*
В Юньмэне и правда душно. Впрочем, возможно Ванцзи просто заранее был настроен подтвердить слова старшего брата, потому сейчас ему так и кажется. Карнавально яркие улицы, отдающие дань почтения клановым цветам Цзян, кажутся вечно залитыми сиренью и розой поздневесеннего заката, хотя уже неделю как начался орхидеевый месяц. Вроде бы яркие лавки и торговые шатры лишены отчётливой вычурности кичащегося близостью к императорскому двору Ланьлина или противоположной ему суровости Цинхэ, но, Ванцзи совершенно уверен, сдержанности Гусу здесь тоже недостает. Впрочем, он пришел в Юньмэн отнюдь не искать умеренности. Он пришел к Вэй Ину. Это признание легко превратить из услады в яд, и Ванцзи обещает себе быть осторожным. Обещает себе не вспоминать примявшую стеблем нижнюю губу травинку с налитым спелостью колоском, торчащий из ворота ханьфу кадык и манящий изгиб белой шеи. Обещает себе не думать о текучем плотном шёлке под пальцами и чернильных ручьях разливающихся под рукой волос. Ему нужно найти гостиницу, чтобы не пришлось лгать о том, почему он здесь. Ложь запрещена в Облачных Глубинах – так же, как громкий смех, бег наперегонки по тропкам, контрабандный алкоголь и ворованные поцелуи. Ванцзи обещает себе быть осторожным – и, кажется, снова лжет. Все, чего он хочет – поцеловать Вэй Ина снова. Прикоснуться к нему и стать пеплом. Он начинает гореть, когда чувствует, как что-то лёгкое, почти невесомое врезается ему в спину. По улице ласточкой летит чей-то смех, но, когда Ванцзи оборачивается, видит всего лишь девушку в ярких, расшитых цветами юбках. Девушка машет ему – кожа белая как утренний туман промеж горных скал – а второй рукой придерживает охапку насыщенного разноцветья. – Молодой господин, примите в дар! – девушка смеётся – весело, высоко, будто взволнованно – и осыпает Ванцзи дождем благоухания. Он застывает на месте, застигнутый врасплох, не зная, что сделать и как отказаться. Как объяснить, что он здесь ради одного только человека и чужих цветов ему не надо, сколько бы благоухающих дождей на него ни пролилось. В этот момент он снова чувствует лёгкий удар в спину. Оборачивается через плечо – у его ног влажный от речной воды, словно только что сорванный лотосовый бутон. Ещё одна девушка отвлекает его своим смехом – опять слишком высоким и возбужденным, как будто пьяным – и окатывает охапкой тонкого аромата. Вэй Ин пахнет точно также. – Воспитанному молодому господину негоже отказываться от подарков! – девушки смеются и кружат подле него вихрем цветочных юбок и отсверками камней в заколках. Подбирают безжизненно разметавшиеся лепестками по мостовой цветы и вручают ему силком. Кожа у них – белая словно снег, глаза – прозрачность холодных весенних рек. Ванцзи заставляет себя выбросить из головы аромат лотосов, живущий в потеках чернильных прядей, и всматривается внимательнее. Они похожи… – Ох, Лань Чжань! Ты как всегда окружен красотками! Сосредоточение рассыпается. Ванцзи вскидывает голову, так и оставшись стоять посреди дороги с охапкой цветов в руках, и впивается глазами в парящий над ним на ажурных крыльях балкон дорогой гостиницы. Вэй Ин беззаботно опирается на перильца и смотрит, игриво склонив голову набок. В руках у него нежно-фиолетовый пион, и он покачивает им словно в раздумьях. А в следующий миг разжимает пальцы и отпускает его в полет. Ванцзи без сожалений роняет благоухающую охапку на мостовую ради того, чтобы поймать один этот цветок, и Вэй Ин расплывается в очаровывающей улыбке. – Выпьем вина, Лань Чжань? Ванцзи смотрит всего лишь мяо – на пурпур расслабленно лежащего на плечах ханьфу, изгиб белоснежной шеи и кристально сияющие глаза – и переступает порог гостиницы.*
