Золотые швы

Тренировки адептов проходят как по маслу, и захочешь, а не выйдет оторваться от зрелища. Даже поздние дети, пришедшие вместе с Сюэ Яном и после него, уже делают успехи в развитии золотого ядра. Не сказать, что это все – только успех Вэй Ина, ведь у ордена и до принятия им поста была отлаженная программа обучения. Вопрос в том, что Вэй Ин всегда был одним из самых успешных учеников. Узнав систему, когда сам был ребенком, он нашел ее сильные и слабые стороны и исправил огрехи. Конечно, старый учитель этикета и истории Юньмэна не советуется с ним при составлении планов своих уроков, лишь принося их для утверждения в расписании, но и сам Вэй Ин не советуется ни с кем при расстановке акцентов в обучении искусству создания талисманов или при составлении графика фехтовальных тренировок. Впрочем, обучение медитации и чистописанию – тоже не самая сильная его сторона, но с этим младшим ученикам помогает Пань Сян, одна из самых талантливых заклинательниц ордена. Самое главное – то, что Вэй Ину легко удается сплотить относительно небольшое количество выживших адептов и создать новый учительский костяк всего за несколько месяцев. Естественно, все начинается не после его официального назначения, а гораздо раньше. Ещё в тот момент, когда Цзыюань только возвращается с ним в Пристань Лотоса, наконец воссоединяется со своими детьми и заново распределяет обязанности. Тогда на долю А-Ли выпадает хозяйство, А-Чэн продолжает помогать главе Цзян работать с финансами и договорами, потому как и до этого отлично справлялся, а Вэй Ин... Вэй Ин получает кипу закопченных свитков и задание систематизировать то, что осталось от их сожженных Солнцем учебных планов. Конечно, никто не требует от него переписывания древних трактатов по совершенствованию – этим на добровольных началах занимаются выжившие старейшины Цзян. Восстанавливают по памяти те труды, что писались их предшественниками, и посещают библиотеки других орденов, чтобы переписывать книги оттуда. Вэй Ин сосредоточен на другом – не на копировании, а на создании уникальных свитков. Возможно это задание и не для его непоседливой натуры, но чем-то оно все же похоже на изобретательство. Поэтому, на тот момент, когда все происходит, он с радостью запирается в своем павильоне и покидает его лишь при крайней необходимости. И когда он заканчивает работу, она выглядит идеально. Вот только создание учебного плана для адептов из уже существующих идей для уроков и идей новых – это не единственная обязанность старшего учителя. Есть еще такая вещь, как планирование. И планирование – занятие не конечное. В связи с этим сейчас у Цзыюань есть вопрос: где чертово расписание чертовых ночных охот на следующие две недели и списки адептов, которые отправляются на задания? Она выглядывает в окно павильона, ища кого-нибудь, кого можно послать за паршивцем, и неудивительно натыкается на дремлющего под сливой Сюэ Яна. Мальчишка частенько бездельничает именно здесь, прямо в сердце Алычовых Крыш, пользуясь тем, что ходит в личных учениках одного из членов семьи и не обязан посещать общие занятия. Исключения составляют разве что уроки по этикету и истории ордена, но они как будто не идут ему на пользу. Как и наставник, он везде ищет дыры в правилах и постоянно норовит высмеять запреты. Яблоко от яблоньки, как говорится... – Сюэ Ян, – зовёт госпожа глава Цзян негромко, и мальчишка моментально открывает глаза, даже не пытаясь притвориться, что не слышал до этого, как она шуршала ставней. – Да, лиловая госпожа? – тянет он лениво, и Цзыюань едва сдерживается, чтобы не цокнуть языком. Вот же прилип с этим дурацким прозвищем! Того и гляди все вокруг также звать начнут. – Найди Вэй Ина и скажи ему, чтобы принес новое расписание ночных охот, – велит она, игнорируя его дурачества, и, не дожидаясь обычных ужимок, прицельно бросает в мальчишку конфету, извлеченную из рукава. Если бы пару лет назад кто-то сказал ей, что она будет носить при себе сладости для учеников... Сюэ Ян ловит подачку и тут же кузнечиком подскакивает со своего места, расплываясь в веселой улыбке. – Два фэня – и все будет! Цзыюань коротко кивает и возвращается к своим делам. Если мальчишка сказал, что скоро задание будет исполнено, значит, так и есть. В конце концов, не зря ведь она конфеты для него в рукавах прячет. Но Вэй Ина нет ни через два фэня, ни через три, ни через полпалочки благовоний. Вместо него Цзыюань вновь видит Сюэ Яна. – Йоулин Ди не нашел, в павильоне пусто, – он разводит руками и протягивает ей пару скрученных в трубку свитков. – Но расписание вот, на столе лежало. Верное же? Цзыюань хмурится и забирает документы, краем глаза наблюдая, как мальчишка