Чужие слабости

Он вернулся во дворец еще затемно. Продрогшие солдаты так и ждали у черного входа в поместье, и когда Ондолемар, надвинув на глаза капюшон, вышел, тут же пошли за ним, молча и спокойно. Моросил дождь, и Ондолемар не мог понять, или ночь была такой холодной, или его колотило от внутреннего озноба. Этхель явился через несколько часов, когда занялось ясное утро и утренней мороси и влажного морока и след простыл. Он легко склонил голову в поклоне, здороваясь с Ондолемаром, улыбнувшись ровно так, как того требовали правила придворного этикета. И у Ондолемара сердце свело от тоски и злобы, а пальцы – от желания коснуться Этхеля. Элисиф долго держала его подле себя, и только после полудня Ондолемар, наконец, смог улучить момент и закрыть двери комнаты придворной магессы, оставаясь наедине с зашедшим за камнем душ Этхелем. Он обернулся на звук задвигаемого засова и замер, чтобы в следующую секунду неловко попятиться от кровати. - Зачем вы заперли дверь? – Негромко спросил он, перекладывая камень из левой руки в правую. С левой он творил заклинания школы разрушения, и – Ондолемар с внезапной нежностью улыбнулся, - чтобы защищаться ему потребовалась бы именно эта рука. - Не так легко улучить момент, чтобы поговорить наедине с вами, - он сделал шаг вперед, наблюдая, как Этхель хмурится, испуганно и раздраженно, - с тобой. - Вам, я вижу, очень нравятся разговоры, - огрызнулся он, выпрямляясь, неуверенно глядя в глаза. – О чем на этот раз? Об Анкано и том, как ему нравилось меня брать? Или, может быть, желаете моего пересказа прошлой ночи? Ондолемар вздохнул, успокаивая сердце. Болезненная нежность, так некстати щемившая и мешавшая дышать, не давала ему толком сформулировать ответ. А глаза Этхеля уже влажно блестели. - Прошлую ночь я и сам могу пересказать, - Ондолемар откинул капюшон, медленно шагая к едва не вжавшемуся в стену Этхелю. На кончиках его пальцев блестела магическая сила, все рассеивающаяся – он никак не мог сконцентрироваться, чтобы как следует прочесть заклинание. - Прости меня, - Этхель вывернулся из неловких объятий, но Ондолемар не отпустил его, удержав за плечи. – Прости, но жалею только о том, что отпустил тебя ночью. Я бы хотел проснуться с тобой. Этхель смотрел все так же зло, и Ондолемар не сдержал грустной, нежной улыбки. - Уезжайте, - тихо выдохнул Этхель, отворачиваясь от поцелуя, и губы Ондолемара коснулись его щеки. - В Маркарте тоже необходим придворный маг, - Ондолемар поцеловал его в висок, коснулся носом волос, терпко пахнущих горноцветом и лавандой. - Уезжайте, - повторил Этхель и опустил руки, позволяя Ондолемару прижать его к себе. - Прядь волос, - шепнул Ондолемар, и Этхель непонимающе посмотрел на него. – Пожалуйста. - Зачем? - Твой запах, - Ондолемар наклонился еще раз, и теперь Этхель позволил ему поцеловать себя. – Чтобы никогда тебя не забыть. Элисиф отъезд не одобряла, но толком ничего сделать не смогла. Следующим утром запряженные кони и шестеро вооруженных имперских солдат ожидали у конюшен Солитьюда. Ондолемар со своими солдатами пришел, едва забрезжил хмурый, белый рассвет, и терзавшая всю ночь тоска отлегла от сердца – Этхель в тяжелом кожаном плаще ждал их у одной из сторожевых башен. Ондолемар отправил солдат дальше, к конюшням, а сам остановился. Этхель снял глубокий капюшон и быстро подошел, выпростав руку из широкого рукава протянул амулет. На откидной крышке была выгравирована рука, держащая секиру. - Прядь волос, - сказал он, отпуская медальон так, чтобы он повис в его пальцах на длинной цепочке. В сердцевине за откидной крышкой свернутая черным локоном лежала длинная, шелковая прядь. - Спасибо, - Ондолемар наклонился, скинув капюшон, и Этхель, смущенно потупившись, одел медальон ему на шею. Ондолемар поцеловал его пальцы, мягко поймав за руку. - Будете носить его?