Игра

Я долго раздумывал, к кому домой везти Антона: к себе или к нему. С одной стороны, до меня ехать ближе. А с другой – Антону ведь прописали «постельный режим», и как долго он будет у меня отлеживаться? Судя по тому, что я читал о сотрясении мозга, лучше после этого не вставать пару дней, еще лучше – неделю. Вот только лежать тихо Антон не умеет. И не любит. Поэтому достанет меня по полной уже через сутки, а выгонять его, болезного, я не решусь – совесть потом заест… Короче, я подумал-подумал и направился к нему. Антона эта новость не то, чтобы огорчила… скорее, насторожила. Он вздохнул, глянул на меня как-то виновато, прищурив один глаз, и робко намекнул, что было бы неплохо отвезти его в другое место, хоть бы и в гостиницу… Но только не домой. – А дома у тебя что? – хмыкнул я. – Содом и Гоморра? – Ну… типа того. Теперь мне стало уже любопытно. По простоте душевной я надеялся, что Антону будет спокойнее в привычной обстановке, да и есть, во что переодеться, и компьютер под рукой… С моего-то он играть не сможет! У всех членов Гильдии свой пароль, и доступ открывается только с ПК. До этого Антон пользовался коммуникатором, как большинство из нас, но это чудо техники разбили в драке. Так что теперь ему оставалось только сообщить в Гильдию о переводе заявок на другой компьютер, домашний, и играть на нем – пока не купит себе новый коммуникатор или смартфон как у Михи. Другими словами, я не думал, что он откажется ехать домой. Что будет проситься ко мне – да, думал. Но в гостиницу?.. Это ж как надо захламить свою квартиру, если готов пожертвовать Играми, только бы не возвращаться туда? Я остановился у подъезда. Невольно посмотрел вверх, на знакомые окна. Вроде все нормально, и следов пожара не видать, и стекла все целые… Интересно, что же там внутри? Я помог Антону вылезти из машины, пикнул сигнализацией и медленно повел к двери. На второй этаж мы поднимались на лифте, поскольку я наотрез отказался тащить его по ступенькам. Потом он порылся в карманах, достал ключи – и мы вошли, наконец, в квартиру. Я восхищенно присвистнул: – М-да-а... Круто! Видел подобное в одном фильме, не помню, как называется… то ли «Катастрофа», то ли «Зомбилэнд»… Тут и в самом деле творилось что-то невообразимое. Я посмотрел на пол – и решил, что разуваться не стоит. Мало приятного наступить на перевернутую пепельницу, или на осколки разбитого зеркала, или вот на ту загадочную субстанцию в центре кухни, наводящую на мысли о Чужих… Кстати, что это такое вообще?.. Я пригляделся. Оказалось, это пельмени, которые некогда были заморожены, а теперь оттаяли. Видимо, Антон собирался их сварить, но потом психанул, дернулся – и просто смахнул под ноги. Вы когда-нибудь видели, что происходит с пельменями в теплой квартире, если они лежат там несколько дней?.. Не видели? Вам повезло. – Слушай, – я повернулся к нему и удивленно поднял брови, – да ты и впрямь на части разваливаешься! Устроил тут… Антон пожал плечами: – Да, последние три недели как-то… не задались. Я вздохнул и пошел в спальню – разгребать мусор с кровати и стелить чистое белье. Он приковылял следом через пару минут, держась за стены и прихрамывая на обе ноги. Виновато оглядел свой бардак. Поморщился: – Может, ну его к черту, а? Поехали и правда в гостиницу… – Нет уж, только этого не хватало! У меня есть идея получше. Я достал телефон, кинул сообщения Стасу и еще двоим игрокам, которые мне продули в последние сутки, и велел прийти по этому адресу. Получил от всех подтверждение – и кивнул: – Ну вот. Зачем нужны пешки, если они не помогут с уборкой в трудную минуту? Мы с ними тут быстро управимся. А ты давай, ложись. Антон хмуро плюхнулся на кровать. Стянул ботинки, заполз под одеяло и уже оттуда прокомментировал: – Мать Тереза… На кой я тебе вообще сдался? – Еще не сдался. Вот сумею тебя победить, тогда и сдаваться будешь. А пока – лечись. Кстати, тебе какие препараты давали в больнице? Он задумался. – Таблетки какие-то. И укол сделали. Вчера. Я кивнул – и пошел собирать ему коктейль из обезболивающего и успокоительного. На самом деле, мне и так было