Зловещий Сноходец

Время снова замедлилось, мучая его полным страдания взглядом Кристин, давая рассмотреть слезы, медленно катящиеся по щекам, яркие пряди волос, взметнувшихся после резкого движения и теперь парящих вокруг ее лица. «Как она прекрасна сейчас» раздался хриплый голос за его спиной. Стивен висел посреди своей души, растянутый монструозными конечностями, проткнутый во многих местах, но все еще живой, хотя, будь они в реальном мире, его сердце бы уже остановилось. Он с трудом держался, чтобы не поддаться ужасу от тошнотворного вида длинных зубчатых когтей, пробивших грудную клетку и вылезших спереди, отвратительно шевелящимися и блестящими сгустками крови и ошметками кожи. «Это все нереально, все лишь в моей голове», шептал он себе, как мантру, потому что понимал — если его тело поверит в такое, то он попросту отключится, оставив Синистера на хозяйстве. И, к удивлению последнего, Стивену это удалось. Он чувствовал боль, но его разум больше не пытался погрузиться в безопасное забытье. — Что ж, значит ты предпочитаешь остаться? — Синистер обошел его, став перед лицом. Никогда раньше Стивен не видел, насколько безумным и полным черной магии он был. Из всего его туловища торчали чудовищные конечности, для некоторых из которых не было даже названия ни на одном из языков людей. Шевеление этой массы вызывало тошноту, но в мире, происходящем у него в голове, он даже не мог рассчитывать на естественную реакцию тела, которая могла бы принести облегчение. Голова Стивена дергалась от крупной нервной дрожи, охватившей проекцию его тела, но он старался держать ее прямо, глядя на своего врага, все еще надеясь отвлечь его гнев на себя, оттянуть время, когда тот обернет свое внимание против Кристин. Пусть лучше он выместит все на нем, возможно тогда, одумавшись, Синистер не убьет ее и не станет ей вредить. Рот Синистера щерился в нечеловеческом оскале, в уголках губ шевелились паучьи хелицеры. Он чувствовал себя хорошо, как никогда за последние столетия. Прирожденный хищник, в цивилизованном мире он успокаивал свои потребности лишь наполовину, сражаясь с недугами чужих тел, обходя конкурентов и агрессивно водя машину, пока та однажды не отомстила ему, а конкуренты не стали последней надеждой для спасения рук, которых приходилось униженно просить о помощи. Став же магом, он утолил эту свою жажду сполна. Он был ненасытен в поиске и обретении новых и новых знаний, которые могли помочь ему выбиться на вершину магической пищевой пирамиды, где одних врожденных сил было всегда недостаточно. О, у Мордо из его мира было больше, чем достаточно поводов ненавидеть его. Именно поэтому Синистер расправился с ним быстро и без лишних переживаний, как только почувствовал, что тот замышляет против него. Его не спасло ни то, что именно Мордо открыл перед Стрэнджем двери Камартаджа, а не бросил на произвол тем подонкам в трущобах, ни то, что тот успел предпринять против него лишь первые пробные шаги. Как только Стрэндж понял, что бывший союзник стал противником, судьба его была предрешена. Ему нравилось сражаться против тех врагов, которые начали сыпаться на Землю словно из рога изобилия, стоило первым гостям из других миров протоптать туда дорожку. Будучи человеком осмотрительным, он не выказывал всей своей мощи, иногда специально затягивая схватки и делая вид, что они требуют напряжения всех его сил, хотя сам мог бы расправиться с некоторыми тварями в один момент. К чему показывать тем, кто может в следующий час стать твоим врагом, все свои умения, раскрывать все боевые приемы? Выставляя себя во всей красе, становишься прекрасной мишенью для одних и заветным призом для прочих. Он научился преумножать свои чародейские силы и навыки, поглощая магических существ и используя их способности и мощь в бою. А когда у него появились свои ученики, ведь его статус обязывал его к исполнению множества различных обязанностей, лишь отнимающих время, он придерживался тех же принципов, делая из пришедших за его знаниями достаточно хороших магов, чтобы никто не мог высмеять его за то, что он взращивает одних слабаков, но, в то же время, отводя их стремления от тех знаний, которые могли в один день сделать их его соперниками. Доктор Стрэндж усвоил урок с больницей, когда рядом с ним не оказалось никого, кто мог бы провести операцию так же хорошо, как он сам, и озаботился тем, чтобы его ученики всегда были способны быть ему полезными, в защите ли, каких-то рутинных колдовских делах… Или, как бывало в некоторых экстренных случаях — как недобровольные доноры магических сил или сырья для его тела. Да, он уже и забыл радость от сражения с противником, который хоть чего-то да стоит. Уничтожать своих двойников в других вселенных, когда они доставали