Один лишь человек счастливым быть не может Нас вечно что-нибудь снедает, мучит, гложет Пьер де Ронсар
Чистого голубого неба мягко касались редкие кучевые облака, похожие на пушистые цветки хлопчатника. Прохладный ветер гулял по городу-крепости, меж домов и сторожевых башен, и развеивал знамёна и флаги. Колокол уже отбил своё, ровно двенадцать раз, возвещая об окончании службы, и в церкви не было никого, кроме двух человек, разделявших одну большую неловкость на двоих. Непонимающие хмурясь, Зосиель настороженно осматривался в ожидании подвоха. Он явно ждал чего угодно, но только не того, что братец Вольжиф во время завтрака подбросит ему не особо грамотно написанную записку с приглашением встретиться в церкви. С пометкой «секретно». Но озвучивать свои возможные подозрения не стал. — Зачем мы здесь? — Исповедоваться хочу, — буркнул тифлинг, зажато примостившись на церковной лавке. Хвост его метался из стороны в сторону. — Вот оно как… Неожиданно. Сдержанное удивление отразилось на лице жреца Шейлин, и он, вероятно, почувствовав груз ответственности за возложенную на него миссию, был серьёзен. — Да… Да! Конечно! Ты можешь рассказать, что тебя беспокоит, и я постараюсь помочь, об этом ни одна живая душа не узнает. Было бы неплохо, если бы об этом никто не узнал. Возможно именно поэтому тифлингу пришло в голову обратиться именно к Зосиелю. Так или иначе, но Вольжиф молчал. Было трудно и молчать, и говорить, но что-то надо было уже сделать. Потому что дальше так продолжаться не может. Уже целые две томительные и монотонные недели он старался не пересекаться с командором в общественных местах, при встречах жутко тушевался, и в недавних вылазках явно злоупотреблял выученным накануне заклинанием невидимости, чтобы на его лице не было видно ничего, никому. И всё это явно сказывалась на его непосредственных задачах на поле боя. Случилось то, чего он так боялся — постепенно он становится для Сиеры бесполезным, хотя в подвале «Сердца Защитника» обещал другое. И после налёта гаргулий, и после истории с Воэтилом тоже. И всему виной очередной неверный шаг. Она его выгонит, точно выгонит, точно… Зосиель тщетно ждал, пока тифлинг хоть что-нибудь скажет, поэтому решил ему помочь. — Вольжиф… ты взял что-то, что плохо лежало, и теперь у тебя проблемы? — Нет. То есть… да? Нет, в смысле, оно хорошо лежало! Даже слишком. Оно никогда плохо не лежало. В смысле, проблема есть, хотя я не брал, или нет, но- Закрой рот. Закрой. Кончик хвоста прижался к ножке скамейки и мелко задрожал. Вольжиф зажмурился и подождал пару мучительных секунд, пока образ обнаженный девушки в его объятиях будет выдворен из головы, затем снова открыл глаза. Слова вырывались сами собой. — Я сделал что-то, чего лучше бы не делал. В смысле, я хотел! Только в тот момент захотел, и то немного! Но не знал. Честно! Но я бы этого не сделал! Оно... оно само. Я бы не стал! Так полу- Зосиель сделал недвусмысленный жест, означающий «стоп». Вольжиф закрыл рот и жалобно уставился на жреца. — Ко мне часто приходят с просьбой исповедовать, но не думаю, что тебе сейчас именно это нужно. Поэтому… давай просто поговорим, как друзья. Кстати, не обязательно было приходить в церковь, мы с тобой могли где угодно поговорить, смотря где тебе комфортно. — А… Да? — Ладно, не важно. Давай о проблеме. Значит, не связано с воровством, так? Так. Что бы ты ни сделал, я не хочу тебя судить, но для начала просто скажи мне, что не убивал невиновного и не связался с культистами. — Нет! Ты чего, я же не убийца, и не больной какой-то, с этими… — Вольжиф покрутил пальцем у виска в знак своей абсолютной непричастности ко всему демоническому, исключая тот факт, что его бабка с демоном шашни крутила. Но это ни для кого не секрет. Рога и хвост сами за себя говорили. А культисты в прошлом остались, и вообще! Это они были к нему причастны, а не он к ним. Да и на убийство он бы вряд ли пошёл. Зачем? Его тактика — убегать. Так безопаснее. И так он поступил в ту ночь… Вольжиф вдруг вспомнил, как Сиера трогала его рога, а потом ещё кое-где. И ненадолго выпал из реальности. Когда навязчивые мысли были изгнаны из головы, Вольжиф сфокусировался