***
— Спасибо, — произносит Бебе, принимая из рук Стэна бутылочку с остатками Сыворотки правды. Мельком взглянув на содержимое, она удовлетворённо замечает: — И потратили вы немного. Это хорошо. Слизнорт не должен заметить недостачи. — Ну да, — отстранённо отзывается Стэн, — мы старались не подставлять тебя. — Очень мило с вашей стороны. Я, правда, ожидала, что встречусь с Кенни, а не с тобой. Не то чтобы я была против, но… Стэн пожимает плечами: — У Кенни свидание. Развлекается как может. Поэтому вместо него я. Бебе посмеивается: — Ну, хоть кто-то из нас развлекается. Стэн неловко мнётся в дверях и собирается уже было сказать, что ему пора, но тут Бебе предлагает: — Зайдёшь? — Заметив удивление на лице Стэна, она поясняет: — Я жду подробностей. Хотелось бы, знаешь ли, иметь представление, ради чего я рисковала добрым отношением Слизнорта. Стэн по привычке хочет придумать отмазку, но неожиданно для себя соглашается: — Зайду. — Удивительно, но эта мысль даже не вызывает в нём отторжения — скорее наоборот. Одиночество доконало его окончательно, при этом изливать душу Кенни или Венди он избегает, а с Бебе им больше делить нечего (точнее — некого; по крайней мере, сейчас), так что это может быть даже интересно. — Ты одна? — Ага. Хайди тоже на свидании — тоже развлекается как может. Не с Кенни, естественно. — Ясное дело, — хмыкает Стэн, — она же лесбиянка. Кенни, когда узнал о её ориентации, сильно расстроился. — Ну конечно он расстроился, это же Кенни, — фыркает Бебе. — Так и будешь в дверях стоять? Она приглашающе машет рукой вглубь спальни. Стэн проходит и мельком осматривается; в глаза тут же бросаются рамки с колдографиями на прикроватной тумбочке (причём не с модельными снимками, каких можно было бы ожидать от девушки такого типа, — а с людьми, которыми Бебе, очевидно, дорожит). Вот её обнимают с одной стороны Венди, а с другой — Рэд. Вот она с Хайди в окружении команды Хаффлпаффа по квиддичу. Вот она с Клайдом Донованом в кафе мадам Паддифут — причём держится с ним за руки. А вот — с Кайлом в «Трёх мётлах»: Бебе поправляет гриву вьющихся волос и потягивает сливочное пиво, а Кайл расслабленно улыбается, лёжа на её плече. «У меня тоже есть колдография с Кайлом в “Трёх мётлах”», — с какой-то детской обидой думает Стэн. На той колдографии запечатлён момент, как они на третьем курсе впервые пробуют сливочное пиво и пафосно чокаются стаканами. — Присаживайся, — предлагает Бебе, вырывая его из раздумий. — На любую из кроватей: думаю, Хайди не будет против. Только сразу говорю, алкахи у меня нет. Тыквенный сок подойдёт? — Ты не поверишь, но я не бухаю двадцать четыре на семь, — недовольно бурчит Стэн. Неужели он действительно в свои восемнадцать уже производит впечатление конченого алкоголика? — Рада слышать. — Удивительно, но по её интонации кажется, будто она действительно рада. — Так что насчёт тыквенного сока? Стэн кивает и, пока она разливает сок по стаканам, прикидывает, где ему расположиться. Решает сесть всё же на кровать Бебе: отсюда лучше обзор на так и притягивающую взгляд колдографию. Бебе замечает это и удивлённо усмехается, но никак не комментирует. — Вот теперь, думаю, можно и поговорить. — Она протягивает ему стакан с соком и располагается на той же кровати, что и Стэн (ну разумеется — она в своём праве, это ведь её кровать), но сохраняет дистанцию. Стэн искренне ей за это признателен. — Рассказывай, Марш. Что вы узнали от Картмана? — Ну… — Стэн слегка заминается. Да, она имеет право на информацию, но в прошлом всё же… Бебе, обратив внимание на заминку, посмеивается и сообщает: — Я не собираюсь сплетничать. Даже с Венди. Есть вещи, которым лучше оставаться секретами. — Я знаю, — откровенно врёт Стэн. На самом деле именно этого он и опасался: раньше Барбара Стивенс была известной сплетницей. Бебе недоверчиво хмыкает. — Ну ладно, — тут же идёт на попятную Стэн, — не знаю. Точнее, не знал до того, как ты сказала. Теперь знаю. — Подумав, он добавляет: — Извини. М-да, неловко получилось. Бебе в очередной раз сделала шаг к тому, чтобы наладить с ним отношения, а Стэн в очередной проебался. — Извинения приняты, — легко отзывается Бебе. — У меня действительно не лучшая репутация в этом плане, так что я понимаю. Просто хотя бы суть обрисуй, ладно? Хочу проверить догадку. Не более того. — Суть, говоришь? — Стэн усмехается. — Любовь правит миром, вот тебе и суть. Картман, конечно, не будь он под Сывороткой, наверняка бы утверждал, что это не любовь, а животная похоть, но хуй там плавал. Бебе восторженно хлопает в ладоши. — Да! — восклицает она. — Я так и знала, что он влюблён в Венди! — На всякий случай она уточняет: — В Венди же? — Угу. Я что, самый последний узнал? — мрачно интересуется Стэн. — Даже до Кенни дошло раньше, чем до меня. Бебе пожимает плечами: — Это неудивительно. Картман не тот человек, который будет перед кем-то выворачивать душу добровольно. В том числе и перед тобой, хотя вы считаетесь друзьями. — Но ты же догадывалась, — отмечает Стэн. — Мне просто нравится наблюдать за людьми, — вежливо улыбается Бебе. — И Кенни в этом плане тоже достаточно проницателен. — А вот я, по ходу, не очень. — Тебя это расстраивает? — спрашивает Бебе. Стэн не отвечает и молча делает глоток сока, но Бебе, кажется, и не ждёт ответа. — Не стоит расстраиваться. Ты просто не растрачиваешь энергию на посторонних и вместо этого сосредотачиваешься на по-настоящему близких людях. Знаешь, раньше я никак не могла взять в толк, что такого в тебе видят Венди и Кайл, но потом поняла — именно это и видят. Такая преданность… очень ценна. Услышав имя Кайла, Стэн переводит взгляд на колдографию с ним. Бебе замечает это, молча берёт её и передаёт Стэну в руки. Он признательно кивает. — Вы тут такие счастливые, — с грустью комментирует он. — Кайл тут… счастливый. Его живое изображение, отреагировав на своё имя, тут же улыбается ещё шире. Да, на этой колдографии, рядом с Бебе, он действительно выглядит умиротворённым — не то что тогда… незадолго до побега. Вспомнив это, Стэн невольно поджимает губы. В груди снова ворочается обида: он ведь ни о чём не просил Кайла, кроме как просто быть рядом (и неважно, была бы это дружба или нечто большее), — а тот взял и… взял и бросил его. — До сих пор думаешь, что он тебя предал? — проницательно интересуется Бебе. Стэн, услышав её вопрос, тяжело вздыхает. — А что мне ещё думать? Мы ведь договаривались, что переживём всё это дерьмо вместе, но вместо этого он… Кайл на колдографии открывает глаза и укоризненно смотрит на него. Стэн ожидает увидеть такой же взгляд и у Бебе, но нет — её лицо выражает лишь мягкое несогласие, но никак не укоризну. — Он просто не мог иначе, — объясняет она. Ну ничего себе — как у неё всё просто! — Да это же… это полный идиотизм! — восклицает Стэн. — В мире маглов есть такая поговорка — «назло кондуктору куплю билет и пойду пешком», слышала? Вот именно это он и сделал. Шароёбится теперь чёрт знает где, а мне только и остаётся что гадать, жив ли он ещё вообще. Сейчас-то хоть зачарованные монеты есть, а раньше, когда вообще не было никакой возможности с ним связаться… ты хоть представляешь, каково мне было? — Более чем представляю, — отзывается она. — Тебя, конечно, наша с Кайлом дружба всегда бесила, но всё-таки позволь напомнить, что он и мой друг тоже. — Бесила, — признаётся Стэн. — Но сейчас это уже неважно. Как… как ты справляешься? Бебе подливает себе сок. — Как и ты: саботирую диктатуру в Хогвартсе по мере сил. Так хоть бесполезной себя не чувствую. — И ты не обижаешься на него? Не считаешь, что он меня… нас… предал? — О, вовсе нет. — Бебе берёт из рук Стэна пустой стакан и снова его