его, было скорее актом безопасного самоуничтожения, когда он пробовал самоубийство, конец опостылевшей жизни на вкус, но всегда возвращался в плен крепкого и здорового тела. Кроме того, это всегда было легко. Те Стрэнджи, которые не были магами, сопротивлялись не больше, чем жуки ботинку, те, кто уже успел хоть чего-то достичь, были поинтересней, но им нечего было противопоставить мощи такого колдуна, которым он стал за свою жизнь, вынужденно коротая неимоверно длинные дни и ночи над изучением тех книг и техник, на которые у него вечно не хватало времени до уничтожения мира, и тьме заклинаний Даркхолда. Он сминал их волю, поглощал их магию или использовал против них же самих, делал из них своих марионеток или уничтожал. Некоторых удавалось заманить на добровольное сотрудничество, обучая неизвестной для них магии в обмен на распоряжение их телом при встречах с Кристин. Их он ненавидел больше всех прочих. Однако этот его вариант был другим делом. Не будучи еще магом, он сопротивлялся так отчаянно из всех своих человеческих сил, что против воли Сноходец стал испытывать к нему нечто вроде снисходительного уважения и интереса ученого, в чьем горшке проросло странное растение. Он чего-то да стоил. Однако сейчас Синистер Стрэндж был явно не в том состоянии, чтобы щадить хоть кого либо в округе. Схватка и нападение на него словно бросили спичку в разлом, наполненный сырой нефтью, напомнив разом о том, как сладко побеждать врага, отнимая то, что ему дорого, а может, и саму жизнь, о вкусе крови и чужой магии, заполоняющей рот, и о том, что можно дать волю, излив на чьи-то головы всю ту черную погань, что копилась в его душе после разрушения мира. Он ненавидел сам себя, а Стивен был еще одним им. Огонь, жгущий его душу изнутри, вырвался из проекции тела и перебросился на Стивена, заставив его кричать от боли, горя, но не сгорая. — Так ты решил поиграть мо мной в схватку волшебников, мальчишка? — со злой насмешкой произнес Синистер, глядя на выпученные глаза Стивена, заходящегося в воплях, — ты даже не представляешь, сколькими видами пыток я могу тебя порадовать, только, в отличие от физического тела, это будет способно корчиться, не умирая, куда дольше, чем тебе хотелось бы. Я могу сломать каждую кость в твоем теле, вытащить каждый нерв, развесить кровеносную систему, как занавеску прямо перед твоим носом, а ты все еще будешь жив, и, насколько я понял твой настрой, в сознании. — З-зачем т-тебе все это, — выдавил из себя Стивен, Огонь, терзающий тело, заливал и глотку. Синистер пожал несколькими рядами коленчатых суставов, растущих из-за плечей. — Потому что я так хочу и не имею ни малейшей причины останавливаться, — от одного только его взгляда конечности Стивена стали медленно выворачиваться. Он попытался что-то сказать, но не смог, подавленный болью, и тогда Синистер чуть ослабил пытки, давая ему возможность высказаться, быть может, даже умолять о пощаде. Но вместо этого тот произнес: — Я не могу быть тобой. Что бы со мной ни случилось, я никогда не стал бы таким чудовищем. Тебе так нравится меня мучить, ковыряться в ранах, так скажи, за что ты так себя ненавидешь? Стивен имел расчет вызвать весь гнев, которым был полон его двойник, на себя, ведь там, в реальном мире, Кристин очень медленно заканчивала начатое движение, а значит, ему нужно дотянуть до того момента, когда она, дав ему пощечину и выждав несколько мгновений, ожидая его реакции, мгновений, которые будут длиться для него мучительные часы, наконец развернется и выбежит вон. Если бы только ему найти возможность чуть быстрее двигать ощущение времени в собственном сознании так, чтобы колдун не заметил, он смог бы отвлечь его собой. Но его меткая догадка насчет Сноходца, вторая за день, лишь привела к еще худшим последствиям. Синистер оскалился еще шире. — Так ты хочешь знать за что? Ну что же, я покажу тебе то, что ты просишь, — сказал он широким жестом указывая на Кристин, все еще не окончившей замах руки. Колдун стал в позицию, выставив перед собой напряженные руки и вызывая из памяти полупрозрачные страницы черной книги. Письмена на них загорелись красным, когда он принялся за заклинание. Стивен почувствовал, как его словно запаивают в металлическом саркофаге, лишая возможности воспротивиться хоть немного. Все его сознание окутала слабость, а силы, которые он так отчетливо ощущал, несмотря на боль, стали уплывать, переходя к его врагу. Убедившись, что еще одно из заклинаний Даркхолда накрепко сковало хозяина тела, превратив его в мушку, завернутую в невидимый для него кокон. Сноходец осмотрел его при помощи дополнительных магических органов чувств и кивнул, довольный работой. Даже он сам не смог бы выпутаться достаточно быстро, позволь он себе