…
— Я выгляжу, как полная дура, — Ванесса поправляет на голове красный шлем для бейсбола с одним ухом. Потом нервно расстёгивает липучку на перчатке и застёгивает её обратно, пытаясь успокоиться и прийти в себя. На ней полная амуниция — хоть сейчас выбегай на поле и играй — и обычно форма ощущалась на ней, как вторая кожа. Вот только ей не играть предстояло, а кое-что намного хуже. — Ты выглядишь, как обычно, Несса, — ответил ей Бруксон. — Ну спасибо… Они стояли на бейсбольном поле возле школы. На Ванессу была направлена камера очень профессионального вида, с тяжёлым объективом, напоминающим жуткий чёрный глаз какого-нибудь циклопа. Рядом с Ванессой стоит хипстерша с чокером и красными прядями в волосах и припудривает лицо бейсболистки. «Чтобы ты не блестела, словно тебя маслом натёрли» — сказала она и начала тыкать своей мохнатой палочкой ей в щёки и лоб. Пудра пахла очень приятно, но от непривычного ощущения на лице у Ванессы начало чесаться всё тело. Или ей просто так казалось. — Ладно, мы уже готовы начать, — говорит хипстер в больших очках с чёрной оправой и достаёт свой «Айфон», который планирует использовать в качестве микрофона. — Если ты тоже готова, то давай начнём, а то скоро может пойти дождь. — Он точно скоро пойдёт, Лиам, — отозвалась хипстера с чокером и критично осмотрела лицо Ванессы, как художник, осматривающий только что написанную картину. Она искала в ней ещё какие-нибудь изъяны и недостатки, которые можно исправить, пока не поздно. — Тогда давайте начнём, — серьёзно отвечает Ванесса и в поисках поддержки смотрит на Брукса. Её друг вытягивает большой палец вверх, хотя его лицо остаётся ровно таким же, как и всегда. «Да ты бы хоть ради приличия вытянул для меня улыбку, можно самую поганую, мне всё равно. Стоишь, как грёбанная статуя!». И словно прочитав её мысли, Бруксон вытянул уголок губ. Ванесса почувствовала неожиданный прилив уверенности. Раз даже Годзилла смог пересилить себя и улыбнуться, то и она сможет. Где-то вдалеке прогремел гром и серые тучи стали потихоньку сгущаться, но интервью началось. Лиам — хипстер в очках — задал первый вопрос: «бла-бла-бла, как ты пришла к тому, чтобы стать новой активисткой?». «Сначала я хотела разбить голову Авроры об пол за то, что она нас всех кинула, но потом подумала и пришла к выводу, что лучше всю свою тягу к убийству мне вложить в благое дело!» — подумала она, хотя ответила совсем иначе: — Наша прошлая активистка бросила всех нас на произвол судьбы, и я не могла просто сидеть сложа руки. Понимаешь? — Конечно! — ответил ей Лиам и перешёл к следующим вопросам. И вновь «бла-бла-бла». Ванесса почти не слушала то, о чём её спрашивают. Всё это пролетало мимо её ушей, как шум поезда, к которому давно привык машинист. Как говорится — в одно ухо влетает, из другого вылетает. Возможно, она и вовсе несла какую-то несусветную чушь, как если бы шла не разбирая дороги. Её глаза то и дело падали на блестящий объектив камеры, уставленный прямо на неё. Этот мерзкий циклоп смотрел прямо в глаза. Видок жутковатый. Устрашающий даже. В какой-то момент Ванесса поняла, что у неё начала кружиться голова, и всё вокруг завертелось в медленном тяжёлом танце: шум листвы, возгласы грома вдалеке, дурацкое, никому не нужное интервью — всё это превратилось в белый шум. Ей вдруг захотелось домой. Прийти, бросить кеды в прихожей, позвать родителей и рассказать, какой же херней она занимается всё это время вместо подготовки к соревнованиям. — А если бы ты занималась подготовкой, — сказал ей отец, Роберт, и улыбнулся, — а не «этой херней», то соревнования бы помахали тебе ручкой. Бай-бай. Забыла? — Поэтому это не «бессмысленная херня», — поддержала мама, Грейс, а потом пригрозила пальцем. — Но ты так больше не выражайся, что я говорила про ругань в доме? Ванесса