*
Юньмэн оправляется от зимы быстро. Немногочисленный снег стремительно тает, вскрывая влажную сонную почву, взъерошенную зеленой порослью, и новое поколение малолетних адептов с гиканьем носится по окрестностям, радуясь потеплению и мастеря пестрых воздушных змеев один краше другого. Все совсем как шесть или семь зим назад, и окружающая благодать заставляет мечтательно прикрывать глаза, предаваясь воспоминаниям. Если бы кто-то эти шесть или семь зим назад сказал Цзыюань, что она будет скучать, вероятно, та госпожа Юй без лишних слов распустила бы Цзыдянь, чтобы доходчиво пояснить, что она думает об этих словах. Нынешняя Цзыюань, лично вышедшая проследить за тем, как посыльный выгружает из повозки присланные А-Мэй для свадебного одеяния ее дочери ткани, краем глаза следит за носящейся по Пристани Лотоса детворой и то и дело ловит себя на том, что по наитию – или по давно забытой привычке – силится высмотреть среди них растрепанные макушки своих детей. Когда-то Цзян Чэн и Вэй Ин тоже носились так по окрестностям. Мастерили воздушных змеев, крали лодки и охотились на фазанов. Сколько торговцев и рыбаков приходило потом в Пристань Лотоса просить возмещения за свое имущество! Фэнмянь тогда смеялся и просил «свою госпожу» не наказывать растерявших совесть и стыд негодников. Отстрел воздушных змеев, мол, тренирует меткость и дальность юных лучников, а кража фазанов и лодок помогает оттачивать навыки незаметного передвижения. А ведь скоро начинается новый сезон цветения лотосов… Как давно ее дети перестали быть просто детьми и отделились от ватаги хохочущих мальчишек в ученических одеяниях? Взрослый, статный А-Чэн снова уехал – на этот раз в Цинхэ, наверняка привезет оттуда вина и веера, а взъерошенный и насмешливый А-Ин, чайниками пьющий чай прямо во время уроков и не расстающийся с горячей пиалой даже на тренировке, без устали объясняет ученикам, как правильно создавать – и использовать на охоте – новенький талисман. Свадебные ткани роскошны, это легко признать. Но А-Ли интересуют вовсе не они, а упрятанный между свертками свиток, перевязанный оранжево-золотой тесьмой. Дочь нежно улыбается, цепляясь взглядом за выписанные дорогой тушью иероглифы, сложенные в имя нетерпеливого жениха, и весь ее облик освещается счастьем от одного только этого послания. Иногда Цзыюань кажется, что такое благолепие не представляется возможным. В такие мгновения она смотрит на свою дочь – нежный лотос, золотой пион – и убеждается, что возможно все. Просто не во все можно поверить сразу. А-Ли помогают с нарядом лучшие швеи ордена, и каждая с обезоруживающей искренностью неустанно твердит, как хороша сиятельная дева Цзян и как к лицу ей свадебные одежды. И каждая из них права, ибо счастье и правда красит, преображая до неузнаваемости. Все вокруг кажется спокойным и ослепительно радостным. И иногда Цзыюань забывается мыслью, что так будет теперь всегда. Иногда она забывает, что этому предшествовало и сколько людей заплатило счастьем и душами за нынешнее благолепие. Но потом она видит, как облепляют бедолагу Вэнь Цюнлиня совершенно не страшащиеся его мертвенной бледности дети, и как он растерянно тянет губы в самой широкой улыбке, на какую только способен. Потом она слышит, как в своей хладнокровной манере шутит Вэнь Сюлань, все еще способная смеяться. Потом маленький А-Юань прячется от своего Сянь-гэ за ее спиной, жалуясь «Цзян-нэй» на то, что нерадивый мальчишка хочет его защекотать. И тогда ее отпускает. Когда одним вечером она приходит в павильон к дочери в поисках Вэнь Сюлань, с которой Цзян Ли неожиданно быстро и крепко сдружилась (не иначе наличие у обеих младших братьев так помогло), все вокруг как раз кажется цветущим и благолепным, и даже потенциально проблемные письма, ждущие своего часа в ее рукавах, не портят проведенного в приятных заботах дня. – Матушка, – А-Ли отставляет на столик коробку с жемчугом, которым расшивала ворот верхнего одеяния, и поднимается, чтобы приветственно поклониться ей. – Доброго вечера. Цзыюань дарит ей короткую улыбку. – Ты опять отпустила швей раньше положенного, – говорит она дочери без упрека, и та с мягкой улыбкой поводит в ответ плечами. – Мы с А-Цин хотели говорить с матушкой сегодня, – поясняет она, оглядываясь на так и застывшую в приветственном поклоне Сюлань. Госпожа глава Цзян вздыхает и – снова – просит упрямую «Золотые Руки»: – Хватит разводить эти глупые церемонии. Твой племянник называет меня нэйнэй. Мне кажется, мы достаточно близки, чтобы ты могла прекратить так кланяться. Вэнь Сюлань разгибает спину и смеряет ее длинным задумчивым взглядом. – Вы так добры ко мне и к моей семье, что не просто нам помогли, но и открыли для нас двери своего дома, – взвешенно говорит она. – Мне несложно лишний раз согнуть свою спину в поклоне вам. Это скорее я должна гнуть спину, кланяясь тебе в пол, думает Цзыюань. В конце концов, из нас двоих именно ты совершила то, за что я никогда не смогу перед тобой расплатиться. И может быть, кто знает, однажды сделаешь это еще раз. Вместо того чтобы сказать это вслух, она только взмахивает рукой. – Хватит, я же сказала, – собственная резкость еще несколько раздражает, но Цзыюань вынуждена признать, что делает небольшие успехи. – Я пришла не выслушивать хвалебные оды, а поговорить с тобой. Вэнь Сюин сказала мне, что ты здесь, так что я решила передать тебе письма лично. Вообще-то сначала «Вэнь-по» А-Юаня испугалась того, что сама госпожа глава Цзян снизошла до посещения их павильонов. Однако успокоилась она очень быстро, и Цзыюань даже узнала массу мелких подробностей о том, как хорошо живется опальным Вэнь в Пристани Лотоса, и как рады они тому, что «госпожа Цзычжу» сочла их жизни достойным свадебным подарком для своей единственной дочери. А еще благодаря Вэнь Сюин – древней полуслепой старухе без золотого ядра, очень, однако, острой умом и слухом – Цзыюань узнала, какие ходят по окрестностям слухи про Вэй Ина и А-Юаня. И эти слухи могли очень им пригодиться. Но… не сейчас. Попозже. Сейчас Цзыюань достает уже обозначенные вслух письма из своего рукава и протягивает их Сюлань. Та изучает свитки с недоумением. – Они перевязаны красными лентами, – говорит она медленно, как будто не совсем понимает, в чем дело. Хотя, может, и правда не понимает. – Ты и твоя семья здесь с осени, – Цзыюань разводит руками. – И всем отлично известно, что вы находитесь в ордене вовсе не на правах рабов. Вэнь Сюин даже рассказала мне одну крайне интересную сплетню о Вэй Ине и Вэнь Юане, – она мягко усмехается. На самом деле этот слух далек от истины настолько, насколько небеса далеки от земли, потому что ее пасынок невинен как дитя несмотря на длинный язык и умелые ухаживания за девами, но его вполне можно использовать в личных целях. – Неудивительно, что мне