опасливо склоняет голову набок, словно силится высмотреть искру недовольства в ее лице. Но она лишь кивает – пусть Вэй Ина в павильоне и нет, работа сделана. Вот только... где все-таки он сам? – Йоулин Ди вчера уходил в город, но к утру обещал вернуться, – вдруг говорит Сюэ Ян каким-то осторожным тоном. Смотрит он слегка исподлобья, и Цзысюань, в первый момент не понявшую, в чем дело, быстро осеняет. – Можешь не покрывать его, – она хмыкает. – Это я и без тебя знаю. Слухи от самых болтливых учеников о том, что вчера вечером некий заклинатель в бело-голубом с гуцинем и клановой лентой Лань был замечен на улицах Юньмэна, до нее дошли едва ли не быстрее, чем до самого Вэй Ина. Так что, когда он явился к ней отпрашиваться в город, она только рукой махнула. Она и без того знала о личной жизни своих детей гораздо больше, чем планировала когда-либо. Подробности ей не требовались. Однако то, что уже перевалило за полдень, а Вэй Ина до сих пор нет, звучит... настораживающе. Уж точно не с его послужным списком исчезновений можно так просто уходить в город всего на одну ночь, а потом еще полдня не возвращаться. – Ты можешь идти, – Цзыюань кивает Сюэ Яну на дверь, не выказывая ни беспокойства, ни раздражения. – Если в павильоне пусто, я сама его поищу. Мальчишка осторожно кивает и, вмиг став каким-то неожиданно тихим, выскальзывает прочь, покидая не только ее павильон, но и господскую часть усадьбы в целом. На сливу, под которой обычно демонстративно устраивается дремать, он даже не оборачивается. Цзыюань мяо смотрит ему вслед в легкой задумчивости, но почти сразу возвращается к насущной проблеме. Где может быть Вэй Усянь при условии, что вчера что-то в его встрече с Лань Ванцзи пошло не так? Либо он напивается в городе, либо треплет нервы своему брату, либо жалуется на жизнь А-Ли. Есть, разумеется, вероятность, что все пошло хорошо… и тогда мальчишка тоже все еще в городе. Но это слишком маловероятно. Юношеская влюбленность непостоянна и совершенно непредсказуема. Кроме того, Лань Ванцзи… при всех своих несомненных достоинствах не то чтобы действительно способен сделать счастливым столь деятельную личность, как ее пасынок. Впрочем, истинность этих суждений покажет время. Пока же Цзыюань решает проверить вероятные места пребывания мальчишки на территории Пристани Лотоса, прежде чем посылать Сюэ Яна в город на его поиски. Просто для собственного спокойствия. А-Чэна не видно сегодня целый день. Быстро отойдя от работы с младшими учениками, сейчас он разве что иногда выступает сопровождающим старших на плановых ночных охотах или охотится в одиночку, но в основном представляет главу ордена в обсуждении различных проблем и договоренностей с вассальными и союзными кланами. Из-за этого позавчера он снова уезжал и мог просто еще не вернуться, а даже если уже и вернулся, скорее всего спит. Вэй Ин бы до него просто не достучался. А вот кто гарантированно не оставил бы его наедине с собой после неудачного свидания, так это обожаемая шицзе. Как и полагается мудрой главе великого ордена, Цзыюань попадает в цель с первой попытки. Служанка А-Ли очень быстро докладывает хозяйке павильона о прибытии гостьи, и когда Цзыюань входит в покои дочери, то видит вполне ожидаемую картину. Цзян Ли сидит на просторной кушетке и в одной руке держит сборник стихотворений какого-то поэта из Цинхая, а другой рукой мягко гладит свернувшегося калачиком Вэй Ина по волосам. Мальчишка лежит головой на ее коленях и совершенно неподобающе утыкается ей носом в живот. Вид у него растрепанный, серебряная заколка валяется на полу рядом, и ничем не сдерживаемые волосы неопрятным покрывалом укрывают колени девушки, совершенно не обращающей никакого внимания на беспорядок. При виде Цзыюань она только мягко кивает ей и дарит ласковую извиняющуюся улыбку – как будто одной ею пытается показать свое сожаление от того, что не может встать, чтобы поклониться. Зато встает и приветственно кланяется ей Цзян Чэн, сидящий за рабочим столом сестры и… занятый чтением сочинений младших учеников, судя по мимолетно замеченному госпожой главой Цзян неровному детскому почерку. – Здравствуй, матушка, – тоном уставшего от жизни человека, четко уверенного, что зря тратит свое время на пребывание здесь, приветствует ее сын и снова садится на свое место, потому что, как любой уважающий себя брат, готов потратить впустую любое количество времени, лишь бы отвлечь своего гэгэ от любовной трагедии. Вэй Ин на ее приход никак не реагирует. Только, кажется, сжимается на кушетке еще сильнее, как будто в ожидании трепки. Прославленный Йоулин Ди? Скорее, разбитое и испуганное дитя. Как Сюэ Ян после признания, что не нашел наставника