Дожить до выпускного. Часть I

После каникул потеплело. Пригретая солнцем природа на время отложила свой сон, и газон перед домом, вопреки всему, вновь стал зелениться. Шейла с сожалением думала о том, что зима в этом году будет очень короткой и бесснежной. А ведь она так давно не видела снега! Последние два рождества Шейлу так расстраивали безжизненные серые улицы, что её тётя покупала баллончики искусственного снега. Сесиль распыляла их на ёлку, на рождественские венки и стёкла, а потом они все вместе, дружно вымывали его после праздников по всему дому. Президентство дало Ванессе по голове. Она всё время ходила, высоко задрав нос, и ощущала себя пупом земли. Популярность совсем ей не шла, потому что она не умела ею пользоваться. Всё свободное время Ванесса тратила только на свои тренировки. Стоило, ради приличия, организовать крутую вечеринку и позвать на неё вообще весь Супремент, как это сделала бы Аврора или Виолетта. Спортсмены из-за этого негодовали. Как же это? Они всё время помогали ей, носились, как угорелые, а она даже не захотела пригласить всех к себе и поблагодарить лично? Никаких разбитых стёкол в доме, кучи пьяных подростков, вони сигарет и рек блевотины? Но никто ей и слова не сказал об этом. Все молча жевали жвачку со вкусом обиды. Шейла думала, что раз сестра забралась так высоко, то навсегда отстранилась от неё, однако в этот раз сильно ошиблась. После каникул между ними произошёл лёгкий и милый разговор о том, как они обе их провели. Каждая из них не испытывала особого интереса к рассказу, о котором слушала, потому что Ванессе становилось дико от мысли, что можно почти неделю ошиваться где-то с немытыми наркоманами. Шейла же испытала шок, когда поняла, что её двойняшка действительно посвятила всё своё свободное время физическим нагрузкам и здоровому питанию. На самом деле Ванесса не была такой уж плохой, просто частенько зазнавалась и считала себя главнее всех, когда на самом деле это далеко не так. Когда-то, когда они с Шейлой ещё дружили, Ванесса даже пыталась вести себя, как совсем хорошая сестра. Грейс, их маму, роды разрывали полночи и так вышло, что Шейла появилась на свет на двадцать пять минут позже. Этого времени вполне хватило, чтобы закончился один день и начался второй. Ванесса родилась 20 апреля, а Шейла — 21. Эту удивительную особенность их родители решили оставить, как есть, и праздновать дни рождения по очереди. Ванессу всегда поздравляли раньше — в доме собиралась куча маленьких девочек и мальчиков в спортивных шортиках, которые начинали колотить пиньяту раньше, чем её успели повесить. С возрастом и развивающейся нелюдимостью дни рождения у Ванессы становились всё тише и тише, но ей никогда было не понять муки своей двойняшки, чей праздник приходился на следующий день. Когда шарики уже сдулись, колпачки измялись и внутренности пиньяты ветер разбрасывал по всему палисаднику. С прошлого дня торт оказывался заветренным, а свечки ставили те же самые, что задувала Ванесса — потому что они всё ещё выглядели прилично. Грейс с Робом почти всегда оказывались стеснёнными в финансах, поэтому из такой ситуации приходилось выпутываться по-разному. В общем, свой главный праздник Шейла всегда праздновала не так круто, как её старшая сестра, а задумываться об этом она стала только годам к девяти. На свой десятый день рождения Шейла хотела приготовить что-то особенное. Родителей еле-еле удалось уговорить раскошелиться на целую пони, которую они взяли напрокат. Прокуренная тётка привезла самую паршивую и уродливую пони во вселенной, и эта пони гадила на палисадник чаще, чем успевала кого-нибудь прокатить, но Шейла от настоящей (пусть и маленькой) лошади приходила в неописуемый восторг. Она пригласила на свой день рождения всех в своём классе, но никто не пришёл. А всё потому что маленькая Виолетта, получив приглашение на день рождения, захотела перетянуть одеяло на себя, и у неё получилось. Её папаша-банкир арендовал целое ранчо и навороченный автобус, чтобы отвезти туда весь класс вместе с учителем. Они ездили на красивых породистых лошадях, пили сок и ели чипсы, а ведь у Виолетты тогда даже не было дня рождения, просто она терпеть не могла, если кто-то вдруг решался выделиться из толпы и превзойти