу. Маленький бесстыдник во всем под стать своему учителю, и угораздило же ее именно его тогда подобрать в Цишани! – Тогда уж по дороге домой поделишься, – говорит она. Сюэ Ян мотает головой, кусая губы от смеха («Только за выкуп!»), и уже невоспитанно цепляется за руку Цзыюань («Соблюдай приличия! Я глава твоего ордена, а не телега, которую надо тащить!»), чтобы потянуть ее прочь по тропинке, как новая драма все-таки разражается. – А-Ли, умоляю, не сердись! – восклицает А-Мэй, вновь привлекая их внимание, и Цзыюань, уже злясь, цокает языком. Надо же быть такой настырной! – Какую бы глупость мой упрямый сопляк ни вытворил на этот раз, я прикажу ему как следует загладить вину! А то ты не слышала, что он там наболтал! А-Ли качает головой. – Прошу, Юй-има, хватит, – говорит она, и лицо ее становится печальным и почти умоляющим. Со своей позиции Цзыюань видит, как дочь сжимает запястье Вэй Ина – то ли ради успокоения себя, то ли чтобы он снова чего не ляпнул. – Не заставляйте его, пожалуйста. – Да кто его заставляет?! – распаляется А-Мэй. – Это вовсе не принуждение! Цзинь Цзысюань, а ну иди сюда и говори за себя сам! – Так он тебя и послушал, – хмыкает Цзян Чэн и тоже в конце концов тянет Цзыюань ближе к тропинке. – Матушка, давай покончим с этим. А-Ли ведь сказала ясно – хватит. Значит, хватит. Вэй Ин будто слышит его слова, потому что тоже теряет терпение и кротость, бросая на А-Мэй неприязненный взгляд. – Мы вынуждены откланяться, госпожа Цзинь, – он вроде бы воспитанно склоняет голову и теперь уже сам успокаивающе сжимает пальцы сестры. – Идем, шицзе. Как раз по дороге меня поругаешь, – он с улыбкой заглядывает ей в лицо, и А-Ли согласно кивает. – Приятной прогулки, тетушка. Они одновременно кланяются и разворачиваются, наконец медленно удаляясь от полянки и оставляя А-Мэй сердито всплеснуть руками, когда стоящий все это время столбом Цзинь Цзысюань наконец отмирает. – Дева Цзян! – он бросается вслед за ними, и Цзыюань притормаживает сына и ученика, просто чтобы послушать, что же наконец вымучает из себя этот дурак. Надо отдать должное Вэй Ину, он с истинным мастерством, полностью отвечающим его титулу, делает вид, что ничего не замечает, и степенно ведет свою обожаемую шицзе прочь. Но Цзысюань не сдается. – Дева Цзян! – снова зовет он в полном отчаянье. – Все совсем не так! На этот раз притвориться не получается, и пара все-таки оборачивается на его голос. Даже заклинатели из тех, что еще оставались на поляне и переговаривались между собой, решая, как им быть дальше, снова обращают на него внимание. А-Ли смотрит спокойно и устало, так и не отпуская руки своего брата, и, к счастью, никак не собирается помогать недоумку. Цзинь Цзысюань делает еще несколько шагов в их сторону, но все-таки останавливается на некотором отдалении. На лбу его выступают от натуги синеватые вены. – Поверьте мне, дева Цзян, моя матушка тут ни при чем! – отчаянно кричит он вдруг так, что его, наверное, слышат не только все заклинатели, включая А-Ли, но и все оставшиеся на этой горе твари. – Это не она придумала! Меня не заставляют, совсем не заставляют! – помолчав пару секунд, он делает еще шаг вперед и выпаливает: – Это все я и только я! Именно я хотел, чтобы вы пришли! Я просил матушку написать то письмо госпоже главе Цзян! Я настаивал на визите! И мне… мне вовсе не все равно! На этом он наконец замолкает, и щеки его вспыхивают алым ярче киноварной точки на его лбу. Словно только поняв, что выкрикнул и перед каким количеством народа, он отшатывается от удивленно застывшей А-Ли на пару шагов и упирается спиной в дерево. Потом, все-таки окинув глазами смотрящих на него заклинателей, прячет пылающее лицо в ладони и с воем бросается прочь. – Ну точно юная госпожа, – выдает Цзян Чэн и теперь уже беспрепятственно ведет Цзыюань к дочери и Вэй Ину. Госпожа Цзян на это только качает головой. – Остолоп. А-Мэй, на мгновенье окаменевшая от дурости своего отпрыска, всплескивает руками и гневно восклицает, соглашаясь с ней: – Остолоп! И еще какой! Почему ты убегаешь?! – с этими словами она вскакивает на свой меч и устремляется в чащу. Отлавливать, не иначе. Как только она оставляет