наполняет. — Ты вообще взял на себя труд пообщаться с теми маглорождёнными, которые сейчас живут здесь под чужими именами? С Толкином там, с Давидом, с Николь? Не отвечай, и так знаю, что нет. Так вот — я общалась с ними и могу заверить, что им откровенно херово. Куда хуже, чем нам с тобой: мы-то не вынуждены играть роль другого человека каждый клятый день. А из Кайла актёр никудышный, кому как не тебе знать. — Да, но… я думал, что… — Что он всё равно останется ради одного лишь тебя? — перебивает Бебе. — Я даже не стану утверждать, что с твоей стороны было невероятно эгоистично требовать от него такое. У вас всегда была… крайне тесная связь, да и для тебя, я так понимаю, бросить всё на свете ради него было бы в порядке вещей, так что ладно, опустим это. Но, слушай, ещё раз: из Кайла актёр о-о-очень плохой. Допустим, он не пошёл на попятную в последний момент — как думаешь, надолго бы в нынешней атмосфере Хогвартса его выдержки хватило? Стэн вынужденно признаёт: — Ненадолго. Максимально ненадолго. Тут такая пропаганда ненависти к маглорождённым, что и я-то с трудом научился сдерживаться, хотя я вообще не маглорождённый, а полукровка. Да, впервые он испытал на себе пытку Круциатусом именно за то, что опрометчиво вступил в полемику по поводу так называемых «магловских выродков». В первую же, мать его, учебную неделю. Бебе грустно улыбается краем губ: — Вот видишь? Ты впрягался за него, хотя его даже рядом не было. А так впрягался бы ещё больше — и закономерно бы больше огребал. — Ты полагаешь, Кайл просчитывал всё настолько наперёд? — спрашивает Стэн. — Возможно, — неоднозначно отвечает Бебе. — Это в его стиле. Можешь сказать мне — первого сентября в какой именно момент его выдержка начала идти по пизде? Стэн почему-то цепляется именно за дату — первое сентября. Вспоминая то, что было в августе, — Кайл действительно стремился достичь стадии «принятие». Да, скрепя сердце и наступив на горло собственной гордости, но тем не менее. А непосредственно первого сентября… — Когда уже в поезде мы прочитали пропагандонский «Ежедневный пророк» и узнали, что Хогвартс теперь отдан на откуп Пожирателям смерти, — вспоминает, поморщившись, Стэн. — До этого он… вроде как смирился. — Тогда не «возможно», а «точно», — с уверенностью заявляет Бебе. Надо же, с такой точки зрения Стэн произошедшее не рассматривал. Он вспоминает «фейс-контроль»; единственное, о чём он мог тогда думать, — это состояние Кайла. Говорят, что «глаза — зеркало души»; Кайл, хотя и сохранял, как мог, каменное лицо, взглядом откровенно стремился убить, как какой-то василиск. А с учётом атмосферы в Хогвартсе — со временем бы эта ярость только усилилась, тут и к прорицателю не ходи. — Он действительно понял это ещё тогда, — произносит вслух Стэн. — Понял, что если останется, то окажется заперт в месте, где рано или поздно попросту не выдержит и… Он боялся быть мне здесь обузой, поэтому и предпочёл сбежать. Чёртов честный идиот. Все эти месяцы Стэн метался от «пожалуйста, будь живым, только посмей там сдохнуть» до «эгоистичный ты гондон, дал по съёбам и глазом не моргнул» — и лишь сейчас позволяет себе допустить мысль, что, возможно, дело было не в эгоизме, а совсем наоборот. Но… — Но только почему он не сказал мне? — продолжает Стэн. Обида по-прежнему кипит в груди. — Когда он принял это решение, я «фейс-контроль» ещё не прошёл. Я же был рядом! Почему он… «Почему он вместо этого попрощался со мной так, как прощаются навсегда?» Бебе грустно улыбается: — А разве не очевидно? — Да-да, потому что я бы отправился в бега с ним, если бы знал, а он не хотел, чтобы я подвергал себя опасности, бла-бла-бла. Но, — Стэн бессильно сжимает кулаки, — он не оставил мне выбора. Он решил всё за нас двоих. У него не было на это права. Никакого. Чёртова. Права. Он ожидает, что Бебе и сейчас найдёт Кайлу оправдание (более того — он хочет, действительно хочет услышать оправдание), но та лишь сообщает: — Знаешь, Марш, ты точно оказался на правильном факультете. Верность — второе имя хаффлпаффцев. На долю секунды Стэн задерживает дыхание. — Кайл рассказывал тебе, что у меня на этот счёт были сомнения? — Нет, — Бебе качает головой, — он не сплетник. Он не то что о других — он и о себе отмалчивался. Стэн протягивает ей вновь опустевший стакан и, глядя, как она открывает новую упаковку тыквенного сока, пытается поймать за хвост ускользающие мысли. — Слушай, Стивенс, — заговаривает наконец он, — если Кайл и в твоём обществе отмалчивался о себе, то… как вообще так вышло, что он стал считать тебя своим другом? Я не спрашивал его, но теперь… — «Теперь это неважно?» Нет, Кайл ведь жив, значит — важно. — Но теперь я могу спросить тебя, — находится он. — Ну, — Бебе передаёт ему стакан с соком и делает глоток сама, — началось всё с того, что он обратился ко мне за помощью. Я не смогла отказать, он ведь был моей первой лю… — Лекарственные зелья, — спешно вставляет Стэн. — Да, я слышал. Бебе снисходительно игнорирует тот факт, что её перебили. — Зелья, именно. Но что куда важнее — нам обоим было одиноко, особенно ему. Как-то раз он пришёл ко мне — вроде как собранный, взвешенный, степенный, но взгляд выдавал его с головой. Я спросила, в порядке ли он. Думала, он в ответ отмахнётся и спрячется за формальными фразами, но он сбросил фасад и — знаешь, что он сказал? «Я устал, Барби». И всё. Больше ничего, никаких подробностей — только это. — И… — осторожно уточняет Стэн, — что было дальше? — А дальше, — Бебе мечтательно улыбается воспоминаниям, — он молча лежал у меня на коленках. — Ага, — бормочет Стэн. — Набирался сил. И почему он не удивлён? Его снова разрывают на части эмоции. С одной стороны ревность — почему на коленях Бебе, а не на его? И с другой стороны вина — потому что он в тот период настолько погрузился в отношения с Венди, что не замечал больше ничего вокруг, так что и колени свои едва ли мог предоставить. И к тому же… той ночью, последней совместной ночью в Хогвартсе, Кайл всё же его оттолкнул. Значит, дело исключительно в самом Стэне, а не в девчонках рядом (всё равно — даже если исчезнет одна, тут же появится какая-нибудь другая). Пора бы ему уже повзрослеть и перестать проецировать свою злость на ни в чём не повинную Бебе. Пора бы ему уже… смириться. — Если любишь — отпусти, — невпопад брякает Стэн. Бебе, по счастью, хватает такта никак это не комментировать. Какое-то время они молчат: Бебе решила отвлечься на то, чтобы использовать одну из многочисленных резинок для волос на её запястьях по назначению и заплести себе косу, а Стэн в это время продолжает рассматривать всё ещё не поставленную обратно на тумбочку колдографию. Словно действительно ждёт, что запечатлённый на ней Кайл переложит голову с плеча Бебе на её колени. — Ты сказала, он был твоей первой любовью, — заговаривает против желания Стэн. — А… а сейчас? Бебе закрепляет резинку на волосах и отзывается с несвойственной ей жёсткостью: — Не о том спрашиваешь. — Стэн молча приподнимает брови, ожидая, что же она скажет дальше. — Тебя ведь не мои чувства интересуют, а его. «Так и есть», — думает он, но вслух говорит другое: — У тебя есть колдография с Донованом. Ты… ты сейчас с ним? Бебе хмыкает, но всё же решает поддержать светскую беседу: — То с ним, то не с ним. Конкретно сейчас — нет. У нас всё… нестабильно. Клайд — большой ревнивый ребёнок, с ним бывает дико сложно. Но, — она откидывает косу и улыбается, — он дорог мне со всеми сложностями. И это, кстати, помог мне понять Кайл. Могу рассказать эту историю — она как раз ответит на твой настоящий вопрос. Только, — она морщится, — не устраивай сцен, Мерлина ради. Мне и сцен Клайда с лихвой хватает. Так-так. Если