её хотя бы на день. В итоге Шейла, накатавшись на какающей пони, повесила нос. Только вчера в их доме гремел праздник для Ванессы с кучей ребятни, и вот Шейла снова вынуждена сидеть одна, глядя на заветренные сливки на торте и догорающие свечи. Хозяйка пони сидела на шезлонге и дымила одну сигарету за другой, а родители с сожалением стояли в доме и наблюдали за тем, как младшая из их дочерей тоскливо пинает мячик во дворе, в то время как пони откладывает ещё одну зловонную кучу. Тогда Ванесса впервые показала всю широту своей души и вместо того, чтобы хандрить вместе с Шейлой, вместе с Бруксом отправилась по домам во всей округе. Каждому, кто открывал дверь и был хоть сколько-нибудь похож на ребёнка, она предлагала халявные конфеты и целую пони которая, к тому же, всюду какалась, как бешенная. Это стоило увидеть! И дети шли. Подросткам и тем, кто постарше, она говорила, что хозяйка этой сраной (вот уж умора) пони курила, как паровоз, и могла всем стрельнуть по сигарете. А если уж и это их не впечатляло, то она обещала им достать мамин бренди из комода. К вечеру Шейла собрала самую большую детскую вечеринку и даже потанцевала с симпатичным старшеклассником из Супремента. Этот парень украл её первый поцелуй в щёку. Здоровый столб с потрясной шевелюрой и в пляжной рубашке потанцевал с именинницей, а потом налакался бренди, выкурил четыре сигареты и лёг спать вместе с уставшим старым пони. Пожалуй, этот день стал для маленькой Шейлы самым счастливым, и масштабнее дня рождения у неё не было. От этих воспоминаний на душе у Шейлы становилось теплее и тоскливее одновременно. Это потом Ванесса так сильно поменялась, что палец о палец бы не ударила, попади Шейла в какую-то беду. А ещё она обозлилась на весь мир и раздражалась по мелочам. Однажды она обещала разбить своей младшей двойняшке голову об унитаз просто за то, что та съела приглянувшейся ей кусок пиццы. Но это дела давно минувших дней, думала Шейла, сейчас Ванесса снова стала возвращать себе прежнее очарование. По крайней мере, они смогли приятно пообщаться, а это уже много. Когда Кензи заехал за Шейлой, Ванесса напросилась поехать с ними. Никто возражать не стал. Уже на парковке, когда они втроём шли к школе, Кензи закинул руку Шейле на плечо. Прилипнув друг к другу, Шензи ворковали, не переставая, и Ванесса корчила противные рожи, выражая своё незрелое «фи». — Да хватит вам уже, — с недовольством буркнула спортсменка и поправила спортивную сумку на плече. — Учёба только началась, а вы друг без друга уже жить не можете. Шейла парировала: — Вот именно, учёба только началась, а ты уже притащила в школу весь свой инвентарь. Ты ведь все каникулы провела на одних тренировках. Покурила бы хоть раз, ради приличия, а то совсем на одержимую похожа. — Да ни за что. Мне нужно строго следить за здоровьем и подготовкой. Или что, задыхаться мне во время форс-плея? Шейла даже не знала, что такое «форс-плей», но она всё равно настаивала на своём: — Ты хоть когда-нибудь отдыхаешь? — Конечно. Во время пробежки голова потом лёгкая, а пока пресс качаешь можно и сериал глянуть. Знаешь, как после спорта хорошо спится? Хотя откуда тебе знать. — Я ведь не об этом. — Шейла вздохнула и заметила, как Кензи смеётся. Их мысли по поводу одержимости Ванессы, судя по всему, схожи. — С тобой, наверное, отстойно тусоваться. — С тобой не лучше, — усмехнулась старшая. — Как там ваш занудный клуб обдолбышей? Для Шейлы странно снова общаться с сестрой. Пусть та и пыталась кусаться, словно какой-то лесной зверёк, всё же привыкала к людским рукам. Может быть, вскоре она позволит себя погладить. Массивные скопления школьников проходили мимо, обгоняя своим торопливым темпом спокойную и размеренную походку Шензи и Ванессы. Кто-то, особенно спортсмены, коротко здоровались с новым президентом школы. Остальная серая масса в основном старалась не сталкиваться ни с кем глазами, как обычно. Большое осеннее солнце, круглое, как сырная голова, грела подростков, решивших посидеть на газоне перед школой до начала уроков. Шейла бы тоже прыгнула на траву, но у неё и так слишком много пропусков по геометрии, поэтому она лишь завистливо взглянула на то, как несколько парней расслабленно вытянули ноги вперёд и барабанили