Чужие слабости

Все то, что Этхель мог бы рассказать об Анкано, начинает появляться между ними скоро и стремительно. Исчезнувший отовсюду, невидимый и неслышимый, Этхель гибкой тонкой тенью следует за Ондолемаром по залам Посольства, по дорогам Скайрима. Он растворяется, едва ступив в тень, и Ондолемару кажется, он никогда не привыкнет к тому, что не чувствует его рядом. Хотя Этхель постоянно за его спиной, у плеча. И стоит протянуть раскрытую ладонь – ее коснутся теплые тонкие пальцы. Послевоенные тяжбы, движения редеющих войск и рассадка ставленников по креслам ярлов, прошения, доносы, распоряжения – Ондолемар зашивается в бумажной работе и постоянных разговорах с агентами, шпионами и прочей шушерой, а Этхель, которого и не должно быть здесь, таится где-то в полумраке плохо освещенного кабинета. Второй эмиссар, расквартированный в Маркарте на замену самому Ондолемару, скоро наносит визит в Посольство, с целью личного разговора. И его приезд, словно кинжальным лезвием, вскрывает тонкие ткани, едва сросшиеся между Ондолемаром и Этхелем. А все дело в том, что эмиссар является не один. В кабинете полумрак и треск дров в камине прерывается только скрипом пера по бумаге. Ондолемар отрывается на секунду, прислушиваясь: он знает, что Этхель здесь, но не слышит и не чувствует его. А знание разума, не подкрепленное чувствами, сложно осознать полностью. Эмиссар входит без стука, и за ним, уверенно шагая и даже не сняв капюшонов, входят двое офицеров. Ондолемар поднимает на них голову, и ему на миг кажется, что этот эскорт пришел его арестовать – так мрачны лица вошедших. Эмиссар легко кланяется, Ондолемар кивает в ответ, и хочет было спросить о том, почему они вошли без стука и как понимать то, что его люди не проявили должного почтения, когда эмиссар, призывая к молчанию, вскидывает ладонь. - Я должен просить прощения за поздний визит, - он еще раз легко кланяется, но лицо его как глыба мрамора, и Ондолемар внутренне собирается, ощущая, что ничего хорошего ждать не придется. – И за другие неудобства, однако то, о чем я должен с вами поговорить, не терпит отлагательств. Ондолемар сам назначил его на пост, одобрив предложение свыше, и сам пил с ним за это назначение (полбокала вина), а теперь он чувствует, что принял из чужих рук змею и не додумался проверить, ядовита ли она. Эмиссар говорит об Этхеле. О мятежнике, о приспешнике Ульфрика, о (как они докопались, без его, Ондолемара, первого эмиссара, ведома?!) убийце Эленвен и повинном в смерти архимага Анкано. Для перечисления всего, в чем он повинен, не хватило бы и нескольких пергаментных свитков и – эмиссар делает передышку и говорит куда медленнее, - то, что Ондолемар замечен в связи с этим ублюдком, чести ему не делает. В пальцах Ондолемара с хрустом ломается перо. - Вы обвиняете меня… - начинает было он, медленно поднимаясь из-за стола, но офицеры делают шаг вперед, угрожающе подняв руки на рукояти коротких клинков, и Ондолемар остается стоять, от бессильной ярости стискивая пальцами столешницу. - Не я обвиняю, - качает головой эмиссар и опускает на стол футляр с вырезанной по дереву эмблемой. – Все подтверждено. Есть свидетели. Ваши солдаты подтвердили, что вы освободили заложника, с наибольшей вероятностью бывшего Этхелем Вороново Крыло. Это приказ о вашем отстранении. Эмиссар делает шаг назад, позволяя офицерам обойти стол и оказаться по обе руки от Ондолемара. - Вы всегда мне казались очень разумным и честолюбивым, - куда тише говорит он, и Ондолемар удивленно поднимает глаза. – Связаться с мятежником… Хуже того, с