- Тихо спросил Этхель, и на бледной коже проступил нежный по-девичьи румянец. Ондолемар обнял его, прижимаясь губами к влажным от тумана волосам. - Буду. - Всегда? - Всегда. Этхель усмехнулся и поднял голову. - Не снимая? Ондолемар с улыбкой покачал головой, глядя в его сощуренные глаза. Внизу перекрикивались солдаты, ржали запряженные кони, звенел металл. Утро было промозглым, пахло морем и сыростью. Совсем по-осеннему. - На вашей совести, - ответил наконец Этхель, чуть отстраняясь. Ондолемар наклонился, чтобы поцеловать его в губы на прощанье. Первый месяц был самым мучительным. Глядя на полки, прибывающие из Солитьюда, Ондолемар каждый раз одергивал себя. Он искал любую возможность, самый ничтожный повод, чтобы только снова оказаться у дверей поместья Этхеля, где все хранит его тепло и запах. Одергиваясь, уже почти заканчивая прошения каждый раз, он рвал бумагу и швырял в огонь, мучительно отговаривая себя. Медальон жег грудь, напоминая, что Этхель вряд ли ждет его. Вряд ли ночь, о которой Ондолемар все еще не мог жалеть, когда-нибудь повторится. Он долго не решался написать письмо, каждый раз срываясь в самом начале на банальные, глупые нежности, подходящие скорее для письма к совсем юной девушке от такого же юного и неопытного ухажера. Чернила капали с пера на бумагу, пока Ондолемар, закрыв глаза, прижимал к губам прядь волос Этхеля, пытаясь собраться с мыслями и только еще больше теряясь и путаясь. Вместо письма на второй месяц он отправил в Солитьюд тонкую золотую цепочку с нефритом и лунным камнем. Он долго вертел её в пальцах, не в силах насмотреться и представляя, как это изящное украшение будет выглядеть на шее Этхеля. Уже по тому, что подарок передали в поместье Высокий Шпиль солдаты Доминиона, отправленные Ондолемаром к ярлу, Этхель должен был понять, от кого подарок. На третий месяц это было зачарованное на здоровье кольцо с несколькими бриллиантами и узкой дужкой. И Ондолемар не на шутку волновался, будет ли оно Этхелю как раз, подойдет ли на его узкие изящные пальцы. Война разгоралась с новой силой, а Ондолемар, уже привычно проводя вечера после советов с ярлом за рассматриванием подаренного Этхелем медальона, думал только о том, как бы Братья Бури не взяли Солитьюд. Этхель всенепременно станет защищать ярла, и одним богам ведомо, что тогда будет. Военные действия велись хаотично и криво по всем фронтам. Сражения и стычки вспыхивали вне городских стен раз за разом, и скоро Ондолемару пришлось оторваться от мыслей об Этхеле, хотя сны о нем так никуда и не девались. Поначалу одерживающая победы имперская армия вынуждена была отступать. Сведения приходили с запозданием, но, когда усилились зимние снегопады, едва живой гонец принес вести, от которых у Ондолемара похолодело сердце. Солитьюд взят Братьями Бури. Элисиф прилюдно повешена. Ульфрик восседает на троне. Через двадцать дней ворота Маркарта осели под напором таранов. В городе осталось всего несколько сотен солдат, и скоро сопротивление было сломлено. Добравшись до Подкаменной Крепости, внутрь Братья Бури пустили своих выборочно. Ондолемар смотрел, взвешивая в ладони тяжесть ледяного заклинания, как входят хорошо вооруженные воины в кольчугах, зачарованных против магии. Их было немного – но они смели оставшихся в живых имперских солдат и всех, кто еще не сдался. Ондолемар надеялся погибнуть в бою – пленные из Доминиона для Братьев были все равно, что кости для псов. Игрушки, и только. Но его не убили. Мощное заклинание смело обережный щит, и Ондолемар осел на пол у пустого трона ярла, чувствуя, как глаза заливает кровь. Солдаты стаскивали убитых и раненых – битва была закончена. Ондолемар слышал их глухо, словно издалека, с трудом осознавая себя. Сил не было. Обожженное холодом тело прошивало болью и он едва смог сесть, оперевшись спиной о стену, и старался не закрывать глаза. Дошли и до него. Убитого