***
Эмоциональная и физическая усталость брала свое — Марвин благополучно проспал. Его переполняло раздражение, злость на себя. Как он мог быть так наивен? Насчет расследования, насчет Эстер, насчет взаимности чувств… А вот об этом он думать не станет, потому что сам Коди вчера сказал, что они еще поговорят. Конечно, она наговорила ему весь этот бред под давлением нервов и боли от потери подруги. Ей наверняка показалось, что с ним может произойти тоже самое, ведь за Декко охотятся. Стоп… А почему он все еще зовет ее Декко, если выяснилось, что это фальшивая фамилия (в чем Марвин не сомневался с самого начала)? Мэрион-Рэймонд-Эстер Антарес, вот кем была его парная. Обалдеть. Да, даже по прошествии двенадцати часов, которые прошли с момента, как он узнал о ее подлинной личности, Коди то и дело поражался этому. И даже если он подозревал кем она может быть на самом деле, так высоко планку Марвин не повышал… Принцесса, подумать только. Теперь, все становилось на свои места. Он даже не задавался вопросом почему Эстер ничего не поведала ему, Коди прекрасно понимал, что это показалось бы глупой затеей для любого человека в ее положении, однако… Как же Марвин жалел, что не остался и не выслушал ее рассказ, ведь его мать выпытала у нее все, что смогла. А сейчас… Что он мог сделать сейчас? Коди даже не имел элементарного представления о том, где она может быть, не то, что знал что думать о случившемся рядом с той злополучной лавкой. Дело было не закрыто, однако убийца будет обвинен посмертно, а души жертв смогут обрести покой. Но Марвин этому даже не обрадовался, чему же здесь было радоваться? Погибло множество людей, потому что наружу стали всплывать похожие дела и он не знал за что хвататься, подруга его возлюбленной была убита, сама Эстер в связи с этим была подавлена. Все катилось в тартарары, особенно Марвин убедился в этом, когда собираясь на работу, обнаружил в начала пропажу всех вещей парной — два чемодана исчезли с того места, в котором покоились в гостинной. А после загадочное письмо, которое, слава звездам, он увидел быстрее матери. Разворачивая его, Коди не сумел вспомнить ни одной вменяемой молитвы, однако уповал на удачу, когда начал читать первые строки. Марвин, глупо здороваться, ты знаешь кто это пишет. Поверь, вчера все получилось не так, как я хотела. Эти слова были сказаны на эмоциях и это была гнусная ложь, я о ней жалею и ты тоже об этом знаешь. Черт, ты теперь знаешь обо всем, так что мне не требуется говорить загадками — это весьма облегчает задачу. Я пишу это, чтобы… Чтобы сказать, что это не конец. Это новое начало для нас обоих. И нет, я не прощаюсь таким образом. Я не смогла бы попрощаться так, хотя мое сердце разобьется вдребезги в любом случае. Звезды, как непривычно быть откровенной, ты себе не представляешь, однако я бы предпочла, чтобы ты увидел слезы, которые выступают у меня глазах, когда я… Ладно, письма не мой конек, не хочу вдаваться в подробности. Я приняла решение вернуться в столицу. Да, к отцу, который все это время пытался сжить меня с этой земли. Да, туда, где прошло мое многострадальное детство и погибла сестра, а я чудом выжила. Но у меня есть весомые причины. Угадай, кто еще со мной едет? Эймиан Делапорт и вся банда! Не стоит благодарностей за то, что в ближайшие месяца два они не будут тебе досаждать. Отплываем мы завтра, в семь вечера с восточной части причала… Я подумала, что. Нет, не так. Я хочу, чтобы ты пришел. Я очень хочу тебя увидеть и как следует попрощаться, хоть я и не представляю как смогу это сделать. Отвечу на все твои вопросы — мой тебе прощальный подарок. Только приди, пожалуйста, я прошу.Навеки твоя (очень вероятно, если вспомнить про нашу парную связь) Эстер P.S. Если не придешь, я пойму. Я поступала и поступаю ужасно. Но прощай я написать не смогу, рука просто не поднимается.
