Дожить до выпускного. Часть I

Дни тянулись мучительно долго, но Шейла старалась не унывать. Ей повезло со спасительным кругом, в лице одного милого футболиста с ужасно красивыми глазами. Рассказав обо всём Кензи, Шейле стало намного легче. Она вообще делилась с ним всем, что с ней происходило, и иногда ей даже казалось, что она заходит за рамки говоря о тянущих болях внизу живота во время месячных, или о маленьком прыщике, вылезшем прямо возле соска. Она не понимала, почему пыталась вывалить на Кензи всё из своей головы, но футболист всегда отвечал ей легко и спокойно, будто для него такие темы не более чем повседневность. — Опять я о месячных, — вздохнула Шейла, когда они сидели в столовой. Она пыталась говорить тише, потому что совсем рядом сидела остальная футбольная команда, но парни так быстро закидывали в свою бездонную топку обед, что в их ушах только трещало от работы челюстей. — Прости… Чёрт, наверное, дело в том, что теперь мы с Доной не общаемся, а эта тема для нас обеих была немного «болезненной». Мы часто её обсуждали… — Я ведь собираюсь поступать в медицинский университет. — Ну губах Кензи взыграла очаровательная улыбка. Он тоже говорил почти шёпотом, только чтобы Мэй могла его услышать. — Для меня такие вещи не должны быть «табу». К тому же, моя сестра — убеждённая феминистка, поэтому, если ты планируешь испугать меня, то можешь рассказать о том, как всю жизнь хочешь зависеть от мужчины. Вот такого я ещё не слышал… А про месячные мне рассказывают лет с двенадцати. В этом весь Кензи. Шейла считала, что он отличается от остальных парней (хотя парней в её жизни можно насчитать на пальцах одной беспалой руки). Разве в этой школе такому огромному мозгу и необъятному сердцу не становилось тесно? И всё же, Кензи не мог стать заменой всем её друзьям. У него тоже есть дела, при чём важные, и хоть он не хотел этого признавать, и никогда не говорил об этом вслух, ему порой не хватало времени на Шейлу. Он и так старался изо всех сил, радуя её маленькими букетами цветов или сладостями. Иногда они ходили в кафе, а иногда смотрели фильмы, пока его родителей не было дома. В один из таких вечеров они переспали ещё раз, в вечерних сумерках, под фильм «Лови волну» о пингвинах-сёрферах, и Шейле этот раз понравился даже больше, чем предыдущий. Никто не торопил их, и они могли медленно распаляться, разглядывая друг друга в голубоватой дымке света от телевизора. Всё произошло спонтанно и неожиданно, хотя в тот миг им казалось, будто в мире не существовало людей, желающих друг друга так же сильно. А потом они сидели на кухне и болтали о всяком, пока Кензи доставал мороженое из морозильника. Когда Шейла оказывалась одна в пучине школьных коридоров, то ощущала себя как нельзя более одинокой. Без Муффиса и Доны походы в библиотеку, столовую или на пустые бейсбольные трибуны казались бессмысленными. Она часто приходила домой сразу после уроков и часами напролёт пыталась найти себе хоть какое-нибудь занятие, с тоской глядя в потолок или без удовольствия бренча на гитаре. Неужели так их дружба и закончилась? Как-то это глупо… На одну из футбольных тренировок Шейла пришла совсем без настроения. Ей хотелось посмотреть на потных парней в форме и хоть как-то себе его поднять. Футболисты заметили её издалека, стали громко свистеть и смеяться, как обезьяны. Таким образом они предупреждали Кензи о приближающемся тайфуне его любви и обожания. После тренировки они шли домой вместе: Кензи держал Шейлу за руку, а Майк с Заком прибились за компанию. Все обсуждали свои планы на рождество. Кензи вместе с родителями планировал провести