Друзья ворвались в корпус, как семь молний или семь стрел. Поднимая ветер, они пронеслись по коридору к лаборатории профессора и чуть не сбили с ног его самого. Громов как раз собрался куда-то и шёл навстречу ребятам.
– Стоп! – крикнула Элечка. Все резко остановились и чуть не попадали на каменный пол. – Извините, Гель Иванович!
– Ой, это вы, ребята! – воскликнул профессор, ничуть, как видно, не рассердившийся. – Что стряслось? Пожар?
– Нет, – нервно рассмеялась Майя, – горели мы ещё осенью да в Краснополе. А сейчас у нас к вам дело.
– Ну что ж, тогда милости прошу в лабораторию и подождите меня минут пять.
…Громов зашёл в родные научные пенаты как в оранжерею. Ему было несказанно приятно находиться в окружении этих ребят, очень разных, но с одинаково сверкающими глазами. Они, это молодое племя, были отчаянными, самостоятельными, знали что-то такое, чего ему, Гелю Громову, не понять уже никогда…
В лаборатории было явно тесно для такого количества гостей, но, как всегда, все как-то разместились. Некоторые – на полу, что, впрочем, никого не смущало. И, как обычно, бесшумно и из пустоты, материализовалась в этих стенах и Альбина, застыла в уголке золотисто-голубой тенью…
Ребята начали наперебой рассказывать о своей находке. Уже через минуту профессор замахал руками:
– Не говорите все разом! Пусть расскажет кто-нибудь один, а то я ничего не пойму.
Элечка встала и подробно рассказала обо всём, что они прочли в летописи, а главное – о гипотезе насчёт самого Громова.
– Ну и что вы на это скажете, Гель Иванович? – спросила она под конец.
Профессор улыбнулся:
– Надо же такое придумать! Ну какой из меня князь? Я, друзья мои, учёный. И меня не раз упрекали, и достаточно справедливо, в том, что дальше своей науки я ничего не вижу и не понимаю… И вообще, почему вы сразу подумали про меня? Громовых море…
– Сэр, – отозвалась, опередив всех, тихая Флоренс Домби, – других Громовых мы не знаем, а вас знаем и очень уважаем! О ком же и думать, как не о вас?
Гель Иванович встал, вздохнул и сказал:
– Мне, друзья мои, от души жаль этих бедных людей и животных. Если они там вообще ещё живы. И от души хотелось бы им помочь. Надо бы обратиться к опытным криминалистам, а с другой стороны – поднять историю края…
– Ой! – махнула рукой Сьюзен. – Первое, что вам скажут в любом учреждении, – это, простите за резкость, что вы не в себе. Если что-то и выяснять – то только своими силами. Поэтому и надо начать с того, что проверить вас, так же проще!
Громов шутливо ей поклонился:
– Замолкаю перед лицом тайного советника шерифа ноттингемского и специалиста по бескровным революциям! А по существу имею сказать следующее: насколько я знаю, моя семья действительно родом из здешних мест. Но мне никто никогда не рассказывал никаких семейных легенд. Впрочем, моих родителей унесла война, мне было двенадцать лет, когда она началась, и шестнадцать, когда закончилась, – он помолчал, задумавшись о невозвратном, и потом прибавил: – Спросить-то не у кого… Товарищ Альбина, а вы что об этом думаете?
– Я не думаю, я знаю, – чуть усмехнулась книжная фея, – только вы ведь, Гель Иванович, в портал не полезете! Я могу сама заглянуть, выяснить, как там идёт время относительно нас. А вам могу предложить… Вы ведь с Институтом времени ещё сотрудничаете?
– А как же. Хотя они тоже слегка не из нашей эпохи и вообще, поди, из чьих-то фантазий – но я очень вам благодарен, Альбина, что вы меня с ними свели. Очень было интересно и поучительно для меня, старика.
– Ох, ну у меня-то, Гель Иванович, просто был личный интерес… Вам спасибо, что вы тогда организовали мне полёт в прошлое, вы ведь знаете – мне не дано прозреть судьбу своих любимых…
– Мне жаль, – вздохнул профессор, – что я стал гонцом, принёсшим вам дурные вести.
Все опять помолчали. Все знали: Альбина, недавно обретшая память о том времени, когда она ещё была земной женщиной по имени Эжени де Тратэбус, обретшая сына-героя, понадеялась разыскать и любимого человека. И, перенесясь во времени и пространстве, узнала: Уильям Локсли скончался на Барбадосе от жёлтой лихорадки в первый же год своего там пребывания…
Книжная фея, загрустив, перестала сиять, показалась более земной и обычной. В ней на время проглянула Эжени. Даже у Сьюзен защемило сердце от жалости и стыда за свои нехорошие мысли: а вдруг Альбина просто хотела убедиться, что свободна, чтобы с чистой совестью продолжать свои странные игры с Громовым?
Наконец фея встряхнулась, как всегда становясь прежней – загадочной и непроницаемой. И продолжила начатый разговор:
– Так вот, слетали бы вы, Гель Иванович, в шестнадцатый век, поинтересовались бы в окрестностях портала, не появлялась ли там или где-то поблизости женщина в положении и что потом сталось с ней и ребёнком…
– Это если считать год за год, – встряла скептически настроенная Элка. – А если нет? Сколько придётся делать срезов?
