***
Когда мистер Брауз, окруженный оравой орущих шестилеток, оказался в двух шагах от дома Аккерманов, он уже успел изрядно подустать и не завидовал взрослым, которым предстояло перенять над ними опеку. Однако чем больше он приближался к дому, тем явственнее слышал, что внутри орет какая-то музыка. — О, Кенни ABBA слушает! — умилилась Микаса, бодренько вышагивая крохотными ножками к порогу. — Кенни? — растерялся мистер Брауз. — Микаса, а взрослые дома есть? — Есть, — кивнула Микаса серьезно и стала перечислять, загибая пальчики: — Кенни, Леви, У… Кенни и Леви. — А где твоя мама? — спросил мистер Брауз. — Хм, — призадумалась Микаса. — Честно говоря, я не знаю. — А папа? — Давно его не видела. — Так с кем же ты тогда живешь? — растерялся мистер Брауз. — Папа, нажми на звонок, — перебила его Саша, и мистер Брауз, слабо понимая, что к чему, нажал на кнопку. — О, в такой музыке нас не услышат, — махнула ручкой Микаса, сунула ладошку в карман и выудила оттуда ключики с брелоком черного котика. — Какой милый! — просияла Саша, увидев брелок. — Это Леви подарил, — улыбнулась Микаса гордо. — Я заставила его купить. Сказала, что этот котик будет напоминать мне о нем, а значит, он всегда будет со мной. И Микаса со знанием дела вставила ключ в замочную скважину. Дверь отворилась. — Залетай! — крикнула она, и ее голос, визг детей и вопль мистера Брауза «ЭЙ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОТИШЕ!» утонули, слившись воедино, с Dancing Queen, стоящей на повторе. Происходило что-то исключительно трудное для понимания отца Саши: под ревущую ABBA дети стали скидывать с себя курточки, подбрасывать их в воздух, как разноцветных воздушных змеев, визжать и носиться по кругу с такой скоростью, что из людей трансформировались в яркие пятна. Вдобавок ко всему, в нос мистеру Браузу ударил едкий запах сигарет, и ему мгновенно разболелась голова. Когда в поле его зрения внезапно вторгся высокий человек, мистер Брауз потянулся к нему, как к родному. «Боже, взрослый, господи, спасибо!» — Сэр?.. — Да, здравствуйте, я папа Саши Брауз, — выдыхая и вытирая тыльной стороной ладони испарину со лба, проговорил он, — привел детей, как вам и обещал… Вы точно справитесь? — Хм… А я точно должен? — «А я точно должен»? — переспросил, не поняв смысл его слов, мистер Брауз и часто заморгал. — Чего ты лезешь? Ты тут даже не живешь! — прорвался сквозь визг шестилеток новый голос. — Как — не живет? — от обилия людей и событий у мистера Брауза закружилась голова. — Ой, это же мальчик с умным лицом! — обрадовалась Микаса. — Эдуард? — Может, Эдгар? — предложил Эрен, становясь рядом с ней и пялясь на Смита. — Да это же Мике! — со знанием дела кивнул нарисовавшийся сбоку Конни. — Старшак. Эрвин посмотрел вниз, на детей, потом — вверх, на мистера Брауза. Он открыл рот, как вдруг его грубо сдвинули в сторону, как бумажный стаканчик, и на глаза отца Саши попался невысокий черноволосый мальчик. — Он Эрвин, но это неважно! — заявил он и протянул мистеру Браузу руку. «Боже мой, какой хулиганистый у него, однако, вид!» — охнул про себя тот и машинально ее пожал. — А вы кто? — спросил он. — Мы разговаривали с вами по телефону. — Это как? Леви сдвинул брови, молча достал из кармана мобильник, потряс им в воздухе рукой: — Вот так?.. — Нет, в смысле… Я думал, вы — взрослый… — Так, ну-с и чего мы здесь разорались, месье и месьердессы? — вдруг прогремел на весь коридор низкий голос с хрипотцой, и все притихли. Стало ясно, что и музыка перестала играть. Мистер Брауз посмотрел вперед и замер: в широком дверном проеме напротив, кутаясь в облако сизого дыма, проявлялся мужской силуэт. Сутулая спина, прядь волос, падающая на лоб. Ладонь, скользнувшая по груди, едва прикрытой рубашкой. Мужик ступил вперед, не