его в Европе, ведь как раз после праздников у его старшей сестры должно состояться соревнование по спортивной гимнастике. Крамеры обязаны поддержать её, даже если ради этого им придётся справлять самый большой праздник в году не дома — главное вместе. Хотя Кензи несколько раз предлагал Шейле поехать с ним, а если нет, то ему остаться в городе, она отказывалась. Ехать вместе с Крамерами ей не хотелось по ряду причин. Во-первых, родители у Кензи странные. Его мама то мило улыбалась, то так же мило намекала Шейле как можно скорее заканчивать гостить в их доме и выметаться оттуда, да поживее, облачая такой откровенный посыл в самую лицемерную оболочку доброжелательности. А отец Кензи то хмурился, то, выпив немного вина или бренди, начинал неприятно и откровенно неприлично шутить. Сначала Шейле такое нравилось, но потом она стала чувствовать себя, как не в своей тарелке. Да и желание Крамеров свети своего единственного сына с родовитой спортсменкой, такой, как Ванесса, напоминало больше случку породистых суки и кобеля. Шейла попросту чувствовала себя лишней в их семье. А оставаться Крамер не должен, как говорила Шейла, потому что рождество нужно праздновать в кругу семьи. — А у вас какие планы? — спросила она, глядя на Майка и Зака. Капитан футболистов либо отлично играл роль натурала, либо Шейла понятия не имела, как себя должны вести геи, потому что он вместе с Заком шуточно боролся по дороге и прыгал на месте, как это обычно делают мальчишки. Чтобы ответить на вопрос, Майку пришлось прервать петушиные бои и, хлопнув друга по плечу, вклиниться к Шензи, крепко обнимая Шейлу за плечи. — Не знаю, но хотел поехать в Канаду. У дяди там своя ферма: лошади, коровы, все дела. Сто процентов он припряжёт меня помогать ему, и дрова для камина колоть придётся — в мороз, как обычно — но это намного лучше, чем тусоваться все выходные с отцом. Потом к ним присоединился Зак. Он кое-как влез между Кензи и Шейлой, и широким движением обеих рук сгрёб в охапку их обоих. — А я планирую оторваться, типа, до полного улёта! Хочу посетить вообще все вечеринки, которые будут устраивать. — Зачем? — хихикнула Шейла, несколько смущённая тем, что её со всех сторон облепили качки. — Как зачем? Как же без меня обойдутся мои девочки, а? — Это какие девочки? — подтрунивал Кензи. — Те самые, которых никто из нас никогда не видел? Тут же они с Заком стали скакать друг напротив друга, пытаясь схватить соперника обеими руками под грудь и завалить. Они смеялись и кряхтели, переставая видеть мир вокруг себя, пока не наткнулись на какую-то девчонку, что шла мимо них из школы. Тогда они остановились, извинилась перед ней, и продолжили бороться. — А ты что делать будешь? — спросил Майк, пока двое самцов выясняли отношения и бросались друг в друга похабщиной. — Наверное, подарю всем подарки, открою свои, а потом съем рождественский кекс и буду смотреть «Один дома» вместе с тётей и дядей. — А твоя сестра? — А моя сестра посидит с нами ради приличия, пока за ней на заедет Бруксон и они куда-нибудь не умотают. Вот так. — Веселья полные носки, — сказал Майк и Шейла улыбнулась. Ей не хватало своих друзей. Несмотря на всю крутость футболистов и даже несмотря на то, что ей удалось стать среди них почти своей (благодаря Кензи, конечно же), Шейла скучала по старым шуткам. С Муффисом и Доной она порой могла вообще ни о чём не говорить вслух, они и так её понимали, а в новой компании после каждого своего слова ей хотелось объяснять, что же она имела ввиду, чтобы её правильно поняли. К тому же, парни из футбольной команды имели совсем другие, в отличие от