прекрасно известно, что ему давали. Еще утром выяснил. А потом весь день бегал по разным местам: сначала в платную клинику, чтобы услышать мнение других врачей, потом по аптекам – за лекарствами, потом к одному знакомому хирургу – чтобы глянул рентгеновский снимок черепа и подтвердил диагноз… А в Третью городскую поехал только вечером, осведомленный по всем вопросам о здоровье Антона куда лучше него самого. Да, знаю, я параноик. Но вот не доверяю я бесплатной медицине! У них там два вида пациентов: здоровые и безнадежные. Если здоров – иди домой, а если безнадежен – «мы ничем помочь не можем»… Вот и Антона они выписали на второй день, даже не пролечив, как следует. Он говорит: «все в порядке, сам справлюсь». Но я-то знаю, как он «справляется»! Приползет домой, сожрет пачку анальгина – и сядет играть. Вот и все лечение. Антон увидел у меня таблетки и шприц и недовольно сощурил глаза: – Что это? Я фыркнул: – Как что? Цикута и мышьяк. Хочу посмотреть, что быстрее подействует. – А серьезно? – А серьезно – ты свои рецепты хоть видел вообще? Тебе там вагон всего прописали! – Ну и?.. Ты ведь не собираешься теперь в меня иголками тыкать? – Собираюсь, – хмыкнул я. – Или ты боишься? – Нет. Просто не хочу. – Ладно, – я развел руками и положил шприц на тумбочку. – Не хочешь – не надо. Могу просто уйти… Антон испуганно глянул на меня. Взял таблетки. Подумал немного и все-таки повернулся набок, чуть приспустив штаны. Заявил: – Вот же с-садист… Ну давай, коли. Раз так неймется… Я сделал ему укол и снова укрыл одеялом. Сел рядом, положил руку на плечо: – Выспишься – будет легче. – Что хоть это было-то? А, впрочем, неважно… Ты мне лучше скажи – где ты так научился уколы ставить? Я и не почувствовал… – Было – снотворное. А научился… в одной клинике, сегодня утром. Говорят, у меня рука легкая. Я на одной своей пешке тренировался, он мазохист, сам вызвался… Но ему не понравилось. Не больно, говорит, совсем. Никакого кайфа. Антон хмыкнул и долго, внимательно изучал мое лицо. Потом заявил: – Ты меня удивляешь, Сашка. Мы ведь даже не друзья, чего ты со мной носишься, как курица с яйцом? – Условный рефлекс. Что, забыл? – Какой, к черту, рефлекс? Нет у тебя никаких «рефлексов»! И Стокгольмского синдрома тоже нет, зато упрямства хоть отбавляй! Сказал бы что-нибудь новенькое… Что записался в секту и теперь помогаешь страждущим, или что продул кому-то, и тебя отправили в больницу волонтером… Или что ты меня любишь. Ну, смеха ради… – Да это и так понятно. Зачем говорить? Антон замер и уставился на меня круглыми глазами: – Чего?.. – Да брось! – фыркнул я. – Как будто для тебя это новость. Я ведь поэтому и ушел – достало быть твоей Мышкой. – Ты не Мышка. Сам ведь знаешь. – Ага, но вот что забавно: пока я не бросил тебе вызов, ты и говорить со мной не хотел. – Саш, – он поморщился, как от боли, и быстро замотал головой. – Сашка, ну зачем ты так, а? Я улыбнулся и встал с кровати: – Да все нормально. Я никуда не денусь. Теперь уже – точно никуда не денусь. Пойду вот лучше, устрою генеральную уборку в твоем бомжатнике. А то здесь, по-моему, новая форма жизни скоро заведется. Антон поймал меня за руку: – Нет, погоди. Ты можешь… ну, посидеть со мной чуть-чуть? Пока не усну… – А надо? – спросил я. Но все же согласился: – Ладно. Пока мои пешки не приехали – посижу. Однако, просто «посидеть» с ним не получилось. Его начало трясти, то ли от нервов, то ли от недавних ранений, и я, подумав, забрался на постель с ногами. Обнял его и прижал к себе. Вздохнул: – Ну ты и кадр… Все, успокойся уже. Сейчас лекарство подействует. Антон уткнулся в мою рубашку и как-то тихо, придавлено сказал: – Я ведь и правда по тебе скучал, Сань. Вот не поверишь… до маразма. Иногда прихожу на работу – и сразу топаю в твой отдел, а потом на полдороги останавливаюсь и вспоминаю: тебя ведь там уже нет. Или покупаю две чашки кофе – а потом одну выбрасываю, потому что тебе купил. По привычке… Или звоню. А потом скидываю, до того, как соединение установят… – Пару раз не успел, – хмыкнул я. Действительно, пропущенных вызовов от Антона у меня на