в его покоях. Эти сироты… Сколько ни пытайся быть к ним добра, они все равно не прекратят подозревать тебя в неискренности. – Боюсь спросить, – медленно тянет Цзыюань, – что это за чудесные семейные посиделки, о которых я ничего не знаю? Цзян Чэн фыркает и делает размашистый росчерк красной тушью на одном из свитков. Кажется, кому-то не повезло с отметкой. – Да таинственная заклинательница в Юньмэн наведывалась, – бесхитростно заявляет он. – Вот только свидание, кажется, не задалось. Вечно от этих Лань одни проблемы, – тут он сердито морщится и демонстративно достает еще один свиток. – Смотри-ка, – обращается к Вэй Ину уже совершенно другим тоном. – Цзян Шэн, в отличие от этих оболтусов, все-таки имеет голову на плечах! Только послушай, что он пишет. Вэй Ин даже не двигается, пока он зачитывает довольно толковый опус мальчишки, воспоминания о котором у Цзыюань весьма смутны. Он вроде бы сын одной из примкнувших к ордену бродячих заклинательниц, той, с забавным совпадением в фамилии с именем их клана. Ребенок никак не реагирует, шумно вздыхает – не наигранно, а как-то судорожно. А-Ли отвечает на это еще одной понимающей улыбкой и мягко проводит ладошкой по его плечу. Мальчишка глубже зарывается носом в ткань ее ханьфу на животе и опять затихает. Цзыюань качает головой и осторожно присаживается на край кушетки у пасынка в ногах. Совершенно неприемлемое положение для госпожи главы Цзян – но довольно сносное для матери, у чьего ребенка разбито сердце. Вэй Ин, ощутив присутствие рядом постороннего, весь подтягивается ближе к А-Ли, словно в надежде найти у нее защиты от ругани за свое поведение, и это вызывает уже у Цзыюань обреченный вздох. Она неловко похлопывает мальчишку по бедру, отмечая, что тот, кажется, выбрал самое нарядное свое облачение для встречи с этим недалеким Нефритом, и осторожно замечает: – Не то чтобы тебе действительно подходил кто-то вроде… хм… – она хмыкает, – вроде нее. Не думаешь, что эта таинственная заклинательница вовсе не соответствует твоей деятельной натуре? – А-Ли скашивает на нее глаза от своего стихотворного сборника, и ее улыбка становится шире. Приободренная успехом Цзыюань продолжает: – Я бы даже сказала, что она… – она не сдерживает хмыканья, – слишком скучная. – А еще слишком заносчивая, – фыркает из-за стола Цзян Чэн, – и абсолютно не имеющая понятия о том, чего хочет на самом деле! – Это не так, – вдруг отзывается мальчишка глухо, все еще не отнимая лица от живота обожаемой шицзе. – По крайней мере, – он хмыкает, и в его тоне слышится горькая ирония, – Лань Чжань предельно прямо сказал, чего он не хочет. – И что же он сказал? – А-Ли склоняет голову к плечу, и, Цзыюань замечает, что А-Чэн тоже навостряет уши со своего места. – «Я не хочу поцелуев с тобой», – тем же глухим голосом, что и прежде, отзывается мальчишка. Лицо А-Ли накрывает тень понимающего сочувствия. Со стороны стола слышится тихий треск. Краем мысли Цзыюань понимает, что Цзян Чэн так сильно сжал в кулак ладонь, что сломал кисть, и на ее лицо на миг выползает печальная усмешка. Вэй Ин явно всеми силами старается звучать равнодушно, но они все равно все понимают. Его вид вовсе не вяжется с голосом. Да и в голосе звучит опасный надлом. Этот надлом пробуждает в госпоже главе Цзян призрак знакомой боли. Она слишком хорошо знает, каково прятать в себе подобное чувство и как сильно оно разрушает тебя изнутри. Но эта боль короткая – на смену ей быстро приходит злость. Тоже, впрочем, знакомая. Этот напыщенный Лань, как и все адепты их ордена мнящий себя лучше других в своей лживой безупречности, не имеет никакого права… Она отвлекается от своих мыслей только почувствовав, как что-то дернулось под ее рукой. Оказывается, разозлившись, она так сильно сжала пальцами бедро Вэй Ина, что тот не сдержался и двинулся. Но – ничего не сказал при этом. Сделав как можно более глубокий и бесшумный вдох, Цзыюань разжимает пальцы и мягко гладит по больному месту, уже не особенно задумываясь о том, как это может выглядеть со стороны и как это истолкуют непосредственные очевидцы. В конце концов, если она не может приласкать разбитое сердце своего ребенка, она хотя бы попытается загладить вину за ту боль, что причинила ему сама. – Что ж, – говорит она твердо, с неколебимым упрямством разрывая воцарившуюся в комнате тишину. – Если прославленный Ханьгуан-цзюнь позволяет себе такие речи, это всего лишь значит, что он не соответствует даже стандартам собственного ордена, что уж говорить о нашем. А раз так, – она снова хлопает пасынка по бедру, уже куда решительнее прежнего, – то тебе и думать о нем не стоит. Человек, ведущий себя подобным образом, не кажется достойной