ярла, пытавшегося уйти через тайный ход в его комнате, тащили за ноги по ступеням, оставляя бурый кровавый след, все истончавшийся. Над Ондолемаром наклонился солдат с обнаженным клинком, и уже замахнулся, но его прервал окрик. Слышно было, словно через несколько слоев ткани. - Альтмер? – спросил подошедший, и стянул с головы Ондолемара капюшон. Возможно, сил еще хватит на заклинание достаточной силы, чтобы разнести в клочья и их, и себя. - Альтмер, - глухо и зло отозвался первый подошедший. – Кончить его, Ралоф? - Стой пока, - воин махнул на него рукой и, сняв густо окровавленные рукавицы, рванул на груди Ондолемара одежду, обнажая кожу. Ондолемар попробовал отстраниться, но подпаленная и промерзшая ткань разошлась от того быстрее, как он подался назад. - А вот и цацка, - улыбнулся воин и поднял с груди Ондолемара влажно блестящий серебряный медальон. Ондолемар из последних сил потянулся и вырвал его из чужих пальцев. Глаза закрывались сами собой. - Ты не умирай только, - хохотнул явно обрадованный такой реакцией воин и обернулся к товарищу. – Ворон же просил, аккуратнее с альтмерами. Того, который с медальоном живым привести к нему. - Да ну, Ралоф, мы что, сквозь одежду видим что ли? Приспичило ему, а мы, значит, подавай что он захотел? – раздраженно разразился тот. - Ну, - поднялся на ноги Ралоф. – Не забывай, чем мы все ему обязаны. Заклинание сорвалось, и едва налившиеся силой кончики пальцев кололо до самой кости. - Отнесите его. Ворон должен быть в этом доме, на самой вершине. То бишь как его? - Влиндрелхолл. Понял. Все будет, как скажешь. На улице стояла глухая, тяжелая тишина. Ни разговоров, ни плача. Каменные ступени Ондолемар, которого практически тащили двое солдат, преодолел как в тумане. Наверху дул пронизывающий ветер. На Маркарт опускалась холодная ночь и буря, застилающая все шалью снега, насколько хватало взгляда. В доме, куда они вошли, весело трещал огонь в каменном камине. Ондолемар с трудом припоминал, что этот дом совсем недавно купил кто-то из семейства Серебряная Кровь, ставший таном. Здесь все было так, словно снаружи не властвовали захватчики. Никакой крови. Все на своих местах. Стол накрыт, в вазах на полу и тумбах цветы. Солдаты огляделись, остановившись в комнате с камином, и им навстречу вышла женщина в доспехах из тонких пластин крепко пригнанного эбонита. В ней Ондолемар с трудом узнал Йордис. И вздрогнул. Серьезная, она отчитала запершихся в грязной обуви в гостиную солдат и выгнала их прочь, наказав передать Ралофу следить за Айкантаром и Колсельмо. Удивленный Ондолемар испытал легкое облегчение от того, что эти двое горе-ученых живы. Его посадили на стул и Йордис осталась стоять, наблюдая, как уходили солдаты. - Иди с ними, - от звука знакомого голоса Ондолемар едва не задохнулся, итак почти теряя сознание, - проследи, чтобы Айкантар был цел. А то с них станется. - Да, хозяин, - кивнула Йордис и быстро ушла. За ней глухо хлопнули тяжелые двери. Этхель вышел из темной комнаты на свет, и Ондолемар потянулся протереть от крови глаза. Его великолепные волосы были туго затянуты на затылке. Красивое лицо было непривычно белым, побледнели выразительные губы, ярко очертились мягкие низкие скулы. Разноцветные глаза блестели в свете огня. Вместо привычной мантии сверкала черная кольчуга из эбонита, куда более тонкая и изящная, чем на Йордис. При поясе висели ножны с короткими клинками. Не в силах ничего сказать, Ондолемар потянулся было к нему, но силы покинули его очень быстро и он уронил руку, с трудом глубоко вздохнув. Этхель улыбнулся, глядя на сжатый окровавленными пальцами медальон у него на груди. - Хорошо, что вы держите свое слово, - сказал он и подошел. Он помог Ондолемару подняться и едва ли не на себе довел его до кровати. И все поплыло. Этхель омыл его тело, обработал раны. Ондолемар стонал, забываясь, закрыв глаза, ощущая, как нагретые целительной магией пальцы жгут, касаясь его кожи. Этхель гладил руку, которой Ондолемар держал его за предплечье. Сон сходил волнами, все больше просвечивая насквозь, и звуки настоящего достигли разума Ондолемара, когда он сам еще до конца не проснулся. Медленно обретались и ощущения. Тонкие пальцы, зажатые в его, Ондолемара руке. Мягкое прикосновение ко лбу, где должен остаться шрам. - Ульфрик хочет видеть тебя, и лучше идти к нему сейчас. - Сейчас я никуда не пойду.