взглянула по очереди на отца и на мать, с которыми сидела в гостиной. Гостиная в их доме была не такой большой, как у Армстронгов, а ещё в углу стоял допотопный телек вместо плазмы. Он был громадным и напоминал гроб. Если такой упадёт сверху на ребёнка, то точно его покалечит. Поэтому Грейс предупреждала не бегать возле него и не баловаться с кнопками иначе мало ли, что может произойти. Но про ругань в доме мама ничего обычно не говорила. Она и сама ругалась матом время от времени, особенно когда обжигалась на кухне. Один раз ей на ногу упала кастрюля, и она обматерила весь дом, пока Роберт пытался закрыть уши обеим дочкам. Ничего у него в итоге не получилось, но он уточнил, что так говорить не надо, и из мамы это вырвалось просто со злости. Замечания про ругань обычно делает Сесиль. Особенно её злит ругань за столом. Хоть святошей рыжая бестия не была и молиться перед ужином не заставляла, у неё был свой свод правил в котором «мат» не приветствовался нигде, кроме крайних случаев. Поэтому «Но ты так больше не выражайся, что я говорила про ругань в доме?» могла сказать только она, никак не Грейс. А что бы сказала мама? «Поддай этим засранцам хорошенько, чтобы знали своё место» — после чего заговорщически улыбнулась. Она бы сказала это в тайне от папы, потому что Роберт не любит жестокость. Он предпочитал выходить с обидчиками сначала на контакт, избегая драки. Ему бы пойти в дипломаты, а не в механики. На этом поприще он мог сыскать куда больший успех, чем в покрышках. — Папа бы сказал, чтобы я стояла на своём, — вслух проговорила Ванесса и молния сверкнула вдалеке, на мгновение рассекая небосвод. Она с силой сомкнула веки, а потом раскрыла глаза и уставилась на хипстеров и на Брукса. Их озадаченный вид дал ей понять, что сказала что-то невпопад. — Я не расслышал, можешь повторить? Или давай я тебе вопрос ещё раз задам, может, ты не услышала, — Лиам переглянулся со своей подругой и пожал плечами. — Нет, насрать мне твои вопросы, — Ванесса сделала глубокий вдох, выдох, и посмотрела в глаз циклопу. «Знай своё место, засранец». — Я понятия не имею, как давать эти интервью, потому что всё, чем я всю жизнь занимаюсь — это бейсбол. Всё началось ещё лет в семь, когда отец впервые привёл меня на площадку, где детишки в софтбол играли. И там они с мамой подумали: «а неплохо для семилетки, может, отдадим её в секцию?» Мама сказала: «Роберт…» — это имя моего отца. Так вот, «Роберт, ты и сам в бейсбол играл в школе. Если в ней выиграли твои гены, то у неё может что-нибудь получиться». А отец ответил: «О, Грейс, а если выиграли твои, то она эту биту будет всем в жопу засовывать». Послышались смешки хипстеров, и Бруксон скрестил руки, вытягивая на этот раз оба уголка губ вверх. Его такое тоже позабавило. В небе снова прогремел гром, на этот раз громче. — А потом их не стало. Моих родителей. И всё, что они мне оставили — это воспоминания о бейсболе. Моя мама была помешана на том, чтобы моя одежда была выглажена, а кеды чуть ли не блестели от чистоты, а отец приучал к тому, что нужно быть ответственной и отзывчивой. Он хотел, чтобы я стала капитаном своей команды маленьких, неказистых семилеток с жопой вместо рук. И я стала. И кеды у меня блестят, и одежда выглажена идеально, потому что это всё, что мне остаётся. Слова вырывались из неё неконтролируемым потоком, как вода из прорванной дамбы. Ей даже пришлось перевести дыхание, и её грудь тяжело вздымалась. В воздухе повисла такая ужасная духота, что тело у Ванессы вспотело под формой, и капелька пота упала со лба на щёку, оставив влажный след на припудренной коже. Она сняла с головы шлем и зачесала назад прилипшие ко лбу волосы. — Поэтому, если Супремент и эта старая клуша в дебильном костюме собираются лишить меня возможности играть, то они всем своим преподавательским