Шейлы, интересы, и слушать про всякое «хипстерское дерьмо» им очень быстро становилось неинтересно, как и ей неинтересно было слушать о футболе. Преодолев аллею вместе с парнями, Шейла начала с ними прощаться. Кензи обещал подвезти её до дома, поэтому на парковку они пошли вдвоём. До их слуха, как гром средь бела дня, донёсся пронзительный вой гиен. Баскетболисты, пыхтя и свистя, изрыгали из своих глоток такие мерзкие звуки, что их едва ли можно перепутать со смехом. И всё-таки, именно так их смех и звучал — у Шейлы от него побежали мурашки. Баскетболисты никогда не отличались умом, и особенно сильно выделялись своей бесчеловечностью. Если бы в Супременте проводили тесты в попытках выяснить уровень жестокости учеников, то баскетболисты брали бы в них высшие баллы. Может, всё дело в их исполинском росте, при котором они чувствовали себя неуязвимыми, а может, дело в их предводителе — Эдварде «Красавчике». Эдвард «Красавчик» являл из себя такого жуткого урода как внешне, так и внутренне, что при упоминании его клички хотелось плакать от смеха и горя одновременно. Если эту кличку он сам себе выбрал, а не получил её в насмешку от своих бешеных «друзей», то его, признаться честно, становилось даже жалко. И Эдвард «Красавчик» больше всего любил две вещи, но спорт в этот перечень не входил. Во-первых, Эдвард просто до одури любил наркотики. Поговаривают, что принимать их он начал ещё лет в четырнадцать, и поэтому он в среде баскетболистов слыл самым маленьким. Из-за наркотиков у него начались проблемы с гормонами, и он вымахал не как должно, на все сто девяносто, а всего лишь на сто восемьдесят сантиметров. А во-вторых, Эдвард «Уродец» обожал вид беззащитных, маленьких девочек, которые не могут дать ему сдачи. Нет, он не любил самих девочек, если они не смотрели на него огромными, полными ужаса глазами. Эдвард просто с ума сходил, если девчонка начинала отвечать ему, дерзить и язвить — у него от этого начинали чесаться кулаки и яйца. Иногда Эдварду перечили девчонки из группы поддержки, и одну из них он, за её дерзость, вроде как, изнасиловал. Это было ещё в десятом классе. Конечно же, всё это бродило по школе только в облике слухов, но слухи никогда не рождаются на пустом месте, и уж от таких, как Эдвард (Уродец) Красавчик ожидать можно чего угодно. Его смех среди остальных баскетболистов звучал громче всех. Шейла повернула голову инстинктивно, как антилопа, которая услышала треск сухих веток в лесу. Кензи медленно повернул голову следом, и оба они смотрели на пятерых здоровых парней, в чьём окружении стояла крошечная на их фоне фигура. Девчонка натянула на голову капюшон чуть ли не до самого носа, и стояла, покорно склонив голову. Вот только Шейла почти сразу поняла, что это Дона — её фигуру, манеру двигаться и одежду она узнала бы среди сотни. Розовая зефирина, которой Мэтьюз являлась когда-то, превратилась в тусклое бесцветное пятно в безразмерной толстовке и штанах, растянутых на коленках. Первая же мысль: «Нужно ей помочь!». Вторая мысль: «О боже, там пятеро баскетболистов!». Каким бы крутым Кензи не казался, эти громилы размажут его по асфальту без особых усилий, а про Шейлу и говорить не стоило. Однажды она уже попыталась вступиться за ботана, и чем это обернулось? Но стоять и смотреть, или пройти мимо, как поступили остальные Супременсткие, Шейла тоже не могла. — Это Дона! Мы должны сделать что-то, — жалобно протянула Шейла и огромными глазами посмотрела на Кензи. От такого её вида у него чуть не остановилось сердце, и он, уронив взгляд на асфальт, стал думать вместе с ней. Нейроны в его мозгу работали так быстро, что