Холодные огни Хайнессена

Кавалер орденов невинной крови, С ним походная кухня: Щипчики, скальпели, зажимчики, А ты сегодня будешь моей раненой куклой. Раз, два, три! Я доктор ТиБиБо, А что у нас внутри? Ну-ка? Четыре, пять, шесть! И ты внутри Такой же, как и все. Фу! Скука! ©Веня Д`ркин — ТиБоБо

Глава Генерального штаба Рейха адмирал Пауль фон Оберштайн неслышно отступил за спину своего командующего и затем немного в сторону. Райнхард и депутат Эдвардс на экране обменивались дежурными приветствиями. Результат довольно длинной и выматывающей операции, которой он мог бы гордиться. Самой большой проблемой, как это ни удивительно, оказались деньги. У Рейха практически не было на Хайнессене своей активной резидентуры, зато имелся Феззан, который приторговывал информацией направо и налево. Вот только доверять этой информации можно было с огромной осторожностью, ведь феззанцы всегда преследовали свои собственные цели. Их услуги требовали оплаты и последующих расходов на проверку, не говоря уже об активных операциях. Оберштайн внутренне поморщился, вспоминая, во сколько им обошлась история с обменом пленными и неудавшимся мятежом адмирала Линча. А ведь план был хорош. Массовый обмен по схеме «всех на всех». Конечно, альянсовцы не могли не согласиться и впустили к себе этого троянского коня. Оберштайн тщательно отбирал нужных людей: пул будущих агентов влияния и более мелкую сошку — провокаторов, шпионов, обеспечение «на земле». Немного, конечно, но тем ценней был этот зародыш будущей независимой от торгашей шпионской сети в армии Альянса. Детище, которое он вынашивал 10 лет, прозябая на мелких штабных должностях. Главнокомандующий был доволен его наработками и идеями, он сам мыслил схожим образом. Контр-адмирал Линч был первым большим пробным шаром, и Лоэнграмм лично выбрал его среди всех предложенных кандидатур и завербовал. Командующий прекрасно разбирался в людях, знал, на какую клеточку поставить очередную фигуру и как заставить ее плясать. К сожалению, с той стороны оказался человек, который умел это не хуже. Ян Вэньли… Маркиз Лоэнграмм тогда, постучав пальцем по пухлой папке с необычным именем на обложке, задумчиво сказал: «Он, скорее всего, ясно видит подноготную нашего плана, но помешать ему не сможет, а искать иголку в стоге сена… Даже если он убедит свое командование в необходимости этого, им просто не хватит времени. И все же, пожалуй, стоит послать адмирала Кирхайса на Изерлон — прощупать почву». В проницательности командующего Пауль в очередной раз убедился, когда выяснилось, что подписывать соглашение об обмене пленными на Изерлоне будет не командующий Одиннадцатым флотом и захваченной крепостью адмирал Лагранж, а специально прилетевший с Хайнессена новоиспеченный глава Генерального штаба АСП Ян Вэньли. По возвращении Кирхайса Райнхард заперся со своим фаворитом и долго его о чем-то расспрашивал, и затем, озабоченно хмурясь, бросил Паулю: «Хотел бы я, чтобы этот человек играл за нас. С другой стороны, у Линча с Яном своя история, это удвоит его осторожность и может быть нам даже на руку». Однако восхищенный азарт в глазах командующего резко расходился с его раздосадованной интонацией и очень не понравился Оберштайну. Поиском достойных противников можно заниматься тогда, когда другие, менее достойные, уже мертвы. До этого же пока еще было далеко. Осторожность Линчу не помогла. О том, что он и еще несколько ключевых завербованных офицеров были тихо арестованы на Хайнессене, Оберштайн узнал от феззанцев, а затем прошла информация о волне странных перестановок и отставок среди командования военными базами Шампула, Пальмленда и Нептиса. Имя Яна Вэнли при этом нигде не всплыло, и