говоря ни слова, направился к отцу Саши. Он подошел почти вплотную, обдав того легким амбре перегара, и проницательно заглянул ему в глаза. От такого напряженного зрительного контакта мистер Брауз замер. Кенни повел бровями, дрогнул уголок его губ. А потом он, не поворачивая головы, наклонился к Леви и громко прошептал: — А кто это? — Мистер Брауз, — прошипел Леви, пытаясь спрятать под челкой не только глаза, но и все лицо, бледнеющее все больше с каждой новой секундой. — Отец Микасиной одноклассницы. Саши. Кенни повернул голову в сторону детей. Неопределенно осмотрел каждого. Вернулся к Леви. — Это которая? Леви уставился на него, не мигая. — Ты прикалываешься? — Впрочем, это неважно, — Кенни враз выпрямился, очаровательно улыбнулся мистеру Браузу: — Все будет в поряде. Причапывайте обратно за чадом после того, как мы вам дзынькнем. Потрезвоним по телефону-с, то есть. Когда такой час наступит, пока сложно заявить. Но ваш сын у нас не пропадет. — Но у меня дочь?.. — Дочь?.. Ну, допустим. Всего вам доброго, мистер Брауз. Будьте здоровы. И самым странным образом мистер Брауз повиновался ему. Не проронив больше ни слова, он кивнул и двинулся к двери. Когда он оказался за пределами дома, Кенни повернулся к Леви, положил руку ему на плечо и спросил: — Еще раз, чей это был отец? Леви прикрыл глаза, глубоко дыша. — Простите мне мое вмешательство, но, кажется, я все понял, — внезапно встрял в разговор Эрвин, все это время наблюдавший за диалогом Кенни и мистера Брауза молча, не вмешиваясь, ровно как и детвора. — Позволишь все прояснить для твоего дяди, пока ты…? — Спасибо! — крикнул Леви и выбежал на улицу. Эрвин повернулся к Кенни. Внезапно положил ему на плечи, легко до них дотянувшись, обе ладони. Доверительно заглянув ему в окосевшие глаза, Смит проговорил: — Голубчик… Позволите ввести вас в курс дела? — Я готов слушать и впитывать, мистер Смит, — улыбаясь одним краем рта, вымолвил Кенни. — Я просто губка. Губешечка. Во-о-от такая. Трынь-трынь-трынь, — и он потеребил себя по нижней губе. Эрвин вежливо улыбнулся и проговорил: — Помните, к вашей племяннице Микасе собирались прийти дети в гости? Заниматься проектом по «Человеку и миру»? — Конечно. За кого вы меня принимаете, сударь-с? — Прекрасно. Вы отлично справляетесь, Кенни. Позволите звать вас Кенни? — Почту за честь, мистер Смит. — Зовите меня Эрвин, сэр. Кенни прослезился. «Душевный ты, сука, ребенок!» — подумал он про себя, а вслух сказал: — Приятно-с… Приятно-с, когда молодое поколение такое… такое… Не чмошное, понимаете, мистер Смит? Эрвин?.. — Еще как, сэр. Так вот, о детях… — Вы задумываетесь о детях? — Ну, не то чтобы… — Эрвин замер, задумавшись-таки о детях, но быстро взял себя в руки: — Нет, Кенни. Прошу вас: включитесь в тему моего монолога. — Включаюсь в ваш монолог. Активное слушание в режиме «on». А я шарю, заценил?.. — Да, сэр, еще бы… — Ландан из зе кэпитал оф Грейт Британ! О как! Видал? Вида-а-ал? Хе-хе… И Кенни стало штормить влево и вправо. Хлопнула входная дверь. Эрвин обернулся к Леви. Увидев, каким напряженным выглядит его новый черноволосый друг, как он прячет глаза, Смит застыдился, что так и не справился с задачей, которую сам же себе назначил. Поэтому он быстро повернулся к Кенни и пулеметной очередью выпалил остаток объяснения: — Кенни, детей для занятий проектом вашей племянницы привел отец ее одноклассницы. Его зовут мистер Брауз. Вернее, это не имя, но это неважно. С ним, как я понял, оговаривал по телефону детали Леви. Вот к назначенному времени он детей до вашего дома и довел. Просто же, правда? — Ну, пусть будет так, — благосклонно согласился Кенни и повернулся к детям, все это время с вытаращенными глазами за этим цирком наблюдавших: — Ну что, тараканы? Добро