Дожить до выпускного. Часть I

После матча в ушах продолжало жужжать до самой ночи, и как бы Шейла не пыталась себя усыпить, ничего у неё не получалось. Сон пришёл болезненным и нервным приведением, подарив целую охапку изнуряющих сновидений. Несколько раз Шейла просыпалась, гонимая необъяснимым страхом, гадко щебечущем ей на ухо, и каждый раз понимала, что уснула всего на час или полтора. И когда ночь, наконец, накрыла её пуховым одеялом, вверив мягкую дрёму, в её комнате раздался телефонный звонок. С тяжёлым стоном оторвав голову от подушки, Шейла приподнялась на одном локте и вслепую нашла источник шума. Смахнув пальцем влево, она приняла вызов и раздражённо поинтересовалась, кому хватило смелости думать, будто такое беспардонное поведение в 2:40 может сойти с рук. На другом конце прозвучал хрипловатый женский голос, узнать который Шейла так и не смогла. — Привет. Ты же Шейла, я правильно попала? — Да. — Шейла отвечала машинально, укрытая поволокой сна, и проснулась только когда сильно надавила пальцами в уголках глаз. — Да, да, я Шейла. А кто это? — Это не важно, поверь, — бодренько ответил голос. — Мне твой номер дала твоя подружка. Киса с розовыми волосами же твоя? Тут даже думать не пришлось и Шейла ответила ещё до того, как девчушка успела полностью задать вопрос. — Моя-моя. Что-то случилось? — Такое дело… У нас тут полный бардак творится, и эта твоя розовая зачем-то сюда притащилась. Не знаю, может, она обкурилась чего-то или напилась, от неё вроде не пахнет, но она тут сидит и рыдает уже битый час. Твоя сестричка пыталась с ней поговорить, но та ни в какую вообще… Короче, она сказала тебе позвонить. Говорит, только с тобой домой поедет. Такие дела. Говорила девушка чётко и связь не обрывались, но Шейлу всё равно накрыла уверенность в том, что она ничегошеньки не поняла. В её черепушке стрёмная обезьянка била звенящие железные тарелки друг об друга и громко кричала. Прошло секунд десять, за которые Мэй так и не смогла придумать, что ответить. Голос спросил: — Ну… Так ты приедешь её забрать? Подружку свою. — Да, да, конечно. Я скоро буду. — Шейла поднялась, свесив ноги с кровати, и резко выпалила в трубку. — А куда ехать? Как оказалось, путь лежал совсем близкий. Дону каким-то непостижимым образом занесло на вечеринку к Бруксу, у которого «Аллигаторы» решили праздновать победу. Шейла давно не была у Миллеров, однако путь до их дома помнила. Добираться до него всего ничего — пройти вверх по улице и по загорку пересечь сосновую рощицу. Хотя, это и рощицей назвать сложно, всего-то десяток-другой деревьев, выстроенных в косой ряд. И пусть на словах длина пути звучала как дорога от Шира до Мордора, он не занял и пятнадцати минут неспешным шагом. Дом Миллеров стоял последним в улице, окружённый деревьями и кустарниками, как младенец в колыбели, и колыбель эта служила ему отличной звукоизоляцией. Как бы сильно не гремело веселье, едва ли соседи могли услышать жалкие отголоски где-то вдалеке, и спали спокойно. Чрезвычайно удобно! Но Шейлу вечеринка встретила даже раньше, чем она успела пересечь палисадник. Глухой ритм музыки и громкие, пьяные визги вихрем обрушились на неё и зависли в воздухе, пока та обходила брошенные у подъездной дорожки автомобили, шла мимо садовых гномов, которых темнота ночи превращала в страшных гремлинов, и поднималась на веранду. Стоило ей подойти к двери, где-то в глубине дома раздался истошный вопль, а за ним дикий, неудержимый хохот десятков человек. Для Супрементской вечеринки такой шум звучал естественнее некуда, но в желудке у Шейлы угрём завертелся ужас, как если бы она наткнулась на чей-то холодный труп. Она долго не могла понять, в чём дело. Тело её схватил озноб, по коже волной пробежался табун мурашек, сердце застучало от волнения и пот подступил к вискам. Такое с ней уже случалось. Её интуиция, внутренний