Бебе просит не устраивать сцен — значит, между ней и Кайлом определённо что-то было. Стэн не уверен, что хочет это знать, его так и тянет отказаться, но он напоминает себе: Бебе Стивенс ни в чём не виновата. Не будь её — был бы кто-то другой. — Никаких сцен, — серьёзно обещает он и располагается на кровати поудобнее. Бебе признаётся: в самом начале прошлого учебного года они с Кайлом почти переспали. Слово за слово, поцелуй за поцелуем, и вот они уже оба полураздетые — но в последний момент Кайл отстранился. — …первый раз в жизни парень не раздевал меня, а одевал! — рассказывает Бебе. — Он сказал, что просто хочет забыться, а не… хочет именно меня, И что, поскольку я его друг, он не должен мной пользоваться, это было бы неправильно. Я сказала, что он не пользуется мной, я ведь осознаю, что происходит, да и вообще — ничего серьёзного, просто закрываю старый гештальт. Тогда он спросил, точно ли я хочу именно этого, и я поняла… что всё-таки нет. Физически я была рядом с ним, а сердцем — с Клайдом. На удивление Стэн не ревнует. То ли альтруистично достиг стадии «принятие», то ли эгоистично держит в голове: Кайл не испытывал к ней каких-либо чувств, кроме дружеских, потому и отказал ей. И ему — в ту ночь — тоже. Значит, в этом было дело? Значит, он боялся, что ни к чему не обязывающий секс испортит дружбу? Но ведь для Стэна это был бы не просто секс (да и не факт вообще, что той ночью он вообще решился бы зайти дальше поцелуев: хотелось не секса, а близости); для Стэна, в отличие от Бебе, всё было более чем серьёзно, неужели… Стэн опять испытывает неприятное ощущение подбирающейся, но тут же ускользающей мысли. Ускользающего ответа на давно мучивший вопрос. Он обязательно поймает его за хвост — нужно будет лишь постараться. Сейчас это — он по опыту знает — бесполезно. — Почему ты попросила меня не устраивать сцен? — интересуется он. — То, что я… к Кайлу… это так заметно? — Да всему Хогвартсу, — фыркает Бебе. — Ну, кроме, пожалуй, самого Кайла. Стэн едва не давится соком. — Подожди, что? Бебе приподнимает идеально выщипанные брови. — Тебя правда это удивляет? Напомнить, по какой причине та же Венди ушла от тебя? — Да нет, — он мотает головой, — я не о себе. Я о Кайле. То есть я… я не говорил ему прямо, я и сам тупил очень жёстко, прежде чем до меня наконец дошло, что я… люблю его. — Впервые в жизни Стэн произносит это вслух. — Но он ведь всегда был умнее меня, он должен был знать! Неужели он… правда даже не догадывался? — Ты слишком много от него хочешь, — уверенно заявляет Бебе. — Сам же только что сказал, что и ты тупил нещадно. До тебя-то когда дошло? Уже после того, как он сбежал? — Нет, — Стэн печально качает головой, — в конце прошлого года, когда убили Дамблдора. Бебе потрясённо округляет глаза. — То есть у тебя было по меньшей мере два месяца, а ты ничего не сделал? — Я сделал! — восклицает Стэн. — Но он… отказал мне. Точно так же, как и тебе. Бебе неверяще поджимает губы и какое-то время молчит. Стэн буквально видит, как в её голове крутятся шестерёнки. — Не сравнивай себя и меня, — заговаривает наконец она. — Он ведь признался мне тогда, что хочет забыться. В переводе с его языка на человеческий это означало: забыть о чувствах к тебе. Понимаешь разницу? — О… чувствах ко мне? — севшим голосом переспрашивает Стэн. — Почему ты так в этом уверена? Он тебе что-то… — Разумеется, он не сказал ни слова! — В интонации Бебе чувствуется лёгкое раздражение. — Но я наблюдала за ним. Замечала, как старательно он избегал тебя, когда у него не было сил изображать «просто друга». И замечала, как он смотрел на тебя, когда думал, что его никто не видит. Стэн обессиленно выдыхает. Меньше всего он хотел бы обманывать себя и обнадёживаться понапрасну, но интуиция подсказывает: едва ли Бебе ошибается. За сегодня он уже не раз убедился, что эта девушка, хоть и выглядит как типичная бимбо, в плане человеческих отношений действительно проницательна. — Блядство, — невольно вырывается у него. — Но почему он тогда отшил меня? Бебе задумчиво хмурится. — Ты уверен, что правильно его понял? — Это невозможно было понять неправильно, — горько фыркает Стэн, мотнув головой. — Ладно, тогда другой вопрос. Ты уверен, что он правильно понял тебя? А вот тут уже Стэн не может ответить утвердительно. Более того: кажется, этот вопрос приблизил его к той самой ускользающей мысли. — Не уверен, — признаётся он. — Мне нужно подумать. Залпом допив остатки сока, он решительно поднимается. Берёт в руки колдографию, скользит напоследок взглядом по Кайлу и аккуратно ставит её на прикроватную тумбочку. Прежде, чем уйти, он обнимает Бебе — впервые в жизни. — Удачи, Стэн, — произносит она, выпуская его из объятий. — И тебе, — отзывается он. — Спасибо… Барбс. Меньшее, чего она заслуживает в благодарность за то, что выслушала его и натолкнула на (кажется) правильные выводы, — так это чтобы он наконец-то назвал её по имени.***
Ведущий «Поттеровского дозора» пытается сохранять анонимность, не подписался в том числе и в письме, где благодарит за щедрое пожертвование, но Кайл ещё со школьных времён помнит его имя — Ли Джордан. Он показывает Кристофу письмо, в котором активисты «Дозора» приглашают их на интервью, и обменивается с ним мрачно-понимающими взглядами: они с Кристофом, конечно, идейные, но всё же не самоубийцы. Сказать, что Кайл заебался, — не сказать ничего. Жизнь вне закона — то ещё испытание на прочность; иногда он грешным делом думает, как же хорошо было бы оказаться сейчас в Хогвартсе, но тут же одёргивает себя. По крайней мере, погода налаживается — становится теплее (апрель близится к концу, хули). И тёплыми вещами они разжились — обчистили магловский магазин. Кайлу немного стыдно из-за того, что приходится промышлять воровством, но — он криво усмехается — это далеко не самая страшная сделка с совестью. Могло быть намного хуже. В недоземлянку тянет табачным дымом — Кристоф опять курит, — а ещё Кайл слышит голоса: значит, явился Грегори. Кайл даже не берётся гадать, какие отношения связывают Кристофа Делорна и Грегори Ярдейла: они едва контактируют с глазу на глаз, но Кристоф отзывается о нём неизменно доверительно и даже на удивление тепло. И Кайл благодарен Грегори, правда благодарен, но всё же он его раздражает. «Пафосный выпендрёжник, — думает он. — Стэн точно взбесился бы с него, будь они знакомы». Впрочем, врать себе он не привык, а потому честно признаётся: он не сближается с Грегори, потому что не стоит привязываться ещё и к нему, хватит и Кристофа. А уж если вспомнить едва не погибшую по вине Кайла Ребекку Котсвальд и её брата Марка… их имена до сих пор — как незажившая кровоточащая рана. Ему не холодно, но он всё равно натягивает капюшон худи настолько сильно, насколько может, словно желая спрятаться. Теребит закреплённую булавку-монету — единственную ниточку, связывающую его с Хогвартсом. «Что же на самом деле там творится?» — спрашивает он себя. Понятно, конечно, что обстановка не радужная: нео-концлагерь, хули. Но если конкретнее? По фрагментам эфиров «Поттеровского дозора», когда ещё кажущимися теперь далёкими зимними месяцами он имел доступ к радио, он понял, что Кэрроу не стесняют себя в своих дискриминационных взглядах от слова «совсем», но информации от друзей у Кайла нет практически никакой. Словно они ему не доверяют. «А разве я заслуживаю доверия?» — горько хмыкает он про себя. Разве он, нарушивший данное Стэну слово остаться с ним, может позволить себе рассчитывать на откровенность тех, кого бросил? Он поводит плечом, как будто пытаясь стряхнуть невесёлые мысли, и заправляет за уши давным-давно не стриженные кудри. Чёрт, надо было во время