пожаловать-с! Голодные?.. — Я сам их покормлю, — бесцеремонно перебивая Кенни и становясь между ним и детьми, заявил Леви и зыркнул на малышню: — Ризотто будете? Рис по-вашему? — Очень вкусный, — шепнула Микаса. — Брат готовил. Дети усиленно закивали, а Микаса хвастливо шепнула, хитро улыбнувшись: — Это, кстати, мой брат. Тот самый. Леви. Дети с умным видом закивали, с уважением посмотрели — насколько это было возможно с Аккерманом-младшим, снизу вверх в его глаза — льдисто-серые, как далекие северные звезды. Тот критически осмотрел мелких, споткнувшись едким взглядом о лохматого мальчишку с малахитовыми глазами и коричневым ртом. Губы Леви брезгливо изогнулись, когда он сказал: — Так, все марш в ванную руки мыть! А ты… — Я? — пискнул сжавшийся под его взглядом Эрен. — А ты пойдешь со мной. — К-куда? — вздрогнул Эрен. — Помягче, дружище, — на плечо Леви опустилась тяжелая рука дяди. Леви повернул голову в сторону, задрал подбородок, посмотрел в темные глаза напротив и процедил: — Воды попей, дядя, и окно открой. У тебя пять минут. А затем Леви сгреб Эрена за запястье и потащил его, тоскливо оглядывающегося на друзей, на Микасу, которая ободряюще показывала ему два больших пальчика, в неопределенную темноту пропахшего сигаретами длинного коридора.***
Кенни опустился в кресло и прикрыл лицо шляпой. Визг детей, которыми уверенно командовала Микаса на кухне, превратился в музыку для его ушей. Как сквозь сон он слышал голос племянницы: — Эрвин, да, вот здесь. Тарелочки для всех достань, пожалуйста. — Которые? — Розовенькие. — Но здесь есть фуксия, абрикосово-розовый, лососевый и оттенок…хм… цвет бутонов вишни. Какой из этих розовых тебе нужен? — Ты прямо как мой брат! — восхищенно протянула Микаса. — Чиби совсем такой же занудный. «Это не зеленый, это глубокий изумруд!», «Это не бантик, это узел!» — Но цветовая ориентация важна, — донесся до Кенни полный растерянности голос Эрвина. Кенни рассмеялся, не снимая с лица шляпы. Загремели тарелки, пискнула микроволновка. — А там есть лук? — спросил кто-то из ребят неуверенно. — Не знаю, — беззаботно отозвалась Микаса. — А картошка? — Вряд ли. Хотя… хм… брат вроде бы говорил, что в рисе есть крахмал, и в картошке он тоже есть, получается… это ризотто — из картошки?.. — Нет, — терпеливо отозвался Эрвин. — Ризотто из риса, просто у разных продуктов питания может быть схожий состав, в этом нет ничего экстраординарного. — Экстраобинарного? — Ордибабного? — А что такое экстра?.. — А кто такие «бабы»?.. Кенни задремал. Ему казалось, он плывет в сладкой дреме сквозь время и пространство, и ничто не способно ему помешать, ничто не способно его огорчить. Все застыло, осталась только пьяная вечность — недвижимая и спокойная, в которой нет никаких чувств, кроме всеобъемлющей радости: ведь завтра никогда не наступит, а сегодня толком и не начнется. Есть только вчера — любое, на выбор, какое хочешь. А он хотел такое, в котором он все еще был рядом с Ури. Лежал рядом с ним на траве, как старый влюбленный дурак, растворяясь в этой любви, в этой нежности. Наблюдал, как солнце играет золотом в его прозрачных ресницах, и улыбался от счастья. Пальцами водил по линии подбородка и целовал ее всю, пока Ури, сонный и смешной, не начинал вяло, сквозь смущенную улыбку, от него отмахиваться, хотя так никогда и не сумел по нему попасть — даже в шутку. И Кенни брал его руку в свою, и целовал костяшки его пальцев, и ложился рядом, утыкаясь носом в его плечо… — Боже, как же было хорошо… — прошептал он, и вдруг лицо его вынырнуло из тени, яркий дневной свет резанул по зажмуренным глазам, и чья-то маленькая, но крепкая ладонь сильно сжала его худощавые плечи. Он открыл глаза, растерянно уставившись в стальные глаза напротив. Леви. Его лицо пылало решимостью