– Ну надо же с чего-то начать! – воскликнула Майя.
– Вряд ли год за год, – стал рассуждать Элек. – Я держал в руках летопись и всесторонне её исследовал. Она выглядит так, как будто на последней странице едва успели просохнуть чернила. Это значит, что сейчас в архипелаге тот самый год, когда мерзифонский историограф завершил свой труд.
– Это выбрык! – закричала мисс Нипер. – Я поняла: порталы открываются обычно по сильному хотению с обеих сторон! Мы хотели понять, что там такое, а с той стороны летописец хотел, чтобы люди доброй воли прочли его повесть… Вот и отдал её буквально мне в руки.
– Сьюзен абсолютно права, – мягко сказала Альбина. – Так часто случается. Поэтому предлагаю считать для начала год за год. Впрочем, проверю.
– Куда я попал? – вздохнул профессор Громов. И начал разыскивать у себя в столе бумажку с телефонами Института времени.
* * *
Весь следующий день Гель Иванович общался с сотрудниками помянутого НИИ и тихо надеялся, что они разрешения на полёт не дадут. Но в Институте времени если не к порталам, то ко всяким аномалиям вроде заповедников вымерших животных и легендарных существ относились вполне серьёзно. Поэтому к вечеру все нужные бумаги оказались у Громова на руках.
На другой день он собрал у себя ребят. Альбина тоже присутствовала и сообщила:
– Я заглядывала за грань, всё так и есть – год за год. Там всё очень худо, пиявка в полной силе, а прочие – соответственно!
Теперь компании предстояло решить, кто из семерых будет сопровождать профессора в прошлое, потому что нельзя же лететь всем! Пытаясь показать, что он ещё значит хоть что-то в этой жизни, Гель Иванович волевым решением исключил из состава группы робкую Флоренс и гиперактивных, склонных к самодеятельности Сергея и Сьюзен. Никто из троих возражать не стал. Зато Майя Светлова обиделась и самоустранилась. Таким образом, с профессором остались такие же скептики, как и он сам: его электронные дети и молодой Уолтер Гэй.
Они четверо отбыли в Институт времени. Тогда книжная фея подмигнула оставшимся:
– Ребята, а хотите позаниматься самодеятельностью на законном основании?
– Спрашиваете! – невежливо ответил Сыроежкин.
– Тогда пошли через портал! Со временем я смогу поиграть, и мы своими глазами увидим последнего из князей Громовых, то есть того, которого убила пиявка. Пока наши там по эту сторону будут собирать данные…
– Может, мы уже пиявку прибьём? Предотвратим переворот, а? – у Сергея уже блестели глаза.
– Ну перестань! – одёрнула его Майя. – А то сейчас товарищ Альбина рассердится и мы никуда не пойдём.
– Не рассержусь, – грустно сказала фея. – Просто есть закон: прошлое изменять нельзя. Ещё вымышленные истории я себе иногда позволяла переписывать, но реальность… Вы что, хотите, чтобы вместо нашего Геля Ивановича родился совсем другой человек, не знающий нашего мира, чтобы никогда не было ни Элека, ни Элечки, ни ваших приключений, ни вашей дружной компании?
– Ой нет! – хором сказали Сыроежкин с Майей.
– Ну вот. Они выстояли, прошли через эти четыре с половиной столетия, и пришло время им помочь – я разумею мерзифонцев и всё Завроземье. Поэтому мы сейчас во всём убедимся – надеюсь, что и наши скептики тоже – а потом уже всё будет хорошо!
* * *
В Институте времени Громова и его спутников встретили сотрудники НИИ и длинными коридорами провели туда, где стояла сама машина времени. Она казалась обыкновенной будкой телефона-автомата, но на самом деле это было сложнейшее устройство, гениальное изобретение. Даже Элеки, не говоря уже об Уолтере, смотрели на машину с удивлением.
– Так, – обратился сотрудник института к профессору, – назовите мне время, куда вам нужно.
– Шестнадцатый век.
– А поточнее?
– Тысяча пятьсот сорок пятый год.
– Место?
– Окрестности города Синегорска. Там, где монастырь.
– Сейчас мы настроим машину, а вы пока переоденьтесь, чтобы местные ничего не заподозрили.
Компания послушалась – для них всё уже было приготовлено. Электроничка не удержалась от искушения повертеться перед зеркалом, чтобы узнать, как она выглядит в сарафане, лаптях и с волосами, заплетёнными в длинную косу с алой лентой. Но от машины крикнули:
– К старту готовы! – и Эле пришлось отказаться от своего намерения.
Профессор и трое ребят втиснулись в машину. Там сразу стало ужасно тесно. «Хорошо, что Майя не полетела с нами, – подумала Элка, – мы и так здесь как шпроты в банке!»
Мерный голос кого-то из сотрудников отсчитывал снаружи:
– Пять… четыре… три… два… один… Пуск!
Машина загудела и мелко задрожала. Путешественников закружило, словно на карусели. У них было такое чувство, как будто они проваливаются в пропасть и этому нет конца. В общем, очень неприятно. Сколько это продолжалось, никто в машине не знал. Но неожиданно гудение и дрожание прекратилось.
…В эту самую минуту, «длинной вереницей за синей птицей», Альбина и её юные спутники проходили через портал. Им было намного проще, хотя они тоже замаскировались под местных…