стали приходить брачные предложения для тебя. Однако в последние годы, – Цзыюань меряет дочь задумчивым взглядом и вновь смотрит на Вэнь Сюлань, – я решила перенять практику Гусу Лань, чьи адепты не заключают браков по расчету. Так что просмотри письма, если хочешь, а если нет – не просматривай, и я просто отвечу всем отказом. На самом деле Юньмэн Цзян вовсе не на руку отдача в чужой орден столь талантливой заклинательницы. Да и не только заклинательницы. Но Цзыюань знает, что именно отказом девушка и ответит, потому как приложением к ней неизбежно будет ее брат, которого она явно не оставит одного даже в самом спокойном и дружелюбном месте в цзянху. Однако это не мешает госпоже главе Цзян выразить свою действительную точку зрения. Как она и предполагает, Вэнь Сюлань протягивает письма назад, не удосужившись развернуть ни одно из них. – Тогда с вашего позволения, – говорит она так же четко и взвешенно, как говорит с ней всегда, – я бы хотела и дальше пользоваться добротой госпожи главы Цзян и пытаться по мере сил отплатить Юньмэн Цзян за понимание и доброту. С этим она вновь кланяется Цзыюань, и та согласно кивает. – Тогда с этим решили, – она присаживается на устланный покрывалами и подушками кан. – О чем вы хотели меня спросить? Цзян Ли окидывает ее мягким взглядом и присаживается рядом. Только после этого садится Вэнь Сюлань, и от этого смешно и грустно. Целительница Цзиньшоу, перед которой она в неоплатном долгу за своих детей, слишком подчеркнуто и при этом совершенно искренне уважительна к ней из-за своего брата, которого Цзыюань не спасла. – На самом деле это скорее я хотела просить тебя, – улыбается дочь между тем. – А-Цин считает, что мне это повредит, а я считаю, что это улучшит ее положение. Так что… – она медлит, не сводя глаз с подруги (первой подруги-заклинательницы за всю ее жизнь). – Рассуди нас. Так ходить вокруг да около для А-Ли нетипично. Однако это всего лишь значит, что она сомневается, позволит ли Цзыюань ее идеям воплотиться в жизнь. – Чтобы я рассудила, кто из вас прав и стоит ли чего-то ваша мысль, мне требуется для начала ее услышать, – замечает госпожа глава Цзян спокойно, не позволяя собеседницам подумать, будто не принимает их всерьез. А-Ли покладисто кивает. – Если матушка нам позволит, мы хотели бы дать клятвы сестринства, – говорит она ровным тоном, и только Цзыюань вскидывает брови, обнажая свое удивление – пусть девушки сдружились и быстро, не слишком ли мал срок их знакомства для такого серьезного решения? – дочь одним взмахом ресниц просит ее дослушать. – Я знаю, о чем ты думаешь, – улыбка не сходит с ее лица, но становится очень понимающей. – И в другой ситуации я бы предложила повременить с таким шагом несколько лет, но сейчас… – Это политический ход, – Цзыюань смотрит задумчиво. Даже не на А-Ли, а скорее над ее плечом. Что даст им этот ход? Как увидит его общественность? Для Вэнь Сюлань это будет огромным шагом наверх, потому как из рядовой, пусть и крайне талантливой целительницы родом из опального клана она станет названой сестрой будущей госпожи великого ордена. А для А-Ли… У А-Ли будет не просто подруга, но фактически личный лекарь, что в свете ее грядущей беременности (а она явно не за горами, уж очень уверенно Цзысюань говорил о желании завести наследника) весьма кстати. С другой стороны, это только подкрепит слухи о распутстве Вэй Ина и о том, как Цзыюань потворствует его грехопадению. Но кого из них это волнует? Вэнь Сюлань толкует ее молчание по-своему. Она коротко усмехается и бросает на Цзян Ли слегка самодовольный «а я тебе говорила» взгляд. Обожает быть правой, совсем как А-Чэн. Это заставляет Цзыюань усмехнуться. – Я пыталась ее остановить, госпожа глава Цзян, – уверенным тоном заявляет Сюлань. – Не берите это в голову, прошу вас. Меня вполне устраивает то положение, которое я имею сейчас. Цзыюань встречается с ней глазами и пожимает плечами. – На самом деле я не вижу в этой мысли ничего плохого, – говорит она легко, даже слегка беззаботно, с удовольствием наблюдая, как едва заметно округляются губы Вэнь Сюлань в сдержанном удивлении. Ее дочь выходит замуж за сына самого большого бесстыдника в Поднебесной, ради всех богов, Цзыюань совершенно не беспокоят сплетни о репутации. Губы А-Ли растягиваются в благодарной улыбке. – Я знала, что ты поймешь. – Но повременить вам все же придется, – Цзыюань окидывает обеих своих собеседниц все тем же задумчивым взглядом. – Я думаю, новость о церемонии принесения сестринских клятв можно будет обнародовать после новости о твоей беременности. Вэнь Сюлань, быстро справившись с собой, издает отчетливо одобрительное хмыканье – явно понимает ее замысел. – Чтобы оправдать этот поступок заботой о будущем наследнике Ланьлин Цзинь? – она уважительно наклоняет голову. – Госпожа глава Цзян действует очень тонко. Цзыюань улыбается. – Положение обязывает. Осталось только сыграть эту гуеву свадьбу, и можно будет вздохнуть спокойно. Уж мальчишки, коль скоро они не совсем глупцы, сами должны позаботиться о достойных партиях для себя.*
То, что в умственных способностях своих сыновей она ошибается, Цзыюань понимает довольно скоро. И если Вэй Ину с его дурковатой влюбленностью во второго господина Лань это еще простительно, то Цзян Чэн одновременно умиляет и раздражает своими метаниями. Впрочем, сейчас все равно куда лучше прежнего. Теперь сын страдает хотя бы по подходящей кандидатуре. Вот только легче от этого «лучше» все равно не становится, потому как он мечется, но ничего не делает. И пока выходит, что скорее Вэй Ин найдет себе какого-нибудь не слишком подверженного влиянию правил юношу из Гусу Лань, раз уж ему так нравятся траурные одеяния, чем прославленный Саньду Шэншоу решится ухаживать за девой из собственного ордена. Конечно, Цзыюань обещала себе не лезть в личную жизнь своих детей, но сейчас эта стратегия кажется скорее пагубной, чем благотворной, поэтому госпожа глава Цзян решает все же вмешаться. Естественно, сама она ничего не делает, предпочитая не поступать так прямолинейно, как имела привычку действовать прежде. Вместо того, чтобы прямо поговорить с Цзян Чэном, вбивая в его голову немного ума силой, она просто просит его помочь ей с разбором почты. Юньмэн Цзян как раз отвечает за свадебные приглашения, чем не предлог? – А что, писем вдруг стало так много? – А-Чэн вскидывает брови, присаживаясь за стол напротив нее и бросая удивленный взгляд на внушительную кучку скрученных в трубки свитков, перевязанных широкой лентой, чтобы не раскатывались в разные стороны. – Хотя, учитывая свадьбу сестры… – он недовольно мычит и дергает за ленту. – Все еще не понимаю, почему А-Ли согласилась выйти за этого балбеса… – Если А-Ли счастлива, вам с Вэй Ином надо просто принять это, – Цзыюань улыбается уголком рта и берет