человеком. Ондолемар, вы же альтмер… Вскинутую было руку, на пальцах которой уже серебрятся отблески электричества, Ондолемар прижимает к груди. Офицеры ждут, пока он выйдет из-за стола, и Ондолемар даже не смотрит на костяной футляр с приказом свыше. Ему настолько все равно. Связаться с человеком. До встречи с Этхелем он и не думал, что когда-нибудь захочет прикоснуться к человеку. К низшим… Шепот звучит неоткуда и отовсюду одновременно. Глухой, мягкий, он обволакивает. Эмиссар хватается за грудь, хватая ртом воздух и тут же оказывается на полу. Вскинувшиеся офицеры озираются по сторонам, а Ондолемар отстраненно смотрит на незапертую дверь. Второй офицер замертво падает, и тогда Этхель выныривает из тьмы. Как кошка, вспрыгнув со стола прямо на оставшегося на ногах офицера, он срывает с его головы капюшон и валит на пол. И Ондолемар уже собирается снова разогреть в руках молнии, чтобы добить оставшегося и поставить последний крест на всей своей жизни, когда с удивлением понимается, что Этхель и этот офицер…дерутся. Не как маги, не как взрослые – они катаются по полу, пытаясь одолеть один другого, словно забыв, кто они и где. И, хотя офицер куда крупнее, Этхель гибче и ловчее, и драка идет почти на равных, хотя абсурд ситуации имеет просто невиданный градус. Ондолемар тяжело оседает в кресло, держась за лоб. Если бы Этхель хотел убить, он бы убил; а если он ведет себя…так, значит, наверное, ему не стоит мешать. Успокаиваются они не скоро. Офицер, со сплошь покрытым синяками лицом и разодранным ухом прижимает Этхеля, отплевывающегося от текущей из рассаженного носа крови и шипящего, к полу, и, перехватив его руки, садится сверху. Они пытаются отдышаться, зло глядя друг на друга. И молчат. И Ондолемар не выдерживает. Подходит, за шкирку снимает офицера в порванной измятой форме с Этхеля и самого Этхеля так же за ворот оттягивает в сторону. - Сука, - шипит, наконец, Этхель, неловко утирая дрожащими пальцами нос и губы. – Эстормо, ты просто невиданная сука. Офицер сплевывает и трет разодранное ухо, даже не обращая внимания на сидящего рядом на корточках Ондолемара. - Единственная сука здесь, Этти, это ты, - снова сплевывает он. – Сначала господин Анкано, теперь этот? - Этот? – Шипит Этхель, и бросается было на офицера снова, но Ондолемар ловит его, ощерившегося и взъерошенного, как зверь, и прижимает к себе. Глядя на это, офицер болезненно кривится и качает головой. Этхеля всего дергает от злобы и напряжения, и Ондолемар стискивает его резко и сильно, почти до хруста костей. - Успокойся, - строго говорит он, и Этхель поднимает на него полуслепой свой взгляд. - Ты был подотчетным Анкано, я прав? – обращается Ондолемар к офицеру и тот кивает. Но ни уважения к старшим и по возрасту, и по чину, ни банальной вежливости в нем не сквозит. - Был, - кривится он. – Пока эта дрянь мозги ему чрез соломинку не высосала. - Я пытался сделать, что мог! – Срывается Этхель. – Если бы он послушал меня и не стал трогать Око! Ты сам все видел! - Видел! – Кричит в ответ офицер, и Ондолемар с опаской косит на дверь. В комнате два трупа и неясно, есть ли еще солдаты за дверью. Обычно холодный ум отказывается повиноваться и что-то изобретать и сдавшийся Ондолемар полностью сосредотачивается на том, чтобы удержать в руках взбрыкивающего Этхеля. - Видел, как ты отдал его этим Псиджикам, отдал им и Око, и Посох, а потом пропал и ни слуху, ни духу! - Я искал его! – В тон кричит Этхель. – Искал и нашел! И если бы ты, падла, почаще прислушивался к кому-то, кроме тупого себя, ты бы знал, что с ним! - Он мертв! – Кидается