кандидатурой в спутники. Пусть глупый Лань сначала сам определится с тем, чего хочет, прежде чем смущать ее ребенка импульсивными поступками. Вэй Ину хватает и собственной порывистости, где уж тут задумываться над чужой. К тому же этот поцелуй на горе Байфэн… Он ведь был украден. По словам самого же Вэй Ина, его глаза были завязаны. И раз так, Лань Ванцзи просто воспользовался его положением, чтобы… чтобы что? В чем было его намерение? Зачем было совершать столь недвусмысленно заявляющий о чувствах поступок, чтобы потом отталкивать влюбленного мальчишку от себя оскорбительными словами? Впрочем, насколько Цзыюань могла вспомнить, Лань Ванцзи с самого начала вел себя оскорбительно по отношению к Вэй Ину. Нет, она определенно не может позволить этому продолжаться. Только не теперь, когда все постепенно вошло в свою колею, и когда у каждого из ее детей появились свое место и свои обязанности, которыми они вполне довольны. Никто не нарушит эту идиллию. Со стороны Вэй Ина слышится короткий смешок. Все его тело как будто реагирует на один этот исторгнутый хозяином звук и содрогается, отчего вздрагивает и А-Ли, которой мальчишка, похоже, щекотно выдохнул в пупок. – Это очень… исчерпывающее заявление, – бормочет он, все еще не показывая лица. Цзыюань пожимает плечами, прекрасно зная, что здесь про ее проявление невоспитанности не станет известно никому постороннему, и равнодушно отзывается: – Мой опыт говорит, что жизнь сталкивает нас с огромным количеством людей, и далеко не все из них достойны нашего внимания. Но… – она мгновение медлит и задумчиво кривит губы, – если тебя столь задели слова молодого господина Лань, тебе стоит задуматься о том, что он не единственный заклинатель в цзянху, по отношению к которому не зазорно испытывать чувства. Стоит ли снова использовать совет, которому сама не последовала когда-то, Цзыюань не знает, но, наверное, иногда следует полагаться на слова тех, кто мудрее тебя. Вэй Ин снова хмыкает и наконец отлипает от живота своей сестры, садясь на кушетке и кое-как поправляя сползшее набок ханьфу. Вид у него все еще угрюмый, но уже не такой напряженный, как когда Цзыюань только зашла. Он даже позволяет себе поднять на нее глаза. – Спасибо вам за добрые слова, конечно, – говорит он с легким недоверием, как будто вовсе не ожидал от нее такого. – Это… – он отворачивается в сторону, не выдерживая ее прямого взгляда, и прячет лицо в ладони. – Это правда важно. Но… я не думаю, что кто-то действительно захочет стать спутником темного заклинателя. Так что… Он явно хочет сказать еще что-то вроде «Лань Чжань был прав», но тут сердито пыхтящий Цзян Чэн, только-только оттерший руку от туши со сломанной кисти, вскидывает ладони и несдержанно заявляет: – Нет. Сейчас же брось эти глупости, Вэй Усянь! Тринадцать лет твоя семья, – он разводит руками, словно бы обводя пространство комнаты и собирая в кучу всех находящихся здесь людей, – твердит тебе о твоей исключительности. И что же? Ты веришь какому-то Лань, который и двух слов-то связать не может?! Заканчивай страдать и иди сюда, гуй тебя побери! Я не нанимался сидеть со стопкой детских сочинений целый день! А-Ли смеется и ерошит замершему от ругани мальчишке волосы. – Не беспокойся, А-Сянь, – говорит она ласково – и берется за гребень, чтобы его причесать. – В этой комнате по крайней мере я точно понимаю твои чувства. Если что, – она поднимает его заколку и кладет на кушетку рядом, – я смогу защитить тебя так же, как ты защищаешь меня, хорошо? Лицо Вэй Ина тут же светлеет от ее слов и становится очень нежным. Он улыбается обожаемой сестре и осторожно качает головой, стараясь не мешать ей заплетать его. – Ты и так защищаешь меня от всего на свете, шицзе, – говорит он. – С этим уж я должен как-нибудь и сам справиться. Да и вообще, – тут он хмыкает. – Чэн-ди прав, раз я весь из себя такой исключительный, возьму и не буду думать об этом… Ханьгуан-цзюне! – последние слова явно даются ему с трудом, но он прикусывает губу и, как только Цзян Ли закрепляет на его волосах заколку, поднимается с места, направляясь к столу. Цзян Чэн смотрит на него одобрительно. – Наконец-то Ин-гэ вытащил голову из задницы, – издевательски елейным тоном отзывается он. – Я уж думал, весь день будешь страдать. На, – он придвигает к мальчишке половину стопки и кисть, – это твоя доля. Цзыюань переглядывается с дочерью и откидывается на кушетку. В комнате снова воцаряется молчание, но оно уже не кажется таким отчаянным. А когда А-Ли делится с ней поэтическим сборником, все становится даже будто бы хорошо. Госпожа глава Цзян решает для себя, что так все и должно оставаться.

*