Оберштайну это сказало о многом. Именно поэтому пришлось в спешке задействовать резервный, очень ненадежный и построенный на слишком многих «если» план. А уж расходы… Но время не купишь ни на какие деньги, а времени у них оставалось все меньше. Решающая схватка с зятьями покойного кайзера приближалась. — …вторжение в Рейх вашей армии было преступной ошибкой, — говорил между тем Лоэнграмм, — и вам это известно лучше, чем кому бы то ни было. Альянс нуждается в передышке, перевооружении и доукомплектации флотов. Весь вопрос в том, что произойдет дальше. — И тем не менее, ваше высокопревосходительство, династический кризис в Империи оставляет слишком много возможностей, особенно с удерживаемым нами Изерлоном за спиной. Именно поэтому вы вообще сейчас говорите со мной. Ну да, торг и угрозы. Знакомо и предсказуемо. Обязательные па этого танца должны быть исполнены безупречно, прежде чем придет время импровизации. — Это вопрос выгоды, мисс Эдвардс. Взаимной выгоды. Мне нужно время, чтобы разбить коалицию Брауншвейга и Литтенхайма и стать регентом, это правда. Вам же нужно то, что никогда не предложит ни один из этих надутых аристократических индюков — признание Альянса Свободных Планет как независимого субъекта и официальное перемирие. Заметьте, я не обещаю вам мирный договор. И пока Изерлон в ваших руках, вы можете не полагаться только на мое слово в этом вопросе. Она клюнет, не может не клюнуть, признание субъектности — слишком сладкая морковка. Пауль помнил ее досье наизусть. Очень молода для их политики, блестящий оратор, стремительный карьерный взлет от простой учительницы музыки. Райнхард долго перебирал досье немногочисленных кандидатов, смотрел записи выступлений и в какой-то момент подвел итог: «Кажется, она нам подойдет. Она верит в то, что говорит, верит в свою миссию. Она проглотит наживку вместе с крючком». — Звучит очень заманчиво, ваше высокопревосходительство. Вот только династический кризис в Империи еще далек от разрешения и может затянутся. Вы же предлагаете мне именно сейчас, используя возможности партии и мой авторитет, блокировать законопроект о перевооружении, который лоббирует Генштаб. — Не только Генштаб, но и премьер-министр Трюнихт, — заметил Лоэнграмм спокойно. — И вам прекрасно известно, почему он это делает. И сколько он собирается положить себе в карман на откатах от военных заказов. Доказательства имеются, и мы их предоставим. Нас вполне устроит не полное блокирование, а задержка законопроекта или отправка на доработку. Даже в этом случае военные промышленники будут очень недовольны премьером и судьбой своих вложений, что вы и сможете использовать. Впрочем, коррупция внутри Альянса — не моя печаль. А вот что действительно интересует меня — насколько можно иметь дело с вами, депутат Эдвардс. Насколько широки ваши возможности и влияние. Насколько вообще Альянс хочет мира, как вы уверяете в ваших многочисленных интервью. Или — насколько нуждается в нем. Продемонстрируйте мне все это, и вы увидите, как изменится внешняя политика империи, когда я возьму власть. Хороший двойной удар, ваше превосходительство. Оберштайн одобрительно кивнул. Он заметил, как дернулось ее лицо при упоминании премьер-министра Трюнихта. И эта их демократия… Кучка политиков принимает решение о вторжении, якобы основываясь на том, что хочет и требует народ. Народ, которому можно ловко заморочить голову газетами, обещаниями, красивыми речами и лозунгами. Оберштайн всегда находил удивительным эту потрясающую нелогичность, нерациональность человеческого поведения. И сейчас, глядя как Лоэнграмм так же ловко морочит голову женщине с другой стороны экрана, думал о том, что использование этой нерациональности