вперед офицер. – По твоей вине! - Да жив твой Анкано! – Хрипит сдавленный в сильных руках Этхель и замирает. Медленно поднимает голову, глядя в глаза остекленевшему Ондолемару. - Он правда жив. – Сглатывает он, нехотя продолжая. – Только в чувства его привести весьма… проблемно. И Ондолемар разжимает руки, с глухим стоном прижимаясь спиной к стене. Из Посольства они уезжают без особого шума; эмиссар, видимо, не счел необходимым предупредить кого-либо еще, желая провести победно Ондолемара под конвоем, ловя удивленные взгляды. Этхель, переодетый в форму офицера и скрытый мороком, выглядит ровно так же, как Эстормо. Благодаря заклинанию не видно синяков и крови на разбитом лице, а Этхель выглядит еще и куда выше ростом. Уже по пути, придерживая одной рукой поводья и держась за луку, Ондолемар, читает привезенный эмиссаром свиток с приговором. Этхель пытается заглянуть в него, уже сняв морок и утопая в большом для него офицерском плаще, сбросив с головы капюшон. И Ондолемар, зажав в пальцах костяной футляр, наотмашь бьет Этхеля по лицу; так, что тот едва не падает в снег с коня. Эстормо наблюдает за ними с презрением и злобой, зябко кутаясь в продуваемый легкий плащ. Этхель со стоном склоняется к седлу, держась рукой за лицо. Меж голых пальцев (перчатки были ему слишком велики) стекает кровь. - Хоть казнь назначили на Саммерсете, - ровно говорит Ондолемар, пряча футляр с приговором в поясную сумку. – Видимо, хотят посмотреть в глаза тому, кто променял службу и честь на возможность мять по ночам человека. Этхель всхлипывает, качает головой. - Будь проклят твой Саммерсет, и Талмор, и все альтмеры, - шипит он, отплевываясь от крови. Эстормо вклинивается на коне меж ними, не глядя на них. Его широкие светлые брови нахмурены, а на лице написано жесткое неудовольствие. Так похожее на то, что порой появлялось на лице Анкано. До свитка Этхель добирается в глухой лесной деревушке, где они останавливаются на ночь. Искать их должны начать не раньше, чем через пять дней – ровно столько понадобиться, чтобы разобраться с бумагами Ондолемара и понять, что он уехал непонятно куда. И ровно столько же надо, чтобы морок на сложенных под окном телах эмиссара и офицера рассеялся. Пока у них есть время, и Этхель, кое-как залечив разбитое лицо, сидит в холодной комнатенке у кровати, пока Ондолемар и Эстормо молча едят в общем зале пустого трактира. Приговор ясен и понятен, изложен холодным сухим тоном, и Этхель закусывает мизинец, откладывая футляр обратно на стол. Отстранить, под конвоем доставить на Саммерсет для дальнейших разбирательств. На данный момент определен вид наказания: смертная казнь через…такого понятия Этхель не знает. Да и знать не хочет. Пост, власть, даже жизнь – он забрал у Ондолемара все, что мог. Все то, во что Ондолемар верил, то, что он любил и чего жаждал. И остался только Скайрим – бесприютный и бесконечный, ледяной и безжалостный. И он, Этхель, невидяще смотрящий в стену перед собой. Он хотел дать ему так много – всю эту землю расстелить под его ногами. И в итоге лишил всего. - Иди прочь, - глухо просит Ондолемар, проходя в комнату. Форма Доминиона на нем непривычно заменена широкой светлой рубахой и кожаными штанами. Под глазами за день пути пролегли круги, и весь он кажется сильно постаревшим. Вокруг губ, на щеках и подбородке проступила колкая светлая щетина. Этхель слитным, плавным движением поднимается на ноги и выскальзывает из комнаты, как можно плотнее прижавшись к Ондолемару в дверях. - Прости, - шепчет он под безразличным, холодным взглядом, - я так люблю тебя…