попасть в такую ситуацию. Стрэндж чувствовал черно-багровую магию, хлынувшую в него с новой силой после использования еще и этого заклинания, она заполняла его, как отравленная кровь, как-будто в нем открылось внутреннее кровотечение. А вместе с ней пришла и эйфория. Он не отвечал за этот мир, ничего не был ему должен, не нес ни малейших обязательств, а потому любое его действие не несло для него последствий. Наконец-то он ощутил, насколько свободны его руки. Хватит осторожничать, продумывать наперед, хватит таиться, как тигр в высокой траве, ползая на брюхе, лишь бы не дать жертве учуять тебя раньше времени. Этот мир — один из бесчисленного множества и даже если завтра он сгорит дотла, какое ему до этого дело? Он живет сегодня и его сегодня будет принадлежать только ему. Синистер подошел к Стивену и вдавил большой палец в центр лба, впрыскивая в него свою магию, как некоторые насекомые впрыскивают яд или желудочный сок. — Что… что ты делаешь? — прохрипел Стивен. — Оставляю тебе еще один маленький подарок, чтобы ты не скучал, пока я уйду по делам, — криво ухмыльнулся Стрэндж. — Нет, вскрикнул Стивен, имея в виду и протест против того, что творил с ним Синистер, и ужас от мысли, что именно сейчас обрушится на Кристин. … Из пальца Синистера выбралась чернота. Словно паразит она пробралась в Стивена и разлилась по его венам, заставляя его гореть изнутри. Теперь Сноходцу не нужно было озадачиваться тем, чтобы желать ему боли — магия сделает все за него: будет точить непокорного слабака изнутри, грызть его нервы. И чутко среагирует на малейшую эмоцию, усиливая ее, топя в ней. Приподняв правый уголок рта в презрительной усмешке, колдун посмотрел на него и исчез. Не было необходимости больше поддерживать иллюзию своего тела, когда в его полной власти оказалось тело Стивена. И не оно одно. Рука, покрытая не до конца зажившими рубцами, цепко впилась в запястье Кристин, и сжала его. Девушка моргнула, не ожидая подобного. — Так вот что тебе нужно, Кристин? — его лицо хищно и довольно сощурилось, губы растянулись в оскале, а голос… это был не тот же самый голос, который секунду назад молил ее бежать. Хриплый и дребезжащий, он словно исходил из скрипки, попавшей в неумелые руки. «Он сошел с ума!» — с ужасом подумала Кристин. Через мгновение она вспомнила то, чему ее обучали, как нужно говорить с пациентами в нестабильном состоянии сознания, но она не успела воспользоваться своими знаниями. Ее отчаянный страх, затопивший глаза, был тем, что заставляет всех хищников кидаться на жертву, стоит ей только попытать убежать. Его вторая рука сгребла волосы на затылке, дергая за голову. — Я устал гоняться за тобой. — Стрэндж притянул ее лицо к своему, и прежде чем она успела предпринять хоть что-то, впился в ее губы. Меньше всего это было похоже на поцелуй — он кусал ее, его язык грубо продрался через мягкие губы и сжатые зубы, полностью уверенный в том, что даже сейчас, когда он причиняет боль ей, она не причинит боли ему, укусив. Его язык насиловал ее, и это было то, чем он собирался заниматься остаток вечера и ночи. Кристин попыталась оттолкнуть его свободной рукой, действуя инстинктивно, потому что ясно было — из его хватки ей не выбраться, и это только раззадорило его. — Что, ты не хочешь меня больше, милая? — ухмыльнулся он ей в лицо, ненадолго оторвавшись. — Стивен, прекрати это, я прошу тебя, — ее глаза будто стали еще больше, заполнившись обидой. Девушка явно еще не конца представляла себе, на что способен мужчина, которого она так любила. — Нет. Стрэндж снова прижал ее к себе, вдавив вскинутую ладонь себе в грудь, впиваясь в шею, а когда она заскользила по полу каблучками, пытаясь отпрянуть, грубо тряхнул, кидая спиной на колонну посреди комнаты и вжимаясь в нее следом. Его бедра медленно задвигались, втираясь в нее. — Стивен, прекрати! — она произносила его имя будто заклинания от всех бед, взывая к лучшему в нем. Но лучшее в нем сейчас было надежно сковано и обезврежено. — И не подумаю. Его левая рука все еще удерживала запястье Кристин, правая схватила тонкую шею сзади, затянув и пряди волос. Синистер неторопливо занялся ее маленьким ушком, покусывая его, потягивая мочку губами, запуская кончик языка внутрь. Хищник поймал свою газель и теперь спешить было некуда. Она отдернула голову, но он рывком вернул ее на место. Он чувствовал, как жар распространяется по его телу, подымаясь снизу живота, затапливая его, как возбуждение захватывает его, заставляя сердце биться сильнее. Ее полная беспомощность перед его желаниями была тем, что он так долго хотел заполучить, в чем нуждался, возможно, не всегда осознавая это. И одновременно с этим он явственно чувствовал тягучий лавовый жар черной магии, неторопливо разливающийся