может быть намного эффективнее любой логики и безупречных расчетов. Не на этом ли так долго стоит псевдогосударство мятежников? Впрочем, осталось ему недолго. Как иронично, что нас часто губит именно то, что скрепляет и поддерживает. — Ваше высокопревосходительство, — она смотрела с экрана спокойно и твердо, — не думайте, что я не понимаю, что вы мне предлагаете. Действовать в интересах Альянса, вы говорите? Но вы сами пришли ко мне. Этот разговор, эти потенциальные договоренности — в первую очередь ваша инициатива. И я прекрасно понимаю, почему. За планом с провокацией военного мятежа руками предателя — бывшего контр-адмирала Линча стояли вы и ваши спецслужбы. Этот план провалился. Сейчас вы пытаетесь действовать другим путем. Кнут не сработал, не так ли? И пришло время пряника. Вы действительно обещаете многое, но почему я должна вам верить? Щеки командующего окрасил бледный румянец. Райнхард замер перед экраном, и Оберштайн увидел, как он резко стиснул, а затем медленно разжал кулаки. Он подался вперед, скривил рот, а потом выплюнул в лицо женщины на экране: — Потому что я только несколько месяцев назад смог наконец-то забрать родную сестру из того гадюшника, на который ее обрекли на долгие годы. Ее увезли во дворец, когда ей было 15! Вы, выросшая в мире, где женщину никто ни к чему не может принудить, вы можете хотя бы представить себе — что это такое, мисс Эдвардс? Через что ей пришлось пройти? Через что пришлось пройти мне, чтобы наконец-то вытащить ее из этого кошмара и просто обнять? Вы думаете, что воюете с Рейхом Гольденбаумов уже 150 лет? Нет, вы не воюете с ним, вы просто уничтожаете наши корабли, армии и крепости, как и мы ваши. На самом деле воюю с ним я! И я его сокрушу, даже не сомневайтесь в этом. Не тогда, когда разобью этих бездарей — зятьев кайзера Фридриха. А когда смету весь этот прогнивший уклад, когда лишу аристократию их прав и привилегий, когда ни одна высокородная сволочь не сможет угрожать и издеваться просто потому, что так захотелось, над талантливым простолюдином или ординарным дворянином. Да пусть даже и бездарным, все равно. И Один свидетель, мне плевать, верите мне вы или нет. Это случится независимо от вашей веры, желаний и устремлений. Он откинулся в кресле, тяжело дыша. Вспышка прошла так же быстро, как и началась, и командующий, глубоко вздохнув, вновь одел на себя холодную бесстрастную маску. Оберштайн смотрел на вытянувшееся лицо депутата парламента АСП Джессики Эдвардс, видел, как меняется ее взгляд, и удовлетворенно улыбался про себя. Похоже, этот раунд они выиграли. Когда экран даль-связи погас, Оберштайн склонился к плечу главнокомандующего и позволил себе заметить: — Отлично сработано, ваше высокопревосходительство. Ваши последние слова — это было очень убедительно. — Да. Потому что я не врал, — отрывисто бросил Райнхард, вставая с кресла и отработанным жестом отбрасывая за спину плащ. — Что ж, адмирал, идемте, начало положено, но нас ждет еще много работы. Оберштайн почтительно поклонился, пропуская командующего вперед. Эмоции — обоюдоострый меч, крайне неудобное оружие. Маркиз Лоэнграмм умен, амбициозен, не стесняется использовать все возможности, но, к сожалению, привязанности, слабости и чувства есть не только у его врагов. Слишком много азарта и все еще слишком много иллюзий. Именно поэтому, осторожно взвесив все за и против, Оберштайн изъял из досье депутата от партии мира Джессики Эдвардс всего одну небольшую деталь. Когда в Альянсе разразится политический кризис, он будет даже громче, чем его высокопревосходительство надеется. Что же до эмоций, то они имеются даже у него. Например, Пауль фон Оберштайн крайне не любил проигрывать.