Перечитав изящный почерк, коим Эстер написала свое послание, Марвин в очередной раз убедился почему был влюблен в эту девушку. Ее манера речи, умение преподнести даже самые ужасающие вести в своем неповторимом стиле — являлись одними из множества причин его к ней чувств. Однако, Антарес, возможно, сама того не понимая, задавала ему роковой вопрос, ставила его перед судьбоносным выбором. По крайней мере, для Марвина решение являлось таковым и у него было чуть больше суток, чтобы отважится сделать то, что ему вмиг показалось самым правильным.***
Сейчас Арлетт ощущала себя в точности также, как было много лет назад на войне. Казалось, что ничего от тебя не зависит, но в тоже время ты прекрасно знаешь, что если сдашься, опустишь руки и пустишь все на самотек, не прилагая усилий — все будет только хуже. Она всем своим существом ненавидела это чувство и то, что оно творило с ее душой — разрушило, терзало, однако заставляло действовать, превозмогая боль и утраты, которые на войне занимали не последнее место. Но ведь Вайс убежала, бросила свои обязанности и отреклась, хоть и неофициально, от своего звания, потому что больше не хотела испытывать эту бесконечную битву внутри себя. Она не считала себя способной все время сражаться на износ, терпеть, да еще и воодушевлять других при этом. Она больше не хотела быть машиной, которая только и может, что отдавать хладнокровные приказы, зная, что отправляет сотни людей на верную гибель, просто чтобы сдержать наступление вражеских солдат. Это было выше ее сил. Однако Арлетт снова была в той же ситуации, хоть и в другой обстановке. Но на этот раз погибли не неизвестные ей люди, лишь о численности которых она знала и коими руководила, а ее Габи, ее подруга — была лишь одной из немногих. Разница была, и огромная. Но Вайс знала, что ей нельзя на этом концентрироваться, иначе она рискует погрузится в пучину, глубин которой Арлетт достигать больше не хотела. Ей уже доводилось там бывать, в этом темном и воистину многострадальном, беспринципном и жестоком уголке души, где с ее сознанием творились жуткие вещи. Она не хотела больше лишаться человечности из-за потерь и заливать свое горе кровью, просто потому что имела достаточную силу делать окружающим людям больно. Это был не способ, это был жалкий побег или трусливое замещение опыта, который ей было слишком боязно пережить сполна. Арлетт осознала это давно, однако лишь сейчас поняла, что ей требуется. В этот раз она не будет боятся этих чувств, этой мнимой слабости, она лишь отсрочит ее, потому что сейчас давать волю эмоциям было рискованно полным провалом, когда у нее появился шанс выполнить свою миссию. Возможно, даже свое предназначение. План был таков: Эстер, чтобы вернуться требовалась легенда, которая бы прикрыла собой ее отсутствии в течении многих лет и тайну ее исчезновения. Однако Вайс не имела права допустить ошибку, если хоть что-то скомпрометирует ее ошибку, ее просчет или малейшую неточность — на следующий же день весь мир будет лицезреть это на главных заголовках всех газет и статей. Спустя какое-то время она все же сообразила кое-что, что вполне могло быть правдой и не причинило бы особого вреда тем же жителям Мендоса. Загадочная история гласила, что Эстер все это время несла в себе угрозу, ведь ее магическую силу могли использовать как оружие, поэтому на нее нанесли очень древнее и сильное заклятие. Однако девушка, как настоящая патриотка, коей ее конечно захотел бы увидеть народ, воспротивилась планируемому побегу и пожелала помочь своей стране — в тайне отправилась на вражескую территорию, где все это время работала шпионкой и передавала важные сведения армии Этуальдо. А сейчас, узнав кое-что уж слишком опасное для своей родины, приняла решение вернутся и занять свое место подле короля, дабы показать силу и спасти свою страну, в то время как на самом деле именно Мендос нес с каждой битвой все большие потери. Картинка складывалась красочная и цельная, конечно же это была полнейшая ложь, но Арлетт давала людям и что самое главное — прессе желаемую сенсацию и радостную весть! Поэтому людей, которые не поверят в эту чепуху и бред будет меньшинство, хоть они и будут реалистами — правыми. Оставалось только обратится к знакомой журналистке, поведать ей свою выдумку и уповать на успех. Потому что даже если правительство Мендоса опровергнет это заявление, в том то будет и ирония, ведь им никто не поверит. Мало ли, не умеют, может, люди признавать свой откровенный проигрыш? И это было Арлетт лишь на руку.