составом могут пойти и помочиться на могилы моих родителей, — капелька дождя упала на её лицо. Потом вторая и третья. Дождь начал отбивать нескладный ритм по траве. — И мне жаль, нет, правда, мне жаль, что с Сарой это произошло. Если бы я могла это как-то исправить, то исправила бы, но я не могу. Я просто хочу играть в бейсбол, и вся моя команда тоже этого хочет. И остальные спортсмены, особенно пловцы, которым даже в бассейн зайти нельзя. Все молчали, говорила только Ванесса и дождь, подпевающий ей. Лиам быстро снял свою куртку и накрыл ею камеру, но продолжал снимать. Хипстерша с чокером прикрывалась ладонями, и только Брукс, кажется, совсем не реагировал на дождь. Он, как каменное изваяние, просто стоял, скрестив руки, и смотрел на лицо своей подруги. У Ванессы затрясся подбородок и глаза слегка покраснели, но она не плакала. Или слёз просто не было видно из-за дождя. Голубые глаза были такими злыми, будто бы ей показывала зад и средние пальцы вся футбольная команда, из-за того и не ясно, какую именно эмоцию она сейчас испытывала. Она смотрела то в глаз циклопа, то на хипстеров, то на Брукса. Казалось, она всех их сейчас ненавидела одинаково и без причины. — Так что, если вы все и правда хотите делать вид, что всё в порядке, когда на самом деле ни хрена не в порядке — вперёд, — она кивнула, опустив голову и глядя исподлобья. — Вот только я этого делать не буду. Я буду и дальше прикладывать усилия к тому, чтобы оставаться спортсменкой. Бейсболисткой. И если ради этого надо будет засунуть кому-нибудь биту в зад, я это, на хрен, сделаю и не задумаюсь даже. И пошло бы ваше интервью на хуй. Выговорившись, Ванесса подошла к Бруксу, сунула ему в руки шлем и зашагала к школе. Миллер сначала тупо взглянул ей вслед, а потом пошёл за ней. — Это было круто, — сказал он, нагнав её. — Нес, это же было круто! Особенно та часть про биту в жопе, по-моему, это… — Это было круто? — спросила она таким тоном, словно Брукс назвал её подзаборной шалавой. — Да пошёл ты со своим «круто». Это было не круто, я всё испоганила, потому что меня всё это достало! Тогда Миллер обогнал её, встал прямо перед ней и, сунув шлем под мышку, взял её за плечи. Они посмотрели друг другу в глаза, и Ванесса непонятливо свела брови. — Это правда было круто? — спросила она и Бруксон медленно кивнул. — Ты типа… сыграла на чувствах или что-то в этом роде. Я скажу этим уродам, чтобы они всю версию выложили на Фейсбук. Дождь продолжал лить, как из ведра. Ванесса промокла насквозь, в отличие от Бруксона, который стоял в куртке. Ему капало только на голову, но в данную секунду его вообще ничего не волновало. Они продолжали стоять так, друг напротив друга, и их лица были в какой-то опасной близости. Это было как-то странно… Ванесса даже почувствовала себя неуютно, пожалуй, впервые рядом с ним. — Я пойду, — сказала Ванесса и медленно выскользнула из громадных рук Брукса. Миллер легко отпустил её. Он сглотнул от непонятного, щемящего в груди чувства и хотел было что-то сказать ей вслед, но не нашёл для этого слов. Бруксон сказал «этим уродам» выложить всю версию несмотря на то, что интервью Ванесса запорола. Лиам ответил, что получившееся видео — это самый ценный материал за всю его учёбу в Супременте. «Тут было всё: эмоции, погода и матюки… И ты подумал, что я это удалю потому что всё пошло не по сценарию? Ну я же не идиот совсем, ага. Ахренеть… это может собрать просмотры.». До Дональда Трампа Ванессе, конечно, далеко. Но Бруксон подумал, что для начала сгодится и это.Глава 26. Интервью
23 сентября 2022 г. в 15:11
После происшествия с газетами прошло несколько дней. Правильный выпуск вышел сразу после, вот только он был уже никому не интересен. У некоторых на губах ещё остались «людоеды» и «нравственные уроды», и с этим надо было что-то делать.