последней вылазки запастись ещё и резинками для волос. Пальцы внезапно обжигает — «оживает» булавка-монета. Кайл вздрагивает от неожиданности, но тут же приходит в себя и читает сообщение от Венди: У НАС ВСЁ ПО-ПРЕЖНЕМУ Поддавшись импульсу, Кайл тут же пишет: ПО-ПРЕЖНЕМУ — ЭТО КАК? Венди отвечает на удивление сразу: А САМ-ТО КАК ДУМАЕШЬ? Ясно, значит, она явно не в духе. Что ж, Кайл переживёт. У МЕНЯ ЕСТЬ ВРЕМЯ, — сообщает он. — МОГУ ПОСЛУШАТЬ Он буквально может представить, как удивлённо нахмурится Венди, когда прочитает это. Ну ещё бы, ведь общение в режиме реального времени — роскошь, которая перепадает нечасто. Главное — чтобы сама Венди тоже имела возможность ему отвечать. НУ НИ ХУЯ Ж СЕБЕ, — откликается та. Да ладно, Венди Тестабургер матерится? Выходит, она действительно очень и очень зла. ВЕН, ЧТО У ВАС ТАМ ЗА ХЕРНЯ? — пишет, проигнорировав агрессию в свой адрес, Кайл. — РАССКАЖИ ПОДРОБНЕЕ Он не уверен, что хочет это знать. Но… он должен. Венди отвечает на вопрос вопросом: ТЕБЯ КОГДА-НИБУДЬ ПЫТАЛИ КРУЦИАТУСОМ? Кайл нервно смеётся. Увы и ах, но с действием этого премерзкого заклятия он теперь «на ты»: корчился под ним далеко не один раз. СЛУЧАЛОСЬ, — лаконично сообщает он. Не то, что ему хотелось бы вспоминать, но, коль скоро ему задали прямой вопрос, он даст прямой ответ. Подумав, он, прежде чем отправить сообщение, добавляет: — А ТЕБЯ? Господи, хоть бы нет. Пожалуйста. Вот только, вероятнее всего, всё же «да», иначе к чему вообще этот вопрос был? Венди, по счастью, не мучит его ожиданием: ИМЕННО МЕНЯ — НЕТ. НО СТЭНУ ВЕЗЛО КУДА МЕНЬШЕ …Блядь. Кайл чувствует, как по позвоночнику ползёт предательская дрожь. Он, конечно, знал, что в Хогвартсе полная жопа, но чтобы пытали студентов? И главное — чтобы пытали Стэна? Его тут же пронзает острая, как хорошо заточенный нож, вина. Будь он рядом, он бы это предотвратил. Собственной спиной заслонил бы Стэна, чтобы не дать этим сукам причинить ему боль… …но Кайл не рядом. А Стэн ведь передавал ему сообщения. Сообщения, в которых просил его, человека, который его бросил, оставаться в живых, — но о собственных треволнениях не обмолвился ни единым словечком. Монета снова нагревается: Венди, не дождавшись ответа, решила снова написать ему сама. ТЫ ЕЩЁ ТУТ? ДА, — выводит волшебной палочкой на ребре галлеона Кайл. — Я УВИДЕЛ. ПРОСТИ НЕ ПЕРЕДО МНОЙ ТЕБЕ ИЗВИНЯТЬСЯ НУЖНО, — жёстко ответствует Венди. Кайл чувствует, как у него начинает срывать дыхание. Глубоко вдыхает, пытаясь взять его под контроль, — делает выдох… снова рвано. Вдыхает опять — и опять получается поверхностно. Так. Ладно. Я ЗНАЮ, ЧТО ВИНОВАТ ПЕРЕД НИМ, — пишет он. Судорожно думает, что бы добавить в следующем сообщении, но прежде, чем ему приходит в голову хоть что-то вменяемое, Венди отзывается: НИ ЧЕРТА ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ Это правда, он не знает. Но хотел бы узнать. ЕСТЬ ЧТО СКАЗАТЬ — ГОВОРИ, — коротко требует он. И Венди говорит. Несколькими короткими, сменяющими друг друга сообщениями подряд — рассказывает то, что он должен был понять уже давным-давно. СТЭНУ ПИЗДЕЦ КАК ПЛОХО БЕЗ ТЕБЯ ТЫ ХОТЬ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ ЧТО ТВОЁ НЕОБДУМАННОЕ ИДИОТСКОЕ БЕГСТВО С НИМ СДЕЛАЛО? ТЫ БЫЛ ЕДИНСТВЕННЫМ, КТО ЕМУ НУЖЕН А ТЫ ВЗЯЛ И СЛОМАЛ ЕГО, ТЫ ПОНИМАЕШЬ ЭТО? ПОТОМУ ОН И ЛЕЗ НА РОЖОН И ПОПАДАЛ ПОД КРУЦИО НО САМУЮ СИЛЬНУЮ БОЛЬ НЕ ПЫТКИ ЕМУ ПРИЧИНИЛИ, А ТЫ ...Кайл понимал, когда выбрал в последний момент дать дёру, что Стэн воспримет это, мягко говоря, без энтузиазма. Он был готов принять и обвинения в предательстве, и злобу в свой адрес — был готов пойти на это ради того, чтобы уберечь. Но услышать своими ушами (точнее, увидеть своими глазами), что Стэн не просто злится — что Стэну больно, по-настоящему больно, именно из-за него и его решений… Охуенно, блядь, уберёг. Просто брависсимо. Едва осознавая свои действия, Кайл, так и не ответив Венди, превращает монету обратно в булавку и закрепляет её на капюшоне. Он не собирается оправдываться сейчас — какой смысл, разве слова что-то изменят? Венди во всём права — кроме разве что той части, где назвала его бегство необдуманным, но это уже детали. Тут не говорить — тут делать надо. И, кажется, он знает, что именно. Кайл находит в кармане сумке пергамент, остатки чернил и перо, пишет короткое письмо, ползком выбирается из ямы наружу. На улице темно, не видно ни зги; единственный источник света — это сигарета Кристофа. Скупо кивнув Грегори, Кайл передаёт ему только что написанное послание. — Ли Джордану в собственные руки, — просит он севшим голосом. Даже не видя лиц Кристофа и Грегори он знает, что те удивлённо округляют глаза. — Это… весьма неожиданно, — произносит Грегори. Кристоф же предпочитает выразиться более резко: — Ты совсем опиздоумел? Кайл лишь равнодушно пожимает плечами. — Да ебись ты че’гез т’ги пизды в колено, — цедит со злобой Кристоф. — Ты се’гьёзно соб‘гался д’газнить г’гемучую змею голой жопой? — Кажется, да. Кристоф враждебно складывает руки на груди. — И что же изменилось? — Новости получил, — коротко отвечает Кайл. Со стороны, должно быть, его голос кажется бесстрастным, но на самом деле… на самом деле Кайла просто трясёт. Блядь. Блядь. — И теперь ты решил попасть в новости сам, — нараспев замечает Грегори, вскинув подбородок. Обычно Кайл при общении с ним стоически сдерживает раздражение, но сейчас он настолько не в себе, что ему уже всё равно, как там Грегори общается. Пусть хоть споёт экспромтом какую-нибудь пафосную песню о важности сопротивления тирании — наплевать. — Я знаю… что это риск, — сдавленно говорит он. — И вас идти со мной не прошу. Это моё решение. И ответственность тоже моя. — Да мы и не соби’гались, — огрызается Кристоф. — Я лично сове’гшенно не то’гоплюсь на аудиенцию с суча’гой по имени Бог. А вот ты такими темпами уже ско’го с этой суча’гой вст’гетишься, мудоп’гоёбище ты хе’гоблядское.. Кайл уважительно хмыкает. Так виртуозно материться, как Кристоф, из его знакомых не умеет никто. И так виртуозно ненавидеть Бога — тоже. — Грег, просто сделай это для меня, ладно? — тихо просит он. — Со всем остальным я разберусь сам. Не дожидаясь ответа, он заползает обратно в землянку и садится на пол, поджимая колени к груди. Венди как-то обмолвилась ему, что Стэн слушает эфиры «Дозора». Раньше, правда, Кайл думал, что из идейных соображений, но сейчас понимает — Стэн ждал новостей именно о нём. Что ж — теперь дождётся. Стэн должен знать, как дорог ему (даже несмотря на то, что разбил ему сердце той треклятой ночью накануне похорон), — причём именно услышать, а не прочитать через посредника скупое сообщение на монете. Кайл понимает, что действительно собирается дразнить гремучую змею голой жопой, но иначе поступить не может. Уже нет.***