уже взрослыми голосами по воздуху, не замечая времени. — О! Приветствую, наша новая госпожа! — донеслось откуда сверху и Шензи с Ванессой разом подняли головы. На каменном козырьке, прямо над входом в школу, сидел Карл Уайтхаус. Одетый всё в ту же кожанку, что и всегда, его фигуру легко можно было узнать среди сотен других. Одна его нога смело свисала с козырька, на котором он пригрелся с тетрадкой под рукой. Карл обратился к Ванессе и шутливо склонил голову, а потом посмотрел на Шейлу и махнул ей рукой. — Привет, Шейла. Шейла ответила ему тем же, а Ванесса недовольно скрестила руки и прищурилась. Несколько подростков, выходя из школы, прошли мимо президентки, осмотрели её с головы до ног, и противно захихикали. — Если планируешь поднять мне настроение, то можешь прыгнуть головой вниз. Мне теперь вообще не до тебя и твоей тощей задницы, говнюк. Интересно, Карл нарочно выбрал для себя место повыше, чтобы президентка не смогла дотянуться до его шеи и впиться в неё зубами? Судя по тому, как высокомерно он усмехнулся в ответ, именно эту цель он и преследовал, забравшись так высоко. — Ну конечно. Ты, наверное, совсем устала. — Карл глянул обратно в свою тетрадь. Сделав несколько росчерков, закрыл её, отложил ручку и взял в руки небольшую стопку листовок. Поводил ею у своего лица, как приманкой. — Тяжело ведь было половине Супремента отсасывать за пост президента. — Что ты сказал?! — мгновенно вспылила и покраснела Ванесса. Кулаки её сжались, фигура вытянулась, как струна. — Это не я сказал, — он швырнул кипу листовок прямо на президентку. Они плавно, как осенние листья, воспарили в воздухе и, прочерчивая дугу, упали на землю. Словив один из листков, Ванесса со скрежетом вцепилась в него ногтями. Её и без того красное лицо, казалось, вот-вот лопнет от перенапряжения и глаза покинут орбиты. Кензи и Шейла тоже подняли листовки с земли. На их лицах почти одновременно зародилось неприятное изумление. На листовках с фотографией Ванессы красовались схематично нарисованные пенисы и разные, в основном матерные надписи. Спортсменка громко рыкнула и принялась собирать листовки с земли. Рвала их на части, превращая в крошечные клочки. Наблюдающий свысока Карл скучающе и без особой радости смотрел, как взбешённая спортсменка уничтожает листовку за листовкой. — Если это ты сделал… — Очень мимо, Шерлок. — Карл, видимо, даже слегка расстроился от такого обвинения. — Вообще-то, тебе нужно сказать «спасибо, мой милый друг, что бы я делала без тебя!»… Эти листовки я забрал до того, как их успели по шкафчикам раскидать. Но если ты думала, что это единственный сюрприз на сегодня… — Твоё тупое блеянье действует мне на нервы! Скажешь ты прямо или нет? — Заходи в школу, узнаешь. — Карл подмигнул и улыбнулся. В этот момент его растянутые в усмешке губы выглядели гадко. Он поднялся, взял свою тетрадку и перелез через окно, скрываясь в школьном коридоре. Вот ведь говнюк! Действительный, самый настоящий говнюк. Не удивительно, почему Ванесса в своей злости к нему никак не могла успокоиться. — Боже, как же я его ненавижу! Ванесса ринулась в школу, с грохотом распахнув двери. В холле разродилось самое настоящее столпотворение: школьники заполонили весь холл, достали телефоны и принялись громко друг с другом переговариваться. Их уже почти взрослые голоса сотрясали всё здание и воздух вибрировал от едких замечаний, криков и смеха. Встретившись лицом к лицу с толпой, Ванесса стала протискиваться между ними. Кого-то пришлось грубо пихнуть в бок, кто-то не слабо получил от неё локтем прямо в живот, и когда непреодолимое течение вытолкнуло её вперёд, она с испугом округлила глаза. Первое, что охватило её, это жуткий стыд. Уже потом злость исказила её симпатичное лицо уродливой гримасой, заставляя брови расчерчивать переносицу кривыми складками. На самой большой стене, которая в Супременте использовалась зачастую как мемориал (и где фотография Сары стояла до тех пор, пока двое придурков не врезались в неё и уборщику не пришлось всё убрать), вырисовывалось огромное и кривое граффити. Оно гласило:

«ВАНЕССА МЭЙ — ШЛЮХА. ЛЮБИТ МИНЕТ И ЛИЗАТЬ ВОЛОСАТЫЕ ЯЙЦА»