с подставки писчую кисть, невзначай подталкивая сыну под руку перевязанное красной лентой письмо. В этой кучке все свалено вместе – и послания от сестер из Мэйшани, и матушкины наставления (ни слова ей не сказала за последние четырнадцать лет, но письма пишет исправно), и излияния А-Мэй вперемешку с ее же вопросами о том, какую именно ткань А-Ли выбрала для свадебного наряда. Легко запутаться, словом. А терпения у Цзыюань не так чтобы очень много. Лента на подкинутом А-Чэну письме глубокого алого цвета, отправитель – глава мелкого клана из Хэбэя, вассального ордену Не. Понятное дело, эта лента не такая роскошная, как растерзанная мальчишками из Ланьлин Цзинь (на ней были основные семейные цвета, и о теме письма напоминала только красная вышивка), но тоже весьма достойная. А главное – сразу обращает на себя внимание. Расчет оправдывается – А-Чэн хватает первое подкатившееся ему под руку послание и удивленно уставляется на глубокий красный цвет его перевязи. – Просительное? – выдает он недоуменно. – Но разве все вокруг уже не в курсе, что А-Ли выходит за павлина? – Как будто кроме А-Ли в нашем ордене нет заклинательниц, – Цзыюань заводит глаза. – Не будь ребенком. На письма, адресованные А-Ли, я отвечала отказом еще с момента первого разрыва, так что они давно перестали приходить. Твоя сестра не хотела замуж за незнакомца, и мы с твоим отцом обещали уважать ее желания. Цзян Чэн издает характерное хмыканье – как будто не доверяет ее словам. Что ж, справедливо. Не так уж и давно она стала выказывать по отношению к своим детям что-то кроме строгости и раздражения. Иногда быть ласковой и стараться понять их проблемы и боли до сих пор бывает трудно. Но… кажется, она справляется? – Значит, это предложения для других заклинательниц? – уточняет он. – Не то чтобы у нас их было много, чтобы можно было отдавать в другие ордены. – Кто тебе сказал, что мы их отдаем? – приходит очередь Цзыюань хмыкать. У них действительно не так уж много людей сейчас, по сравнению с прежними временами, и пусть приток учеников есть, взрослых заклинателей гораздо меньше. Они едва набрали достаточное количество учителей для тренировок детей! Выдавать сейчас кого-то замуж вне Юньмэн Цзян просто невыгодно. – Естественно, если имеют место чувства – я не препятствую. Но здесь, – она лениво указывает еще не обмакнутой в тушь кистью на горку свитков, – одни отказы. Сын понимающе кивает и принимается за работу. Какое-то время – два или три письма – он молчит, только сосредоточенно водит кистью по чистому листу, выписывая вежливые отказы разномастным главам кланов, желающим укрепить свои отношения с Юньмэн Цзян посредством своего личного брачного предложения или брачного предложения одного из своих адептов. Но долго тишина все же не длится. Не успевает догореть и палочка благовоний, как раздается его удивленный возглас. – Вэнь Цин?! – значит, вы уже перешли на личные имена. Цзыюань поднимает на сына невпечатленный взгляд, отвлекаясь от проверки предоставленных Цзян Бао отчетов по продаже последнего урожая лотосовых семян. – В чем дело? – Это просительное письмо для Вэнь Цин, – обличительным тоном отзывается Цзян Чэн. – С каких это пор ее зовут замуж? Она знает об этом?! Госпожа глава Цзян расслабленно пожимает плечами. В конце концов, в этом нет ничего необычного, ведь так? Вэнь Сюлань – умелая заклинательница, мастер в своем деле, известная на всю Поднебесную целительница. Какой здравомыслящий мужчина не захотел бы взять ее в жены? Особенно сейчас, когда «Золотые Руки» обзавелась покровительством великого ордена, с которым ее связывает некая тайна. Уши у Цзыюань на месте, она прекрасно знает, что говорят за пределами Пристани Лотоса. К сожалению или к счастью, это не только слухи про внебрачного ребенка ее мужа или ее пасынка. Есть и близкие к правде сплетни о том, что когда-то целители Вэнь помогли семье Цзян, и, взяв их под крыло теперь, Цзыюань рассталась с этим долгом. – А что тебя удивляет? – интересуется она у сына спокойно. – Не забудь написать этому главе отказ. Остальным тоже – где-то в этой куче еще пара свитков. И помни о тактичности, будь добр. Цзян Чэн неразборчиво проклинает незадачливых ухажеров себе под нос, заставляя госпожу главу Цзян коротко усмехнуться, и размашисто выводит буквально дышащие негодованием иероглифы на чистом свитке. Вид у него при этом такой сердитый и ревнивый, будто Вэнь Сюлань уже согласилась выйти замуж за первого попавшегося адепта союзного клана, и он не отказ на брачное предложение пишет, а согласие. – Надеюсь, с ней ты поступишь так же, как с остальными, – говорит А-Чэн в какой-то момент тихо. – Вэнь Цин… не думаю, что она захотела бы вступать в брак по расчету. Он смотрит куда-то в сторону, не на Цзыюань, и та вскоре понимает, что его взгляд устремлен в распахнутое окно. Во дворе светло, солнце ласкает просыпающуюся землю и набухающую почками алычу, и такая сказочная для совсем еще ранней весны погода, кажется, настраивает сына на романтический лад. И когда он так вырос? – Я не вправе принимать решения за Вэнь Сюлань, – отзывается она вкрадчиво, почти ласково, чтобы и распалить, и утешить сына одновременно. – Она сама вольна делать выбор. Естественно, я не собираюсь отдавать это сокровище в чужой клан просто так. Но если она захочет сама, препятствовать я не стану. Цзян Чэн поджимает губы, явно не слишком довольный таким ответом, но все же кивает и снова углубляется в свое занятие. Это на пользу, решает Цзыюань. Может, и дело наконец сдвинется с мертвой точки. Где это видано, чтобы заклинатель, в котором течет кровь Мэйшань Юй, был так робок? Это все очевидное влияние нерешительного отца. У Цзыюань нет привычки валить все проблемы на своего почившего мужа, но данный факт сомнению не подлежит. Среди ее дядь и многочисленных братьев, рожденных в Мэйшань Юй или принятых в клан, никогда не было столь нерешительных в любви молодых людей. Все Юй знали, чего они хотят, и стремились получить взаимность возлюбленных всеми силами. Эта черта досталась ей в полной мере. Жаль, вкупе со жгучим как обожаемый Вэй Ином перец нравом это любовное упрямство дало совершенно не тот эффект, что задумывался небесами изначально. Ведь теперь все, что остается Цзыюань – это лишь скорбеть. Так что… может, и хорошо, что в делах любви А-Чэн вовсе на нее не похож. Есть надежда, что ему повезет больше. Госпожа глава Цзян мягко гладит подушечками пальцев золотые швы на своей драгоценной цзи и позволяет себе маленькую печальную улыбку. Возможно сегодня стоит почтить вниманием храм предков. В конце концов, с праздника весны там не была. А ведь без внимания близких даже призраки могут затосковать.*