Культ чистой крови в Хогвартсе достигает апогея (хотя, казалось бы, куда уж больше), и как следствие — те, кто хотя бы намекают, что они не согласны, огребают по полной. И в ход идёт теперь не только Круциатус, но и обыкновенный магловский мордобой; «Охуеть как по-чистокровному», — язвительно думает Стэн. Майкл Корнер с Рэйвенкло и Симус Финниган с Гриффиндора гордо носят свои синяки, как медали, и Стэн восхищается этими ребятами. Но больше всех досталось даже не им, а вездесущему Невиллу Лонгботтому: его действия были для Кэрроу настолько как заноза в заднице (да что там заноза — целое бревно!), что Пожиратели смерти решили приструнить его, напав на его бабушку. Хорошо, что старушка оказалась не лыком шита и отвесила скотам таких внушительных пиздюлей, что кто-то из них даже в больницу загремел; плохо, что после этого Невилл, опасаясь за свою жизнь, оккупировал Выручай-комнату, так что теперь, потеряв столь удачное место для собраний, они передислоцировались в другое — в спальню Кенни. Впрочем, это и собраниями уже назвать нельзя. Так… всего лишь посиделки. Если раньше в обсуждении планов, в диверсиях и всём тому подобном был какой-то смысл, то сейчас это уже слишком опасно. И сейчас риск оправданным не будет. Бессилие бесит всех — пробивает даже обычно не проявляющего эмоции на людях Крэйга, — но труднее всего приходится Венди, для которой потеря контроля над любой ситуацией равняется чуть ли не концу света. Стэн пытается поддерживать её, как может, почти каждый день выползает из своей хаффлпаффской барсучьей норы и идёт на Гриффиндор — либо на общие встречи в комнате Кенни, либо в комнату Венди — чтобы побыть с подругой наедине, — но видит, что этого недостаточно. — Я не собираюсь нарываться, Стэнли, — огрызается она, когда он осторожно поднимает эту тему. — Думаешь, я совсем уже рехнулась? — Да в том-то ведь и дело, что не рехнулась, — с печалью откликается он. Не будь у неё головы на плечах — она бы прибила Кэрроу и Снейпа собственными руками, пусть даже это бы и стоило ей по итогу поцелуя дементора, но она старается мыслить здраво, стоически сдерживает ненависть к режиму и… разрушает тем самым себя. С каждым днём вынужденного бездействия Венди как будто угасает. «Вот что произошло бы с Кайлом, останься он здесь, — окончательно осознаёт Стэн. — Только Венди ещё хоть как-то держится, а Кайл сломался бы гораздо раньше». Однажды утром Венди приходит к нему, и — господи, он никогда её в таком состоянии не видел. В припухших глазах смятение и ещё какая-то непонятная эмоция, губы едва заметно дрожат… — Я сделала глупость, — сообщает она с порога, не дожидаясь расспросов. — Я сделала… очень, очень большую глупость. — Ты всё-таки устроила диверсию и нарвалась? Венди фыркает: — Нет, конечно. Иначе я была бы не здесь, а в лучшем случае в подземелье. Нет, Стэн, всё… ещё хуже. Прости меня, умоляю, прости. Теперь у него получается идентифицировать ту «непонятную эмоцию» — это вина. — Да что произошло-то? — с нетерпением интересуется он. Волнение Венди передалось и ему. — За что ты извиняешься? И что сейчас может быть хуже, чем… — Кайл, — отзывается она. Стэн, услышав до боли знакомое имя, тут же напрягается. — Дело в Кайле. Стэн, я… Оборвав себя на полуфразе, она разжимает ладонь с зачарованной монетой — надо же, она даже не заморачивалась с тем, чтобы трансфигурировать её в браслет! — и протягивает ему. Стэн вглядывается в сообщение на ребре: «П. ДОЗОР». СЕГОДНЯ, 23:00. «ФЕНИКС» Да, эфир действительно сегодня в одиннадцать вечера, и да, пароль действительно «Феникс», но откуда Кайлу об этом… и почему он… — Я получила это только что, — сдавленно произносит Венди. — И сразу же пришла к тебе. А вчера ночью я… он стал спрашивать, как обстановка в Хогвартсе, и я рассказала, как ты попадался прихвостням Кэрроу и как они тебя… — Господи, зачем?! — восклицает Стэн. — Кто тебя за язык тянул?! Я, конечно, не просил тебя прямо, но думал, что ты… — Конечно, я понимаю, ты не хотел, чтобы он это знал! — Венди нервно накручивает на палец прядь длинных чёрных волос. — Но, Мерлина ради, я наблюдала весь год, как ты мучаешься, и… и это ещё не всё. — Глубоко вдохнув, Венди признаётся: — Я психанула. Сорвалась. Выложила ему… всё, что накопилось. Сказала… сказала, что его побег был для тебя больнее любой пытки. — Венди, ну ёб твою мать! — Знаю, я дура, прости! И перед ним я тоже почти сразу же извинилась, Стэн, веришь?! — порывисто убеждает она. — Но он так и не ответил. Я всю ночь проворочалась, глаз не сомкнула… а наутро получила сообщение про «Дозор». Пара секунд уходит на осознание. — Это не может не быть связано, — произносит Стэн вслух. — Твои слова ему и… — Вот именно! Да уж, тут поистине не надо быть гением, чтобы сложить два и два: при худшем и наиболее вероятном раскладе Кайл планирует появиться сегодня в эфире. И, как бы Стэну ни хотелось наконец-то услышать его голос, он понимает: это опасно, по-настоящему опасно. — Это я виновата, — потерянно произносит Венди, сжав ладони. — Это из-за меня он… Стэн, умоляю, прости. Соблазн повесить всех собак на неё действительно велик, это правда. Однако в то же время… — Не бери на себя больше ответственности, чем нужно. — Он усилием воли сохраняет интонацию ровной. — То есть — да, ты облажалась, но и Кайл… давно уже не ребёнок. Ты не манипулировала им осознанно, а если бы и пыталась — не вышло бы, на это в отношении Кайла только Эрик Картман способен. Так или иначе, Кайл принимает все решения сам. К тому же… к тому же я понимаю, что ты действовала в моих интересах. Венди поджимает губы и зажмуривается, но тут же распахивает глаза. — Я ценю твоё понимание, — сообщает она, словно выверяя каждое слово, — и да, я думала о твоих интересах в первую очередь, но… всё же не только. Наверное, в глубине души я… завидовала Кайлу. Пусть он и не на передовой — да кто вообще сейчас на передовой? — но он делает хоть что-то. Я не знаю наверняка, но уверена, иначе Кайл не был бы Кайлом, разве нет? А я… я заперта здесь и абсолютно бессильна. Потому и сорвалась на него. — Она выпрямляет спину настолько сильно, что слышится хруст позвонков. — Может, мы зря с тобой панику разводим? — со слабой надеждой спрашивает она. — Не дурак же он, в самом деле, чтобы в долбаное пекло лезть? Стэн печально качает головой: — Не дурак, но тут у него, очевидно, включилась та часть, из-за которой Шляпа хотела отправить его на Гриффиндор. Безрассудное благородство и всё такое. — Матерь Мерлинова, да как он вообще на «Поттеровский дозор» вышел? Явно же не за одну ночь всё организовал! Значит, и до этого он… — Вот вечером и узнаем, — подытоживает Стэн. — Ну… наверное. До одиннадцати время тянется медленно, будто улитка ползёт. Общую встречу они с Венди решают пропустить и остальным о предполагаемом объявлении Кайла не рассказывают: лишь Крэйгу, которого Венди негласно считает кем-то вроде своего заместителя, та намекает, что, скорее всего, кое-что произойдёт. Во-первых — аргумент Венди, — у них больше нет Выручай-комнаты, а сидеть вокруг радиоприёмника толпой в чьей-то спальне будет рискованно. А во-вторых — так и не произнесённый вслух аргумент Стэна, — это слишком личное. Наконец-то услышать голос Кайла и, скорее всего, какие-то объяснения… Ближе к одиннадцати они, убедившись в отсутствии Твика, базируются в спальне Стэна, накладывают стандартные защитные заклинания и угощаются из принесённой Венди с собой пачки столь любимых ею (и Картманом, если уж на то пошло) Oreo. — Ну что ж, добрейший вечерочек, дамы и господа, и с вами, как всегда, Бруно! — наконец-то сообщает бессменный ведущий «Дозора» (Стэн помнит этого парня, неизменного компаньона близнецов Уизли, но всё время забывает его имя: Ли Джонсон? Лео Джордан?). — Сегодня нас с вами ожидает кое-что нестандартное, но прежде, чем поприветствовать нашего гостя, я вынужден сообщить печальные новости. Этим днём был обнаружен мёртвым маглорождённый волшебник — Филипп Пирипп. Ему было всего семнадцать лет. По нашим сведениям, Филипп укрывался от правительства в компании полукровки Дэмиена Торна. Что произошло с Дэмиеном после столкновения с егерями, забравшими жизнь Филиппа, нам неизвестно, однако вполне вероятно, что он всё же сумел спастись. От лица всех деятелей нашей радиостанции выражаю надежду, что Дэмиен Торн всё же невредим, а также предлагаю почтить память Филиппа Пириппа минутой молчания. Стэн задумчиво хмурит брови. Отдалённо знакомое имя… — Это же Пип, — сообщает почему-то полушёпотом Венди, толкнув его локтем в бок. — Наш Пип, с Рэйвенкло, помнишь его? В кепке