И ниже номер её телефона. Ученики смеялись, делали фото и поглядывали на Ванессу с долей высокомерия и пренебрежения. Окажись кто-то из них в такой же ситуации, они бы рыдая и с воплями умирающего вепря позорно бежали домой, жаловаться родителям, но в этой ситуации оказалась Ванесса. Хотелось взорваться силой атомной бомбы и стереть в порошок весь Супремент вместе с его учениками и учителями. Комичности всей ситуации добавлял старый уборщик. Он недовольно цокал языком и медленно, из-за прогрессирующего ревматизма, закрашивал наскальную живопись. Ванесса схватила ведро с краской под ногами уборщика, и с яростью швырнула им прямо в стену, добавляя старику работы. Густая белая субстанция оставила на стене огромную кляксу и закрыла неприличную надпись наполовину. Капли краски попали на уборщика, учеников и даже на Ванессу, но ей на это было глубоко наплевать. Войдя в толпу она, приметив первого попавшегося футболиста в красном бомбере, схватила его за воротник и, давясь ядом, со злобой процедила: — Закрась эту дичь! Сейчас же! Парень, видно, из-за неожиданности перепугался. Закивал головой. Толпа стала расступаться перед Ванессой, а смешки поутихли. Наверное их удивило, что она не стала позорно сбегать или жалобно гнуть бровки. Вместо этого она с яростью буйволицы спрашивала, у кого хватило смелости это написать. Естественно, отвечать ей никто не спешил. Большинство и впрямь не знало. Да и если бы знало, стал бы кто-то говорить ей под руку? Когда старшая сестра бросила бесплодные попытки что-то выяснить и направилась на выход, Шейла взяла её за руку. Ванесса, будто в страхе, вытряхнула свою ледяную ладонь и обернулась. — Не сейчас! — буркнула она и ушла. Но на этом сюрпризы не закончились.

…

Дона упала задницей в грязь. Следом за ней в ту же лужу упала Шейла, пачкая свитер в дождевой луже. Она приподнялась на руках и оглядела себя, замечая, как из-за мокрой одежды становилось зябко, а потом рядом с ней на колени упал Муффис, держась за свой несчастный нос. — Ты, наверное, обосраться готова была от счастья, что у тебя сестричка на пост президента встала, да? — гаркнула главная среди задир. Одна из подружек активистки Виолетты выглядела, как снежная королева: полностью одетая в белый, с выкрашенными в серебро волосами и большими, стальными глазами. Скорее всего, и трусы она носила исключительно белые, а потому и кличка, приставшая к ней, звучала вполне логично, хоть и глупо. Белоснежка. — Чего вам от нас надо? — Шейла попыталась придать голосу требовательность и злобу, но быстро соскочила и осела под насмешливыми взглядами богачей. Двое парней и четыре девчонки смотрели на троицу свысока. Им бы не составило труда макать хипстеров головой в грязь до конца этого дня. — Я… я вообще никакого отношения к Ванессе не имею, ясно? Мы даже не дружим! Белоснежка гадко посмеялась, играя в переглядки с подругами. — Как же, лохушка. Боже, ты только на себя посмотри, чудище! Прямо копия своей сестрёнки, аж блевать тянет. Но, если быть совсем честной, то на тебя персонально нам всем наплевать. Тебе просто не повезло быть её сестрой, вот и всё. А вот ты… Неожиданно Белоснежка обратилась к Доне. Мэтьюз вся похолодела от ужаса и готова была расплакаться, прикрываясь руками. Лишь бы только её не били, она ведь не сможет дать сдачи! Но Снежка, вроде, не собиралась драться. Она села на корточки рядом с Доной, её белая юбка опала и Шейла впрямь увидела белоснежные кружевные трусы. Белоснежка приподняла лицо Доны за подбородок. — Ну что, тебе нравится лизать киски? — Иу, подлиза спортивная, — бросил один из парней. — Ты всей их лесбийской команде, наверное, нализывала. — Да уж! — Заводила склонила голову на бок, как любопытный попугайчик. — Мария всей школе показала, какая же ты ебанутая лесбуха! Твоя маленькая красноголовая Мари выкатила нам очень-очень приятный сюрприз, прямо то, что нужно. Дона распахнула глаза так широко, как ей позволяли её веки. Она замерла в ужасе и не смогла даже слова из себя выдавить, а мажорка прожигала в ней дыру, не сводя жадного взгляда с удручающе подавленного лица. Вот-вот, и Мэтьюз расплакалась бы. — Что такое? — надула губки Белоснежка. — Грустняшка, правда? Весь Супремент теперь знает ваш поганенький секрет, но как по мне, тут вообще стыдиться нечего. Ну правда, разве это плохо — любить кого-то своего пола? — Ты