Подготовка одеяния невесты занимает огромное количество времени, но, когда рано утром, буквально за пару дней до радостного события, свадебный убор готов, вся семья собирается на него посмотреть. Цзян Чэн, памятуя о примерных сроках готовности одеяния, возвращается из очередного путешествия на день раньше, весь путь от Гуйчжоу до Хубэя проделав на мече. Вэй Ин приходит в павильон на последнюю примерку А-Ли прямо с ночной охоты. Сама же Цзыюань не спит всю ночь перед визитом к дочери, до рассвета наблюдая за светом в окнах ее покоев. Никому, кроме своих непосредственных помощниц А-Ли не показывала свадебного убора до этого момента. Изъявив желание заняться им самостоятельно, как прежде самостоятельно она занялась обновлением заклинательских одеяний всего Юньмэн Цзян, дочь не изменила себе и подошла к делу творчески и с любовью. Вытканное традиционными изображениями дракона и феникса алое облачение спрятало на своем подоле ненавязчиво серебрящиеся лотосы, а нижние юбки и пояс разлились знакомыми по клановому облачению Цзян реками родного невесте Юньмэна. Когда А-Ли кружится, показываясь братьям, матери и будущей названой сестре, по пространству комнаты так и текут восхищенные возгласы. Конечно, большинство из них исходит от крайне впечатленного зрелищем Вэй Ина, ни разу не видевшего свадебные одеяния вблизи, но даже А-Чэн не может сдержать тихого вздоха, как только видит сестру. – А-Ли, – зовет он необычайно мягким, ломким голосом, словно только сейчас осознал, что уже через пару дней сестра действительно выйдет замуж и станет частью чужой семьи. – Ты прекрасна, – в голосе у него столько искренности, что Цзыюань даже не верит, что это говорит ее сын. Всегда колючий и эмоционально замкнутый, сейчас Цзян Чэн явно ощущает себя крайне уютно в их обществе, раз выказывает свои чувства так открыто, что от этой уязвимости слезы наворачиваются на глаза. – Шицзе восхитительная, – вторит брату Вэй Ин и подскакивает на месте, чтобы подхватить сестру и покружиться по комнате вместе с ней. Пудра не скрывает смущенного румянца дочери, когда она совсем по-девчоночьи хихикает, обнимая его за спину, но слова ее вовсе не вяжутся с крайне цветущим видом, сделавшим ее черты ярче и выразительней прежней безыскусной безмятежности. – Ваши комплименты не считаются! – Это еще почему? – А-Чэн хмыкает, и Цзыюань вынуждена отвести глаза, чтобы не видеть, как он в шутливом недовольстве сводит брови. Слишком большое количество нежного раздражения домочадцами заставляет ее становиться мягкой как разваренный рис, и не то чтобы ей это по душе. – Мы твои братья, в конце концов! – Вот поэтому и не считаются! – А-Ли указывает Вэй Ину на кушетку и устраивается в итоге аккурат между братьями. Шутливо тянет за пурпурные ленты, переплетающие их прически, и замечает: – Вы мои братья и не можете говорить правду. Для вас я всегда буду самой красивой. Вэнь Сюлань, не покидавшая А-Ли весь день перед этим маленьким семейным собранием, а потому тоже находящаяся в покоях, усмехается, недоверчиво качая головой. – Я бы не была в этом так уверена, – говорит она. – В конце концов, твои братья однажды найдут себе жен, не так ли? Это кажется странным, но она вовсе не выглядит лишней. Может, это из-за того, что Цзыюань уже успела проникнуться к ней теплотой? – Я бы не был в этом так уверен, – в тон Сюлань хмыкает Цзян Чэн и иронично косится на брата. – Во всяком случае, Вэй Ин точно найдет себе мужа, – он оборачивается к Цзыюань, и та мужественно душит в себе ухмылку. – Матушка еще не писала главе Цинхэ Не по поводу особо ретивых заклинателей, падких на любителей вина и ворованных лотосов? Хотя можно и в Гусу весть отправить. Вдруг Лань-шифу расщедрится на подходящего жениха? Прославленный Йоулин Ди протягивает руку за спиной своей обожаемой сестры и больно тычет великого Саньду Шэншоу пальцами в бок, заставляя его обиженно охнуть. – Да неужели? – фыркает он. По одному только его тону становится ясно, что уж чего делать не следовало, так намекать на его неудачную влюбленность. – А сам-то ты женишься когда-нибудь, Чэн-ди? – его губы растягиваются в пакостливой улыбке, но все равно чувствуется, что он задет. – А то я еще не слышал, чтобы в цзянху объявилась девушка, отвечающая всем пунктам из твоего списка идеальной жены! Как там? Красивая, домовитая, родовитая. Умная – но не умнее тебя, сильная – но не сильнее тебя. Талантливая заклинательница – и хранительница очага. Верная, но знающая себе цену, – он явно декламирует список по памяти, и чем краснее становится лицо Цзян Чэна, тем яснее, что этот список действительно имеет место быть. Цзыюань прикусывает изнутри щеку, чтобы не рассмеяться. Этот факт только еще раз доказывает, что А-Чэн все-таки больше ее сын, чем Фэнмяня. В конце концов, в юности она имела примерно такой же перечень требований. Может даже более подробный – ее будущий муж должен был быть не ниже определенной черты роста и к тому же иметь определенный цвет глаз, чтобы передать его их наследнику. По критериям роста и цвета глаз Фэнмянь очень даже ей подходил, но передать последнюю отличительную черту сыну так и не смог. Зато у А-Ли были глаза абсолютно такого же цвета. Вэнь Сюлань без особого успеха (и желания) прячет в кашле отчетливый смешок и отводит глаза в сторону распахнутого окна, с самым безмятежным видом созерцая занимающийся над Пристанью Лотоса рассвет. Кажется, не принимает слова Вэй Ина всерьез. И не понять, хорошо это или плохо, ведь если она не думает о таких вещах даже в шутку, нравится ли ей вообще Цзян Чэн? Потому что сыну она, кажется, очень нравится – лицо его от одного только взгляда на Вэнь Сюлань меняет свой цвет с пунцово-красного на мелово-бледный, и он становится белее А-Ли со всей нанесенной сейчас на нее кожу косметикой. Однако сказать больше никто ничего не успевает. Цзян Ли касается ладоней мальчишек и гладит их сжатые в кулаки пальцы, вмиг заставляя прекратить обмен колкостями. – А-Чэн, А-Ин, – говорит она мягко, и ее голос разрывает тишину как паутину. – Я думаю, вам обоим нужно попросить друг у друга прощения. Вы ведь оба сказали лишнего, не правда ли? Цзян Чэн сердито надувается, мимолетно косясь на Вэнь Сюлань. – Неправда. Вэй Ин же, явно заметив его взгляд, моментально хмурится. Да уж, и правда неловко вышло, а, ребенок? – Извини, – он отводит глаза и закусывает губу. Цзыюань хочется рассмеяться. Это слово звучит в пространстве комнаты так неожиданно после его очевидно бунтарского жеста, что Цзян Чэн дергается и, тут же забыв о том, что даже смотреть не хотел на брата, резко поворачивает голову в его сторону. Тот все еще прожигает глазами противоположную стену, но взгляд младшего словно бы чувствует кожей, потому что почти сразу пожимает плечами. – Скоро шицзе уедет и уже не сможет постоянно мирить нас, – объясняет он просто. Цзян Чэн молчит и все продолжает на него смотреть. Будто переваривает услышанные