откуда-то в самом центре него самого. Кристин пыталась вырвать руку, оттолкнуть его, отодвинуться от его тела, но силы были слишком неравны. Стрэндж выпустил ее руку, но только потому, что ему потребовалось освободить собственную, чтобы обхватить грудь, провести по линии талии, жадно схватить за бедро. И хоть теперь она пыталась избавиться от него, отталкивая обеими руками, для него это значило не больше, чем удары тонких ивовых веточек по твердой стене дома. Он снова захватил ее рот, вторгаясь языком, ладони принялись исступленно гладить тело, до синяков сжимая ягодицы, пока еще слегка задирая юбку, притягивая еще ближе к своим бедрам, к поднявшемуся члену. Ей удалось лишь немного отвернуть голову. — Все, Стивен, хватит, прекрати! Что ты делаешь? — настоящего страха в голосе Кристин еще не было, лишь его предвестник. Она все еще думала, что на этом все и закончится, что она может хоть как-то влиять на Стивена и на происходящее. Что она знает его, и эти знания говорят, что хотя бы физически он не сделает ничего, что могло бы навредить ей. Наивная уверенность человека, которого ни разу в жизни не ударили. — А на что, черт побери, это похоже, Кристин? — жарко выдохнул он в ее шею, прежде чем прикусить ее и резко толкнуться бедрами. — Нет, я не хочу! Прекрати! Он ухмыльнулся. — Зато я хочу за двоих. Удерживая ее на месте своим телом, он сдернул ее шейный платок и затолкал в карман своего халата — на него у Стрэнджа наметились планы. Запустил ладони под плечи плаща и резко дернул вниз, обездвиживая ее руки. — Перестань! Он ответил очередной ухмылкой. — Остановись, Стивен, ты не в себе! — выкрикнула она ему в лицо. Стрэндж действительно остановился, удивленно глядя на нее, а затем расхохотался, подтверждая ее догадки. Его хриплый каркающий смех перешел в заливистый, чистый и почти юношеский, будто мощный поток вытолкал замшелые валуны, препятствующие бегу воды. Отсмеявшись, он тряхнул головой и взглянул ей в глаза. — Ох, милая, ты даже представить себе не можешь, насколько я не в себе, и как я далек от того, чтобы в себе находиться. Крошечные пуговки на ее блузке были преградой, которую он, взяв под контроль это увечное тело, легко мог бы решить. В своем мире он излечил свои руки полностью, и его воля была достаточно сильна, чтобы заставить и эти действовать так, как ему было нужно. Но это было не то, чего ему хотелось в данный момент. Синистер дернул края блузки, и пуговицы испугано запрыгали по полу, стремясь откатиться подальше. Кристин потрясенно вдохнула, наконец понимая, насколько серьезно он настроен. До последнего она надеялась, что он вот-вот одумается, отстраниться и просто махнет рукой в сторону выхода, отворачиваясь от нее. Но теперь между действительностью и такой вероятностью будто запылали все мосты. Светлая блузка чуть распахнулась, приоткрыв грудь, лежащую в красивом нежном бюстгальтере, явно надетым впервые. — Хм, я его не помню, похоже у тебя намечался приятный вечер? Надеюсь, я не прервал твои планы? — насмешливо проговорил он, но сам не заметил, как понизился его голос, выдавая возбуждение. Слезы обиды и отчаяния наконец переполнили глаза Кристин и побежали по ее щекам. — О, не нужно так переживать, дорогая, я же не какой-то бродяга из переулка, это же всего лишь я. Разве не для меня ты сегодня так нарядилась? Девушка опустила голову так, что волосы скрыли лицо и попыталась прикрыться. — Ну что ты, милая, — в низком рокочущем голосе появились ласковые нотки, — разве у нас с тобой еще остались какие-то секреты друг от друга? К чему так смущаться? — произнес он, заправляя пряди волос за ее ухо и нежно проводя по ним. Стрэндж стал целовать ее волосы, перебрался на лицо, глаза, прошелся губами по мокрым щекам, легко и быстро вбирая влагу, нежно коснулся губ. На мгновение ему показалось, что Кристин отвечает на его поцелуй, но ее губы двинулись лишь чтобы тихо сказать «Постой». Синистер остановился и чуть отстранился, поглаживая большими пальцами ее скулы, и Кристин ошибочно восприняла это, как возможность. Ее печальные умоляющие глаза встретились с его, горящими и неистовыми.- Пожалуйста, Стивен, я прошу тебя, не надо так. — А как надо, Кристин? Скажи мне, потому что я больше не знаю. Я думаю об этом днями и ночами, столетиями, я пытаюсь решить проблему и так, и этак, и каждый раз оказывается, что я все делаю не так. Так может ты знаешь, как лучше мне поступить, чтобы все получилось как надо? — Не так, — повторила она, всхлипывая и качая головой. Она коротко взглянула в его дикие глаза и легко коснулась губами губ. — Я лишь хочу помочь тебе, Стивен, хочу, чтобы у тебя все наладилось, чтобы ты снова мог стать хоть чуточку счастливым, но ты не даешь мне сделать это, отталкиваешь меня. — О, но сейчас именно ты отталкиваешь меня, когда я сделал шаг навстречу. — Это не шаг навстречу, Стивен, это прыжок в пропасть. — А ты откажешься прыгнуть со мной? — Я не хочу, чтобы между нами было такое. — Я хочу, чтобы между нами было хоть что-то, кроме разговоров. Она попыталась еще что-то сказать, но Синистер прервал ее. — Довольно. Его рот снова накрыл ее губы, перехватывая дыхание, гася слова и всхлипы.