сука! — возмутился Муффис, вскочил с колен, но парни припугнули его, замухнувшись, и он позорно испугался. Встал поодаль, жалобно, как провинившийся щенок, глядя на Шейлу. В этой ситуации они бессильны. — Да ладно тебе. — Снежка достала свой телефон, стала старательно листать галерею. Её губы задумчиво складывались в утиную рожу, расходились в криво расчерченной улыбке. — Вы со своей подружкой разве никогда не хотели быть принятыми обществом, а? Это очень благородная цель, ну правда же. И я, так как уважаю меньшинства, хочу тебе помочь. Что, не веришь мне? У меня есть друг — гей. Клянусь тебе сердцем своей мамочки! Чёрт, ну где же это фото? Ах, ну вот же оно. Наконец Белоснежка демонстрирует дисплей с фотографией, на которой изображена Дона. Точнее, её розовая голова, расположенная между двумя женскими ногами ради очень конкретной цели. Разразившаяся плачем Дона так повеселила Белоснежку, что она не постеснялась похихикать ей прямо в лицо. «Она не могла» — бубнила Дона, пока по её щекам виноградинами плыли слёзы. — Ещё как могла, — не унималась мажорка. — Могла и сделала. Но ты не переживай так, я уже разослала эту фотографию по всей школе. Я уверена, все гнусные гомофобы от такого вида растают. Только не благодари меня, я же от всего сердца это сделала! Богачи стали раскатисто гоготать. — Зачем ты это делаешь?! — Шейла снова попыталась ответить, сжав в воображаемом кулаке воображаемые яйца, чтобы перестать наконец мямлить. — Она ничего тебе не сделала! Тебя же злит, что теперь моя сестра стала президентом школы, так отрывайся на мне! От этого замечания Белоснежка скучающе закатила глаза. Она поднялась, спрятала телефон в свою маленькую белую сумочку на плече. Эти издевательства стали утомлять её, да и вид обливающейся слезами и соплями хипстерши оказался не таким уж весёлым в долгосрочной перспективе. Ну что за тоска! А ведь всё так хорошо начиналось. Троица снова собралась на пустых трибунах у бейсбольного поля, чтобы поболтать и обсудить свои планы на рождество. А группка богатеев всё испортила своим внезапным появлением. Конфликт начался на пустом месте и абсолютно не имел смысла, в очередной рад демонстрируя тупую подростковую жестокость и узколобость. — Да что ты, манда, плачешь? — рявкнул богатей, обращаясь к Доне. — Ты сама не понимала, на что шла? Спортсмены всегда только пользовались такими, как вы, страшилищами. Уверен, твоя бучиха с самого начала планировала собрать фотки с твоими голыми сиськами, чтобы потом рассылать их по всем чатам и угарать. Я бы так и поступил на её месте. — Потому что ты урод! — крикнула Шейла. — Себя-то видела, чучело? И Шейле стало до ужаса смешно. Назвав его уродом, она имела ввиду совсем не внешность, но этот богатей оказался настолько тупым, что даже не понял. Уже намереваясь сказать об этом, Мэй раскрыла рот, но слова замерли в её горле и навсегда остались не озвученными. Глянув мажорам за спину, туда, где простиралось вечернее небесное полотно с грозовыми тучами на горизонте, она подумала, что прямо сейчас их всех настигнет ураган. — С вами не очень весело, поэтому мы уходим, — хмыкнула Снежка. — Ну а ты, как тебя там, Шенон? В общем, передавай привет сестрёнке и скажи, что мы её жизнь в ад превратим. Ураган и впрямь всех настиг. — А может, лично скажешь? Голос Ванессы, порой, звучал как волынка. Неприятный, звонкий и обжигающий ушные перепонки. Сейчас этот голос Шейле показался самым приятным из всех. Издалека увидев ровный и уверенный шаг своей старшей сестры, Шейла надеялась на то, что та пришла помочь ей, а не присоединиться к издевательствам. Эта поганая мыслишка залезла ей в подкорку, и позже ей стало стыдно за то, что она так подумала. От голоса Ванессы, слишком властного для семнадцатилетки, Белоснежка так перепугалась, что чуть сама не шлёпнулась задницей в лужу, путаясь в собственных ногах. — У нас вечерняя тренировка, шлюха. — Одним толчком в грудь Ванесса роняет мажорку на землю. Та приземляется рядом с Шейлой, а её безупречно-белые вещи становятся коричневыми. Вслед за заводилой на землю падают все остальные богачи. Ванесса, не изменяя себе, привела на поле не только стометрового Бруксона. Казалось, за ней увязалась половина спортсменов всего Супремента. Сёстры