высказать Кенни все, что он о нем думал. Но он все понял — он понял все, и Кенни это не понравилось. Однако он не хотел подавать вида, что ему известно, с какой легкостью племянник открыл секрет. Поэтому он грустно поднял уголки губ и тихо сказал, глядя на племянника: — Опять напился. — Опять напился, — едва слышно, мягко подтвердил Леви, не отпуская его плеч. Помолчав, он вздохнул, сглотнул, протянул руку и заправил прядь волос, упавших дяде на лицо, ему за ухо. Тихо, с шершавой нежностью в голосе добавил: — Иди поспи. Я сам справлюсь. — Я в порядке. Попил водички. Еще попью и сделаю с детьми домашку… Насколько сложно это может быть? — Очень, — серьезно ответил Леви. — Так что… — Я в порядке. Ты иди, занимайся с Эрвином, а я… справлюсь. — Ты позовешь меня, если устанешь? — Какой ты ебейший ребенок, я не могу! — в сердцах воскликнул Кенни, схватил племянника за руки и поцеловал. Смущенный Леви вывернулся, отпрыгнул, гаркнул: — Давай, отрывай задницу от стула, дядя. Они почти закончили есть. И будь поосторожнее с одним… — Это с которым? — Которого я рот мыть водил. Кенни хмыкнул. — Как зовут-то пескоеда? — Эрен, — мрачно отозвался Леви. — Эрен Йегер.***
Длинные негнущиеся ноги Потрошители миновали порог кухни и остановились перед группкой шестилеток, сидевших на высоченных стульях за круглым столом. Подозрительно сощурившись, Кенни уставился на мальчишку с зелеными глазами, лохматого и темноволосого, дрыгавшего ногами рядом с Микасой. — Я так обляпался соусом! — с восторгом верещал он. — И я, — счастливо заметил светловолосый мальчик слева от него. — Слабаки! — заметила девчонка — Кенни наконец явственно разглядел еще одну девочку в банде Микасы и прикинул, что именно этого микрочела с вероятностью в 99% зовут Сашей Брауз. «Так, Кен-чан, ты отлично справляешься, — мысленно подбодрил себя он, сжав пальцы-паучьи-лапки в кулаки. — Осталась фигня — сделать с детьми домашку. Ты сможешь. Сможешь. Помнишь, как оно было в 97-м, когда началась перестрелка за ларьком с жвачками?.. Во-о-от. Оттуда вышли без единой царапины, и здесь так же будет-с. Московские бандюганы и шестилетки — раз первых уложил, то и со вторыми проблем точно не.....» — Дядя! — раздался сладчайший детский голосок на земле. — Да, солнышко мое прелюбимое? — Кенни моментально заткнул фонтан внутреннего монолога и обратил все свое внимание на черноволосую крошечную девочку за столом. — А где у нас салфетки? «Блять». — А давай ты просто ручки помоешь в раковинечке, а? Как тебе мысля, Микасушка? — Ну ладненько! Кенни подошел к Микасе, лихо выдвинул ее вместе со стулом из-за стола, сгреб одной рукой под живот и легко поднес к раковине. — Это мой дядя! — кричала Микаса детям с тем, как Кенни мыл ей личико и липкие ладошки. — Дядя Кенни! По прозвищу Потрошитель! — Ну, это, возможно, была лишняя информация… — пробормотал Кенни. — О, Потрошитель! — внезапно обрадовалась Саша. — Вы тоже работате с куриными потрохами? Как мой папа? Кенни призадумался. Вспомнил коллекцию своих ножей, пистолетов и снятых толстосумов. Проговорил: — Нет. Ты знаешь, все-таки я больше по петухам. — Так, ну что! — поставив Микасу на ножки, он повернулся к детям, смотревшим на него во все глаза. — Вам помочь моськи привести в порядок? — Да! — внезапно закричали Саша и какой-то лысый мальчик. — И мне тоже, если у вас будет такая возможность, — вежливо отозвался блондинчк рядом с Эреном, спрыгнул со стульчика, аккуратно его задвинул и встал в очередь, видимую только ему — Саша и Конни наперегонки кинулись к Кенни. — А ты чего это? — нахмурился Кенни, ничтоже сумнешеся положил огромную костлявую ладонь парню на голову и стал вертеть ею влево и вправо. — Лысеешь, что ли, парень? — Папа коротко стрижет, — пискнул Конни. — Скажи, чтоб не