Следующие несколько дней Пристань Лотоса поддерживает то хрупкое равновесие, которого семья Цзян, кажется, добилась в покоях своей молодой госпожи как в самом подходящем для разговоров по душам месте. Но идиллия разрушается очень быстро. В этот раз, ради разнообразия, не из-за Вэй Усяня. Как и обо всех важных вещах, об этом Цзыюань узнает не сразу, потому что на самом деле Пристанью Лотоса управляет не она, а два доблестных героя Юньмэна, праведно защищающих несправедливо обиженных дев от невоспитанных кавалеров. Поэтому, когда служанка докладывает ей о том, что у ворот усадьбы стоит делегация из Ланьлин Цзинь, также она сообщает и о том, что встречать гостей уже отправились господин наследник Цзян и господин старший учитель Цзян. В таких обстоятельствах самым подходящим действием кажется немедленно встать на меч, чтобы как можно быстрее оказаться у ворот ради предотвращения кровопролития, но Цзыюань воспринимает новость с удивительным даже для самой себя равнодушием. Ну даст ее сын кому-нибудь в глаз. Какая разница, старший или младший? И уж тем более какая разница, кому из ордена Цзинь посчастливится встретиться с кулаками ее детей? О визите она не была предупреждена загодя, так что целая делегация – это по сути незваные гости. Кто знает, какие у них намерения, не так ли? Прежде чем отправиться встречать адептов Цзинь, Цзыюань кидает короткий взгляд на календарь. Пятнадцатый день с момента получения просительного письма. Вообще-то на днях она собиралась писать отказ. Впрочем, еще не факт, что делегация прибыла в Юньмэн по этому поводу. Что ж, это и предстоит выяснить. – Иди к молодой госпоже Цзян и сообщи ей новости. Пусть подготовит Заячьи Топи на свое усмотрение. Еще не хватало впускать незваных гостей в дом семьи. С них и общей приемной хватит. Служанка уважительно кланяется и спешит в павильон к А-Ли. Конечно, дочь, скорее всего, уже предупреждена о происходящем, потому как именно у нее под боком Вэй Ин в последние дни и повадился заниматься проверкой сочинений по теории создания талисманов, но должен же хоть кто-то в этой семье соблюдать правила. Когда на подходе к воротам Цзыюань слышит звуки разгорающегося скандала, она даже не пытается притвориться удивленной, только по привычке гладит кончиком пальца золотые реки между нефритовыми осколками своей цзи. В деле защиты своей обожаемой сестры от одного конкретного заклинателя ее дети свирепы до крайности, и, стоит только услышать их ядовитые голоса, становится ясно, кто именно прибыл с визитом. Госпожа глава Цзян не отказывает себе в удовольствии неторопливо возникнуть за спинами сыновей только чтобы лицезреть бледное от злости лицо Цзинь Цзысюаня и вышколенную, но явно вымученную улыбку Цзинь Гуанъяо. – Госпожа глава Цзян, – последний вежливо кланяется ей, только завидев, и Цзыюань отвечает коротким кивком. – Чем обязана столь неожиданному визиту, молодые господа? – равнодушно интересуется она, кладя руки на плечи своим мальчишкам и заставляя их немного умерить пыл. – Особенно ты, – фыркает на Мэн Яо явно далекий от спокойствия Цзян Чэн. Тот окидывает его мягким взглядом гадюки, примеривающейся к добыче, и безмятежно отзывается: – Как и советовал господин наследник Цзян, слежу за своим братом. – Плохо следишь, раз он оказался здесь, – насмешливо кривит губы Вэй Ин, и даже тяжелая рука Цзыюань, которую та так и не убрала с его плеча, как и с плеча его младшего брата, никак не помогает ему помнить о сдержанности. – Вы совершенно забыли о манерах, – говорит она своим детям, и тем все-таки хватает такта опустить глаза в землю, хотя бы изображая повиновение. – Даже не пригласили столь… – она окидывает пришедших взглядом, – высоких гостей на территорию усадьбы. Головной убор Цзинь Гуанъяо, кажется, вздрагивает. Но, может, это только обман зрения. Цзыюань кивает стоящим на страже адептам, и те пропускают сыновей Цзинь Гуаншаня на территорию ордена, а с ними – небольшую повозку, управляемую адептом из личной свиты старого павлина. Как интересно. А А-Мэй в курсе? Цзинь Цзысюань молчит все то время, что они следуют от ворот по обсаженным лиловыми травами дорожкам к Заячьим Топям, и только при виде плывущей им навстречу А-Ли, явно всего лишь вышедшей сообщить о готовности приемной, вытягивается в струну и смешно выпячивает грудь. – Приветствую молодую госпожу Цзян! – чеканит он излишне громким голосом, и Цзыюань чудятся искорки тщательно скрываемой улыбки в уголках губ дочери. Однако А-Ли ничем не показывает того, что ее позабавило подобное приветствие, и уважительно кланяется. – Приветствую господина наследника Цзинь и молодого господина Цзинь, – отвечает она самым безмятежным тоном, какой Цзыюань слышала от нее когда-либо, и тут же