зверь, если угодно, трепыхался запертой в клетке птицей и истошно о чём-то кричал. Интуиция никогда не давала конкретики, а потому Шейле самой приходилось решать, чего именно ей стоило бояться. Она помнила отголоски подобного страха в день смерти своих родителей, и в день, когда в седьмом классе посчитала пруд достаточно глубоким, чтобы прыгнуть с тарзанки, сломав себе руку. Дельная мысль частенько приходит уже после того, как всё произошло, а в моменте «до» находится тысяча и одна причина, чтобы пренебречь внутренними ощущениями и поступить так, как считаешь нужным. Шейла считала, что раз внутри дома её ждёт Дона, то она проигнорирует иррациональную мысль: «Зайдёшь туда и столкнёшься с тем, с чем никогда не захотела бы столкнуться». В прихожей её встретила нормальная подростковая вечеринка, если такие вечеринки вообще можно назвать нормальными. В гостиной четверо спортсменов сидели на диване: двое из них играли в приставку, двое в полусне что-то бубнили им в поддержку. На кресле прямо из бутылки пила джин чирлидерша, морщась после каждого глотка. Часть устроилась на полу, другая часть, та, что повыносливее, ещё прыгала у музыкальной установки, пародируя несвязные танцы папуасов у костра. Те спортсмены, которых алкоголь ещё не свалил, продолжали греметь бутылками на кухне и бродить по дому в поисках подзаправки. В воздухе стояла невыносимая духота и где-то здесь, если верить голосу по телефону, должна находиться Дона. Шейла стёрла с лица остатки сна, сняла с себя пальто и прямо в пижаме выдвинулась на поиски Доны или Ванессы. Удача ей не улыбнулась. Первым знакомым лицом стала Виктория, что вечно теребила свой хвостик. Виктория сидела в кресле у окна и, развалившись, глотала пиво. В другой её руке между пальцев была зажата сигарета. — Эй, привет, — поздоровалась Шейла и Виктория неохотно подняла голову. В знак приветствия она отвесила тяжёлый кивок, будто в черепе у неё плавал не мозг, а килограмм десять железа, вес которого еле удерживался на тонкой шее. Не нужно быть гением, чтоб понять — бейсболистка не просто вусмерть пьяная, но и под веществами. Решив попытать удачу ещё раз, Шейла спросила: — Ты не видела тут девушку с розовыми волосами? Низкая такая, Дона зовут. — Не-а, — по слогам разложила Виктория и примкнула губами к горлышку бутылки. — А Ванессу видела? Где ваш капитан, не знаешь? Это имя запустило в теле Виктории такую бурную реакцию, что она чуть не изошлась пеной. Спортсменка завертелась, оживилась и бешено округлила глаза. — Ванесса?! Ванесса?! Да пошла она, эта Ванесса! Буквально вечером Шейла видела, как дружно все девушки из команды бейсболисток обнимались, а тут такое… — Знаешь… знаешь, что она тут делала? Знаешь? — Не знаю. — Она тут ходила и орала на нас. Она, Ванесса, бросалась на всех, как сумасшедшая, а всё из-за того, что кого-то припёрло веществами побаловаться! Подумаешь, таблетки какие-то, это что, преступление? Вообще-то да, преступление, подумала Шейла, но ничего не сказала. Виктория и так говорила еле-еле и спорить с ней бесполезно. — Наорала на нас и съебалась в туман. Нашлась тут… консервативная пизда! Злобная тирада кончилась тем, что Виктория снова осела в кресле и поморщилась от боли в висках. Она приложила бутылку пива ко лбу и горько, протяжно застонала. Судя по смертельной обиде в словах спортсменки, Ванесса не просто «наорала и ушла», скорее всего перед этим она устроила сеанс мозгомойки со всеми красноречивыми эпитетами и прилагательными, не забыв задеть всех — Викторию точно — за живое. Ванесса умела говорить гадости, это у неё искусно получалось. Доны на первом этаже не оказалось, Шейла обошла каждую комнату и лично в этом убедилась, поэтому стала подниматься на второй. Прежде чем она успела переступить первую ступеньку, её окликнули. — Шейла? Это ты, что ли? Бруксон встал у лестницы и одной