сотовом было штук двадцать. Он тоже улыбнулся: мол, да, каюсь, было дело… И вдруг сполз на подушку. Я испуганно повернулся, решив, что он потерял сознание или ему плохо, но нет – он просто засыпал. Видимо, мой укольчик, наконец, подействовал. Да и покалеченный организм давал о себе знать. – Сашка? – тихо позвал он. – М-мм? – Ты ведь завтра не уйдешь, да? – Не уйду, – пообещал я. – Спи. – Нет, я хотел сказать… ты прости меня, ладно? Не представляешь, как скучно, когда тебя нет. У меня едва крыша не поехала… – его голос замедлился, слова превратились в неразборчивое бормотание. – Ты только, пожалуйста, не бросай меня больше, а? Я понимаю, тебе такой не нужен… Да и кому нужен?.. Но я все сделаю, все что угодно, правда… Я не буду высовываться. Ты только больше не бросай меня… Не бросай… Я склонился над ним и увидел, что он спит. Люди с сотрясением вообще быстро засыпают, а если им вкатить лошадиную дозу снотворного – и подавно отключатся за минуты. Да ведь он еще и раненый… Когда полгода назад в Гильдию вошел парень с удивительно спокойным взглядом и одним-единственным желанием – участвовать в Игре, я и подумать не мог, что все так обернется. Что сейчас ему будет так плохо. Что я буду так дорожить им… Игра – это шутка Великого Пересмешника. По легенде, он придумал ее спьяну, нанюхавшись каких-то благовоний и пребывая в циничном настроении. Ему захотелось узнать, как выглядят Ментальные лабиринты – и он сплел их из дыма и кривых зеркал. В этих лабиринтах не было ни тайн, ни сокровищ, ни смысла. Там вообще ничего не было! И любой, кто собирался туда войти, знал об этом, но все равно шел. Поскольку реальность была ему скучна, а разум требовал не ответов, а вопросов. Там, в этих лабиринтах, и заплутал Гроссмейстер – давний противник Великого Пересмешника. Стремясь одолеть его, он все дальше и дальше углублялся в паутину ходов, и не мог признать, что выхода оттуда не существует. Что эти задачки нельзя решить все, а можно только отказаться их решать – и тогда лабиринт вытолкнет тебя наружу сам собой… Я вздохнул и погладил Антона по голове. От его волос до сих пор пахло кровью и медицинским спиртом. Он крепко спал, вцепившись в мою рубашку онемевшими пальцами и спрятав лицо на моей груди. Подумать только, что с ним творилось за эти недели – жуть берет! Да и сейчас он едва не помер, вот треснули бы по голове чуть сильней – и все. Может, это не любовь. Может, ему просто скучно до безумия. Какая разница? Мы оба затеряны в лабиринте Великого Пересмешника, и оба глядим в кривые зеркала, думая, что видим все как есть. Только мне уже надоело туда смотреть. Этот парень, что вцепился в мою рубашку – он важнее любых лабиринтов и любых зеркал. И я вытащу его оттуда. Даже если он не захочет уходить. Я готов стать ему кем угодно: хоть жертвой, хоть другом, да хоть его подстилкой, как бы мерзко это ни звучало! В конце концов, если ты кого-то любишь – можно и потерпеть… …А ведь за последние полгода я даже ни разу не задумался о нормальных отношениях. Довольствовался Играми и потихоньку спускал пары в одиночестве, представляя рядом с собой не кого-нибудь, а именно Антона. С его ироничной улыбкой, холодным взглядом, голосом, от которого бросает в дрожь… Порой даже с ремнем в руке… Я покачал головой. М-да. Видимо, он как-то незаметно умудрился сделать из меня пидораса. Притом пидораса-мазохиста. Что, в общем, не так плохо, учитывая, что сам он явно имеет садистские наклонности, а я собираюсь остаться с ним... В дверь позвонили. Я тут же испуганно посмотрел на Антона, но он спал крепко и не проснулся от звонка. Тогда я осторожно отцепил его руки, заново укрыл его одеялом – и побежал открывать. – Александр Семенович! – тут же бросился ко мне Стас. – Что-то случилось? Я подумал над его вопросом, усмехнулся и ткнул большим пальцем себе за спину: – Да вот, у человека катастрофа случилась. Три недели не убирал в квартире. Еще немного – и сюда будут ходить Сталкеры в поисках хабара, честное слово. А район вообще придется стеной ограждать. Пока эта дрянь не расползлась дальше и не начала таскать ни в чем не повинных