их, Цзян Ли наконец отпускает руку своего брата и медленно выдыхает. – Неужели каждая облава проходит так… странно? – беспомощно спрашивает она, и Цзыюань качает головой. – Что ты, – заводит глаза она. – Обычно все гораздо скучнее. – Да уж, – к ним подходит Цзинь Гуанъяо и кланяется – вроде бы всем сразу, а вроде бы никому. – Мое почтение главе Цзян и ее семье, – говорит он с улыбкой, и Цзыюань почти кожей чувствует, что что-то опять не так. – Надо сказать, сегодня господин Вэй действительно отличился. О, только не снова. Цзыюань сжимает губы в тонкую линию, но ее младший ребенок сегодня тоже решает ее удивить. Цзян Чэн скрещивает руки на груди и, бросив на Вэй Ина свой привычный «заткнись и не вмешивайся» взгляд, с вызовом интересуется: – Это чем же? Однако змеиный отрок Гуаншаня не теряется. – Кажется, теперь все будут иметь зуб на вашего старшего учителя, – не переставая улыбаться, отмечает он, и что-то холодное и мерзкое от этой улыбки сворачивается у Цзыюань на сердце. – И сейчас уже многие говорят, что во время Свержения Солнца орден Юньмэн Цзян прославился исключительно благодаря Йоулин Ди, а теперь эта облава… – он сочувственно качает головой. И Цзыюань тут же понимает, зачем он подошел, потому что лица ее детей мрачнеют, и все спокойствие, что окутывало их последние пару фэней после ухода А-Мэй, испаряется. Молодой глава Не ведь предупреждал. И пусть недавно они с подачи молодого главы Лань стали назваными братьями, кажется, его мнение до сих пор ни капли не изменилось. Этот змей пытается заронить сомнение. – Неужели? – холодным голосом уточняет Вэй Ин после короткого молчания, бросая мимолетный взгляд на почерневшего лицом брата и усмехаясь. – В таком случае, что они говорят о некоем Ляньфан-цзюне и ордене Ланьлин Цзинь? Лицо Цзян Чэна от этих слов тут же светлеет и расслабляется. Как будто он тоже понимает. – Мне тоже теперь интересно, – говорит он. – Не поделитесь слухами? О Ланьлин Цзинь всегда много любопытного говорят. О Цинхэ Не, впрочем, тоже. Вы ведь прежде служили там, не так ли? Говорят, его имя прославил во время Свержения Солнца только Чифэн-цзюнь. Что же, выходит, один в поле – воин? Гуанъяо от такого отпора только моргает – это единственное, что выдает его удивление. Впрочем, Цзыюань уверена, что после этого слухи про ее орден поползут с новой силой. Не то чтобы ей не плевать. – Не совсем понимаю, к чему вы клоните, господа, – мягко сворачивает тему он, и оба брата обращают на него волчьи взгляды. – Зато каждый из нас понял, – вкрадчиво улыбается Вэй Ин, снова становясь похожим на кого-то из многочисленных Юй (надо определенно познакомить его с матушкой лично, может быть, тогда она сменит гнев на милость), – к чему пытались склонить нас вы. Они с Цзян Чэном переглядываются, и последний отрывисто кивает. – Даже не пытайтесь поссорить нас, – ожесточенно говорит он и поворачивается к нему спиной. – Лучше за своим братом следите. Удаляясь к трибунам, они не прощаются.*
Облава завершается благополучно и на гораздо более приятной ноте, чем Цзыюань могла бы предположить. Возможно потому что оказывается, что, пусть одну треть добычи с горы и получил орден Юньмэн Цзян, вторая треть досталась ордену Цинхэ Не, который упомянул в разговоре с Цзинь Гуанъяо ее сын. И, вот сюрприз, почти всех этих тварей загнал сам Чифэн-цзюнь, его же младший брат даже сабли своей из ножен не вынул. По крайней мере, если верить слухам. В любом случае, путешествие обратно в Юньмэн выдается довольно приятным и по-своему очень забавным. Хотя бы из-за того, что второй потенциальный кавалер, в перспективе долженствующий осаждать Пристань Лотоса, тоже получает свое прозвище. И как бы не лучше «юной госпожи» Цзысюаня. Начинается все, собственно, с самой Цзыюань. Если быть точнее, с того, что Цзян Чэн делится с Вэй Ином подробностями отпускаемых ею на той злосчастной поляне шуточек. Мальчишка бесстыдно хохочет над каждой репликой брата и несколько раз выдает лестно искреннее «Да быть такого не может!», но в какой-то момент Цзыюань понимает, что вскоре таким образом жертвой шуток может стать и она сама, поэтому решает, что следует как можно скорее перевести