встретились глазами, и Ванесса помогла младшей подняться, придерживая её за руку. Бруксон поднял Дону и поставил её на ноги рядом с Муффисом, словно она совсем ничего не весила. — И что сделаешь, изобьёшь нас? — Белоснежка огрызнулась, а Ванесса шагнула к ней, замахнувшись для смачной оплеухи. Сделать она ничего не успела, потому что Бруксон схватил её за плечо. — Не надо, — буркнул он. — И так проблем хватает. — Она кинула Шейлу в лужу! Никто не имеет права бросать мою сестру в лужу, кроме меня. Как бы Шейле не хотелось увидеть расправу, она заверила, что с ней всё в порядке. Ванессу это упокоило, но лишь немного, поэтому она снова стала перешёптываться с другом. — Я просто ей врежу. Ничего ей с этого не будет, Брукс. — Хватит. Мы их тоже в грязи изваляли, этого вполне достаточно. Если некуда девать силы, потрать их лучше на тренировку. Пользы в этом побольше будет. Вот говнюк! Он, как всегда, прав. Ванесса хотела возразить, но ей не нашлось чем, и она согласилась просто уйти. Разводить очередной скандал вовсе ни к чему. Спортсмены развернулись и пошли обратно, а вслед за ними поплелись испачканные грязью хипстеры. А ведь всего одного слова не хватило для того, чтобы Ванесса послала Брукса в задницу и кинулась драться. Таким оголённым нервом, как сейчас, она не была уже давно, поэтому и запал для взрыва ей нужен совсем крошечный, но вместо этого она в противоестественной для себя манере попыталась изобразить дружелюбие и поговорить с сестрой. — И это всё, на что вы способны? Да я просто в ужасе! — заверещала униженная Белоснежка. Взрыв прогремел. Все спортсмены остановились, Бруксон сжал свои тяжёлые кулаки, а Ванесса подскочила, развернулась, как волчок, и почувствовала, как кожу на её ладонях разрывает от жжения. Неужели фитиль её бомбы подожгли! — Шейла, иди домой, — посоветовала старшая. Шейла с некой жалостью осмотрела мажоров. Каждый из них готов был лопнуть от негодования, потому что никому из них, кроме Снежки, не хотелось злить стаю злобных горилл. — Тогда, хорошей тренировки, — пожелала младшая и ушла в школу вместе с друзьями.

…

Сдавленные звуки борьбы раздавались за спиной до тех пор, пока троица не отошла на достаточное расстояние и не скрылась в школе. Шейла обернулась только один раз и увидела как её сестра оседлала Белоснежку, старательно вымазывая всё её лицо в грязи и злобно крича. Остальные спортсмены чесали свои ручонки об кучку богачей и кидались ими друг в друга, как жестокие мальчишки, решившие поиздеваться над щенятами. Зрелище поистине неприятное, поэтому Шейла не стала долго глазеть. — Да поделом им, козлам, — выдавил Муффис, оказываясь в пустом школьном коридоре. После уроков всё здание выглядело каким-то жутковато неестественным. Только утром всюду шныряли сотни учеников, а к вечеру все классы опустели и шумный рой превратился в утопающий в молчании склеп. Шейла, брезгливо осматривая измазанный грязью и травой свитер, ответила: — Да уж. Я всегда за мир во всём мире, все дела, но эти уроды получили по заслугам. Вот бы за мной тоже ходила свора бешеных спортсменов! Надо будет сказать Ванессе спасибо. — Да, — согласился Муффис. — Хотя мне сначала показалось, что она тоже пришла нас побить. Слава господу, что ненависть к богачам у неё сильнее, чем к нам. — Она всё ещё засранка, но уж лучше иметь засранку на своей стороне. Разговор прервался новой волной рыданий, которыми разразилась Дона. Мэтьюз закрыла лицо руками, прижалась спиной к стене и скатилась на пол. Она обнимала себя, как маленькая, и не прекращала лить слёзы. Шейла и Муффис даже подумали, что в перепалке не заметили, как сильно ударили их подругу, но потом поняли — Дону терзала исключительно душевная боль. — Эй, Дона, — позвала Шейла и села рядом с подругой. Она растирала её плечи руками, невзирая на облепившую их всех грязь. В пустом коридоре их голоса превращались в эхо. — Почему всё вокруг меня превращается в ад? — взвыла Мэтьюз. — Почему я должна терпеть это в школе, дома, даже в отношениях. Я думала, с Мари всё будет иначе! Я думала, что теперь мне можно хотя бы немного побыть счастливой, и что я больше не буду плакать, но с Мари я плачу в два раза больше! Я в аду! Она схватилась за голову и уткнулась носом в колени. Такая