У Ванессы в голове были только мысли о том, кого ещё она может прижать к стенке, чтобы всё устаканилось. Как выяснилось — никого. Или всех сразу. Собрать всех ботанов, хипстеров, богачей и спортсменов в одну длинную очередь, а самой засесть в кабинете с Бруксом, где они из каждого начнут выбивать дурь и говорить: «МЫ НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ ТАКИЕ, КАК НАС ОПИСАЛИ В ТОЙ СРАНОЙ ГАЗЕТЁНКЕ! ПОНЯЛ МЕНЯ? ПОВТОРИ, ЕСЛИ ПОНЯЛ, ГОВНОЕД! И проголосуй за меня на выборах президента, спасибо!».
С протяжным стоном Мэй закрыла глаза руками и с нажимом потёрла лицо, словно пытаясь пробудиться от остатков сна. Так совсем не пойдёт.
Но у Бруксона был свой план. Все вокруг недооценивают интеллектуальный потенциал этой Годзиллы (людоеда, если угодно), а ведь он был велик. Достаточно велик, чтобы предложить какую-то крутую авантюру по спасению репутации и набору голосов.
— А как поступал Трамп, знаешь? — спросил он однажды, когда они вдвоём сидели на заднем дворе дома у Миллеров. Было довольно холодно, но Ванесса с Бруксом оделись потеплее и расселись на пластиковых стульях. Они пили быстрорастворимое какао «Несквик» из больших суповых кружек, потому что сидеть им предстояло ещё долго.
— Сказал, что все политики гандоны и то что они сделали с ИГИЛ — полная хуйня? — Ванесса вспоминала «кухонные» разговоры Конрада и Сесиль по поводу нового президента. Она слышала их краем уха, но кое что запомнила.
— Наверное, но я не об этом. Я о том, что все политики пытаются повсюду светить своей рожей: устраивают акции и продвигают свои программы через телек или интернет.
— И что мне делать с этой информацией?
— Нам нужно сделать то же самое.
Ванесса поджала губы, задумчиво всматриваясь в грозовые облака и прислушиваясь к шуму проезжающей мимо машины.
— Обратимся к этой идее, когда у нас будет столько же денег, сколько у Трампа, — сказала она и отпила какао.
— Нам столько и не надо. Достаточно просто повсюду светить твоей рожей.
Всё началось с плакатов. Ванесса ненавидела фотографироваться, но ей пришлось заткнуться и послушно натягивать улыбку в каморке хипстеров. Они быстро подсуетились и под страхом людоедовской оплеухи сделали новую партию плакатов с лицом новой спортивной активистки. Потом они создали на фейсбуке группу, посвящённую Ванессе (точно такая же была у Виолетты, но в ней по большей части сидели одни только мажоры). Результатов это почти никаких не возымело, разве что на неё подписалось несколько человек с надеждой посмотреть новости о нравственных уродствах.
Ванесса даже написала письмо для мэра (которое передала через тётю), а ещё в комиссию бейсбольной лиги штата. Она надеялась на то что «люди сверху» услышат мольбы старшеклассницы и не позволят соревнованиям по бейсболу кануть в лету только из-за того, что директриса не желает привлекать к школьному самоубийству ещё больше внимания. Игра в бейсбол, видимо, так сильно может пошатнуть авторитет Супремента, что сразу после матча школа треснет напополам и развалится на части. Ванессе казалось, словно директриса и тренера просто сговорились и решили проучить всех спортсменов за то, что они годами издеваются над задротами и доводят их до самоуничтожения. Ну так вот, пусть отсосут, потому что Ванесса не намерена опускать лапки. Если нужно будет отвинтить кому-нибудь башку или посидеть под камерами с дебильной улыбкой ещё пару часов, она сделает это.