рукой ухватился за перила, чтобы устоять. Во второй держал банку пива. Какой же он, всё-таки, здоровенный! Казалось, в нём никак не меньше двух метров и баскетболисты точно локти кусали, когда узнали, что он решил посвятить себя не им, а бейсболу. — Шейла-а, приве-ет! Фонарный столб расставил свои руки по сторонам, и они с Шейлой обнялись. Она улыбнулась ему и ей стало немного спокойнее от вида кого-то знакомого. К тому же, Бруксон, кажется, единственный во всём Супременте спортсмен, способный здраво рассуждать и разумно помалкивать. Чего только стоила та потасовка с мажорами, когда он отговаривал Ванессу вступать в драку. — Привет, — поздоровалась она. — Не ожидал, что ты придёшь. Ванесса сказала, что ты спасовала. Ванесса вообще… она, — он состряпал такое жалобное выражение, что стал похож на брошенного хозяином щенка. Печально опустив голову к баночке с пивом, взболтнул содержимое. — Поссорились, да? — Можно и так сказать. — Бруксон неловко пожал плечами. — Не важно. Она уже ушла, если ты её искала. — Вообще-то, я ищу не её. Ты не видел Дону? Такая маленькая, тощая глиста с розовыми волосами? Меня одна из ваших разбудила, сказала, что она у тебя, сидит и рыдает… Но Брукс только медленно качнул головой. Кажется, он даже не понял, о ком шла речь. — Не знаю, я её тут не видел. Мы тут… — Э-эй, Бруксонище! Заорал во всю глотку Эдвард «Красавчик», возник у Миллера за спиной, и сильно хлопнул его по спине. Шейла, завидев эту образину, пулей забралась на второй этаж. Бруксон успел увидеть только её задницу в клетчатых пижамных штанах и сверкающие пятки. — Что надо? — недовольно рыкнул Фонарный столб. На его фоне Красавчик казался низковатым и даже тощеватым. — У меня тут есть кое-что, как раз для тебя! Бруксон скинул руку Эдварда со своего плеча и зашагал в гостиную. Красавчик засеменил за ним. — Дебил, Несса вам и так мозги выебла, ты захотел продолжения? — А-ай, эта шлюха мёртвого заебёт, эта Неса-неса, — передразнил Эдвард, но умолк и капитулирующе вскинул руки в воздух, когда Бруксон метнул в него один из своих испепеляющих взглядов. — Слушай, брат, ну не умеет она веселиться, ты что, решил с неё пример брать? Хочешь сидеть тут и долбить глазами потолок, м? Эдвард стал заискивающе крутиться вокруг Фонарного столба, как собачонка не знающая, где лучше поставить свою метку. — А я хочу, чтобы ты повеселился от души! Чтобы перестал быть таким унылым говном. Ну ты посмотри на себя, мужик. Давай таблеток пожуём, а потом к тем лошадкам двинем, — он указал пальцем на спортсменок у проигрывателя. — Прокатимся… Они тебя хотя бы не опрокинут, как эта Н-е-с-с-с-а. Мыслительный процесс в голове у Брукса загудел до жужжащих шестерёнок, но когда ответ красными буквами выполз перед его глазами, он развернулся, посмотрел Красавчику прямо в глаза и уверенным тоном произнёс: — Пошёл. На хуй. Это вполне можно интерпретировать как «засунь свои таблетки себе в зад», и Эдвард, поджав губы, сдался. Когда Бруксон пошёл на кухню, этот гигантский атомный ледокол, дрейфующий среди туристических лайнеров, Эдвард снова побежал за ним. Стал напевать ему на ухо свои сладкие песенки, извиняться и всеми силами втираться к нему в доверие. Видимо, таким образом хотел перетянуть Кинг Конга на свою сторону. В конце концов, пьяный Брукс сдался. Вздохнул, тяжело закрыл глаза и согласился выпить с Эдвардом по пиву. По пиву, и ничего более. В это же самое время Дона всё ещё оставалась невидимой. Или ушла. Второй вариант, конечно же, казался более реальным, но Шейла всё равно не сдавалась. С каждой пустой комнатой плохое предчувствие нарастало. Заглянув в кладовку Шейла заметила какие-то влажные пятна на стоящей в углу старой тумбочке. На пыльной поверхности глянцем блестели округлые разводы, будто кто-то елозил на ней голой задницей, что, зная необузданность спортсменов, вполне могло