Вэй Ин ждёт на втором этаже. Появляется из-за невесомых штор, отделяющих балкон от комнаты, как только Ванцзи возникает в дверях, и покачивает празднично расписанным винным кувшином, словно встреча с Ванцзи – и впрямь какой-то особый случай, за который необходимо выпить. – Лань Чжань! – его стеклянные глаза, то прозрачные как родник, то кристально-синие, сейчас кажутся темными и звёздными, словно небо в степи. – Какими судьбами в Юньмэне? – Ночная охота, – коротко отвечает Ванцзи, используя заранее приготовленное оправдание, чтобы не сбиться и не забыть, что хотел сказать. – Искал гостиницу. Вэй Ин улыбается так, что от одного взгляда на него болят щеки – и хочется сцеловать эту улыбку, прижав ее хозяина к расписанной цветами и стихами стене и процитировав ему самые проникновенные строки, которые точно скажут за Ванцзи, что он чувствует и чего хочет. – Тогда ты по адресу! – Вэй Ин поводит руками – холодные пурпурные рукава взлетают вверх и окатывают Ванцзи ароматами сладкого вина и благовоний. – Вся эта чудесная мансарда с ее удобствами на сегодня принадлежит мне, и я приглашаю тебя остаться! Ванцзи смотрит на него молча – не в силах отказать или согласиться, не в силах произнести ни слова – и все не находящие выражения и ответа мысли роятся в его голове, гудя полчищами шумных насекомых. Я счастлив видеть тебя живым. Я так мечтаю тебя коснуться. Я обожаю твою улыбку. Я так хочу, чтобы ты вернулся на прежний путь. Прошу, не губи себя. Я готов играть тебе «Песнь очищения сердца», пока от моих рук не останется только кровь на струнах. Пожалуйста, не уходи, Вэй Ин. – У Вэй Ина какой-то праздник? – вместо этого говорит он вслух совсем не то, что хотел сказать. Вместо того, чего сказать бы никогда не осмелился. Вырванный из гортани голос, вымученный вопрос. Жалкая попытка хоть как-нибудь поддержать беседу. Рядом с Вэй Ином Ванцзи ненавидит собственное косноязычие. Рядом с Вэй Ином Ванцзи готов называться Лань Чжанем столько, сколько ему позволят. Вэй Ин вольготно разваливается на кушетке, делая добрый глоток вина из кувшина, и Ванцзи против воли застревает взглядом на его отчётливо ослабленном поясе, позволяющем ханьфу чуть распахнуться и обнажить тонкие нижние одежды цвета чёрного винограда. Как будто только что поднялся с постели. – Конечно, у меня праздник, Лань Чжань! – мягко, словно щедрый поток, журчит он в ответ. – Ты наконец-то приехал в Юньмэн и даже поднялся со мной выпить! Конечно, это неправда. Вэй Ин ведь вырос не в Облачных Глубинах, ему не запрещено лукавить. Но его лукавство такое желанное, что Ванцзи не находит в себе сил порицать его. – Я не соглашался пить, – только и отвечает он, наблюдая за тем, как натягивается белая словно снег кожа на дергающемся кадыке Вэй Ина от каждого сделанного глотка и как оседает оттенок вина на его губах. Богатый алым и бордовым, насыщенный и маслянистый, он окрашивает кожу Вэй Ина в свои цвета. Вэй Ин снова смеётся, растягивая пухлые влажные губы – и не протестует. – Не хочешь – так я же не заставляю, – разводит руками он и вдруг подаётся к Ванцзи поближе. – Не желаешь вина, давай скрасим вечер беседой. Ванцзи только ведёт плечами, присаживаясь на край кушетки. Не далеко и не близко. Так, чтобы смотреть, но не трогать. Вэй Ин делает новый глоток вина – интересно, какой это кувшин по счету? – и совершенно по-лисьи щурится, заглядывая ему в глаза. – Лань Чжань, – говорит он своим мягким журчащим голосом. – Раз уж мы тут ведём беседу, давай я подкину тему. До меня дошел интересный слух, когда я дремал на горе Байфэн. Кто-то заделался вором заклинательских поцелуев! Ванцзи кажется, он ослышался. Кажется, он оглох. Губы Вэй Ина, блестящие от вина и лопающейся от спелости мушмулы, двигаются, но до Ванцзи не доходит смысл. Вэй Ин говорит: – Ты ведь мог просто сказать, Лань Чжань, – глаза у него сияют, будто искрятся бурей. – Я бы сам тебе его подарил, – Ванцзи кажется, на него обрушилась гроза и пропорола его