ходил всё время, тихий такой, всегда был со всеми так вежлив, что аж зубы сводило… — Да, — тихо откликается Стэн. — Теперь вспомнил. Вспомнил, но еле-еле. А ведь если бы не Тот-кого-нельзя-называть и его цепные шавки, то, возможно, имя Пипа знал бы впоследствии весь мир… Меж тем Ли-Лео Джонсон-Джордан — да блин, лучше в самом деле называть его по кодовому имени — Бруно, — снова заговаривает: — Времена тяжёлые и мрачные для всех волшебников, но, как мы убеждаемся практически каждый день, для маглорождённых особенно, и вдвойне особенно — для тех из них, кому августовские дискриминационные законы помешали закончить образование. Именно поэтому я бы хотел выразить искреннее восхищение нашим сегодняшним гостем — маглорождённым-недоучкой, который нашёл в себе мужество прийти к нам. Итак, Грязнокровка… эй, слушай, ты уверен, что хочешь остановиться именно на этом кодовом имени? — Уверен, — хрипло произносит Кайл. У Стэна перехватывает дыхание, когда он наконец-то — спустя столько долгих месяцев, господи! — слышит его голос. — Для меня «грязнокровка» — не оскорбление. Пусть оскорбляются те, кто и пытается оскорбить. — Всё-таки полез в пекло, — бормочет Венди, неверяще качая головой. Бруно, будто слыша её реплику, комментирует: — Смелая позиция. Столь же смелая, сколь и сам факт твоего появления в эфире. Особенно после того, как наш постоянный участник Рапира из-за преследований властей был вынужден приостановить свою деятельность. — Я просто… — Кайл прочищает горло, — надеюсь, что риск будет оправдан. «А уж я-то как надеюсь…» — хмуро думает Стэн. — Что ж, Грязнокровка, для начала расскажи нам тогда вот что. Недавно был крупный пожар на одной из баз егерей… — Да, Стэн помнит эту новость. — Я правильно понимаю, что это твоих рук дело? — Моих, — равнодушно, будто и не о нём вовсе речь, сообщает Кайл. — Ну… в том числе и моих. — Я же говорила, что он не просто отсиживается! — восторженно восклицает Венди; Стэн не реагирует на её слова, потому что совершенно её восторженности не разделяет. «Сжёг базу?! Так это был ты?! Да ёбаный боже, чел! — Он с досадой сжимает зубы. — Какого хрена тебе не сидится в каком-нибудь подполье спокойно?!» Бруно словно считывает их с Венди реакцию и произносит: — Одни назвали бы это героизмом, другие — безрассудством. Кайл отвечает: — Как по мне — всего лишь перестраховка. Оставлять за спиной боеспособного врага… — Он не заканчивает, но мысль ясна и без того. — Полагаю, ты как никто другой знаешь, о чём говоришь, — замечает Бруно. — Да, — тихо откликается Кайл. — Пришлось узнать. — Расскажешь? — О чём именно рассказать? — В голосе Кайла появляются металлические нотки. — О том, как эти тримандоблядские уё… — Эй, дружище, мы же договаривались — без мата, нас ведь и дети слушают! — Да, точно, извини. Однако Бруно явно сделал замечание исключительно для проформы, потому что следом он добавляет: — Хотя, вообще-то, снимаю шляпу. Зачётная фразочка. Кайл посмеивается: — Не моего авторства. Напарник мой последний — от него приклеилось. Он, бывает, такими матюками кроет, что хоть записывай за ним. Напарника? Так, ладно, это хорошо. Значит, Кайл хотя бы не один. Ну… был не один, во всяком случае. — Ты сказал «последнего», — уточняет Бруно. — Значит, до него были и другие? — Были, — мрачно признаётся Кайл. — Двое, брат и сестра, тоже маглорождённые… Мы не знали, что на имя Того-кого-нельзя-называть наложено Заклинание Табу, так что к нам тут же аппарировали егеря, и… в общем, мы все выжили не иначе как чудом, но сильнее всего досталось девушке. Её брат обвинил во всём меня, сказал, что больше не желает иметь со мной никаких дел. Схватил сестру в охапку и ушёл. — Коротко выдохнув, Кайл добавляет: — И правильно сделал. Имя Того-кого-нельзя называть произнёс тогда именно я, так что… Довыпендривался, в общем. Понятия не имею, что с этими ребятами сейчас. Надеюсь, живы. Как же Стэну хочется сейчас обнять Кайла. Сжать в объятьях и сказать столько раз, сколько потребуется: «Да разве ж ты виноват, дурень? Выжили ведь — вот что главное! Не казни себя, откуда ж тебе было про Табу знать?» Стэн и сам-то узнал по чистой случайности (от Венди, а та — от «Ордена Феникса»): не то чтобы эта информация широко афишировалась. — Да, многие из нас погорели на Табу, — сочувственно замечает Бруно. — Поговаривали, что и сам Гарри Поттер тоже, хотя, если б его действительно схватили, об этом бы трубили на каждом углу, согласен? — Согласен, — отстранённо отзывается Кайл. Стэн остро чувствует невысказанное: «Но это не снимает ответственности с меня», поджимает губы и качает головой. — Однако, очевидно, недостаточно просто воздержаться от произнесения имени Безносой Гадюки, чтобы избежать столкновений с егерями. Стэн и Кайл, хотя и не могут слышать друг друга, смеются в один голос, когда слышат новый вариант Как-назвать-того-кого-нельзя-называть. Однако практически сразу же Кайл снова серьёзнеет: — Ты прав. Недостаточно. — А затем его прорывает: — Знаешь, даже с Пожирателями в какой-то степени проще: те, по крайней мере, не скрывают своих лиц и обожают покуражиться символикой. А вот егеря… их распознать гораздо сложнее. На них нет знаков отличий. И они… чёрт возьми, никогда не думал, что скажу такое, но даже у Пожирателей есть принципы. Максимально мразотные, которые ни один вменяемый человек не разделит, но всё же. А у егерей нет даже этого. Деньги — вот и всё, чему они верны. Охотники за головами, хренли тут взять. — После недолгой паузы Кайл хмыкает: — С другой стороны — именно это, кстати, иногда спасало, когда… приходилось иметь с ними дело. — И как же? — Ну, знаешь, — Стэн не может видеть Кайла, но отчётливо представляет, как тот сейчас пожимает плечами, — пока они лаялись между собой, кому сколько бабла достанется за твою башку, удавалось напасть в ответ и дать дёру. Если особенно повезёт — не просто отвлечь нападением, а хороший такой ущерб нанести. Стэн поражается, насколько безразлично Кайл рассказывает о столь жутких вещах. «“Приходилось иметь дело?” — шокированно повторяет он про себя. — Вот, значит, как ты это называешь?» И практически тут же он в очередной раз с ужасом осознаёт, что постоянный поиск способов не дать себя схватить (и способов спастись, когда всё же хватают) — именно это для Кайла и есть теперь обыденность. — Да уж, веселуха, — комментирует Бруно. — А ведь этого всего можно было избежать. — Стэн тут же навостряет уши: вот теперь, кажется, разговор начинает идти в мучившем его весь этот проклятый год направлении. — Не жалеешь, что упустил возможность остаться в Хогвартсе? — И пойти на сделку с совестью? Нет. Нет, не жалею, — твёрдо сообщает Кайл. — Но… — В его голосе что-то неуловимо, но вместе с тем ощутимо меняется: — Но в том-то и проблема. Я знаю, что, несмотря на всё дерьмо, я поступил правильно, вот только от этого ни хрена не легче. Скорее наоборот. Потому что… потому что я жалею о… о людях, которых там оставил. Наверное, это именно то, что Стэн в глубине души и хотел услышать. Если бы Кайлу осложняли жизнь не только охотники за его головой, но и терзания из-за неверного, оказавшегося фатальным выбора, — это было бы куда хуже (теперь, спустя столько месяцев, Стэн наконец-то это понимает). Главное, что Кайлу всё же не плевать на тех, с кем он в разлуке, и этого Стэну достаточно. Правда — достаточно. — Ты ведь ради них и пришёл в эфир, — Бруно не спрашивает, а утверждает. Стэн цепляется за эти слова, прислушивается — и улавливает в эфире, помимо голосов Кайла и Бруно, ещё какой-то посторонний шум. — Ради друзей. Что бы ты сказал им, если бы знал, что они тебя сейчас слышат? — Я бы сказал, что мне жаль, что всё получилось