стриг. — Понял! Кенни подхватил Конни, сунул его руки по локоть под воду, игнорируя намокающую рубашку, и повернулся к двум мальчишкам, оставшимся сидеть за столом. Потрошитель рассудил, что пацаны красуются перед девчонками: хотят показаться взрослыми, самостоятельными перед лицом потенциальной опасности — помощи взрослых. Особенно тот — Эрен Йегер. «Песок жрал… Показывал, что желудок сильный, — раскинул мозгами Аккерман. — Мужской поступок, но, правда, туповатый…» — Ну а вы что? Грязными пойдете? — спросил Кенни, выдав детям полотенца для рук. — А я чистый, — пискнул мальчишка рядом с Эреном. — Какой же ты чистый? — изумился Кенни. — У тебя рис ко лбу прилип. Дай отколупаю. И Кенни, в два широких шага оказавшись рядом с Жанчиком, прицельно и ловко сбил кончиком длинного ногтя указательного пальца сухую рисину с головы Кирштайна. — В яблочко! — зааплодировали дети. — Ну ты даешь, Жанчик! — покатывалась со смеху Сашенька. — А я чистый, Армин? Микаса? — поинтересовался Эрен Йегер. Дети уставились на мальчика, Кенни — тоже. Саша Брауз озвучила мысли Аккермана: — Для тебя — сойдет! — Ну, вот и славненько! — хлопнул в ладошки Кенни. — Так, все марш в гостиную! Микаса, зайчик, веди. Будешь центровой. — Есть, дядя! И маленькие ножки маленькой черноволосой девочки потопали в гостиную.***
— Так, и какая у вас тема? — изучив дневник Микасы, спросил Кенни детей, рассевшихся по кругу на полу возле него. — Ой, да так сразу и не сообразишь, — проводя пальцами по мягкому ковру с высоким пушистым ворсом, мечтательно проговорил Конни. — Согласна! — Сашенька плюхнулась на спинку и стала делать ангелочка, энергично размахивая ручками и ножками в стороны. — Соберитесь, эй! — прикрикнул на них Жан. — Ай, Жан! — обиженно прогундосила Сашенька. — Спокойно, парень, — выставил примирительно руку Кенни. — Ты сам знаешь, на какую тему вам нужно сделать проект по «Человеку и миру»? — Да что там знать! — махнул ладошкой Эрен Йегер. — Проект по «Человеку и миру» должен быть про человека и про мир! Ну! — Ну! — согласно загудели дети. — Дядя, ну ты даешь… — пробормотала пристыженно Микаса, закатив глазки. — А что я?.. — развел руками Кенни и воззрился на детей. — Это ведь не тема! Это название вашего этого, как его… урока. Вам нужна… эта… как ее… концепция-с, вот! — он назидательно выставил вперед указательный палец. Дети уткнулись подбородочками в сцепленные в замочки ручки. — Дядя! — воскликнула Микаса. — А где мы возьмем материалы? — А ты придумала концепцию? — Ну, если придумаю… — У тебя же есть пластилин? Много картона, цветной бумаги, клей, фломастеры… что там еще? — А мало ли — понадобятся листья? — задумалась Саша. — Листья — скука, — неожиданно подал голос Жан. — Это очень стандартно. В искусстве важно… ватонорство. — Новаторство? — уточнил Армин. — Да, спасибо, — робко согласился Жанчик, заливаясь краской. — У всех в проекте точно будут листья, потому что урок про человека и про мир. Какой мир без листьев. Нам бы что-то… — Покреативнее, — великодушно подсказал Армин слово снова. «А он шарит», — одобрительно закивал про себя Потрошитель. — То есть листья нам не нужны? — уточнила Микаса, делая пометочки в блокнотике ручкой с блесточками в стержне. — Не нужны, — кивнул Жан. — Что-то необычное необходимо использовать. И тему взять… такую, чтобы удивить. — Чтобы удивить… — пробормотал Кенни. Была у Кенни парочка и удивительных, и удивляющих тем — но насколько безопасно было предлагать их шестилеткам? Для случаев, когда внутренняя цензура вставала тупик, Аккерман-старший всегда прибегал к помощи разумного не по годам племянника, но на этот раз хотелось справиться без Леви. Доказать ему, что дядя может: Кенни в последнее время и без того стал мучиться от ощущения, въевшегося в