воздух над его головой мог начать искриться в любую секунду. — Ох, мне жопа, — произнёс он строго, потом звонко поцеловал Шейлу в щёку, будто на прощанье, и слегка тряхнул её за плечи. — Стой тут, и никуда не уходи, поняла? Спортсмены, порой, тоже боялись спортсменов. И всё-таки Кензи пошёл. Его за пятки покусывал не ужас, нет, скорее тревога, потому что он, как и все в Супременте, смог выжить только благодаря своду негласных правил, под эгидой которых ходили все. И вот теперь он нарушает одно из них — нагло врывается в личное пространство пятерых волков, которые уже делили добычу между собой. На их фоне Кензи казался золотистым ретривером, заплутавшим в лесах. Эдвард закинул одну руку Доне на плечо и прижался к ней, к маленькой и хрупкой, как крейсер к маленькой лодочке. Свою ладонь он как бы ненароком уронил на одну из её грудей, настолько маленькую, что она казалась мальчишеской. Но Эдвард всё равно стал наглаживать её через толстовку и тяжело дышать ей на ухо. Когда Кензи подошёл, то услышал, как «Красавчик» откровенно до неё домогается. — Я знаю таких, как ты, — говорил Эдвард таким компанейским тоном, что перебивать его не хотелось. Он словно обращался к Мэтьюз с предложением дружбы. — Лесбиянки нуждаются в хорошем члене. Вот у тебя когда-нибудь был парень? Дона всё молчала, стоя с опущенной головой. Всё её тело кричало о страхе и омерзении, которые она испытывала, когда Эдвард в открытую её лапал. И никому не было до этого никакого дела — некоторые школьники шли с занятий, чуть ли не за километр обходя баскетболистов. — Давай я за тобой заеду как-нибудь, не знаю, может, сегодня вечером. Давай? — он перестал жамкать её за грудь. Видимо понял, что жамкать там, в общем-то, не за что. Голос его стал ещё тише, пронзительнее. — И свою подружку можешь взять, я могу вас двоих смачно оттрахать. Тогда вы и поймёте, что лесбиянками становятся только из-за недостатка мужского внимания. Ну что, нормальная же идея? Эй, парни, как вам идея? Баскетболисты, ясное дело, активно соглашались со своим предводителем. Эти грязные разговорчики и мечты о двух лесбиянках в своей постели, которых они могли бы «исправить» своими силами, возбуждали их. Желание обладать отзывалось в их спинном мозгу, и их сердца толкали кровь от головы к паху, хищные улыбки становились страшными, отвратительными, а взгляды — липкими. Если Дона ещё не заплакала, так это только потому, что глаза у неё высохли. Она не смыкала их как минимум минуту, с ужасом глядя себе под ноги. Ей просто повезло, что Кензи решился спасти её. — Эй, Эдвард? — позвал Крамер и встал рядом с баскетболистами. Он протянул им руку, и они нехотя, но пожали её. Им пришлось вылезти из неги своих грязных подростковых фантазий, поэтому появление Кензи стало для них неприятным событием. Эдвард крутанул свою грузную голову в сторону футболиста и, выпятив нижнюю губу, стал пялить на него с открытым ртом. — Дело есть, — смело заявил Кензи. — Какое ещё дело? — Так Рождество не за горами, президентка всех собирает опять что-то там украшать и организовывать. Тебя и твоих парней Ванесса искала, — густая слюна предательски скользнула в его горло, заставляя его прерваться на секунду. Чего нельзя было делать, когда лжёшь, так это прерываться, потому-то Эдвард и не поверил. Или сделал вид, что просьбы Ванессы его вообще не волнуют. — Да ты что? И что мне, подорваться и побежать этой сучаре на помощь? Помогали уже один раз, ага, и чем она нам за это отплатила? Ни пивом не угостила, ни на тусовку не пригласила. Вот я уверен, что она со своим Бруксом и шлюхами с битами трахалась где-нибудь, на