слова. Потом – вздыхает. – И правда… А-Ли смотрит на них выжидающе, как будто видит что-то, чего не видят Цзыюань и Сюлань, и невольно госпожа глава Цзян тоже приглядывается к мальчишкам, пытаясь понять, что такого заметила в их лицах и позах дочь. Вскоре ей становится ясно – это и впрямь раскаянье. Цзян Чэн тяжело вздыхает и сжимает губы в тонкую линию. – Как нам вообще пришло в голову ссориться, когда… – он разжимает кулак, по костяшкам которого Цзян Ли мягко гладит его, и перехватывает пальцы сестры. – Прости нас, а-цзе. Это же по сути твой прощальный вечер. Вэй Ин усмехается. – Скорее, прощальное утро. Но в любом случае, – он шутливо подмигивает смягчившемуся брату, – сейчас вроде сама невеста должна оплакивать свое расставание с отчим домом, а не ее бедные братья, бросаемые на произвол судьбы. Шутка звучит еще слегка неловко, но атмосферу в покоях все-таки несколько расслабляет. А-Ли тихонько смеется и гладит их обоих по ладоням. – Еще рано, – поучительно говорит она и прижимает их боками к себе, даря каждому по оставляющему на коже красные отпечатки поцелую в висок. – Я буду кормить вас вашим любимым супом еще целых два дня. Мальчишки улыбаются ей в ответ, и Цзыюань выдыхает с немного постыдным, но тем не менее очень отчетливым ощущением окатившего ее внутренности облегчения. Действительно. И как они будут без А-Ли? Но, несмотря на все эти разговоры, когда спустя два дня и две ночи на рассвете к Пристани Лотоса прибывает богато украшенный красный паланкин, в Алычовых Крышах никто не плачет. По крайней мере, госпожа глава Цзян, выйдя засветло во внутренний двор, просто запрокидывает голову к небу, загоняя непрошенные слезы обратно, и надеется, что со своей печалью ее мальчишки поступили таким же образом. Это счастливый день. В подобные дни не плачут.*
В Пристани Лотоса свадебный паланкин остается всего на сутки. А-Мэй из рук в руки передает Цзыюань последнее письмо – свадебное – сообщающее, что ее дочь принята в семью, а А-Ли и А-Хун кланяются предкам в храме Цзян. После щедрого пира и традиционных кругов вокруг родного поместья невесты адепты грузят свадебные дары для ордена Цзинь на многочисленные повозки, и процессия выдвигается в Ланьлин. Основное торжество должно состояться во владениях счастливого жениха, и туда же стекаются все гости. Башня Кои утопает в весенних ароматах. Поздняя слива осыпает Благоуханные Сады дождем бело-розовых лепестков, магнолии и орхидеи гордо возвышаются в тонко расписанных вазах и в клумбах по бокам от ровных парковых дорожек, и даже родовой пион семьи Цзинь «сияние средь снегов» раньше времени почитает пышный праздник своим цветением. Обилие белого в сочетании с алыми тканями свадебных одеяний и красно-золотыми праздничными драпировками ослепляет, но вовсе не заставляет думать о чем-то траурном. Скорее, просто указывают – любовь и смерть идут рука об руку. Впрочем, здесь смерть – явление символическое. А-Ли, плывущая от храма предков Цзинь в своем расшитом золотыми и серебряными нитями одеянии по усыпанным лепестками мэйхуа плитам, словно умирает для одной семьи, чтобы возродиться в другой. Покидает старый мир, открывая для себя новое. Цзыюань надеется, что это новое действительно будет для нее настолько счастливым, насколько возможно. Иначе (она косится на своих мужественно сдерживающих чувства мальчишек) ее незадачливому муженьку определенно не поздоровится. Цзинь Гуаншань и Юй Фэнфан кажутся до крайности довольными происходящим. Золотой индюк манерно укрывается за веером, щуря по-лисьи лукавые глаза, и определенно полагает, что уж теперь-то грязные тайны Цзян для него откроются, а А-Мэй откровенно любуется сыном и новоиспеченной невесткой. Они сидят по разным сторонам Зала Несравненной Изящности, как сейчас и полагается, и потому не могут переговариваться, но Цзыюань уверена – позже названая сестра атакует ее слезами умиления и бесконечными благодарностями за дарованный ее сыну шанс. Новобрачные подносят традиционные угощения сначала семье жениха, а потом – семье невесты, совершают традиционные поклоны в присутствии многочисленных гостей, и только после этого Цзысюань откидывает с лица А-Ли ажурное красное покрывало, открывая ее лицо. На губах у дочери цветет мягкая смущенная улыбка, и эту улыбку наследник Цзинь целомудренно сцеловывает, обнимая щеки счастливой невесты заметно дрожащими от волнения ладонями. С другого конца залы Цзыюань ловит взгляд своей матери, чинно расположившейся за предназначенным клану Юй столом в окружении старшей и средней дочерей, и кивает ей. Юй Ичжи сдержанно кивает в ответ и тут же отворачивается, не удостаивая Цзыюань даже короткой приветственной улыбки. Гости радостно гомонят, поднимая за новобрачных чарки ароматного вина, и Цзыюань замечает, как блестят слезы в уголках глаз А-Ли. Ее улыбка после этого поцелуя, конечно, никуда не девается – напротив. Когда рука об руку молодожены идут к своим местам, находящимся сегодня в центре внимания, кажется, что они светятся. – Цзецзе такая счастливая, – тихо говорит Вэй Ину Цзян Чэн, и тот улыбается, глядя на усаживающихся за стол молодых. Цзыюань отвлекается от вороватого разглядывания похорошевших за время разлуки сестер и тоже смотрит на новобрачных. – Конечно, – соглашается Вэй Ин легко. – Ты глянь, павлин от нее глаз не отводит, как будто никого больше просто не существует. Так только глубоко влюбленные дураки смотрят, – он смеется и опрокидывает в себя еще чарку вина. – Даже я бы многое отдал, чтобы подобный взгляд на себе почувствовать, а сколько шицзе его ждала? Цзыюань сцеживает ухмылку в свое блюдо с праздничным угощением. Кто мешал тебе, интересно, все эти годы, глупый ты мальчишка? А теперь все, повозка укатилась, довольствуйся собачьей едой и не рассказывай сказок о своем желании быть горячо любимым кем-нибудь. Потому что «кто-нибудь» никогда не подходит, это обязательно должен быть кто-то определенный. А-Ли ждала момента, когда «молодая госпожа» раскроет свои глаза, а ты… Ты все бы отдал за один подобный взгляд от того, на кого сейчас старательно пытаешься не смотреть. Госпожа глава Цзян обращает внимание на пристально наблюдающего за Вэй Ином Лань Ванцзи и хмыкает, замечая понимающе-печальный взгляд молодого главы Лань, обращенный на брата. Интересно, изменится ли непроницаемое лицо Второго Нефрита Лань, если А-Ин согласится с тем, что А-Ли и Сюлань собираются ему предложить? Вчера дочь и «Золотые Руки» пришли к ней уже слишком поздно, чтобы после их беседы было приличным наведываться к мальчишке (все-таки они не в Пристани Лотоса, где квадрат Алычовых Крыш позволяет посещать друг друга в любое время дня и ночи), поэтому, если они хотят как можно скорее разрешить возникший вопрос, требуется поговорить в ближайшее время. Вероятнее всего, когда празднование немного