Перемены

От лица Ш.Х.       Я не спал всю ночь, приводя ее то за чтением газет, то за перечитывание Гете, за написанием пары новых статеек, тихим пиликанием на скрипке, за чтением на итальянском, немецком, латинском и русском языках, наблюдениями за ночным городом, наслаждением тишиной и покоем. После всего этого я уже не знал чем занять себя. Тогда решил понаблюдать за собой… нет, за своим телом: ноги были все такие же длинные, как и прежде, тонкие и угловатые; руки оставались такими же сильными, крепкими, ловкими, подвижными; корпус был также подвижным, пластичным; голова была в порядке и хорошо соображала. Я снова бросил взгляд на руки и только сейчас обнаружил то, что вены от локтя до кончиков пальцев очень сильно выступают, как это обычно бывает у худых щиплых пожилых джентльменов, которые не занимались спортом. В прочем, я уснул уже в половину шестого, когда уже солнце начало играть своими яркими лучами в моем окне. Спать долго не было суждено. Это даже нельзя назвать сном. То была дремота, которая продлилась до шести часов ровно. Тогда я направился в кухню, где забыл несколько своих колб с водой для проведения опыта. Я глубоко вздохнул и принялся за свои химические реактивы. И это скоро мне наскучило. Достав тяжелую боксерскую грушу и замотав руки (как это делали в древности), начал испытывать свою силу. Хотя бы бокс меня увлек на некоторые время. Это спасло меня.       Пробило семь. Приняв прохладный освежающий душ, спустился в гостиную, затопил камин. Миссис Хадсон предложила мне завтрак, от которого я отказался, но ни как не от чашки крепкого горячего кофе.       Десять утра. Время тянулось беспощадно, будто его целью было убить меня скукой. На улице до сих пор не было ни одного человека. Я не мог применить свой дедуктивный метод. Новых газет еще было. Скука! Смертельная скука.       Четверть одиннадцатого. Наконец мой друг поднялся. Он был свежим, выспавшийся, в хорошем настроении и в полном здравии. — Доброе утро, Ватсон, — произнес я, заметив ленивую сонную улыбку моего друга. — А-а-ах, Холмс, доброе! — зевнул он и сладко потянулся. — Как Вы спали сегодня? — Хорошо, — солгал я, воспользовавшись состоянием Ватсона. От лица Д.В. — А-а-ах, Холмс, доброе! — зевнул я и потянулся. На свой вопрос я получил теплое утвердительное «хорошо» и больше ничего, но мой друг явно что-то скрывал от меня.       Позавтракал я сытно. — А Вы что ели на завтрак? — я решил развеять свои сомнения. — Овсянку, тост с маслом и кофе, — ответил Холмс и снова замолчал.       В комнату вошла миссис Хадсон, подала моему другу чашку и газеты «The Times» и «The Daily Telegraph». Холмс сделал глоток напитка и уткнулся в «The Times». При ее прочтении он сильно побледнел, чем заставил меня переживать за него, но позже все обошлось. Однако от меня было невозможно скрыть то, что мой друг был весьма печален. Тому свидетельствовал его тяжелый вздох и резко опущенная вниз рука с газетой. Скоро бумага упала на пол. Судьба «The Daily Telegraph» была такой же. Холмс оперся локтями на колени и спрятал лицо в ладонях. Так он просидел несколько секунд, потом стремительно бросился к окну. Но и вид из окна разочаровал его. Тогда мой друг поплелся к себе в спальню. Через некоторое время я услышал характерные звуки для его опытов, а потом крики на иностранном языке: «Mist! Verdammt!»¹. Я молниеносно оказался у дверей в его спальню и постучал. — Nein!² — прокричал он. — Verdammt noch mal!³ — снова гневно произнес Холмс.       Я остался у дверей. Через несколько минут дверь рывком распахнулась, и из комнаты вылетел раздраженный сыщик.