и поймал на себе взгляд жреца. Во взгляде Зосиеля тифлинг вдруг увидел… понимание? Жрец улыбался, по-доброму и светло. — Ясно. Дела сердечные, я правильно понимаю? Понятно, Вольжиф, ты покраснел, как влюблённый мальчик перед королевой Голфри. Ничего, кроме как коротко кивнуть, он больше не смог. — Полагаю, твой избранник несвободен? — Я… не знаю. В смысле, человек занятой, серьёзный, все дела… — Я не об этом. Ты сказал, что не стал бы этого делать. Что бы это ни значило, опустим. Значит, девушка — или парень, — уже в отношениях. В браке? — Нет! То есть, возможно?.. Хотя нет, нет. Я бы… знал? Или нет… Да и вообще! Не в этом дело! — Вольжиф состроил кислую мину и нахмурился. Слова жреца поселили ещё одно сомнение в его коллекцию. Зосиель улыбнулся так, что Вольжифу даже не захотелось прописать ему прямо в лицо. Как-то по-дружески он улыбался, если Вольжиф вообще мог использовать это слово. По-дружески... — Вольжиф. Кажется, я понимаю, о чём ты. Испытывать такие страхи нормально. Но знай. Ты имеешь право на личное счастье, как и каждый из нас. Как любой обычный человек. В том, что наши сердца стремятся обрести любовь, нет ничего преступного или позорного. Если это не наш враг и не человек, уже связанный узами брака, то не вижу причин, почему ты не мог бы сейчас пойти к тому, кто вызывает у тебя такие чувства, и заявить о них. Да, у нас война, но именно в такие времена любовь так важна. Вольжиф насупился. Он вообще не то имеет в виду. Сейчас главное не ляпнуть ничего такого, что выдаст его с потрохами. — Да не могу я! Этот человек… ну… — Вольжиф вздохнул и принялся рассматривать свои сапоги. — Я плутифлинг. Простой уличный парень. У меня бывали партнёры, но это ненадолго всё было. Ай, ладно, кого я обманываю… кто у меня мог быть… В общем… Я не уверен, что такой как я… — … будет нужен? Зосиель с пугающей проницательностью закончил мысль за него, потому что Вольжиф не собирался её заканчивать, никогда. По крайней мере не так. Вольжиф даже поёжился. Может, Зосиель не жрец, а медиум какой-нибудь? — Это не тебе решать, — твёрдо сказал Зосиель, — потому что отношения — это дело двух людей, а не только тебя или только его. Чтобы понять, есть ли взаимность, нужно просто спросить. Если взаимности нет, то и нечего переживать. Насильно мил не будешь. Понимаешь? Вольжиф всё вроде бы понимал, только на словах это лучше работало, чем на деле. Какие отношения? Какая взаимность? Это что, типа встречаться? Да и с командором? Ага, да щас. Даже после того, что было той ночью, если Вольжифа спросили бы о командоре, он сразу ответил бы что-то типа «отпадный начальник» или, более серьезно, «безусловный лидер». Но имел бы в виду, что… нельзя было её трогать. Только не её. Сложить два пазла, в одном из которых Сиера — его непосредственное начальство и буквально святой человек, благодаря которому ни дед-параликтор, ни кто-либо ещё до него не добрался, и другой, в котором он её… в общем, не складывалось оно. Когда в кругу командора снова зашёл вопрос о том, что Вольжиф дезертировал, Сиера сказала, что наши враги только и добиваются смуты в наших рядах, и что она запрещает лишать человека права на искупление. «Если мы всех перевешаем, кто будет воевать за мир?» сказала она, а Уголёк, сложив ручки, вдохновлено кивала. Сиера в него, Вольжифа, поверила. А он не только воспользовался её нетрезвым состоянием, так ещё и письмо прихватил зачем-то… В любом случае. Кто она, а кто он?.. К тому же, она теперь ненавидит его. Точно, стопроцентно. Либо за то, что он явно не так хорош в том, что в первый раз попробовал, либо за то, что сбежал. И ещё за сорок пять тысяч вещей. Так что Зосиель вообще не знает, что говорит. Вообще не знает! — Понимаю, — соврал тифлинг. — Спасибо за разговор, от души. Он вдруг вскочил с лавки и понёсся к выходу. Зосиель не без удивления проводил его взглядом и задумался о чем-то своём. Вольжиф стрелой вылетел из церкви. Побежал вниз по лестнице, разгоняя голубей. Спрятался за углом, в тупике, прислонился к стене спиной и зажмурился. Он не знал, что и думать. Наверное, лучше вообще не думать. Но мысли всё лезли и лезли, и тифлинг без разбора отбрасывал