рассеется, и гости начнут расходиться по Благоуханным Садам в поисках подходящей компании для радостных возлияний за счастье новобрачных. Что ж, видимо, сегодня с родней так и не удастся перемолвиться. Сама Цзыюань подойти к их столу до окончания празднования вряд ли успеет, учитывая ее планы, а матушка из принципа не позволит Цзыдияо и Цзыгуань покинуть ее, чтобы подойти к столу Цзян. Ведь здесь сидит Вэй Усянь. Конечно, ради радости общения с сестрами можно было бы отложить все планы и просто удовольствоваться праздником. В конце концов, обсудить все можно и в письмах, не такая уж это большая проблема. Но есть ли смысл? Цзыюань чуть качает головой и сосредотачивается на происходящим за их столом. Пока спит себе этот осиный улей, нечего ворошить его. Когда Вэй Ин тянется за бутылкой на их столе, чтобы наполнить очередную чарку (кажется, собрался не пропускать ни одного тоста), Вэнь Сюлань, поймав острый взгляд госпожи главы Цзян, хлопает его рукой по запястью и пригвождает конечность к столешнице. – Не перебарщивай, – приказывает она негромко и в ответ на удивленный взгляд мальчишки усмехается: – Ты же не хочешь, чтобы второй молодой господин Лань заметил, как безнадежно влюбленно ты пытаешься на него не смотреть. Вэй Ин, разодетый по случаю сестриной свадьбы в пух и прах, как бы не красивей счастливого жениха, вспыхивает по скулам смущением и сжимает руку в кулак. Выглядит он, конечно, более взрослым и усталым, чем его брат, но в такие моменты – все равно сущий ребенок. Впрочем, ребенок он и есть, это просто Цзыюань привыкла к тому, что никто вокруг нее не меняется. Не взрослеет. – Я не пытаюсь на него не смотреть, – бормочет он, надувая губы, и сидящий от него по другую сторону Цзян Чэн, не сдерживаясь, закатывает глаза. Разодет он не хуже брата, но ему со взглядами везет меньше. Может быть, потому что в сравнении со своим драгоценным Ин-гэ он выглядит более юным. Ведь если Лань Ванцзи смотрит на Вэй Ина почти неотрывно, то Вэнь Сюлань не смотрит на наследника Цзян совсем, и остается только гадать, это потому что она вовсе не думает о нем как о вероятном спутнике на тропе совершенствования или как раз наоборот. Впрочем, на Вэй Ина она тоже заинтересованных взглядов не бросает, просто не так подчеркнуто. И руку-то его к столу прихлопнула лишь затем, чтобы к концу торжества мальчишка был в памяти и мог связно беседовать о серьезном. – Зато он от тебя глаз не отрывает, – А-Чэн хмыкает и демонстративно прихлопывает брата по другой руке, мягко поглаживая пальцами по запястью, но не с целью призвать к сдержанности в возлияниях, а скорее обозначая, сколько ему дозволено по сравнению со всеми остальными находящимися в этой зале людьми. Цзыюань сцеживает в свое блюдо еще одну ухмылку. Интересно, как это выглядит со стороны? Господина старшего учителя Цзян удерживают от проявления ревности на свадьбе сестры? «Золотые Руки» и господин наследник Цзян пытаются поделить ветреного заклинателя? Невероятное трио ждет-не дождется возможности остаться наедине? Каких только сплетен не наслушаешься, если напрячь слух и немного на них сосредоточиться! При этом создается четкое ощущение, что выдумывает циркулирующие по цзянху небылицы о Йоулин Ди сам Цзинь Гуаншань. С кем только А-Ин не спал, судя по этим невероятным историям, за последние несколько лет! Смешно, что при такой богатой фантазии сплетники ни разу не приблизились к правде. Интересно, что думает о Вэй Усяне-разлучнике матушка? Она ни в одном из писем никогда о нем не говорит. Его для нее словно не существует. Вот только долго ли получится не замечать слона в комнате? А-Ли освобождается не меньше, чем через два или три шичэня, когда Цзыюань уже наскучивает и пить, и лакомиться свадебными блюдами (хотя утка крайне хороша, что уж говорить о морском огурце), и уж тем более наблюдать за любовными драмами своих холостых сыновей. К этому времени они с Вэнь Сюлань остаются за столом Юньмэн Цзян вдвоем – Цзян Чэн и Вэй Ин подсаживаются к своему соученику по Облачным Глубинам, младшему брату Чифэн-цзюня, и пьют за радостную встречу. Инициирует это А-Чэн – потому что это уместно, а еще потому что явно хочет отвлечь брата от постоянных не-взглядов на Второго Нефрита Лань. И, надо признать, все получается на ура. Вот только долго не длится, ибо А-Ли, прежде о чем-то со смущенной улыбкой беседующая с не сводящим с нее взгляда Цзинь Хуном, получив от него мягкий кивок, поднимается из-за своего стола. Как только это происходит, взгляды братьев устремляются к ней и ревностно проверяют, не обидел ли новоиспеченный муж их драгоценную сестру. – Наблюдать за ними довольно забавно, – Вэнь Сюлань скользит кончиком пальца по ободку своей винной рюмки. – Они и правда… настоящие братья, – говорит она неожиданно и переводит взгляд на госпожу главу Цзян. – Я рада, что это так. Что… – она медлит, будто подбирая слова; явно помня, как вела себя Цзыюань когда-то в надзирательном пункте в Илине. – Что ваша семья в порядке. Цзыюань склоняет голову и окидывает молодую женщину изучающим взглядом. Вэнь Сюлань здесь по личному приглашению Цзян Ли – та очень хотела, чтобы ее первая и единственная подруга-заклинательница стала частью этого счастливого дня. – Не в последнюю очередь благодаря тебе, – замечает госпожа глава Цзян осторожно. И – добавляет мягко, снова переводя внимание на мальчишек: – Надеюсь, так будет и впредь. А-Ли расстается с Цзысюанем и оглядывается по сторонам. Кажется, согласие счастливого супруга получено, и она решает не откладывать дело в долгий ящик, потому что, как только ее взгляд зацепляет стол Не, именно к нему она и направляется. Впрочем, надолго там не остается – бросает короткий взгляд на Цзыюань и Сюлань и, приняв приличествующие случаю поздравления от господ Не, манит Вэй Ина за собой. Цзян Чэн только машет рукой, видимо, отвергая предложение пойти с ними, и остается в обществе соученика, с которым всего фэнь назад горячо обсуждал что-то, так что за стол Цзян А-Ли и А-Ин присаживаются вдвоем. – Что-то случилось, шицзе? Что-то не так с подарком? – мальчишка выглядит искренне обеспокоенным, и Цзян Ли спешно качает головой. – Все хорошо, диди, – отзывается она, ласково улыбаясь и заставляя Вэй Ина притихнуть от непривычного обращения. – Подарок чудесный. Даже… – она мило розовеет. – Даже Цзинь Цзысюань оценил. Сказал, такого изобретателя, как ты, ждет большое будущее. Мальчишка моргает и неловко улыбается этой похвале, явно не ожидая ее. – О… – он взволнованно облизывается. – Х-хорошо, тогда… – А-Ли качает головой, призывая его замолчать, и коротко смотрит на Цзыюань и на Вэнь Сюлань. Госпожа глава Цзян кивает. – Все в порядке, – снова повторяет тогда Цзян Ли. – Просто… у нас к тебе есть небольшой разговор, – она указывает подбородком на сидящих напротив