оказаться правдой. Из комнаты в конце коридора донеслось копошение: кто-то зашуршал простынями. Вытурив из головы мысли о пыльной тумбочке, Шейла боязно подошла к двери и прокрутила круглую ручку — комната оказалась незапертой. Оттуда на неё налетел прелый запах пота и чего-то ещё; чего-то естественного, но неприятного, как смесь из спермы и мочи, совсем ещё свежих. Само собой, на носу у Шейлы образовались складочки, присущие гримасе отвращения. — Боже мой! — в страхе вскрикнула она и покраснела до кончиков ушей от увиденного. — Блять! — истошно завопил парнишка и отскочил с одного края кровати к другому, дрожащими руками прикрывая наготу. — Мари, какого хера! Опять?! Почему ты не закрываешь за собой двери? Красноволосая Мария, та самая, о которой Дона своим друзьям прожужжала все уши, медленно приподнялась на локтях. Когда Шейла вошла, то обнаружила, как в неё с дюжим усердием вдалбливается тощий паренёк. Их разгорячённые, покрытые потом и бог весть чем ещё тела блестели в тусклом свете прикроватной лампы, простынь под ними пронизывали маслянистые пятна. В такой ситуации Шейла просто не знала, как поступить, поэтому замерла на месте, широко распахнув глаза. — Дебил, — прохрипела Мария, даже не сведя ноги вместе. — Это ты дебил, это ты двери не закрываешь… Мария прикрылась краем вымоченной в человеческих секрециях простыней, будто бы её это совсем не смутило, и приподнялась. Шейла решила, что раз её не прогоняют (хотя, определённо, стоило бы), нужно спросить: — Эм, Мария? — Да чего тебе надо? — сердито спросила она. — Где Дона? Ты её видела? Хотя что-то подсказывает, что видела. Более того, Мария с вероятностью девяносто девять процентов являлась причиной крокодильих слёз Мэтьюз. — Ха-ха! — гаркнул парнишка. — Это чеканутая лесбуха? Да, конечно, мы её видели! — Закрой уже своё паршивое хайло, Джейс. — Мария говорила медленно, вкрадчиво и с долей усталости. — Ты меня два часа пытаешься выебать и всё без толку, импотент ты хуев… Эти слова отозвались в Джейсе такой досадой, что он побелел, соскочил на пол в один прыжок, удерживая одеяло на уровне паха, и так громко заорал, что Шейле пришлось прикрыть одно ухо ладонью. — Да пошла ты на хуй! Ты сука! — Джейс стал хватать свои вещи с пола, не прекращая ругаться. От стен отлетали его невыразительные, но очень ядовитые реплики, и все из них были адресованы Марии. Стоило Джейсу пулей вылететь из комнаты, сверкая голыми ягодицами, Мария потянулась к прикроватной тумбочке, схватилась за сигареты и закурила. К запаху человеческой плоти присоединился удушающий серый дым, и Шейла закашлялась. — Я не знаю, где она, — бесцветно ответила пловчиха и слегка поморщилась. Она приложила мизинец ко лбу, пытаясь справиться с болью в голове, после чего отстранённо стала глядеть в стену прямо перед собой. Её расширенные зрачки говорили сами за себя, поэтому Шейле немногих усилий стоило догадаться, в чём всё дело. — Не знаю… — Но ты же знаешь, что с ней случилось, правда? — участливо спросила Шейла. — Я выпила и подумала, что очень хочу Доне позвонить. Ну и позвонила, сказала приехать сюда. Хотела помириться или типа того. А потом этот Джейс предложил вместе с ним травки покурить, пока жду, и мы покурили… типа того. — Она прервалась, сделала затяг и продолжила. — Не помню, что было дальше, какие-то таблетки, вроде бы. Потом Джейс меня долбит в кладовке, угу… Но я подумала, что не особо против, так что позволила ему… ну, продолжить. Это не было концом рассказала, но у Шейлы всё равно появилось ощущение, будто бы она навернула целую тарелку помоев. — Нас так Дона и увидела. В кладовке. Джейс мне на живот кончил, а я… Мария положила голову на прижатые к животу коленки и уронила сигарету на матрас. Тут же к ней подскочила Шейла, выхватила тлеющую палочку и потушила её в горшке с искусственной драценой — он стоял на