их, словно вырывая и сорняки, и цветы. Он схватился за голову в надежде, что это скоро прекратится. Может, выпить? Отличная идея, да. Сегодня он напьётся. И не будет думать ничего. И ему будет хорошо. Да, решено. Из-за угла медленно показалась Арушалай с абсолютно удивлённым выражением лица. — Вольжиф? — позвала она встревоженно. — Ты в порядке? — Нет, — честно выдавил он, всё так же держась за голову. — Я чем-то могу тебе помочь? — Да чём ты поможешь, сестрица. Ты как будто знаешь, что это такое, когда тебя все презирают... Суккуб терпеливо вздохнула. — Вольжиф... Подумай ещё раз. Наконец перестав самобичеваться, тифлинг поднял голову и посмотрел на Арушалай. А ведь действительно… она в прямом смысле его товарищ по несчастью. Но это ничего не значило, и он всё ещё собирался напиться чем покрепче. — Ладно, понял. Спасибо? Что понимаешь… но я сам решу свою проблему. — Может, поделишься? Я… не знаю, но так обычно говорят, когда человека что-то тяготит. И ему сразу должно стать легче, если он поделится. — Допустим, я расскажу. Ты и понятия не имеешь, как устроено всё в головах у людей, понимаешь? В отношениях человеческих ничего не смыслишь. Я сам как-нибудь разберусь. — И что ты собираешься делать? — Пойду на отдаленную поляну, напьюсь и буду песни грустные голосить. Девушка тепло улыбнулась и склонила голову чуть в бок. — Раз так, давай... ты расскажешь мне, а я поучусь у тебя, как выслушивать людей, и заодно составлю тебе компанию. И буду подпевать! Переступив с ноги на ногу, тифлинг принял абсолютно взвешенное решение купиться на доброту Арушалай. Он потёр шею рукой, вздохнул обречённо и сказал: — Замётано.***
Недалеко от Дрезена, среди деревьев и серых камней, на возвышении притаилась тихая полянка с лежащими по центру, заросшими мхом, стволами поваленных деревьев. Оттуда, сквозь тонкие голые сосны, просматривались крепостные стены города. Было прохладно, безлюдно и очень приятно. Несколько бутылок стояли на траве, прислонённые к замшелому бревну. От небольшого, только что разведённого костра в небо поднимался дым. Арушалай смотрела на танцующий огонь, обняв локти ладонями. Вольжиф решил не томить свою тоску и накидаться как можно скорее, начав с того, что небольшими подходами вылил в себя полбутылки — он всё равно пьянел не так быстро, как люди, за счёт своего демонического происхождения, а бояться Арушалай он перестал. Ему начало казаться, что она действительно очень понимает его боль, и даже если решит прихлопнуть его, то хотя бы больше не придётся краснеть перед командором. Шутка. Вольжиф на всякий случай прихватил с собой кинжал. — Здесь так хорошо, — тихо произнесла девушка со слегка грустной улыбкой на губах. — Так тихо… Пока трезвость ещё не покинула его, тифлинг смекнул, о чём говорит Арушалай. А именно о своей природе. Чем меньше народу, тем меньше ей хочется высасывать души. Вероятно, она поэтому захотела пойти с ним. Чтобы было легче переносить свою жажду, хотя бы на какое-то время. Вольжиф прикинул, какой тактики ему стоит придерживаться, если Арушалай не справится, и сказал: — Вот в чем я с тобой согласен, сестрица, так это в этом. Никто на мозги не капает. Надо будет почаще сваливать из Дрезена на досуге. Арушалай сначала потерянно рассматривала свои ухоженные ноготки, затем решила, видимо, поддержать светскую беседу. — Ты хотел бы уйти вообще? — Я? Ну. Не знаю, потом. Сейчас не пойду, я ещё недостаточно разбогател за счёт наших военных побед. — Зачем тебе богатства? Ведь у нас и так есть всё, что нужно. — Ну, это у вас. А у меня ещё ой как много чего нет, что мне нужно! Дворца, например. Горы золота прямо посередине тронного зала. Короны на голове, знаешь ли! Вероятно, Арушалай хотела что-то ещё сказать, но не стала. Вольжифа это вполне устроило. Алкоголь уже начал давать в голову, и он решил задать вопрос. — Арушалай. Вот скажи мне… это… ты понимаешь… — Ты про секс хочешь спросить? — Нет, знаешь, нет. Мне уже не надо. Я про другое… Ты умеешь это. Типа. Ну знаешь? Эм…? — Что? — Ну это... — Вольжиф, скажи пожалуйста погромче. Ты очень тихо говоришь. — Да любить, говорю! Наконец это слово было услышано суккубом, и для неё