отворачивается к своим братьям. – А-Инь, А-Сянь, вы так быстро ушли, что я даже не успела попросить вас быть вежливыми с гостями. О, так значит, они оба были у нее все это время. А кто, интересно, проводил сегодняшнюю тренировку и разбирал свежие отчеты с рудников и мануфактур? Если опять Пань Сули и Цзян Бао, кому-то придется пережить длинную беседу об ответственности и уважении к своим обязанностям. – Прости, сестра, – в этот раз совершенно искренне опускают головы обормоты, и Цзыюань нутром чувствует, насколько ревнивым взглядом Цзинь Цзысюань прожигает Вэй Ина, с которым на горе Байфэн А-Ли так трогательно держалась за руки. Да уж, тут можно подумать о чем угодно, если не знать некоторых деталей. Страшно даже представить, какие слухи ходят об этих двоих за пределами Юньмэна. – Приемная готова, – между тем отвлекается на мать Цзян Ли. – И, если матушка считает нужным, я прикажу подготовить еще гостевые покои в соседнем павильоне. Какой бы ни была тема разговора, господам явно потребуется отдохнуть с дороги. – Ты очень добра, – Цзыюань кивает в знак согласия, и А-Ли уже готовится уйти, как вдруг Цзинь Цзысюань резко шагает вперед и ней тянет руку, будто собирается схватить за запястье. Но – вовремя отдергивает ладонь, кажется, вспоминая, что так легко можно ее и лишиться, и только зовет, снова слишком громко: – Дева Цзян! Я здесь из-за вас! Не… не уходите, прошу! А вот и новый виток этой нескончаемой драмы. Цзыюань оборачивается к мальчишкам и по ощущениям не меньше фэня уделяет одному только пристальному взгляду на них обоих. Учитывая, что они так и стоят подле приемной не входя, открытая местность, где могут услышать другие адепты, не дает им возможности протестовать, и в итоге они сдаются. Первым – Вэй Ин. Поджимает губы и откровенно демонстративно позволяет своим глазам блеснуть исчерна-алой искрой при взгляде на Цзысюаня. – Прикажу подготовить гостевые покои и пришлю сопровождающего, – цедит он и – опять же демонстративно – поклонившись только Цзыюань, уходит. Цзян Чэн почти полностью повторяет его поведение, только вместо исчерна-алых искр пускает лиловые молнии по фамильному кольцу. – Отдам приказ кухне, чтобы ужин гостям принесли в комнаты. Как только оба чрезмерно защищающих брата покидают галерею перед приемной, Цзинь Цзысюань сразу как будто немного расслабляется, и Цзыюань с удивлением понимает, что он действительно их опасается. Это настолько согревает ее самолюбие, что у нее даже улучшается настроение. – Что ж, А-Ли, – с этим хорошим настроением говорит она, обращаясь к дочери, – раз господин наследник Цзинь горит желанием поговорить именно с тобой, составишь нам компанию? – при этом Цзыюань не утверждает, а старается сделать так, чтобы ее слова звучали как уточнение. Не «ты сделаешь как я скажу», а «я сделаю как ты скажешь». У нее нет сомнений, что вежливо склонившая голову Яньли все понимает. У нее вообще очень понятливая дочь. Они проходят в приемную – комната уже проветрена от предыдущего собрания и радует ароматом свежих благовонных палочек и пучками зайцехвостых трав в вазах и под потолком – и рассаживаются по четырем сторонам специально установленного для них небольшого стола. Мэн Яо, кажется, очень искренне улыбается своему сводному брату и, получив от него согласный кивок, начинает говорить первым. – Видите ли, – лицо у него при этом самое что ни на есть приятное, и все же Цзыюань смотрит неотрывно, пытаясь отыскать в этой приятности червоточину, – Цзинь Цзысюань здесь… не совсем законно, – его улыбка становится виноватой. – Он очень волновался из-за письма, посланного нашим отцом, и оттого, когда узнал, что я отправляюсь к вам, попросил взять его с собой. Поэтому… – он снова оглядывается на молча смотрящего в стол наследника Цзинь, выглядящего совершенно потеряно в непосредственной близости от Яньли. – Мы будем очень признательны, если отец ничего не узнает об этом посещении. А-Ли дарит змею мягкую улыбку. – Вы можете рассчитывать на наше молчание, Ляньфан-цзюнь – отзывается она убедительно. – Однако зачем же глава Цзинь отправил в это путешествие вас? Гуанъяо разводит руками. – Все из-за того же письма. Видите ли, дева Цзян, мы все очень обеспокоены молчанием вашей семьи. Я здесь, чтобы выяснить его причину и получить однозначный ответ на сделанное вам предложение. От этих слов А-Ли слегка смешивается и теряется, явно не зная, что ответить, так что Цзыюань приходит ей на помощь. Достаточно быстро, чтобы тишина за столом не стала неловкой, но не настолько, чтобы замешательство не стало очевидным. – Вероятно, вы этого не знаете, – говорит она, обращаясь к Гуанъяо, но глядя лишь на Цзысюаня, – но у моей дочери и господина