стрелки. Воспоминание о том, каким потрепанным был мальчишка, когда выскочил перед змеей, всплывает в голове как нельзя кстати, и она не гнушается этим воспользоваться. – Кстати об этом происшествии на поляне, – говорит она нарочито незаинтересованно. – Я заметила, что старший учитель Цзян выглядел совершенно неподобающе! Скажи-ка мне, кто же тебя так разукрасил-то своей любовью, что ты стоял перед Цзысюнем с листвой в волосах и пятнами от травы на ханьфу? На самом деле она надеется услышать, что это был Второй Нефрит Лань. Что они разобрались со своими сложными чувствами (со своей глупостью), и теперь Ханьгуан-цзюнь будет хорошо влиять на ее безголового пасынка. Но Вэй Ин… что ж, Вэй Ин удивляет. Заметив, что взгляды всей семьи обратились к нему, он краснеет как маков цвет и внезапно даже не пытается отшутиться. Только смотрит на Цзыюань огромными глазами, словно вопрошает безмолвно, как же она узнала, что кто-то его любовью разукрасил, а не кулаками. – Откуда вы… – выдает он наконец и тут же осекается, наткнувшись на насмешливо-любопытствующе навострившего уши брата. Чего тут думать-то, фыркает Цзыюань, выскочил сестру от влюбленного дурака защищать, а у самого губы от поцелуев красные. Ах, эта юность… Она ничего не отвечает и только в упор смотрит на мальчишку. И тот, неловко хохотнув, запускает себе пятерню в волосы и признается: – Я не знаю. У меня же глаза были завязаны. Я на дереве устроился и задремал тогда. Не настолько, конечно, чтобы не услышать, как кто-то под деревом ходит, но среагировать все равно не успел. Вот и… – он хмыкает уже увереннее. – Кажется, это была очень сильная, но очень застенчивая заклинательница, раз она так воспользовалась ситуацией. Цзыюань смотрит на этого дурака почти с жалостью. Заклинательница, как же… – Таинственная заклинательница, которая оказалась настолько сильна, что пригвоздила тебя к дереву поцелуями? – Цзян Чэн фыркает в кулак, но в итоге не выдерживает и смеется в голос. – Ты уверен, что она существует где-то кроме твоей дурной головы? Вэй Ин изворачивается на своей лошади, чтобы пнуть брата в голень, но ничего не выходит, и поэтому он возмущается вслух: – Чего это ее не существует?! – А того, – подначивает Цзян Чэн, ухмыляясь, – что это мог быть только заклинатель! Но Вэй Ин лишь беззаботно отмахивается. – Ты что, ты что! Не слышал позавчера этого змеиного Ляньфан-цзюня? На меня теперь все заклинатели зубы точат! Кому я сдался? – Так уж и все! Опять вчера улыбки расточал направо и налево! – А ты не ревнуй, моих улыбок всем хватит! Хочешь получить – только попроси! Они ненадолго пускаются в шутливый галоп, нарушая строй в попытке перегнать друг друга и надавать противнику тумаков, но вскоре возвращаются обратно к процессии. Однако на этом все не заканчивается. Продолжается история, конечно же, благодаря Сюэ Яну. Тот еще в момент шутливой перепалки между братьями отрывается от строя рядовых адептов, догоняя Цзыюань и детей, и, пользуясь своим условно привилегированным положением личного ученика старшего учителя, какое-то время греется в лучах заботы А-Ли, постоянно носящей для него конфеты в рукавах. Но, как только мальчишки перестают валять дурака, щербато ухмыляется и воодушевленно хрустит всеми своими целыми пальцами. – А, между прочим, – заявляет он, – я знаю про таинственную заклинательницу Йоулин Ди! – Да неужели? – беззлобно дразнит его Вэй Ин, свешиваясь с лошади и несильно цапая за ухо. – Знал все это время и молчал? Что-то, мне кажется, ты выдумываешь! Сюэ Ян надувается словно мышь на крупу и трясет головой, освобождая свое ухо. – А вот и нет! – в полной уверенности отзывается он. – У меня-то глаза не были завязаны, пока Йоулин Ди целоваться изволил! Так что я сидел в кустах и все видел! – И что ж ты делал-то в этих кустах? – недоверчиво хмыкает Цзян Чэн. Сюэ Ян смотрит на него как на дурака, и Цзыюань с трудом сдерживает улыбку, переглядываясь с совершенно не скрывающей веселья дочерью. – Вы же сами меня и отправили, Саньду Шэншоу, – напоминает он снисходительно. – «Проваливай искать своего безмозглого наставника, пока по башке не отхватил, а то без ног останешься!» Вот я и провалил искать