это было равносильно пощечине. Девушка сделалась какой-то несчастной. Она поковыряла пальцем кору бревна, на котором сидела — бурый кусочек послушно откололся и упал к её ногам, — и тихо сказала: — Не знаю, Вольжиф. Я… мне страшно. Ты не представляешь, но… в Бездне нет такого понятия. Такого, как здесь, на Голарионе. Здесь любовь это… нечто такое, чего я ещё не понимаю, но знаю точно. Это что-то прекрасное. Что-то такое, что состоит из… доверия. Принятия. Поддержки… Снова отпив из бутылки, Вольжиф хмыкнул. — Да ну. Можешь не пытаться понять, это всё враньё. Доверие, принятие, поддержка. Пфф! Слова без смысла. Я вот тут живу всю жизнь, и все говорят, говорят, а толку то нет. Любовь эта ваша хвалёная. А если и есть она, так я, наверное, потому что сам почти демон, вот и не понимаю. Да бред это… Арушалай посмотрела на него искоса. — Вольжиф… у тебя есть то, чего нет у меня. В тебе есть часть демона, но по сути ты… человек. А значит, у тебя открыты дороги. Ты лишён демонической тяги убивать. Ты можешь касаться дорогих тебе людей без вреда для них. — Вот тут бы я, конечно, поспорил, — пробормотал он. — Ты говоришь, что любовь это бред. Но я ведь видела. И молодые пары, и пожилые, и разных возрастов, и рас. И они любят. — О, ну это пока им что-то надо друг от друга. А потом всё рассыпается, как карточный домик. — Ты… так думаешь? Если ты не веришь в искренность человеческих чувств, почему тогда спросил? Этот вопрос застал Вольжифа врасплох. Он поболтал бутылкой в воздухе, смотря, как жидкость омывает стенки, а в голове пытался найти, что ответить. Мысли путались от выпитого, думать стало сложнее, зато говорить — в разы легче. Более того, тифлинг сам начал верить в то, что сейчас не просто можно, но даже нужно говорить. Всё, что думает. — Потому что я думал, что могу. Даже если я дедов выродок. Дружить там, любить. Что семья у меня должна была быть. Папка с мамкой. Друзья там. Может быть и… девчонка симпатичная. Но этого всего не было и не будет. Потому что я… пфф. Чепушила рогатая. И всё. Суккубу явно стало неловко от его слов, но, обдумав, девушка осмотрела тифлинга с ног до головы и сказала: — Прошлое уже не вернуть. Как не вернуть тех, кто умер. Будущее ещё не наступило, и мы над ним не властны. Но что насчёт сейчас? Ведь сейчас ты можешь? Найти друзей, встретить девушку, завести семью? — Чего-о-о? Я? Друзей? Семью? Ты меня видела? Я тифлинг. Дед у меня демон, помнишь? Ну вот допустим я… мне нравится. Кто-то нравится. Но она, понимаешь, лучший человек на Голарионе, а я точно нет. Вот ты не можешь касаться людей, да, чтобы боль не причинять? И я тоже, понимаешь? Вот я её потрогал, и что? Мне плохо, ей точно тоже, все расстроились. И Зосиель значит мне говорит, ты, знаешь ли, имеешь право на счастье. Кого, что, какое ещё счастье? Сказал жрец-красавчик, который вообще всё что угодно, кого угодно — подошёл — сказал ты мне нравишься — и всё! Как будто он может понять меня. — Как я уже сказала, ты был рождён человеком, пусть в тебе и есть частичка Бездны. Ты можешь взять и выбрать, Вольжиф. Выбрать, хочешь ты быть демоном, для которого дружба, любовь, семья — пустой звук. Но можешь выбрать быть человеком. Да, это не просто, но… мне приходится бороться с собой, со своей природой, с окружающим миром, лишь для того, чтобы хотя бы доползти до этой возможности выбрать. Так для тебя это вопрос того, достоин ли ты любви, или можешь себе это позволить? Не стоит считать, что ты не достоин. Я много думала, и решила, что достоин каждый. Каждый человек. Но вот сможет ли? Сумеет ли справиться с собой? Голос девушки сорвался. Из глаз её потекли слёзы. Она закрыла лицо руками и всхлипнула. — Прости, я... мне надо уйти. Иначе будет беда. Она вскочила и побежала с поляны прочь, и вскоре крылатая фигурка скрылась за деревьями. Вольжиф тяжело выдохнул и завалился на траву прямо рядом с костром. Наверное, он обидел Арушалай своими словами, потому что для неё это явно больная тема, но тогда было не до того. Небо перед его глазами плавало, словно это волны бескрайнего моря. Ему очень захотелось петь. Но слова смылись точно так же, как нацарапанные палкой слова на песке.