печенку, что он плохой опекун, плохой родитель и плохой пример для не своих, но таких своих детей. Он не мог отделаться от чувства, что подводит их, что заставляет их быть взрослыми в то время, как сам претворяется ребенком — хотя все должно быть наоборот. Поэтому Кенни решил не предлагать того, что вертелось на языке (как можно в сере растворить останки людей или что, например, «случайно» не погасив костер после «пикника» в лесу, можно «к великому сожалению» «позволить огню» «перекинуться» на дом большого должника нынешнего босса…), и стал осматривать комнату под детский гомон в поиске того, что сможет вдохновить его на новаторство и на креатив. Внезапно он заметил, что Эрен Йегер с огромым любопытством меряет шагами гостиную и лихо паркует свое маленькое тело рядом с изящным стеклянным столиком, на котором возвышается резво опустошенная Кенни этим утром бутылка виски. Не замечая Аккермана-старшего, который сидел, подперев подбородок кулаком, и мониторил взглядом, приправленным прищуром и заинтригованностью, каждый его шаг, Эрен взял бутылку в руки, повертел, осмотрел и легким движением сорвал с нее опознавательную этикетку. Затем он повернул голову к Кенни и, ни капли не смущаясь, просто спросил: — А шашки у вас есть? — Шашки? — изумленно повторила хором вся толпа. «Любопытный ты субъект… Эрен Йегер».***
— Кажется, готово… — неуверенно пробормотала Микаса, разрезая последнюю красную полоску цветной бумаги и аккуратно кладя ее поверх серебристого подноса. В гостиной было темно, прохладно и тихо — тихо настолько, что слышалось тиканье больших настенных часов. — Вроде бы… новаторство достигнуто? — покосилась на Жана Саша. Жан, красный, как Микасины полоски, сдавленно кивнул. — Ты это здорово придумал, Эрен, — улыбнулась довольному, но мрачно-торжественному Эрену Йегеру, Микаса. — А… что это, еще раз? — решил уточнить на всякий случай Кенни, чтобы, начни Леви задавать вопросы, быть способным внятно объяснить, что за хреновину он позволил детям смастерить. — Дядя! — Микаса, тихо охнув, закатила глазки. — Это человек, — негромко, без улыбки объяснил Эрен, указав пальцем на бутылку виски с насаженным на горлышко пластилиновым шаром, имитировавшим голову. — А это, — он опустил ладонь на шашки, — животные. — А красные полоски, — встряла Микаса, — это — кр… — Кровь. Это я сразу понял, — Кенни почесал тонкую полоску бороды. — Ну и… что вы устроили в итоге? В смысле, как назовете этот проект? — Геноцид, — не мигая, отозвался Эрен. Повисла тишина. — Ты… устроил геноцид для проекта по «Человеку и миру», парень? — пробормотал Кенни. — Ты… далеко пойдешь. Голова у тебя… Впечатляющая. — Вот только это не геноцид, — тихо сказал Армин, созерцая мрачное коллективное творчество. — Погибают ведь не люди, а животные. Это экоцид. Все закивали. Внезапно в коридоре раздались шаги. — А чего вы в темноте сидите? — протянул нарисовавшийся в дверном проеме Леви. — И… что это за бутылка в окружении каких-то пробок? Это ваш проект? — Да, — кивнула гордо Микаса. Леви, сопровождаемый Эрвином, подался вперед. Оба замерли перед серебряным подносом, переглянулись. — А попроще подноса на нашлось? — сощурился, скрещивая руки на груди, Аккерман-младший. — Но это не поднос. Это река, заливаемая кровью! — запротестовала Микаса. — Кенни? — игнорируя ее, Леви воззрился на Кенни. — Да и бог бы с ним, — улыбнулся мягко Кенни и поправил шляпу. — А что это вообще? — Эрвин чуть наклонился, разглядывая работу. — Бутылка и… шашки? — Эрвин, у тебя отсутствует художественный вкус! — категорично заявила Саша. Эрвин округлил глаза, а Эрен пояснил: — Это геноцид. Вернее, экоцид. Леви замер. Сглотнул. И, уставившись на дядю, набрав в легкие побольше воздуха, рявкнул, что есть мочи: — КЕЕЕЕЕЕННИИИИИИ!!!!!!!!!!!!!!!