людей в свою мрачную обитель. Стас непонимающе моргнул. Потом заглянул в квартиру – и выругался: – Ух ты ж, ё-мое… Ну и срач! – А я тебе о чем говорю? Считай меня слабаком, но сам я эти Авгиевы конюшни точно не разгребу. Вот и позвал на помощь. Ты как? Не против? – Время ваше, – кивнул Стас. – Что хотите – то и сделаю… Только это же ведь ЕГО квартира, да? Антона… – Антон спит, – сказал я. И добавил, заметив, что Стас уже открыл рот для следующего вопроса: – Он ранен, только сегодня из больницы выписали. Я ему вколол седативное, но все-таки постарайся не шуметь, ладно? Пусть отдохнет. Прикинь, этот дебил чуть себя не угробил… – И вам пришлось вернуться? – понял Стас. – В общем, да. – Ну и хорошо, – вдруг заявил он. – А то вы без него тоже, знаете… не особо справлялись. – В каком смысле? – Ну… Глаза у вас были… какие-то потухшие. Я сначала думал, вы болеете, а потом понял: это из-за того, что вы перестали с ним играть. Вы ведь очень за него беспокоитесь, да? Я улыбнулся и тронул его за плечо: – Знаешь, Стас, ты у меня умница. Пойдем. Поможешь разгрести эту помойку, пока ее хозяин не проснулся и не начал «помогать»… Вскоре явились остальные пешки, и все вместе мы за пару часов навели порядок в Антоновой «обители зла», превратив ее в более-менее пригодное место для проживания. Вынесли мешок мусора, отодрали намертво присохшие к линолеуму древние пельмени, даже отмыли окна… И я с удивлением вспомнил, что здесь когда-то была уютная квартира. Потом Стас вызвался что-нибудь приготовить. «На всякий случай, не сидеть же вам голодными…» Я открыл холодильник – и увидел, что там повесилась мышь. В контейнере для яиц хранились всяческие лекарства, а на полке стояла одинокая бутылка водки. – Как он тут живет? – поразился другой парень, заканчивая отмывать на кухне стол. – Я из продуктов нашел только кофе! Я подумал немного, дал Стасу денег – и отправил его в магазин. Он вернулся полчаса спустя, нагруженный пакетами по самые уши, забил холодильник и принялся с энтузиазмом что-то варить, жарить и парить. На мой вопрос «зачем столько?», он лишь пожал плечами. И ответил, что Антон все-таки вряд ли сам этим озаботится, а разогреть готовый обед – проще простого. Микроволновка-то есть… – Вам же спокойнее будет, – добавил он. И я не нашел, что возразить. Только рассеянно поинтересовался: – Слушай, а где ты научился готовить вообще? – Так у меня отец – повар в ресторане! А мать в столовой работала. Семейная, можно сказать, традиция. – Повезло мне с тобой. – Да, – спокойно кивнул Стас. И вновь повернулся к плите. Я потрепал его по волосам – и вдруг отчетливо понял, кто он. Не «протеже», как это принято называть в Гильдии. Не соперник, не друг и не младший брат… Он мой «якорь». Ариаднова нить, которая может вывести меня из любого лабиринта. Закончив с уборкой, я отпустил пешек и отправился курить на балкон. Из кухни меня Стас торжественно выгнал – типа, я ему там мешаю сосредоточиться. Я взял сигареты, накинул на плечи куртку и вышел. На улице было холодно. Над городом висела круглая луна, ветер качал деревья, в домах напротив мало-помалу гасли последние окна. Холодно, темно, тихо… Не знаю, почему, но я посмотрел на это – и вдруг ощутил невыносимую усталость. Странное ощущение. Будто я только что вернулся с войны, огляделся – а люди вокруг живут, как жили. Играют в свои маленькие забавные игры, копошатся на клеточках всемирной шахматной доски… и думать не думают о том, что рядом с ними кипела битва. У них тут и не было никакой угрозы. Не было противников, не было сражений... Да и войны тоже не было. И вот я стою, смотрю на них и пытаюсь понять – с кем же я тогда воевал? И ради чего? Ощущение пустоты сделалось таким пронзительным, что на минуту я перестал дышать. Потом замотал головой и торопливо вытащил сотовый. В Гильдии всегда советуют: если вас начинает швырять по экзистенциальным тупикам – поговорите с кем-нибудь. С кем угодно. Но лучше с тем, кто поймет. Я набрал Миху. – Привет, Сашка, – сразу же откликнулся он. – Чего не спишь? – А ты чего? – Играю! В такую ночь – самое лучшее занятие… Для