маленькая и беззащитная Дона и впрямь напоминала ребёнка, и Шейле от её вида стало совсем гадко. Она надеялась, что Ванесса со своими головорезами отметелит тех мажоров как следует, и живого места на них не оставит. — Почему она показала всем это фото? — пискнула Дона и стала задыхаться в плаче. — Я не знала, что она фотографировала меня! Вдруг мажоры были правы, и она сделала всё нарочно. Решила поиздеваться надо мной, — ведь все спортсмены издеваются над нами, и над задротами — и между нами никогда ничего не было, кроме шутки. Я уверена, так и было. Такая, как Мария, никогда бы не посмотрела на меня. Муффис сел совсем рядом с Доной и обнял её за плечи. Все втроём они сидели, как птички на жёрдочке, крепко друг друга обнимая. — Я уверен, это не так! — стал успокаивать он. — Вдруг её подставили? Вдруг её аккаунт на Фейсбуке просто взломали? У нас тут мажоры сходят с ума от того, что президентом стала спортсменка, и конечно же они будут пытаться наложить целую кучу говна им под дверь. Денег у них для этого достаточно! Они наняли хакера или… или что-то ещё, точно тебе говорю. Муффис говорил так уверенно, что даже Шейла начинала верить, хотя она и понимала — друг пытается успокоить Дону любыми способами. Чтобы не допустить её истерики, он может лгать, прямо как родитель, доказывающий существование Санта Клауса до ужаса капризному ребёнку. Конечно же, Мария могла поступить как угодно. Шейла очень много раз слышала рассказы о том, что Мария, скорее, больше походит на хипстершу, чем на спортсменку. Дело в том, что в Супременте касты делятся так кардинально не только потому что спортсмены любят бросать мячик, а мажоры — тратить деньги. Если ты Спортсмен, ты обязан делать многое. Одеваться так, как заведено только у спортсменов, слушать ту музыку, которую все решили слушать единогласно, а не какое-нибудь старьё или химозную попсу. Никаких свитеров, никакой травки, никаких старых виниловых пластинок или кассет, никаких пережитков прошлого — спортсмены олицетворяли собой новое прогрессивное поколение. Но Мария отличалась. Она носила вещи в стиле гранж, злоупотребляла травкой и просто обожала музыку с кассет. Дона рассказывала, что Мария обожает кассеты только из-за того, что в детстве ей никогда не позволяли к ним притрагиваться, а ведь она так хотела потрещать тонким прозрачным пластиком и самостоятельно поставить какую-нибудь из них в кассетник. И вот, стоило ей вырасти и начать зарабатывать самой, Мария стала скупать все кассеты, даже если на плёнке был один только шансон или безвкусная попса старых лет. Она даже слушала их редко, потому что плёночное старьё заменил «Спотифай», куда более удобный. И всё же, Мария обожала Стинга, курила сигареты и носила свитера. Благодаря этому она казалась Доне такой близкой и родной. Все забывали, что Мария — спортсменка. Возможно, именно это и сыграло с ними злую шутку. — Я верю, что Мария бы никогда не поступила бы так по своей воле, — продолжал Муффис. — Это ошибка. Это подстава! Веришь мне? — Нет… — честно ответила Дона, чем поставила Муффиса в неловкое положение. Обычно она всегда верила ему, какие бы глупости он ей не втирал. Дона до десятого класса считала, что у Муффиса есть грамота по художественному свисту! — А я верю, — сказала Шейла. — И я считаю, что мы справимся с этим, как и раньше. Нас постоянно пытаются втоптать в грязь, и пусть у них получилось сделать это чисто физически, морально нам нельзя опускать руки. Они засранцы! И мы придумаем, как им всем отомстить. И тут Дона произнесла слова, от которых у Шейлы холодок прошёлся по спине. — Всех почти перестали задирать, кроме нас троих. Ванесса обещала, что хипстеров и задротов трогать больше не будут, и их не трогают. Но нас, твоих друзей — да. Это уже четвёртый раз за неделю… — Хочешь сказать… я виновата в том, что с нами произошло? Муффис мгновенно попытался смягчить углы. — Слушайте, нет. Никто не виноват… — Нет, Муффис! — Дона поднялась на тонких, как спички, ногах и отошла от друзей. — Из-за Ванессы за нас теперь всегда будут цепляться. Потому что Ванесса — твоя сестра! — Она посмотрела на Шейлу полными злобы и обиды глазами. — А ещё потому что ты встречаешься с футболистом! Всем об этом известно, и ты тоже знаешь, что