них женщин. – Мы тут… беседовали накануне о некоторых слухах, – этому осторожному тону, способному усмирить и самого злобного монстра, что уж говорить о взволнованном брате, можно лишь позавидовать. – Ты ведь знаешь, что говорят про тебя и А-Юаня? Лицо Вэй Ина сразу же немного расслабляется и из взволнованного становится сердито-смущенным. Он морщит нос. – Понятное дело, знаю. Мы с А-Юанем и А-Яном часто в город ходим, я многое слышу от приезжих. Но если ты думаешь… А-Ли качает головой, легко обрывая его нелепую попытку объясниться, и Цзыюань замечает, что Вэнь Сюлань не сдерживает короткой улыбки при виде такой покладистости. Что ж, она может ее понять. – Я ничего такого не думаю, А-Сянь, не говори ерунды, пожалуйста, – с нежным раздражением говорит Цзян Ли и гладит его по ладони. – Я знаю, что на самом деле это из-за твоей любви к детям и потому что А-Цин и ее семья очень помогли вам после сожжения нашего дома. Вэй Ин качает головой – и Вэнь Сюлань вторит ему с удивительным единодушием. Как будто оба они думают об одном и том же – это не долг, нет между нами никаких долгов. Нет ничего, кроме доброты и честности. Не таких сильных и открытых, как в случае А-Ли, но достаточных, чтобы презреть трудности и не оставить нуждающегося в помощи на произвол судьбы. Цзыюань прячет в уголках рта невеселую улыбку – напомогались уже. С таким послужным списком пора бы прекратить считать долги и всем вокруг показать, что делать этого не стоит. – Мы думали о том, что стоило бы подтвердить эти слухи, – говорит она Вэй Ину без обиняков, потому что это и есть настоящая тема их разговора. Не сами слухи – кого в этой семье вообще можно испугать ими? – а то, как можно использовать их на свое благо. Мальчишка хлопает глазами как разбуженная среди дня сова – и вдруг как-то расслабленно хохочет. Словно совсем не этого ожидал и теперь как камень с груди свалил. – Нашли о чем на свадьбе а-цзе поговорить! – заявляет он обличающе – и тут же натыкается взглядом на сияющую как солнце улыбку А-Ли. Та ободряюще – одобрительно – сжимает в ладошке его пальцы и замечает: – Впервые меня так называешь. Вэй Ин отвечает на ее улыбку. – Если… а-цзе позволит, только так звать и буду. Цзыюань кажется, А-Ли начинает сиять почти заметно для глаза. – А-цзе просит тебя об этом, – после этих слов ее сияние словно бы перекидывается на Вэй Ина, и в очередной раз госпожа глава Цзян поражается тому, как по-родственному нежно привязаны друг к другу эти двое. – И а-цзе очень хочет, чтобы ты выслушал этих смиренных женщин, ладно? Лицо мальчишки озаряет улыбка. – Конечно. Итак? – он обращает взгляд на Цзыюань и Сюлань, и его сияние не исчезает, но становится словно бы глуше. Как будто по отношению к ним в нем столько же теплоты, но демонстрировать ее он опасается. Дурачок. – Слухи и ваше желание повернуть их нам на пользу. – Точно, – Вэнь Сюлань складывает пальцы домиком. – Вчера было уже поздно, когда мы затеяли этот разговор между собой, и спросить тебя в спокойной обстановке не удалось, – объясняет она и ненадолго замолкает, прежде чем продолжить. – Я знаю, ты возишься с А-Юанем с момента как его впервые увидел, и все в Юньмэне искренне считают его твоим сыном, – говорит она наконец. – Так что по большому счету… Мы можем даже ничего не говорить прямо. Ну знаешь, – Вэй Ин смеется на ее иронически заведенные глаза. – Не выдумывать сказку о твоей погибшей возлюбленной из Вэнь или что-то в этом роде. – Вы хотите подтвердить слухи, просто дав А-Юаню мою фамилию? – быстро догадывается разморенный сестриной лаской прославленный Йоулин Ди. Вэнь Сюлань кивает. – Да. Чтобы никто не… – она встречается с ним глазами и прикусывает губу, – не полез вдруг копаться и не обнаружил чего-нибудь… не относящегося к делу вообще. В конце концов, кто знает, до чего додумаются особо любопытные экземпляры, если не дать им определенности. Не меньше фэня после ее слов Вэй Ин молчит, и у Цзыюань создается впечатление, что он впервые всерьез задумался о том, на что похожи его отношения с А-Юанем. О том, сможет ли он не просто назвать его своим сыном и дать ему свою фамилию, но действительно стать его отцом. Что ж, у него были все основания сомневаться. А-Юань очень любил его и каждый день вынуждал кого-то из адептов или членов семьи Вэнь приводить его к павильону господина старшего учителя, если тот не показывался у него дома сам, это факт. Однако в то же время он рос в любящей семье, и внимание Вэй Ина по отношению к нему было очень искренним, но весьма непостоянным. Должность налагает определенные обязанности, да еще стоит учитывать непоседливый нрав самого мальчишки, то создающего рукопись о премудростях искусства заклинательских талисманов, то изобретающего некий «компас зла». Тем не менее… – Вэй Ин, – Цзыюань склоняет голову к плечу, стремясь заглянуть воспитаннику в глаза. – Если ты этого не хочешь, никто не собирается вынуждать тебя. Мальчишка моргает и слегка трясет головой. – О. Нет! – оправдывается он тут же, словно очнувшись. – Я хочу! Я очень хочу, – он расплывается в улыбке – один в один счастливый отец, узнавший о появлении на свет крепкого здорового первенца. – Просто… – мимолетная хмурость мелькает и тут же рассеивается. – А! Все равно когда… Ханьгуан-цзюнь приходил в последний раз, я успел на весь Юньмэн огласить, что сам родил А-Юаня, – он смеется, явно вспоминая лицо Второго Нефрита Лань при этом. – Да мы уж слышали, – Вэнь Сюлань хмыкает и сокрушенно качает головой. – По сути ты этим как раз свое отцовство и признал. Официальное объявление только закрепит твое заявление, и все начнут воспринимать его как истину. А в тебе самом проснется наконец ответственность за того, кого ты приручил. Цзыюань до сих пор не уверена, почему Вэй Ин так вцепился в маленького А-Юаня, как только его увидел, но… Возможно дело в том, что при сожжении Пристани Лотоса погибли все его маленькие шиди? В конце концов, он всегда любил детей и с удовольствием с ними возился. Возился бы теперь и с А-Юанем, если бы не многочисленные обязанности и то, что вообще случилось за эти годы. Ну, знаете, взросление. А-Ли смеется и, окинув мимолетным взглядом все еще шумный несмотря на отток многих гостей в парк зал, ободряюще гладит мальчишку по руке. – Тогда в будущем мы сможем наречь детей друг друга, – говорит она – и определенно наслаждается потрясенным видом брата при этих словах. – Конечно, до церемонии имянаречения еще полно времени, – ее щеки розовеют. – Мне-то ребенка только предстоит зачать. Но… Цзысюань согласен. Вэй Ин в очередной раз за этот разговор глупо хлопает глазами. – С чем?.. – выдает он слабо. – Чтобы ты… мы… Дочь снова смеется и на этот раз треплет его, совершенно ошарашенного таким предложением, по заплетенным с ленивой элегантностью волосам. – Да, А-Сянь. Я