Кристин была ошеломлена настолько, что почти не чувствовала страха. Ей казалось, что все это невсерьез, не с ней, не с ними. Стивен был так рассудителен в один момент, а уже в другой его глаза будто застилала пелена, делая глухим ко всем доводам. Он и раньше редко бывал сдержан в ссорах, когда его бесценное эго было задето, так они и расстались, разругавшись вдрызг и наговорив того, чего на самом деле никогда не думали. Но сейчас было что-то другое. Глаза Кристин расширились. Ну конечно! Мужчина, целующий ее, довольно заурчал, неторопливо и по-хозяйски целуя ее, пока его руки бессовестно лезли под юбку, с каждым движением все дальше забираясь под кружево белья. Кристин удалось откинуть голову чуть назад, достаточно, чтобы иметь возможность почти выкрикнуть: — Подожди! Стивен, ради бога, подожди! Что ты принял? Что еще тебе подсунули? У тебя остались образцы? Тебе нужно срочно в больницу, нужно очистить твое тело пока не поздно. Стрэндж невесело хохотнул.- О, едва ли ты найдешь специалистов изучить то, что я принял, дорогая. И едва ли кто-то теперь сможет очистить меня от этого полностью. Но я ценю твою заботу, Кристин, так что позволь и мне позаботиться о тебе. Из кармана появился припрятанный шейный платок, и Кристин непонимающе посмотрела а него, осознав, что Стивен задумал лишь когда один конец ткани несколько раз обвился вокруг ее запястья и схватился узлом. Ужас обрушился на нее, как внезапно сошедшая лавина, затапливая всю рассудительность, выдержку и знания о том, что ни в коем случае нельзя показывать человеку в таком состоянии ни страха, ни агрессии. Она и не знала, насколько боится быть связанной, обездвиженной и лишенной возможности сопротивляться хотя бы и своими скромными силами, пока такая опасность не вцепилась в ее запястье и не потянула к чертовой колонне. Одним отчаянным движением, вложив в него все свои силы, Кристин оттолкнула Стивена, расслабившегося от осознания своего физического превосходства и никак такого не ожидавшего, и ринулась к выходу. Она рванула ручку двери, распахнула ее и уже почти коснулась ногой пола по ту сторону квартиры, как ее руку внезапно дернуло назад, рывком оттаскивая от темного спасительного прямоугольника. Дверь захлопнулась, словно от сильного сквозняка. Стивен держал ее за другой конец платка, нарочито резко теперь наматывая его на свою ладонь, подтягивая ее ближе и ближе. Он весело усмехался, глядя на нее, будто ее выходка скорее позабавила его, чем разозлила, но вглубине его глаз плескалось нечто такое, чего она никогда не видела там прежде. Словно самое страшное отчаяние превращалось в самую животную жажду и обратно, стоило ему только моргнуть. Вскрикнув, Кристин содрала с руки платок, его подарок, и снова кинулась к двери. Она дергала ручку и так, и этак, пыталась выцарапать застрявшую дверь из ее рамы ногтями, но та не поддавалась. Слыша, как он неторопливо приближается, она забарабанила в дверь ладонями, а когда попыталась позвать на помощь, он в один прыжок оказался рядом, закрывая ладонью. - Тебе не стоит этого делать, милая. Она попыталась оторвать его руку от себя, но он держал крепко. На так до конца не заживших после очередной операции шрамах местами выступили капли крови и сукровицы, но его это, казалось, нисколько не тревожило. В панике, не контролируя себя больше, она кричала в его ладонь, пыталась упираться каблуками в пол, но тот был слишком гладким и она лишь скользила по нему, приближаясь все ближе к тому месту, куда он тащил ее. — Сегодня все будет по-моему, Кристин, — сказал он ей на ухо, снова связывая запястье и прижимая ее к колонне. Машинально она отметила, что его руки совсем не дрожат, и что узел он завязал с прежней ловкостью. Это было невозможно, невероятно, она знала все, что и он сам о том, в каком состоянии были его бедные руки, однако, что бы Стивен не принял, это работало. Вот только взамен за руки он отдал свой разум. Он прижал ее к колонне своим телом, и очень четко сказал в самое ухо: — Вздумаешь закричать, и сильно об этом пожалеешь, Кристин, не заставляй меня причинять тебе лишней боли, поняла? Она, всхлипнув, кивнула. Стрэндж чуть убрал ладонь, перепачканную ее помадой, готовый в любой момент вернуть ее на место, и, чуть выждав, поднял ее руки над готовой, привязывая к колонне. От беспомощности девушка снова