именно так, правда жаль. И… — Кажется, будто голос у Кайла сейчас сорвётся, но он всё же договаривает, пусть и на грани слышимости: — И что я скучаю по… ним. Очень скучаю. Посторонний шум в эфире становится чуть громче. Обострённая интуиция решительно даёт Стэну понять: ей это не нравится. — Ты запинаешься на местоимениях, — отмечает Бруно. — Речь ведь идёт не столько о группе людей, сколько о конкретном человеке? О ком-то особенном? Кайл откликается после недолгой паузы: — Этот человек… он лишь попросил меня оставаться в живых, в то время как сам… Снова раздаётся грохот, и Кайл осекается. Где-то на периферии Стэн слышит, как Бруно, положив болт на собственную просьбу соблюдать в эфире цензуру, тихо бормочет куда-то в сторону: «Нам пизда». А затем, явно подобравшись, обращается уже к слушателям: — Дамы и господа, боюсь, нам придётся прервать эфир, потому что на нашу вечеринку пожаловали очаровательные егеря в компании не менее очаровательных Пожирателей смерти. Стэн холодеет. В один голос они с Кайлом вскрикивают: — Нет! Кей! — Нет! Нет, нет, — Кайл срывается на беспорядочное бормотание, — нет, только не сейчас, я ведь ещё не успел… Блядь! — снова вскрикивает Кайл и отвлекается, чтобы послать в противника заклятие. До Стэна доносятся приглушённые, но оттого кажущиеся ещё более страшными звуки борьбы. — Стэн! — пронзительно кричит Кайл, дыша на грани гипервентиляции. — Стэн, пожалуйста, если ты слышишь меня, просто знай, что я… Эфир с треском прерывается — аппаратуру явно задело заклятием. Мир снова схлопывается до собственной спальни в подземелье Хаффлпаффа, раскрошенных остатков печений Oreo на кровати, едва дышащей Венди, в ужасе округлившей глаза, и оглушительной тишины. — Кей, — выдыхает Стэн, с трудом слыша самого себя. — Кей, пожалуйста… «Пожалуйста» — что? Он и сам понятия не имеет, о чём вообще просит. Снова — «оставайся в живых»? Почему-то Стэн не в силах произнести эти слова даже мысленно: в контексте того, что он слышал перед тем, как вещание прервалось, всё кажется совершенно безнадёжным. Был ли там ещё кто-то, кроме Кайла с Бруно? Какие-то технари, может, — или кто там за вещание отвечал? В любом случае — противники в очевидном большинстве. И Стэн не имеет ни малейшего понятия, как от них вообще можно отбиться и в самом деле… остаться в живых. Будто сквозь толщу воды Стэн улавливает звучание собственного имени, заторможенно оборачивается к зовущей его Венди. Та снова что-то говорит ему, он видит, как шевелятся её губы, — но не может разобрать ни слова. Честно говоря — он даже не пытается. Он давно понимал, что за стенами замка творится кромешнейший пиздец, но до сегодняшней ночи это казалось какой-то невнятной абстракцией. В начале эфира «Дозора» ведущий объявил о гибели Пипа, Кайл рассказал о совершенно жутких вещах, а потом эфир закончился облавой, в которой Кайла наверняка… Стэн не сможет сбежать из Хогвартса. А даже если бы и смог — сейчас уже бессмысленно, всё уже наверняка… закончилось. Но в самом Хогвартсе вот уже скоро год как припеваючи обитают, кошмаря студентов направо и налево, трое Пожирателей — а он тупо жрал дерьмо и ничего с этим не сделал. Мелкие пакости, призванные скорее продемонстрировать несогласие и поднять общий дух, чем реально что-то изменить, — сейчас он понимает, насколько же этого в общих масштабах мало. Он поднимается с кровати и, едва осознавая зачем, открывает ящик прикроватной тумбочки. Достаёт оттуда альбом с колдографиями, трансфигурирует его в вязаный браслет — по очевидным причинам он получается рыже-зелёного плетения — и надёжно фиксирует его на запястье. — …Стэн! — до него вновь доносится вибрирующий от напряжения голос Венди. — Стэн, что ты задумал?! — Да так, — хрипло отвечает он. — Поохочусь немного. — Стэн… — Прости. Он с силой, но аккуратно, чтобы ненароком не поранить, отталкивает Венди в сторону кровати — а сам спешно выскакивает за дверь и накладывает на неё запирающие заклинания. Хоть чем-то его подпольная деятельность в течение года оказалось полезна: теперь в том, чтобы отпирать и запирать двери, он профи. Едва ли это задержит Венди надолго, но всё же, чтобы разобраться, ей понадобится время. К кабинету Снейпа в подземельях Слизерина Стэну не подобраться, до класса Магловедения, рядом с которым обретается Алекто Кэрроу, слишком далеко (наверняка его засекут раньше, чем он достигнет цели), а вот обитель её мразотного братца — то что надо. Может, оба Кэрроу будут вместе — это ещё лучше. Может, и Снейп к ним на огонёк пожалует — тогда вообще идеально, попробует разъебать сразу троих. Потому что, раз уж теперь Стэн играет в открытую, другой шанс ему едва ли предоставится. На третьем этаже, недалеко от кабинета, он в кого-то врезается, но, слишком сосредоточенный на цели, почти не обращает на это внимания. Так и прошёл бы мимо, если бы этот кто-то не перегородил ему дорогу: — Далеко собрался? Краем сознания Стэн узнаёт голос Трента Бойетта, одного из шакалов Кэрроу. — Отъебись, — бросает он, едва взглянув в сторону Трента, и намеревается пройти дальше, однако тот снова преграждает путь. — Я задал тебе вопрос, падла: далеко собрался? Стэн долго не думает — вскидывает палочку, атакует уёбка Оглушающим и, перешагнув через повалившееся на пол тело, идёт дальше. И лишь когда он уже почти добирается до кабинета Защиты от тёмных искусств, он запоздало понимает: Трент оказался рядом не просто так. Патрулирование, ну конечно. Значит, теперь особо преданные шавки оберегают своих хозяев даже после наступления комендантского часа (тем более после наступления комендантского часа). Может, Крэйг о чём-то таком и упоминал; надо было внимательнее слушать его разведданные. Надо было… неважно. Голос в голове, подозрительно похожий на голос Кайла («Только не думать о Кайле, — Стэн мысленно залепляет себе отрезвляющую пощёчину, — только не сейчас»), жёстко сообщает, что сослагательного наклонения не существует: остаётся работать лишь с тем, что уже сделано. А именно — с тем, что Стэн наследил, даже не подумал замаскировать шум перед тем, как оглушить Трента, из чего следует — скоро выскочат и другие патрульные. Он не ошибается — меньше минуты спустя из соседнего коридора показывается с палочкой на изготовку Лесли Майерс. Чёрт, это ещё хуже Трента: Трент — всего-навсего типичный школьный хулиган, интеллектом не слишком обременённый, а вот Лесли — по-настоящему умная и опасная змея, в которой человеческого нет абсолютно ничего. — Ступефай! — восклицает Стэн, однако попытка сыграть на опережение оказывается безуспешной: Лесли реагирует молниеносно, закрываясь мощными Щитовыми. Ударная волна едва не сбивает Стэна с ног, но устоять ему всё же удаётся. — Какой приятный сюрприз, — комментирует Лесли. — Никак пришёл мстить за своего рыжего дружка? Или кто он там тебе? Кровь стучит в висках с бешеной силой, а злость и горе одолевают такие, что Стэн теряет над собой контроль ещё больше. — Ступе… — снова пытается он, но Лесли оказывается быстрее: — Петрификус Тоталус! Руки и ноги слипаются, и Стэн, ослеплённый белой вспышкой, навзничь рушится на пол. Лесли подходит к нему, смотрит сверху вниз и дёргает уголками губ в неживой, словно принадлежащей роботу улыбке. — Понимаю твой раздрай, — произносит она и с притворным сочувствием качает головой. — Бедняжка Кайл. Сдайся он властям сразу, и было б ему ещё жить да жить, пусть и в тюремной камере. Ни обматерить суку, ни зарычать, ни разразиться слезами — ни даже, блядь, моргнуть — Стэн не может. Бессильно захлёбываться эмоциями где-то внутри себя — вот и всё, что ему остаётся. — Круцио! — провозглашает Лесли. Стэн думал, что уже испытал на себе все прелести