прикроватной тумбочке. Потом она попыталась найти какое-нибудь сухое местечко на матрасе, присела на его край и дотронулась рукой до плеча Марии, чтобы немного её успокоить. — Когда я её увидела, тогда, в кладовке, то начала смеяться, хотя сама не понимаю, зачем. Я вообще плохо себя чувствую, ничего не понимаю, просто говорю что-то, но я понятия не имею, что я говорю. Джейс мне какие-то странные таблетки дал… — Ты в этом не виновата, Мари. За тебя наркотики думают. — Нет-нет, — неожиданно хихикнула Мария и начала тереться щекой о свою коленку. — Я и в самом деле подумала, что Дона ничтожество. Она такая жалкая… Шейла одёрнула от Марии руку, как от раскалённого чайника. — Чудо невзрачное… Она такая милая. Сука! Как же она меня достала, Дона-Дона, как же она доставала меня со своей заботой и своим нытьём. Я просто хотела потрахаться с парнем, потому и согласилась с Джейсом… Ой-ей. — Мария вдруг икнула и это развеселило её ещё больше, она стала смеяться. — Я себя так погано чувствую! И Дона начала плакать, убежала… С ней всё в порядке? Как же у меня болит голова… Трип так плотно схватил Марию за задницу, что она стала напоминать сумасшедшую прямиком из дурки. — Да пошла она, Дона. Пошла она, дура наивная. Она заслужила то, что с ней творится и заслужила эти фотки! Она их заслужила! Чёрт, Дона расплакалась и убежала, когда меня увидела… — Я кого-нибудь позову, ладно? Тебе, кажется, совсем нехорошо… Поднявшись с постели, Шейла хотела было уйти, но Мария неожиданно резко потянулась к ней и впилась коршуном в её запястья. До безумия округлённые глаза пловчихи делали её лицо до жути похожим на морду опоссума. — Куда ты пошла! За Доной? Я знаю, какие вы с ней подружки. Я знаю, как вы хорошо повеселились с ней на фестивале. Вы классно там вылизались, ха?! — Что ты несёшь… — Шейла потянула свою руку, но Мария не пустила её. — Отпусти меня! Простыня спала и явило стройное тело Марии. Кожа её горела, изливаясь потом, ладони судорожно тряслись, все движения стали чопорными, резкими и нечеловеческими, словно её схватила белая горячка. — Ты шлюха! — взвизгнула Мария и попыталась наброситься на Шейлу, но запуталась в движениях собственного тела и с грохотом повалилась на пол. Воспользовавшись этой нелепой заминкой, Мэй пулей вылетела из комнаты. Дверь за ней громко бахнула, а половицы заскрипели под ногами. Поддавшись ужасу, с каким сталкивается любой, оказываясь в столь странной ситуации, Шейла бежала на той скорости, на какую ей хватало сил, а с лестницы чуть не полетела кубарем. Ей повезло, что на последних ступеньках её поймали чьи-то мощные руки. Сцепившись на талии, как спасательный круг, они потянули её обратно и поставили на ноги. — Опа, поймал! — снова Брукс. Его озабоченный взгляд скользнул по перекошенному лицу Шейлы и Миллер, видно, стушевался. — Ты в порядке? Кто-то наверху кричал, и я… — Там девочке плохо, — на выдохе ответила она. — В смысле, ей совсем нехорошо, понимаешь? Он медленно кивнул. — Ей может кто-нибудь помочь? Домой бы её отвезти… — Да-а, я сейчас… М-м. — Бруксон соображал совсем плохо и слова доходили до него с сильным опозданием, как если бы его сознание подключили к самой паршивой сети вай-фай. Но он соображал, и это хорошо. Они с Шейлой подошли к танцующим чирлидершам и Бруксон, наклонившись к одной из них, шепнул что-то. Из-за шума Шейла не разобрала, что именно, но спортсменка эта кивнула, позвала с собой двух подружек и они ланью ускакали наверх. Минут через десять они уже спускались вниз вместе с Марией. На пловчиху кое-как натянули её джинсы, даже не застёгивая, и бейсбольную рубашку, а по полу её пришлось волочить в полуобморочном состоянии. Когда Брукс закрыл за ними дверь, то неловко глянул на Шейлу и оттянул нижнюю губу вниз. — Ты прости за это. У нас сегодня многим что-то плохо стало… Ничего такого, видимо, просто с