наследника Цзинь довольно… сложная предыстория. Письмо от вашего отца осталось не отвеченным именно по этой причине. Мэн Яо задумчиво склоняет голову к плечу. Уголки его губ озадаченно опускаются, словно он действительно обеспокоен подобной новостью, но натренированное благожелательное выражение так и не покидает красивого лица с отчетливыми фамильными чертами клана Цзинь. – Вот как… – только и тянет он задумчиво. Цзинь Цзысюань коротко вздыхает, как перед прыжком в холодный источник, и поднимает глаза от стола. На его лице, в противовес лицу брата, застыло какое-то неожиданно непримиримое выражение, абсолютно нетипичное для того юноши, которого Цзыюань знала все эти годы. – Госпожа глава Цзян, – говорит он, глядя ей в лицо. – Дева Цзян, – стреляет отчаянными глазами в А-Ли. – Я приехал просить прощения за… за все обиды, что причинил семье Цзян и ее дочери. Господин наследник Цзян и старший учитель Цзян… – он ломано усмехается. – Я могу понять их нежелание допускать меня до разговора с вами. Я действительно не заслуживаю этого. Но… дева Цзян, – он снова обращается к А-Ли и теперь смотрит на нее горько и бесстрашно. – Поверьте, я… То приглашение действительно исходило от меня! Я… знаю, что причинил вам боль своими прежними словами, но… – его лицо искажает усмешка. – Вероятно, я слишком эгоистичен, чтобы просто остановиться. Поэтому мой отец и послал письмо. Какое-то время Цзян Ли молчит. Цзысюань не торопит ее, только снова опускает глаза, терпеливо дожидаясь ответа на свои слова, и тут же вскидывается, стоит ей даже не заговорить, а просто вдохнуть в грудь воздуха перед началом ответной речи. – Вы приехали, чтобы принести извинения, ведь так? – уточняет она и, получив согласие, благосклонно кивает в ответ. – Хорошо, – она чуть медлит, но все же продолжает: – Я принимаю ваши извинения. Однако вынуждена заметить, что решение вашего отца о просьбе заключить помолвку между нами повторно, кажется весьма… самонадеянным и нетактичным по отношению и ко мне, и к вам. Она как будто хочет сказать что-то еще, но наследник Цзинь, до того слушающий ее внимательно и остро, мотает головой. – Дева Цзян… Цзян Яньли, – его брови ломает складка. – Это было мое решение. Моя попытка. Прошу, не думайте, что… кто-то меня заставляет или принуждает. Это вовсе не так! В конце он повышает голос и едва не вскакивает на ноги, чтобы начать нервно ходить по приемной. Цзыюань, молча наблюдающая за этим представлением, отмечает, как слегка смягчаются серьезно поджатые губы дочери и как расслабляется ее напряженный подбородок. Эта привычка у нее от Фэнмяня, сама госпожа глава Цзян никогда не позволяла своему лицу такой натуральной и легко читаемой мимики при посторонних. – И какого же ответа вы от меня ждете? – уточняет А-Ли. – После того, как моя мать обещала вашему отцу, что больше я не обеспокою вас своим вниманием. Даже не так… – она тихо выдыхает. – С чего вдруг мое внимание стало для вас важно? Разве исключительному наследнику именитого ордена не стоит подыскать себе более подходящую партию? Боюсь, – она разводит руками, указывая на свое хоть и со вкусом пошитое, но все же довольно простое по сравнению с богатыми одеяниями наследника Цзинь пурпурное ханьфу, – на вашем фоне я буду выглядеть так же блекло, как и четыре года назад. Цзинь Цзысюань молчит, явно потерявшись от этих слов, и в очередной раз Цзыюань чувствует себя как на драматической постановке. Вроде и ясно, чем все должно закончиться, а вроде и не уйдешь из театра, пока не узнаешь точно. Тишина затягивается настолько, что еще немного, и станет совсем неуютно. Вероятно, поэтому Гуанъяо качает головой. – Не могу представить, чтобы дева Цзян выглядела бледно на фоне моего брата, – замечает он с легкой улыбкой. – Столь храбрая девушка не может быть незаметной, – он явно очень старается, но ситуации это все равно не облегчает. Хотя Цзыюань и отмечает его удивительную заботу о благополучии старшего брата. – Я ошибался, – тихо говорит Цзысюань. – Все это время. Мне нигде не найти подобной вам спутницы, дева Цзян. Дело не во мнении моих родителей, не в союзных связях между орденами и какую там еще чушь придумывают, чтобы оправдывать договорные браки? Дело во мне, – он смотрит на А-Ли, и щеки у него краснеют ярче киноварной метки на лбу. – Это мое предложение вам. Я прошу вас его принять. И я… обещаю. Я приложу все силы, чтобы доказать свою искренность. А-Ли снова довольно долго молчит, уже даже не пытаясь скосить глаза на молчащую Цзыюань. Зато на нее неотрывно смотрит Цзинь Гуанъяо – как будто ждет, что она как-то повлияет на мнение дочери, и они наконец решат этот утомительный вопрос. Ну уж нет. Когда Цзян Ли заговаривает