пыточного заклятия, но, оказывается, он ошибался. Когда нет возможности шевелиться и кричать — это ещё хуже. — И где же стоны? — светски интересуется Лесли, отводя палочку. — Ах да, точно, ты же парализован… — Подойдя ещё ближе, она наступает мыском туфли ему на грудь и небрежно поправляет ободок на чёрных волосах. — Так даже неинтересно, знаешь. Мне бы хотелось, чтобы ты стонал от боли. И как же нам решить эту маленькую проблемку? «Просто убей меня уже», — сказал бы Стэн, будь у него возможность говорить. Он и без того ощущает себя мёртвым — осталась лишь оболочка. Внезапно Лесли вскрикивает; Стэн поднимает на неё взгляд и обнаруживает, что на её глазах оказалась непроницаемая повязка. Надо же — кто-то её атаковал заклинанием Обскуро, а он даже этого не услышал. Он пытается осмотреться настолько, насколько ему открыт обзор (и насколько не мешают сухость и резь в глазах из-за невозможности моргать), — и различает силуэт Венди. «Быстро же она отперла дверь», — проносится у него в голове, но эта мысль облегчения совершенно не приносит. Лесли вскидывает палочку, прислушивается и наугад посылает заклятие. Даже вслепую эта сука оказывается меткой: Венди уворачивается с трудом. — Силенцио! — восклицает Венди. Да, пожалуй, это действительно удачный ход: какой бы проворной Лесли ни была, колдовать одновременно ослеплённой и немой она не сможет. Наложив для верности на Лесли ещё и связывающее заклятие, Венди расколдовывает Стэна — однако, даже снова обретя возможность двигаться, воспользоваться ею он не спешит и продолжает всё так же навзничь лежать, прокручивая в голове услышанное от Лесли. «Бедняжка Кайл, было б ему ещё жить да жить…» — Быстрее, — сбивчиво шепчет Венди, присев на корточки рядом с ним. — Быстрее, Стэн, нам нужно бежать. «Куда?» — хочется спросить ему. И, главное, — «Зачем?» Венди вкладывает ему в ладонь его волшебную палочку и тормошит его за плечо, однако он не реагирует. — Иди одна, — через силу хрипит он. — Стэн, прошу тебя, не тормози, поднимайся давай и… Она не договаривает: в это самое мгновение дверь кабинета открывается. Вот теперь, кажется, Стэн всё же видит смысл подняться и взять палочку на изготовку — что он тут же и делает. — Майерс, Бойетт, что там у вас за шум? — спрашивает на выходе Амикус Кэрроу, замечает опутанную верёвками Лесли и тут же разражается руганью. Освободить её он даже не думает — предпочитает вместо этого обернуться к вставшим плечом к плечу Стэну и Венди. — Это вы сделали, щенки?! — рявкает он. — Ну, сейчас поплатитесь. Первым делом он атакует Венди — должно быть, сочтя её более опасным противником. Стэн даже немного оскорбляется: вообще-то, это он первым пришёл разъёбывать всё и вся, — но сейчас это даже на руку. Обычно он не бьёт в спину, но в случае с Пожирателем смерти он готов сделать исключение. — Петрификус Тоталус! — кричит он, исполненный желанием предоставить Кэрроу то же самое, что только что испытал сам, включая Круциатус, но промахивается: тот, несмотря на свою грузность, оказывается достаточно проворным. Более того: изловчившись, он хватает Венди за волосы и встаёт ей за спину, прикрываясь ей, словно щитом. — Ни шагу, иначе сучке конец! — Свою палочку он на манер ножа приставляет к горлу Венди. Та явно стоически сдерживает подступивший страх, но всё равно смотрит на Стэна и требует: — Беги! Он криво усмехается. Неужели она правда думает, что он побежит и бросит её? Сейчас, однако, действовать придётся чуть хитрее. Будь он один, с него сталось бы полезть в яростную самоубийственную атаку в лоб, но если он хочет вытащить Венди, то это определённо не вариант. — Ты не убьёшь её, — произносит он, найдя в себе силы посмотреть уёбку в лицо. — Она чистокровная. — И что? — огрызается Кэрроу. Стэн делано равнодушно пожимает плечами. Уверенности в собственных словах у него на самом деле нет, лишь догадки, но интуиция подсказывает ему, что он бьёт в цель: — Даже ваш хозяин против того, чтобы попусту разбазаривать чистую кровь. Думаешь, он погладит тебя за это по головке? — Тёмный Лорд будет благодарен за то, что я заставляю его уважать! — Или же задаст тебе пару очень настойчивых вопросов, почему спустя целый год твоего пребывания в Хогвартсе среди студентов всё ещё есть сомневающиеся. Сам же небось под раздачу и попадёшь. Уверен, что хочешь это проверять? Кэрроу, задумавшись, невольно отводит руку с палочкой от горла Венди. Стэн украдкой кивает ей — она намёк понимает. — Протего! — бормочет он, наставив палочку на Венди. Та изворачивается и отскакивает в сторону (хотя, учитывая, что Кэрроу держал её за волосы, это наверняка было больно). — Блядина ёбаная! — рявкает Кэрроу. — Круцио! Заклятие бьёт, не задев Венди, в наложенный Стэном щит. Кэрроу замечает это и наставляет палочку на Стэна. — Авада Кедавра! Стэна ослепляет зелёной вспышкой; на чистых инстинктах он приседает, уклоняясь, — и лишь после этого до него доходит: только что его пытались убить. Кэрроу скалится в ухмылке: — Девку не стоит трогать, тут твоя правда. Но вот тебя, выблядка предательницы и сраного магла, никто и не хватится. С тебя и взять-то нечего. Будто в замедленной съёмке Стэн видит, как конец чужой волшебной палочки смотрит прямо на его грудь. В голове проносится: «Я не смогу уворачиваться долго. Не могу и не хочу». Наверное, это действительно конец. Ну и пусть. Может, хоть теперь Стэн наконец-то встретится с Кайлом. Как там они друг другу сказали, когда виделись в последний раз: «Встретимся на той стороне»?.. — Авада Ке… — Бомбарда! — взвизгивает Венди. Кэрроу не успевает среагировать: обломки разрушенной люстры падают ему на голову, погребая под собой. Стэн переводит дух и окидывает уёбка взглядом. — Неужели подох? — спрашивает он. — Конечно нет, — фыркает запыхавшаяся Венди, хватая его за рукав. — Всего лишь в отключке, и едва ли надолго. Бежим! На этот раз Стэн слушается. На собственную жизнь ему уже плевать, но рисковать жизнью Венди у него права нет. Венди наугад запускает в сторону Кэрроу заклинанием, позволяющим им ускориться и не переживать о шуме бега, накладывает на них обоих другое маскирующее — уже привычное дезиллюминационное — и растерянно выдыхает. — Я даже не знаю, куда нам теперь, — признаётся она, тяжело дыша. — Выручай-комната, — решительно предлагает Стэн. Других вариантов всё равно нет. Либо они сумеют понять, как им проникнуть туда, либо… Венди, доверившись, кивает, и они бегут на восьмой этаж замка. «Нам нужно убежище от Пожирателей смерти и всех, кто их поддерживает», — просит — нет, умоляет — Стэн, когда они достигают заветной стены, где скрывается вход в Выручай-комнату, готовой открыться нуждающимся, если её правильно попросить. Дверь открывается — значит, Стэн попросил правильно. Что ж, пожалуй, открывать запертые двери он и правда мастак. — Добро пожаловать, — приветствует их Невилл Лонгботтом, улыбнувшись покрытыми запекшейся кровью губами. — Здесь вы в безопасности. Стэн осматривается и видит: в Комнате прячется по меньшей мере пятнадцать человек со всех факультетов, за исключением Слизерина. У каждого беглеца есть просторный гамак, и едва Стэн задумывается, куда бы приземлиться им с Венди, как тут же появляется два новых. Рухнув на один из них, Стэн обессиленно закрывает глаза и пытается почувствовать хоть что-то, кроме всеобъемлющего отчаяния, — но не может. Венди, наскоро обменявшись с другими беглецами приветствиями и новостями, подходит к нему, присаживается рядом и ободряюще кладёт ладонь на его плечо. — Не смей хоронить Кайла, — твёрдо, почти яростно требует она. — Не смей. Он обязательно выкарабкается, слышишь меня? Ни желания, ни сил, ни — главное — веры отвечать ей у Стэна нет.