расплакалась, но на этот раз если мужчина и обратил на это свое внимание, то виду не подал. — Почему ты, Кристин? — спросил он спокойным голосом, будто снова читал лекции для студентов, считая, что попросту тратит на них свое время, а в этот момент его руки деловито раскрывали блузку на груди, избавляясь от остатков пуговиц, переживших первую атаку. Он казался отрешенным, будто и не прижимал ее к разгоряченному паху, толкаясь твердым членом. Словно пальпируя пациента, а не лаская, он коснулся ее груди, сдвинул лифчик вверх и завел руки ей за спину, легко отщелкнув застежку пальцами, которые еще с утра не были способны сами сбрить отросшую поросль на щеках и подбородке. — Почему это всегда ты, Кристин? Во всех мирах, в любой ситуации это вечные мы с тобой, кружащие друг возле друга, причиняющие боль, — ладони сжали ее грудь, не то лаская, не то сминая. Его дыхание стало чуть сбивчивей, но задумчивый тон никуда не делся. — Что ты со мной сделала? Он опустился к ее груди, захватывая ртом, лаская один сосок языком, а другой пальцами, покалывая жесткой щеткой усов, только на этот раз его ласки вызывали неприятные болезненные ощущения на слишком чувствительной коже. Руки Стрэнджа оказались сзади, задирая юбку, стягивая леггинсы. Ему пришлось опуститься вниз, чтобы выпутать ее ноги из них и из ботинок, но при этом он словно не мог оторвать сухих губ от ее тела, переместив поцелуи на мягкий подрагивающий живот. — Что в тебе такого, Кристин? — спросил он, поднимаясь и захватывая ее головку ладонями, — Я веками думал об этом, но так и не смог понять, что в тебе такого, что я готов пожертвовать своей душой, зная, что она теперь окажется среди прочих проклятых почерневших душ, пожертвовать мирами, всем, лишь бы снова увидеть тебя живой, почувствовать вкус твоей кожи, пусть даже это будет соленый вкус твоих слез на ней. Снова услышать твой голос, произносящий мое имя, даже если это будет крик или проклятие, — он сжал ее голову чуть сильнее. Сдерживаемая страсть в его голосе почти граничила с ненавистью, — Ты просто одна из триллионов других женщин, так почему это ты? И почему я не могу найти покоя, не могу забыть тебя или оставить? Кристин, напуганная его странными разговорами, ничего не ответила. Она пыталась сдержать всхлипы, потому что не была уверена, что они не спровоцируют его, и не сжимала больше губ, когда он снова припал к ним, жадно целуя. — Моя хорошая девочка, — довольно улыбнулся Стрэндж, обхватывая ее вместе с колонной и сильнее прижимаясь бедрами. Мягкие домашние штаны никоим образом не скрывали от нее его возбуждение. Синистер повел коленями, раздвигая ее ноги. Правая рука, соскользнув с бедер, привычно обхватила лобок, пальцы сдвинули складки кружевного белья, нарядного, совсем непохожего на ее обычное удобное белье. Он не ошибся: идя сегодня к нему, Кристин не исключала возможности того, что он это белье увидит, будет касаться его, проникать такими же движениями, пусть бы пальцы его при этом и тряслись. Все то же самое, только контекст несколько другой. Как никто другой Синистер знал как касаться ее, как играть на ее теле, будто оно было одним из его музыкальных инструментов. Его большой палец задвигался по кругу в нужном ритме, другой скользнул ниже, легко проникая внутрь. Он усмехнулся, почувствовав влагу ее тела, так предательски и привычно среагировавшего на знакомые пальцы, знакомые ласки, хотя ни малейшего возбуждения девушка не испытывала. Кристин дернулась, коротко и рвано вдохнув, но бежать от его тела, прижавшегося к ней, от толчков его пальцев внутри было некуда. Кружево белья мешало, и он стянул его. Его штаны и белье все еще разделяли их, и он сдвинул их с бедер, наконец прижимаясь кожей к коже. Синистер обхватил ее за ягодицы, приподнимая повыше, вынуждая обвить его ногами. Где-то внутри затрепыхался Стивен, но его сил надолго не хватило. Где-то внутри клокотал огонь темной магии, разливаясь по венам и побуждая впиться в беззащитную шею зубами, прикусывая кожу, грубо вторгнуться в нее, не обращая внимания на сопротивление, но Стрэндж волей пригасил его. Член упирался во вход в ее тело, чувствуя знакомый жар, знакомую влагу, почти сакральный момент, который всегда вызывал трепет в душе. — Посмотри на меня, Кристин, — тихо попросил он, ласково проводя ладонью по ее щеке, убирая с нее волосы, — посмотри на меня, родная. Она подняла на него заплаканные глаза, загипнотизировано наблюдая, как приближаются его губы, чтобы поцеловать веки, уголки глаз, переносицу. Все ураганы словно выветрились из его взгляда, и теперь он был полон лишь какой-то застарелой боли и избитой надежды. — Ты одна всегда видела меня по-настоящему, понимала меня… Посмотри же на меня сейчас, Кристин, увидь