человека без личной жизни. – И с кем на этот раз? – А помнишь Ирку? Ну, ту девушку, которая заставила Антона петь у подъезда? Вот с ней. У нас тема Астрономии. Глядим на звезды, ищем Сириус, романтика… – Сириус? Это ведь… двойная звезда? – припомнил я. – То есть, две комбинации в одной? – Вот именно! – весело сказал Миха. – Где-то там, на небе, в созвездии Большого Пса… – И чей это Сириус, твой или ее? – Мой, конечно! А ты думал? – Знаешь, все давно в курсе, как ты любишь красивые ребусы, – сказал я. – Придумай что-нибудь откровенно уродское – тогда точно выйдешь победителем. Миха засмеялся в трубку, и я подумал, что смех у него такой искренний, звонкий, как у детей. Мало кто умеет так смеяться. Особенно, если умирает. Мне хотелось спросить, сколько ему осталось, но я не решился. Да и зачем портить настроение? Пусть радуется, пока может. – Ты зачем звонишь, Сань? – спросил он. – Удивил я тебя сегодня, да? – Удивил – не то слово. Нокаутировал. Это ближе к истине. – Ну извини, – беспечно отозвался он, – просто я так обрадовался, когда тебя увидел, что решил познакомиться. Ты как? Не сильно расстроился? – Я?? – Ну, я-то давно знаю, что у меня рак! Я подумал и признался: – Сильно. – Круто! – воскликнул он, и тут же осекся: – Э-э-э… То есть, я не хотел тебя расстраивать, конечно… Просто, знаешь – приятно, когда за тебя волнуется кто-то важный. – А я важный? – Еще какой! Я давно уже тебя заметил. Хотел даже обменять время Антона на твое, когда он собрал в один вечер пять пешек и позвал их вместе с тобой – думал, он что-то плохое замыслил. Только он отказался обменивать. – То есть, ты хотел меня... спасти, что ли? – изумился я. – Ага. Типа того. Да ты спрашивай, если тебе что-то интересно, Сань! Я отвечу. Хотя меня все одно и то же спрашивают: чем болею, сколько мне осталось, надо ли помочь… Так вот: у меня синдром Панкоста с метастазами. Неоперабельный. Это… верхушки легких с прорастанием в подключичную артерию. Полтора месяца – максимум. Семьи нет, с друзьями тоже напряг. Я их всех ликвидировал, потому что задолбали своими фруктами и воздушными шариками с надписью «Поправляйся!». Но мне нескучно и не одиноко. И помощь не нужна. Я ведь играю! Я нахмурился и все-таки спросил: – А тебе обязательно все время сидеть в больнице? – Ну… Нет, в общем-то. – Тогда, может, сыграем «на местности»? Все равно я уже знаю, как ты выглядишь. Терять нечего! – Правда? – не поверил он. – Правда. И вот этот твой Сириус… он откровенно тухлый, ты уж прости. Ирка его минусанет буквально на следующем ходе, и потеряешь сразу две комбинации. Хоть бы разделил их, что ли… И то меньше ущерб. Миха задумался ненадолго и все-таки согласился: – А ведь точно… Спасибо, Саш! Подумаю… – Вот и ладно, – я выбросил окурок в темноту. – Но ты, если что – сразу звони, понял? В любое время. Я приеду. – Спасибо, – еще раз повторил Миха. – Да было бы, за что… – Есть за что, – уверенно сказал он. И отключил связь. Я еще немного постоял, глядя, как облачная дымка закрывает луну, а верхушки деревьев, освещенные фонарями, качаются на фоне черного неба. Потом повернулся – и пошел назад в комнату. Стас все еще возился на кухне. Я приоткрыл дверь, но он тут же замахал на меня руками: – Идите спать, Александр Семенович, не мешайте! – У тебя время закончилось, – напомнил я. – Ну и что? Вы идите, идите… Потом пораньше меня отпустите. Я посмотрел на него и решил, что самым разумным в этой ситуации будет капитулировать. – Дверь потом захлопнешь, ладно? – Да-да… – Стас уже опять повернулся к плите. Я только махнул рукой и поплелся спать. Почему-то мне даже в голову не пришло улечься на диване. Я разделся, отпихнул неподвижную тушку Антона к дальнему краю кровати и устроился у него под боком. Обнял, зарылся лицом в его волосы… И с некоторым удивлением понял, что возбуждаюсь. Просто от его запаха. От его тепла, знакомых очертаний тела, биения пульса… Видимо, я и сам по нему соскучился. ...Из зеркала в ванной комнате выглянуло ехидное лицо Великого Пересмешника. Посмотрело на нас, двух людишек, играющих в Игры, хихикнуло – и спряталось вновь.