его. Нашел – и смотрю, а он на ветке развалился с завязанными глазами, ногой эдак покачивает. Я в кустах и затаился – дай, думаю, подожду, пока он правда уснет, а потом за ногу его цапну и сдерну вниз, чтоб неповадно было уважаемому человеку бездельем маяться. Но не успел, – на этом он виновато разводит руками, как будто не головой об дерево своего наставника хотел приложить, а сапоги ему почистить – но не успел. На этот раз Цзыюань все-таки не сдерживается и тихо смеется в кулак. Цзян Чэн ухмыляется, наблюдая за метаморфозами в лице Вэй Ина, а Цзян Ли сокрушенно качает головой. – Так ведь нельзя, А-Ян, – говорит она с мягкой укоризной. – А-Сянь же твой учитель и любит тебя. – Вранье! – тут же отрицает последний, и мальчишка надувает щеки. – Если вранье, то ничего больше не расскажу! – заявляет он и, попытавшись скрестить руки на груди, чуть не путается в поводьях. А-Ли достает из своего рукава конфету и с улыбкой протягивает ее Сюэ Яну. – А если я тебя подкуплю? – предлагает она. Тот мотает головой и стреляет глазами в Цзыюань. – Мне госпожа глава Цзян выкуп за подробности обещала, – заявляет он, щербато улыбаясь, и «госпожа глава Цзян» испускает негромкий вздох. Адепты, что следуют чуть в отдалении, наверное, со смеху уже раз двадцать подавились. Но ведь любопытно же. Так что она достает конфету для Сюэ Яна из своего рукава. – Но сначала возьми у А-Ли. Мальчишка прижимает руки к груди. – Этот ученик не посмеет отказаться! – и разом собирает двойной выкуп за имя таинственной заклинательницы, очаровавшейся его наставником. – Итак? – снисходительно скрестив на груди руки (и не запутавшись в поводьях, слава небесам), торопит его Цзян Чэн, наблюдая, как мальчишка, явно нарочито не спеша никуда, жует сладкое. Вэй Ин молчит, но Цзыюань чувствует его любопытство настолько осязаемым, что его можно ложкой черпать. Сюэ Ян съедает одну конфету, а вторую прячет и только после этого, потерев руки как перед славной работой, вновь начинает говорить. – Я не успел свершить свою задумку, потому что меня опередил юноша в бело-голубых одеждах. Гуцинь, лобная лента с плывущими облаками… – он поигрывает бровями. – В общем, вы поняли. Это был сам великий Ханьгуан-цзюнь. Он, если вы не заметили на полянке, тоже был довольно взъерошенный, а все потому что уж очень страстно они с Йоулин Ди обжимались. Я даже подумал, что это у них вроде игра такая, ведь Йоулин Ди еще выдал сначала, как только услышал шаги молодого господина Лань, мол, кто такой, назовись немедля. Зато когда они там по траве валялись, создалось впечатление, что оба всё знают! Что ж… конфетой Цзыюань заплатила не зря. Конечно, удивленной она себя не чувствует, ибо что-то подобное с самого начала и предполагала, но на лицо Вэй Ина очень смешно смотреть. Впрочем, А-Чэн тоже кажется слегка огорошенным. – Но… – бормочет он растерянно, – он же… он же вечно к Вэй Ину цепляется! «Вернись со мной в Гусу», «Пойдем в Облачные Глубины»… Это что же он, выходит, так неуклюже замуж его звал, что ли? Цзыюань скашивает глаза на молчащего пасынка и криво улыбается. Тот едет глядя прямо перед собой, и лицо у него до того смущенное, что сразу понятно – какие бы фантазии о заклинательницах в его голове ни таились прежде, словами о поцелуе с Лань Ванцзи их оттуда вымело моментально. Цзян Чэн весело толкает брата в бок, пытаясь расшевелить, но тот лишь вяло отмахивается и рассеянно облизывает губы, явно полностью теряясь в своих мыслях. Переводит недоверчивый взгляд на беззаботного Сюэ Яна, снова заливается краской, видя его довольную жизнью ухмылку, и опять отворачивается в сторону дороги. А потом – пришпоривает лошадь и уезжает вперед. Поняв, что ничего сейчас от него не добьется, А-Чэн страдальчески стонет. – О нет! Опять мне слушать бесконечные оды Ханьгуан-цзюню! А все из-за тебя! – он грозит Сюэ Яну кулаком. – Засранец! Тот хохочет и манит его лакомствами, извлеченными из рукавов ученического ханьфу. – Не расстраивайтесь, Саньду Шэншоу! Хотите, конфетами вас утешу? Сладости настроение исправляют! А-Ли, глядя на это, только смеется. Что ж, заключает для себя Цзыюань, восхитительно. Охота и правда выдалась на редкость удачная.