меня, пойми. — Стивен… тебе нужно… — Ни слова о врачах. Просто будь со мной сейчас. Не отворачивайся от меня, Кристин, прошу тебя, не отвергай меня. Она едва заметно кивнула, всхлипнув. — Я всегда на твоей стороне, Стивен, только не… — Не надо, Кристин. — Стрэндж вжался в нее, поджимая бедра, медленно проталкиваясь внутрь, глядя ей в глаза и перехватывая ее стон. Синистер знал эту женщину так, как не мог знать ни один из его вариантов. Узнавал жар ее тела, хотя ни разу до этого не касался Кристин этого мира так, как сейчас. Он ожидал, что стоит ему толкнутся вот так, чуть резче, чуть сильнее, и глаза Кристин против воли прикроются, а на лбу между бровями появится маленькая трогательная морщинка и не обманулся в ожиданиях. Заполучив ее, он едва сдерживался, чтобы не отдаться желаниям тела, горящего, кричащего о том, чтобы отбросить весь контроль, отдаться хищной тяге терзать свою жертву, быстро и резко вколачиваясь в нее, выбивая стоны, ласкающие слух. Все его нутро сводило от этих картин, всплывающих в сознании, соблазняющих урвать свою долю наслаждения здесь, а затем кинуть ее на диван, на стол, прижаться сзади и иметь, пока в нем не останется ни капли желания и сил. Он мог бы это сделать. Ничто и никто не помешал бы ему. Кроме него самого. Ненадолго остановившись и прикрыв глаза, он сосредоточился на том, чтобы поставить плотину между собой и распоясавшейся тьмой Даркхолда, загнать ее в глубины сознания, как делал уже не раз, желая быть тем, кто использует магию, но не является сам ее безвольным инструментом. Синистер чувствовал, как отступает от него темнота, недовольная, голодная, не желающая выпускать свою добычу и как она затаивается неподалеку, выжидая. Как и всегда. Стрэндж отогнал видение о своих пальцах на выступах ее бедер, жестко дергающих девушку на себя и склонил голову, нежно целуя. Его язык теперь лишь слегка проводил по ее губам, ожидая приглашения, ладони гладили лицо и волосы, пальцы вытирали остатки слез. Войдя в нее до самого конца, он замер. — Почему я так сильно люблю тебя, Кристин? Никогда не перестаю любить, чтобы не говорил тебе, как бы ни убеждал себя. Почему я вечно причиняю тебе одну только боль, снова и снова, хотя единственное мое желание — оградить тебя от всех бед этого мира, от всего, что может навредить тебе. Почему я, так сильно любящий тебя, вечно являюсь для тебя худшей угрозой? — прошептал он ей в губы и боль в его голосе, в его глазах была тем, что заставило ее потрясенно всмотреться с него, потянуться к нему, к его губам, целуя, как прежде. Стрэндж судорожно вдохнул, охнув, и осторожно целуя ее в ответ, сдерживаясь, чтобы не спугнуть своей страстью. Он прижал ее чуть сильнее к колонне, но на этот раз лишь для того, чтобы удержать ее на весу, пока его пальцы нетерпеливо дергали за узлы платка, высвобождая руки Кристин. Платок был отброшен подальше и Синистер с сожалением посмотрел на красные полоски, обвившие ее запястья. Он прижал каждое из них к своим губам, целуя и укачивая у своих губ. Глаза, посмотревшие на нее из-под спутанных всклокоченных прядей, были полны раскаяния. — Прости меня, родная, прости за все. Я… я не знаю… я… Руки Кристин обхватили его плечи, притягивая к себе, маленькая онемевшая ладонь попыталась убрать его волосы с глаз, провела по щеке и заросшему подбородку. — Ох, Стивен, что же ты с собой натворил, — ее взгляд был полон такого участия и боли за него, что его глаза против воли защипало. Он зажмурился, загоняя слезы обратно и шмыгнул носом. — Ты и не представляешь, Кристин, — грустно усмехнулся он, чуть качнув головой и прижимаясь лбом к ее лбу, — Но как же мне не хватало тебя все это время. — Все будет хорошо, теперь все будет хорошо, милый, — зашептала она, пытаясь укутать своей заботой, отогнать все, что тревожило его. Кристин снова потянулась к нему, легко целуя виски и брови, прижимаясь к нему, гладя шею, и Стрэндж расценил это как позволение. Его бедра медленно двинулись, вращаясь то по кругу, то выписывая знак бесконечности. И ему не пришлось долго ждать, прежде чем он получил первый стон наслаждения от любимой женщины, пробежавший вдоль его позвоночника, как электрический ток. Синистер не без основания гордился своей выдержкой, но у всего есть свои пределы. С ответным стоном он вжался в нее и задвигался быстрее, позволяя удовольствию затапливать тело, поднимаясь жаром до самых верхушек покрасневших ушей. Сквозь полуприкрытые веки он наблюдал, как затуманиваются ее глаза, как раскрывается рот, резко впуская воздух, чтобы вернуть его через мгновение сладким стоном. Он почувствовал, что скоро не сможет бороться с тем, чтобы немедленно кончить. Был ли это голод тела, принадлежащего этому миру, или его собственный, но сдаваться так быстро он