- Ладонь ложится на грудь Ондолемару, над сердцем, и плеча касается дыхание. – Ульфрик подождет, Ралоф. - Не стоит так, - голос грубый, но в нем слышится едва ли не отчаяние, - ты бы видел, как он побелел, узнав об этом альтмере от солдат. Толки ходят самые разные, и… - Я приду к нему не позднее завтрашнего вечера. Ничего не случится за это время. - Ворон… - Оставь меня, пожалуйста. Я действительно очень устал. Шаги затихают, гремят засовы двери. Ондолемар чувствует, как Этхель гладит его по закрытым векам подушечками пальцев, едва касаясь. - Ты жив, - мягко говорит он, и Ондолемар открывает глаза. Этхель сидит рядом, на его голой груди цепочка с нефритами и лунным камнем. - Перечишь Ульфрику? – глухо спрашивает Ондолемар, морщась от покалывающих ощущений в затекшем теле. Мысли о своем собственном положении он пока старается отставить. Солдаты Доминиона мертвы, в городе сам Ульфрик. А он, Ондолемар, жив. И Этхель с ним на одной постели под одним одеялом, гладит его по голой груди ладонью, с непривычной ухмылкой глядя в глаза. - Ульфрик ничего не может сделать против своих слабостей. И эта простая фраза вспыхивает во все еще мутном сознании Ондолемара. И он смеется, тут же закашлявшись. - Ты и его слабость тоже? – спрашивает он, и Этхель с улыбкой качает головой. - Ты не снял медальон, - говорит он, наклоняясь к Ондолемару. - Я с ума по тебе сходил, - честно отвечает Ондолемар, вспоминая все вечера, когда он, поправ гордость, ласкал себя, прижимая к губам, жадно вдыхая запах пряди чужих волос. - Если предашь меня, - серьезно говорит Этхель, - я убью тебя. Можешь не сомневаться. Ондолемар смотрит в его потемневшие, злые глаза и не понимает, что чувствует. И не знает, что ответить. Но Этхель и не ждет ответа. - Спи, - говорит он, поднимаясь с постели, - тебе нужно придти в себя. Ондолемар так и продолжает тупо смотреть ему вслед, даже когда грохают, закрываясь, тяжелые двери. Он просыпается вечером следующего дня. Этхель уже одет – на нем тяжелый, подбитый мехом серый плащ и черные эбонитовые доспехи под ним. Ондолемар чувствует себя так, словно никаких ранений не было. Быстро обмывшись, он одевается в принесенные Этхелем для него доспехи, легкие, светлые, отделанные костью. Сверху надевает такой же серый плащ. Голод мучает Ондолемара, и Этхель ждет у дверей, пока он, стараясь преодолеть привычную медлительность при приемах пищи, жадно ест, запивая вином. В городе ночь. Этхель идет по переходам над воротами и выводит Ондолемара к горной тропе, ведущей к заснеженному плато. В опустившейся темноте, даже через вихри снежной бури видно, как подступают к воротам армии. Из тьмы выныривает черный конь, косит блестящим глазом на Этхеля и фыркает, выпустив из ноздрей густой пар. Второй конь, такой же черный, выходит следом. Этхель закрепляет тяжелые седельные сумки, которые они несли вместе с Ондолемаром, и в одно движение оказывается в седле. Сквозь гул ветра слышно, как звякают клинки на его поясе. Ондолемар озябшими пальцами берется за луку седла и тоже садится на коня. Поднимается гомон – на ворота выходят лучники, готовые стрелять по надвигающимся армиям. Еще несколько минут, и поток солдат упрется в крепостную стену, и в ход пойдут тараны. Ветер сбивает стрелы. Этхель направляет коня по тропе вниз, в объезд плато. Ондолемар едет следом, не отрываясь глядя на разворачивающееся