снова, уже догорают благовонные палочки. – Скажите, господин наследник Цзинь, – говорит она негромко, – та повозка, что сопровождала вас и молодого господина Цзинь Гуанъяо… Это ведь повозка со свадебными дарами, так? – ее голос звучит напряженно, и Цзыюань сразу понимает, в чем дело. Если согласилась в первый раз, согласится и во второй. К чему весь этот фарс? На этот вопрос отвечает Мэн Яо. – Я прошу прощения, дева Цзян, – улыбается он мягкой виноватой улыбкой – точь-в-точь такой, что использует сама А-Ли, только на его лице она выглядит гораздо более вкрадчивой. – Мой брат не располагает этим знанием. Но… я вынужден признать, что вы правы. Это… – он мгновенье молчит, – действительно нетактично со стороны нашего отца, и вы вправе сердиться на него и на меня, потому что меня он отправил в качестве посла, и именно я выполняю здесь его поручение. Цзинь Цзысюань тут вовсе ни при чем, он пришел только для того, чтобы лично сказать вам, что просительное письмо не было… попыткой принудить его или вас к чему-либо. Взгляд А-Ли смягчается, Цзыюань просто видит это. Видит, как дочь коротко кивает, принимая к сведению многословный мед змеи Мэн Яо и даже не собираясь проверять, не плюнул ли он туда ядом. Видит, как разглаживается у нее задумчивая складка между бровей. Видит все это – и вдруг понимает, что даже предположить не может, каким будет ее ответ. Так что, когда Цзян Ли решается его дать, слушает с не меньшим вниманием, чем прибывшие получить этот самый ответ гости. – Я не думаю, что это… хорошая идея, – говорит она осторожно, и Цзысюань тут же каменеет плечами и прячет сжатые в кулаки руки под стол. – Но… Мне сложно говорить об этом, – признает она, – потому что во мне несмотря на… все произошедшее все еще есть теплые чувства к господину наследнику Цзинь, – эти слова она произносит с удивительной смелостью и очень стойким голосом, хоть и избегает при этом смотреть Цзысюаню в лицо. – Поэтому… я предлагаю следующее: мы заключим помолвку, и я приму дары от клана Цзинь… Закончить она не успевает – Цзинь Цзысюань прерывает ее, вскакивая со своего места и кланяясь так низко, что его скрепленные роскошным гуанем волосы подметают пол. – Дева Цзян не пожалеет о своем решении! – горячо обещает он, поднимая на нее сияющие глаза. И – Цзыюань не удивлена – натыкаясь на опасливый ответ. – Боюсь, я еще не закончила, господин наследник Цзинь, – кротко уточняет девушка. – Я соглашусь лишь при условии, что… до момента проведения пятого обряда у каждого из нас будет возможность отказаться. Цзинь Цзысюань выпрямляется, глядя на нее сверху вниз, и больше не садится за стол. Его лицо снова ломает горькая улыбка. – Это будет справедливо, – только и говорит он в ответ. Цзян Ли кивает и тоже поднимается. – Что ж, раз мы все решили, полагаю, вам следует отдохнуть после долгой дороги, – она указывает на выход из приемной и оборачивается к Цзыюань. – А нам с матушкой нужно рассказать о принятом решении другим членам семьи. Госпожа глава Цзян согласно кивает и поднимается со своего места. – На галерее вас уже наверняка ждут, чтобы сопроводить в гостевые покои, – сообщает она откровенно равнодушным тоном, слишком занятая мыслью о том, как предотвратить свое временное оглушение от криков мальчишек, которые обязательно разразятся праведным гневом, стоит им только узнать, что Цзысюань все-таки добился своего. – И да, – когда они уже выходят наружу, вспоминает она, пока братья Цзинь не ушли. – Молодой господин Цзинь. Как вернетесь в Башню Кои, сообщите своему уважаемому отцу, что раз уж он исказил первый обряд, то второй может и вовсе пропустить. В конце концов, потомственное имя Яньли за это время не изменилось. Цзинь Гуанъяо кивает ей и уважительно кланяется на прощание. – Благодарю вас, госпожа глава Цзян, – уголки его глаз лукаво сужаются. – Я обязательно передам ему эти слова. Что ж, думает Цзыюань по пути в павильон А-Ли, где их с дочерью наверняка и ждут кипящие злостью доблестные герои Юньмэна, если этот змей действительно так печется за своего брата, возможно он не так уж и плох. Должны же случаться и удачные дети у этого осеменителя? Когда на следующий день делегация из Ланьлина покидает Пристань Лотоса без потерь, Цзыюань вздыхает с отчетливым облегчением. Ведь на этом неожиданности и потрясения должны себя исчерпать, не так ли? Хотя бы один спокойный год она заслужила. Ошибочность своих суждений она понимает ровно в тот момент, когда вскоре после празднования их с Цзян Чэном дней рождения Вэй Ин без стука переступает порог ее покоев, практически волоча на себе запыленную и израненную Вэнь Сюлань. Какой уж тут год спокойствия? Естественно, год – это слишком много.