какой-нибудь закрытой тусовке, а нас на хуй послала. Вот пусть теперь сама со всем разбирается. Хотя Кензи придерживался иного мнения, ведь благодаря Ванессе на игру попадут не только бейсболисты. Её силами бассейн снова открыли для пловцов (ведь на время расследования и, почему-то, после него, он был закрыт), а футболисты уже не думали о том, пустят ли их на соревнования в феврале из-за дерьмовой репутации Супремента. Нет, Ванесса сделала так, чтобы все спортсмены смогли отыграть, но Эдварду на это абсолютно насрать. Он со своими парнями уже отыграл, ещё до Хэллоуина, и всё, в чём нуждался, это наркотики, алкоголь и какая-нибудь сомнительная вечеринка. Но пришлось с ним согласиться. Спорить с Красавчиком себе дороже. — Так-то оно так, — вздохнул он. — Вот только ты и сам Ванессу знаешь. Если она решила что-то делать, то она сделает. Вспомни только, что она сотворила с теми парнями в девятом классе, когда они ей наперекор пошли… Эдвард задумался. Зачавкал, переглянулся со своими парнями и только крепче обнял Дону, обхватывая её тонкую шейку своей громадной ручищей. — Да, в натуре, чел. — Один из парней поскряб ногтями свою лысую башку. — Чё нам, сложно? Не сложно. А эта шалава начнёт опять говнится, если не придём. — Да и хуй с вами! — зло рыкнул Эдвард и оттолкнул Дону от себя, будто эта она к нему пристала. Даже не взглянув на неё, он зло зыркнул на Кензи. Футболист сжал губы в понимающей улыбке и покачал головой. — А сам то чё не идёшь? Или она только меня позвала? — Я только что… Но Эдвард перебил его: — Не удивительно. Она точно хочет, чтобы её отымели, как следует. Ну-ка, Крамер, скажи мне… Ты же пялишь её сестричку? Как она вообще? С виду хорошенькая… Одевалась бы она ещё поприличнее, я бы, может, и присунул ей… Всё тело Кензи напряглось, ток стал плясать под его мышцам, лёгкие надулись, заполняясь воздухом. Казалось, ещё немного, и завяжется драка, — Кензи очень бы хотелось начать её самому, чтобы его костяшки прошлись по и без того уродскому лицу, превращая его в месиво из мяса и костей — но когда Эдвард стал задорно хохотать, Крамер опешил. Ладонь «Красавчика» с глухим хлопком опустилась футболисту на плечо. — Ну ты бы своё лицо видел! Я же пошутил! Ты вообще шуток не понимаешь, Крамер? Может быть, и не понимает. Но что он точно понимает, так это как сломать кадык. Хрящ треснет от одного точного удара, глотка станет распухать, а Эдвард, хватаясь за горло, упадёт на асфальт. И, может быть, умрёт от отёка, если скорая не успеет приехать вовремя. — Ладно, давай! — гаркнул Эдвард и вместе с парнями зашагал обратно в школу. Дона так и осталась сидеть на асфальте. Она подобрала сумку с земли, уперлась в неё руками, попыталась подняться. Выглядела Мэтьюз как новорождённый оленёнок с трясущимися ногами. Только когда пелена ярости спала с глаз, Кензи смог выдавить из себя какие-то слова. — Эй, ты в порядке? — спросил он и потянулся к девчонке, чтобы помочь, но Мэтьюз шарахнулась от него, как от огня. На секунду из-под её капюшона показались большие голубые глаза — затравленные и громадные, будто без век вовсе. — Я тебя трогать не буду, я просто хотел помочь. Я Кензи… парень Шейлы. Ты меня помнишь? Он пытался говорить мягче, сделал шаг назад, но всё равно казался в её глазах чудовищем. В её глазах чудовищами казались все, поэтому она, обхватив руками свою сумку, так быстро рванула по улице, что Крамер чуть было не присвистнул. Такой скорости, пожалуй, даже нападающий в его команде позавидовал бы. Это всё, что Кензи смог сделать, и хоть Шейла благодарила его, ему эта благодарность казалась незаслуженной.