действие. И когда армия под реющими красными флагами Имперского Легиона достигает ворот…они распахиваются от малейшего напора. Ондолемар ошарашено останавливает коня. Снизу уже доносятся звуки боя. Армия втекает в город, словно широкая людская река. Этхель оборачивается и Ондолемар пришпоривает коня, чтобы поравняться с ним. - Как они вошли в город? – с трудом перекрикивая гул бури, спрашивает он. Этхель держит затянутой в подбитую металлом печатку рукой капюшон. - Ворота были открыты, - отзывается Этхель. - Открыты? – не верит своим ушам Ондолемар. Неприступный Маркарт, который так тяжело осаждать захвачен благодаря такой сказочной халатности? - Да, - Этхель оборачивается, и его глаза блестят в тени под капюшоном. – Я их открыл. Уже на лесной тропе, далеко от кипящего в сражении города, когда буря утихает, Ондолемар, подавив крепнущее смятение снова догоняет Этхеля. - Зачем ты это сделал? – спрашивает он. – Ты же помогал Ульфрику взять Маркарт. - И Солитьюд, - спокойно говорит Этхель. – А до этого помогал Империи захватить Вайтран. - Что… - Ондолемар хмурится и качает головой, но Этхель продолжает. - Маркарт возьмут как раз к тому моменту, когда полководцы Ульфрика, получив мои письма, будут двигаться к городу. И его снова отвоюют. Неразбериха. Безумие. - Зачем?.. - Грандиозное предательство, - усмехается Этхель. – Бессмысленная война. Вот пусть и воюют. Ондолемара продирает мороз по коже от того, каким спокойным голосом Этхель говорит это. Он не находит, что сказать в ответ, и Этхель продолжает. - На Белом Берегу как раз стоит имперский полк. В Данстаре найдется кров для выжившего Талморского агента и смиренного мага покойной ярла Элисиф, принесших вести. - Ты поражаешь меня, - тихо говорит Ондолемар. - И долго еще буду, - Этхель тянется к Ондолемару, и тот перехватывает его руку, сжимает тонкие пальцы в своей, такой широкой, ладони. - Поклянись мне, - говорит Этхель, и глухо, недобро усмехается. – После одной проведенной вместе ночи таких клятв не дают, но тебе хватило ума переспать со мной. Ондолемар смотрит на него, на сползший с головы капюшон и снег, оседающий на угольно-черных волосах. Этхель смотрит перед собой, то и дело облизывая потрескавшиеся, кровящие от холода губы. - Клянись, что никогда не предашь меня, - говорит он, высвобождая руку и поворачиваясь к Ондолемару. Ондолемар смотрит и понимает, что еще не может сказать ему «я люблю тебя», как того уже не первый месяц требует сердце. Еще нет. Он еще его совсем не знает. Но ощущение опасности, трепет душевный от его близости, страх за их жизни и восторг от безумия происходящего не дают Ондолемару ровно дышать. Он вдыхает полной грудью ледяной воздух и притирается на лошади ближе к Этхелю, внимательно и выжидающе на него смотрящему. - Скрепить клятву кровью? – Улыбается он, наклоняясь к Этхелю. – Или поцелуем? И Этхель тянется к нему. - Клянусь, - шепчет Ондолемар, и целует Этхеля, с трудом удерживаясь в седле. И Этхель до крови прокусывает ему губу, отрываясь и глядя весело и зло. - Ты мой, - улыбается он. И Ондолемар, утирая кровь с подбородка, смеется в ответ. И кивает. У Данстара их ждала промерзшая до костей Йордис, уже уставшая отвечать на вопросы едва вытащенного живым из Маркарта Айкантара. Она никак не могла втолковать ему, что сама не понимает своего тана, но если он решил спасти Айкантару жизнь – значит, так нужно. Больше ничего она не считала необходимым понимать. Так решил Этхель, и это - истина. P.S.: гравировка на медальоне – рука, сжимающая секиру, - знак Боэтии, принца даэдра, изображаемого обычно в виде мужчины с огромной секирой. Принца предательства и заговоров с целью убийства. эбонитовый доспех Этхеля - та самая кольчуга. вот тут, думаю, раскрывается идея с предательством. будет еще одна часть, правда, по стилю и сюжету несколько отстоящая от этого...вступления.