не собирался. Стрэндж обхватил Кристин под бедра, двигавшиеся в едином ритме с его собственными, и понес к кожаному дивану рядом, изо всех сил стараясь обойти чертов стеклянный столик и не дать чертовым мягким штанам сползти ниже и запутаться в ногах. О, этот диван хорошо помнил все то, что они на нем когда-либо вытворяли, и недовольно заворчал под весом их тел. Мужчина подмял ее под себя, задрав юбку на талию и Кристин тут же обвила его ногами и руками, прижимая к себе и давя ладонями на задницу, требуя от него более резких и быстрых движений. Его бедра закачались, найдя так нужный ей ритм, и просторная комната наполнилась их стонами, тяжелым дыханием, обрывками нежных слов и просьб, влажными звуками, с которыми его член входил в нее и шлепками от соприкосновений их тел. Стрэндж смотрел как любимое лицо расслабляется, а взгляд Кристин, погрузившийся в окутывающее ее наслаждение, становится все более расфокусированным. На какие-то мгновения она замерла, откинув голову назад, а затем выгнулась, заполошно вскрикивая и беспорядочно гладя его лицо, шею, спину, руки. Зная, в чем она сейчас так отчаянно нуждается, Стрэндж почти придавил ее весом своего тела, его бедра заходили ходуном, сильно и быстро вколачивая член на всю длину, пока его собственный оргазм не заполонил его с головой, заставляя вжиматься в нее настолько глубоко, насколько это возможно, выхватывая у нее напоследок протяжные стоны и сплетая их с собственными, в то время как сперма горячим всплеском переходила из его члена внутрь нее. Долгое время они провели лежа в прежних тесных объятиях, целуя друг друга словно после долгой разлуки, наслаждаясь полнотой соприкосновения тел и жаром, разливающимся по ним от того места, где двое соединялись в одно. Ее ноги стали подрагивать мелкой дрожью и Стрэндж медленно и осторожно, стараясь не выскользнуть из нее, перекатился на спину, давая ей улечься на него сверху, уютно уложив растрепанную головку на плече. Он не прекращал гладить ее и целовать в пахнущие знакомым шампунем и духами волосы. Повозившись, он вытащил из-под себя полы халата и как мог укрыл ими, вызвав у нее счастливую улыбку. — Я почти забыла, каким заботливым ты бываешь… после. Дождь за окном еще не кончился, но теперь сквозь тучи, окутавшие небо, пробивались последние дневные лучи Солнца. Оба лежали, нежась в объятиях друг друга, согреваясь в тепле тел и боясь заговорить, чтобы случайно не нарушить внезапное счастье, как-либо упоминув о безобразной ссоре и насилии. Но Синистер чувствовал, что внутри него, в той части сознания, где он оставил Стивена, что-то происходило. Что-то крайне нехорошее, требующее его немедленного присутствия и вмешательства. Он принял сонный и расслабленный вид, обняв Кристин поудобнее, и провалился в пропасть своей души. Первое же, что он увидел, не имело право существовать и происходить. Кокон, в который он заплел Стивена, поменял окрас на черный с багровыми всполохами, бегущими по его нитям. Голова пленника была опущена так, что лица было не разобрать, но черные полосы, оторвавшиеся от кокона и теперь медленно покачивающиеся за его спиной, как водоросли в морской воде, не понравились Стрэнджу до крайности. Стивен точно был жив, он чувствовал это, но тот никак не среагировал на появление захватчика, что хорошим признаком быть не могло. Синистер шагнул к нему и почувствовал, как что-то теплое и тягучее, как смола, обволакивает низ его сапог, пытаясь закрутиться у щиколоток. — Прекрати это, Стивен. Ты зашел слишком далеко и это не на пользу прежде всего самому тебе. Изнутри черноты, кутавшей пленника, раздался хриплый лающий смех. — Значит теперь ты печешься о моей пользе, Синистер? — он поднял лицо и Стрэндж нахмурился, увидев перемену. Центр лба, куда он прикоснулся напоследок, заражая темной магией, почернел, чернота эта тонкими паутинками разбегалась по лицу, бежала к уголкам глаз и, что хуже всего, целиком заполняла глаза, делая его похожим не то на не до конца превратившегося в человека ворона, не то на какую-то нежить. Он так и не смог выбраться из ловушки, зато теперь ее части словно подчинялись его воле. А может, и наоборот, западня Даркхолда переварила его душу и теперь управляла оставшейся оболочкой. Стрэндж быстро огляделся кругом, заметив, как преобразилось место, где Стивен предпочел себя вообразить. Теперь оно больше походило на сцену в аду, чем на что-либо еще. И в этом была именно его, Стрэнджа вина. Кто, как не он, должен был предусмотреть, что тьма Даркхолда, которую он так привычно и небрежно, будто бродячую собаку, отогнал от себя, на этот раз найдет в его душе новую жертву, раненную и беспомощную. Жертву, которую он сам подготовил и будто собственными руками положил на алтарь черной книги.