хочу, чтобы ты дал имя моему первенцу, и мой… – она часто моргает, как будто смаргивает слезы; как будто все еще не может поверить. – Мой муж согласен с этим. И если ты хочешь, я дам имя А-Юаню. Вэй Ин влажно смеется – и молниеносно сгребает ее в охапку, вовсе не думая о том, что сейчас помнет кропотливо пошитое одеяние, и не считаясь с тем, что из-за его яркости в проявлении чувств на их стол стали оборачиваться любопытные. – Хочу! Конечно же я хочу, а-цзе! А-Ли обхватывает его за спину и нежно, почти по-матерински гладит ладошками по лопаткам. Они снова сияют от своей привязанности так, что на них больно смотреть. Так, что, Цзыюань уверена, каждый обративший на них сейчас внимание человек в этом зале видит это сияние без малейшего напряжения для зрения. – Хорошо, – говорит А-Ли, когда они отстраняются. – Тогда… как ты думаешь, какое имя подойдет для нашего с А-Сюанем ребенка? – при произнесении имени наследника Цзинь ее губы разъезжаются в ласковой улыбке, и она мимолетно бросает взгляд на главный стол, за которым его оставила. Цзыюань тоже коротко туда смотрит. Цзинь Цзысюань наблюдает за ними, но взгляд его при этом, хоть и пристальный, кажется каким-то мягким. Не сразу, но довольно быстро госпожа глава Цзян понимает – он смотрит не на них всех, а только на А-Ли. Что ж, если они всегда будут так смотреть друг на друга, их определенно ждет хорошая жизнь. Вэй Ин тем временем в легком замешательстве. – О, – выдает он. – Прямо сейчас? А разве так делают? Все это время молча наблюдающая за ними Вэнь Сюлань нравоучительно цокает языком. – Только так и обычно делают, – поясняет она с легким нетерпением. – Так что давай уже! Если продолжишь глупить, я сама назову сына Яньли! – Ну уж нет! А-цзе отдала эту честь мне! – Вэй Ин комично выпячивает грудь, но тут же успокаивается. Как будто угроза Вэнь Сюлань и правда имеет место. Впрочем… Такие женщины не бросают на ветер слов. Она была бы действительно хорошей партией для А-Чэна, раз уж тот так на нее смотрит. Вопрос в том, посмотрит ли на него она. – Хорошо, – между тем задумывается господин старший учитель. – В этом поколении наследник Цзинь должен носить иероглиф «жу». Тогда… – он мычит – и выдает: – Пусть будет… «жу» как подобие, а «лань» как орхидея. А-Ли облизывается, как будто пробует имя на вкус, и произносит его: – Цзинь Жулань, – получается даже немного мечтательно. – Как красиво… – ее лицо вновь озаряется сиянием. – Спасибо, А-Сянь. Это прекрасное имя. Вэнь Сюлань хмыкает, но очень беззлобно. Скорее даже понимающе и самую чуточку поощрительно. Так делают, когда что-то нравится, но признаваться в этом не хочется. – Цзян Чэн будет потешаться, – только и говорит она, но скорее в шутку, чем всерьез. Цзыюань согласно кивает головой. – И правда, – отзывается она. – Но все равно красиво. Только жаль, что даже в этом имени прослеживается тоска мальчишки по Второму Нефриту Лань. Может, и впрямь написать молодому главе Не, как предлагал А-Чэн? Но этого она, конечно, не говорит. Потому что пусть с одной стороны даже в такой радостный момент – а момент прекрасен – А-Ин грустит, с другой стороны – имя выбрано тонко и кажется прекрасным пожеланием для будущего наследника великого ордена. Если «лань» писать как орхидею, то это будет намек на одно из четырех благородных растений, символ изящества и скромности. Если же вспомнить «лань» как обозначение синего цвета – это скорее пожелание стремиться к небесным высотам, к вершинам бессмертия. Вэй Ин на заявление Вэнь Сюлань только фыркает насмешливо. – Ну да! Он-то точно назовет своего первенца подходящим именем! Например, Лапулькой или Милашкой! Как хорошо, что А-Чэна сейчас тут нет. Хотя… нет, нельзя не признать, что отсылка на щенков младшего все-таки смешная. И откуда у него только взялась привычка давать собакам такие имена? Вэнь Сюлань недоуменно моргает, но в итоге только качает головой и, кажется, решает, что вовсе не хочет знать, о чем Вэй Ин говорит. И правильно. А-Ли вздыхает. Алая ткань свадебного одеяния вздымается и опадает на ее груди, переливаются золотом дракон и феникс, бликует жемчуг, и Цзыюань снова засматривается на задумавшуюся дочь. На своей собственной свадьбе она не была так счастлива, как на ее. Может быть, так у всех матерей случается? И ведь у А-Мэй не спросишь. Своего мужа Цзыюань хотя бы любила, пусть все и было… сложно. А вот сестра… Но что теперь говорить об этом. – Ох, вот это ты задачку задал мне, А-Сянь… – говорит А-Ли между тем. – Много на что замахнулся. Вэй Ин смеется, явно польщенный тем, что она все поняла. А может, даже больше, чем просто все. В конце концов, в их семье именно А-Ли всегда была тем человеком, который все безусловно и безоговорочно понимает и принимает. – Как же ты теперь назовешь моего А-Юаня, а-цзе? Дочь легонько хлопает в ладоши. – Что ж, пусть будет «се» как благодарность и «чжу» как бамбук, – говорит она, чуть подумав. – Раз уж ты о благородных растениях заговорил. – О! Вэй Сечжу! – Вэй Ин снова смеется. – А-цзе хитрая! Читаешь «бамбук», слышишь – «красный», да? – что ж, он определенно из тех людей, что не только любят создавать маленькие ребусы, но и разгадывать их. Вэнь Сюлань одаривает Цзян Ли мягким взглядом. – Спасибо тебе, А-Ли. Та кивает и разводит руками. – А-Юань должен знать свои корни, – поясняет она с улыбкой. – А-Сянь даст ему свое семейное имя, но его родители из рода Вэнь дали ему жизнь. Я считаю, что это важно. И это на самом деле важно. Цзыюань никогда не интересовалась, но знала, что Цзиньшоу – тетя мальчика. Вэнь Сюлань кивает. – И хорошее пожелание, к тому же, – замечает она, и на лице у нее появляется маленькая ласковая улыбка. Еще бы. Бамбук – прямота и стойкость, клановый цвет Вэнь – буйство жизни, стремление к высотам. Достойное имя для сына великого заклинателя и адепта ордена Юньмэн Цзян. Имя, обещающее хорошее будущее своему носителю, но завещающее хранить память прошлого. Вэй Ин улыбается и подмигивает Вэнь Сюлань. – Это правда! И за это определенно надо выпить! И, что ж, они действительно пьют за это. И кажется, все очень хорошо, а дальше обещает быть только лучше. Конечно, когда Цзян Чэн находит их уютную компанию и узнает, каким именем его старший брат нарек их племянника, он, как и предрекала Сюлань, возмущается и заявляет, что в таком случае первенцем в клане Цзинь должна быть дочка. Конечно, в долгу Вэй Ин не остается, и в итоге с палочку благовоний госпожа глава Цзян слушает, как ее дети самозабвенно препираются. Конечно, золотой ублюдок Цзинь Гуаншань пытается подбить к ней клинья путем отвешивания сальных комплиментов, по нетрезвости, вероятно, забыв о том, что Цзыюань от него тошнит. Но – все равно. Все хорошо. И свадьба, и только-только подобранные имена. А самое главное, думает Цзыюань, ее дети счастливы.