насквозь. Вэй Ин тянется к нему, сокращая пропасть кушетки меж их телами, и смотрит, не отрывая грозовых серо-синих глаз. – Могу подарить сейчас. Он так близко, что Ванцзи чувствует влагу его губ на своих губах, и его пламя такое палящее, что кажется, ещё миг этой близости – и Ванцзи сгорит, и тело его обратится в пепел, и ничего не останется больше после этого добровольно подаренного поцелуя. Всего цунь. Даже меньше цуня. Вэй Ин смотрит не шевелясь, прожигает его мятежными грозовыми глазами. Его хочется стиснуть в своих руках, приласкать изящный изгиб его спины, прижаться губами к манящей линии белоснежной шеи. Поцеловать его как на горе. Жарче, чем на горе. «Я бы сам тебе его подарил». «О, у меня была чертовски богатая практика!» Ванцзи отшатывается в сторону, едва не отталкивая тут же изменившегося в лице юношу, и в голове у него – ни единой мысли. Кто видел их на горе Байфэн? Как много заклинателей знает про его поступок? Как скоро слухи дойдут до дяди и брата? Это все неважно. Ванцзи может думать лишь об одном. А как же Цзян Яньли? Неужто Вэй Ин не каялся перед ней, когда позже они шли к трибунам вдвоем? Неужто при всей их взаимной привязанности друг к другу они не вместе? Но будь они вместе – предлагал бы Вэй Ин ему сейчас свои поцелуи, хмельной, расхристанный, улыбающийся? Нет. Тот человек, которого знал Ванцзи, никогда не оскорбил бы возлюбленную своей неверностью. И если любви между ними нет, если они лишь нежно привязанные друг к другу брат и сестра… Сколько тогда на счету у Вэй Ина уже побед? Если ты так просто предлагаешь свои поцелуи кому попало, Вэй Ин, сколько ты уже их раздарил? Больше, чем каждый день раздариваешь улыбок? Больше, чем делаешь глотков вина каждый вечер? – Я не хочу поцелуев с тобой, – вырывает, почти выхаркивает из себя Ванцзи. Его голос кажется ему голосом человека, который наелся углей. Я не хочу поцелуев с тобой, Вэй Ин. Я хочу тебя целиком. Лицо Вэй Ина меняется, искажается в гримасе какой-то иной, чуждой ему улыбки, и багряные краски с него стекают. Он делает ещё один щедрый глоток вина – на самом деле просто вливает в себя с размаху остаток терзаемого до того кувшина – и меряет его взглядом враз помутневших глаз. – Конечно, – вдруг говорит лениво, тем самым тоном, каким говорил на крыше Знойного Дворца и у старой почтовой станции. – Губы у темных заклинателей наверняка нехороши на вкус, вот ты меня во второй раз и не хочешь, – он склоняет голову набок. – Скажи, я, наверное, как пепел и кладбищенский чернозем, Лань Чжань? Ванцзи прикрывает глаза и поворачивается к нему спиной, молча направляясь к двери. Он знал. Он знал все это время. И вот теперь... Ванцзи никогда не должен был на него посягать. Никогда не должен был его касаться. Хохот Вэй Ина скрипучий и болезненный – оскорбленный – за его спиной. – Что, – зовёт он, – Лань Чжань? Даже не заберёшь цветы? Слышать это имя, произнесённое таким голосом, больно словно не только душе, но ещё и телу. Ванцзи молча выскальзывает на лестницу, встречаемый там девушками с охапками разноцветья, и стремглав бросается по ступеням прочь, не желая видеть их снежно-белые щеки и лихорадочно отсверкивающие пьяною стеклянною красотой глаза. Что значит для Вэй Ина один поцелуй? Пепел. Именно его послевкусие Ванцзи ощущает у себя на губах, когда летит по улицам, в беспамятстве срываясь на отчаянный бег. Он не хочет думать о том, кому и сколько поцелуев уже подарил Вэй Ин. Не хочет думать, почему тот так разозлился, услышав, что Ванцзи не хочет его целовать. Ванцзи не хочет думать – но думает. Наказывает себя заранее. За этот не случившийся поцелуй, за мысли о подернутых грозовой поволокой кристальных глазах и туманной манящей коже, за забивший нос аромат лотосов. За то, что Вэй Ин узнал. За то, что все равно не сможет заставить себя не искать с ним встречи.