так нельзя! — Что за бред? — возмутилась Мэй. — Но ведь ты тоже встречаешься с пловчихой. — Уже нет! После того, как мы вернулись с фестиваля, Мари сказала, что и впрямь всё обдумала. И сказала, что нам лучше пока не встречаться. Она меня бросила, ясно? И я больше никакого отношения к спортсменам не имею. Муффис удивился. Его брови жалобно подскочили. — Почему ты нам не рассказала? — Я не знаю! Я не хотела, чтобы кто-то знал. Мне просто нужно было отвлечься от всего этого, взяться за учёбу, но как, если теперь мне всегда будут напоминать об этом всей школой? Мэтьюз потопталась на месте, ведь ей тоже тяжело принимать такие решения, но всё же взяла себя в руки, развернулась и собиралась уйти. Вовремя подскочив, Шейла взяла её за руку. — Прости меня. Я знаю, что очень тупо поступала раньше, и из-за меня вы уже были в опасности! Я и сама хотела бы просто учиться и не думать ни о чём, но всё получается, как получается, и мы должны быть вместе. А если поссоримся, то придётся выживать по одиночке! — Нет, Шейла. — Дона высвободила свою руку и сделала шаг назад. — Правда, хватит. С тобой стало опасно дружить. Нам нужно пока что перестать видеться, так будет лучше для всех нас. И если ты правда наша подруга, то не станешь подвергать нас опасности… Каждую мышцу тела, казалось, свело судорогой, и Шейла не могла пошевелиться. Ей пришлось беспомощно наблюдать за тем, как её лучшая и единственная подруга разворачивается и уходит, пока худая спина и ярко-розовая макушка не становятся всё меньше и меньше. Опустив полные стыда глаза, Муффис тоже поднялся и медленно стал пятиться назад. — Муф? — удивилась Шейла и увидела, как вина окрашивает его с ног до головы. Даже кудряшки, казалось, потускнели и перестали забавно пружинить. — Мне сейчас тоже лучше не привлекать внимания. Кто-то недавно бзднул о том, что я не просто торгую травкой, но и развожу её у себя. Спортсмены мне и так прохода не дают, а если на меня ещё и мажоры ополчатся… В общем, долго я не проживу. И мой нос тоже… Второй нож в сердце Шейла, казалось, не сможет пережить. — Прости, Шейла. Они оставили её совсем одну посреди коридора. Сжимая в руках лямку от своей сумки, Шейла никак не могла поверить в происходящее, будто бы всё ей просто снится. Столько боли, как сейчас, она не переживала никогда. В груди её вспыхнула такая сильная досада, что слёзы стали крупными порциями выливаться из глаз и стекать по щекам. Она подняла голову вверх, стала быстро моргать, глубоко дышать. Пыталась вернуть себе спокойствие и заглушить эмоции, ведь она уверена, что разорвёт воздух на клочки, если закричит от обиды. Пусть так. Если единственные друзья решили оставить её, она справится со всем сама. Теперь, когда у неё почти никого не осталось, Шейла почувствовала себя особенно одинокой и жалкой, стоящей среди пустых стен, как бездушная музейная экспозиция. Стоять одной ей стало жутко, и усмирив свою боль, она медленно шагнула вслед за друзьями, на выход. Скорее всего, за это время они уже успели сесть к Муффису в машину и уехать. Зайдя за угол, она встретилась со знакомой чёрной кожанкой. Карл будто бы был вездесущим и появлялся одновременно везде и нигде, как галлюцинация. Сейчас он сорвал со стены листовку с изображением Ванессы в россыпи нарисованных наспех цветных пенисов вокруг её лица. Листовку он смял и передал девушке, стоящей позади него. Она, тоже одетая в черную кожаную куртку, выбросила смятый листок в пакет для мусора, уже прилично наполненный. Когда Карл встретился с Шейлой взглядом, то ничего не сказал. Скорее всего он заметил, как в ореховых радужках переливается печаль, и как покраснели белки и распухли мешки под глазами, но предпочёл сделать вид, словно ничего из этого никаким образом его не касалось. Вместо слов он просто покачал головой. Шейла могла поклясться, что услышала в его молчании что-то на подобии: «Да! Жизнь и впрямь дерьмовая штука, Нэнс». Карл точно сказал бы нечто подобное. Вскоре Карл и его немногословная подруга, та самая Эшли, развернулись и ушли. Шейла продолжила путь домой. Плевать, что на улицах уже темно и зябко, а она промокла и извозилась в грязи, ей жизненно необходимо было медленно пройтись по улицам в одиночестве, и подумать обо всём, что случилось.