ума посходили от всей этой школьной херни… — Ничего страшного, — отозвалась она, скосив взгляд в сторону. — Всё нормально. — А свою глисту — подружку, я имею ввиду — ты нашла? Она здесь? — Но на его вопрос Шейла качнула головой. — Понятно. Скорее всего, она уже дома. — Да, скорее всего! Неловкость нависла над их головами и закрыла им рты. Общих тем для разговора у них, фактически, не было, а задерживаться больше Шейле не хотелось, поэтому она попыталась придумать какую-нибудь причину уйти прямо сейчас. — Ну, я, наверное, пойду домой. — Если хочешь, оставайся. У нас тут ещё пиво есть, и… — Он указал пальцем в сторону кухни, но Шейла сразу же замахала руками. — Нет, мне и правда пора. Утро скоро, а мне завтра в школе нужно быть позарез просто. Так что… — Да, конечно, — неловко ответил Бруксон и сунул ладони в задние карманы своих джинс. — Понимаю, да-да. И Шейла только на пути к своему пальто, которое висело в прихожей, поняла — Миллер всё никак не может выразить очень важную мысль, крутящуюся у него языке. Глаза его бегали от одной точки на полу к другой, губы то и дело размыкались будто вот-вот, и выбросят какое-нибудь слово, но потом снова плотно смыкались, оставляя мысли роиться в голове. В конце концов, он бы вообще ничего не придумал, а потому Шейла отложила своё пальто и с прищуром взглянула в лицо Фонарному столбу. — Если ты сейчас не родишь какую-нибудь мысль, то у тебя лопнет голова. — Чего? — изумился он и ненароком шлёпнул ладонью по лбу, будто принял её слова всерьёз. Шейла хрюкнула, вроде как, посмеялась. — Ты же хочешь мне что-то сказать, да? Лицо Миллера вытянулось, а грудь его сдулась, выдав целую порцию горячего воздуха. Либо ему стало легче, либо он с ужасом понял, что сдал себя с потрохами. — Вообще-то, да, — начал он. Потом поморщился, как от мигрени, попытался стряхнуть с себя опьянение, махнув головой. — Я думал, ты могла бы мне помочь кое с чем. Хотел спросить, но я же понимаю, мы практически никогда не общались… — Что-то связанное с Ванессой, да? — Да. Бинго, подумала Шейла. И как только ей удаётся почти всегда попадать в яблочко? Видимо, все влюблённые ведут себя до смешного предсказуемо. Но было слишком поздно, а Шейла выбиралась из своего дома тайком. — Я рада бы помочь, правда, — сказала она и Брукс посмотрел на неё самым серьёзным своим взглядом. — Но уже поздно, а я не предупредила ни Сесиль, ни Конрада о том, что ушла. Я боюсь, мне жёстко перепадёт от этой вылазки, если они заметят. Глаза Бруксона снова опустились в пол, челюсти сжались и он как-то даже помрачнел. — Не важно тогда. Забудь. — Он ответил бесцветно, ради приличия даже не попытался выдавить из себя подобие улыбки и уже развернулся, чтобы уйти, но Шейла не смогла так просто всё оставить. Она, эдакая добрая душа, коснулась его плеча, остановила и вытянула добродушную улыбку. Сказала что-то на подобии: «Ладно, давай всё обсудим», и в его ореховых глазах блеснула, ни много ни мало, целая жизнь. На первом этаже что-то обсуждать не получилось бы — слишком шумно и вечные перебранки, поэтому Бруксон предложил им уединиться в его комнате. Сказал он это без задней мысли, уж слишком пьян был для фразочек с двойным дном, поэтому они взяли по пиву и расселись у него, кто куда. Миллер сел на край своей здоровенной кровати, а Шейла примостилась на стуле напротив его рабочего стола. С первого взгляда Бруксон казался скалой не только лишь в физическом эквиваленте: говорить о себе и своих чувствах ему, как полагается эталону маскулинности, оказалось чересчур тяжело. Шейла не настаивала на откровениях и беседа их плавно бежала по нарастающей, пока Бруксон не выдал всё, что его так мучило. К этому моменту Шейла тоже изрядно выпила, поэтому сидела, жалостливо выгнув брови и подперев подбородок рукой. Сердце этого несчастного гиганта обливалась кровью каждый раз, когда Ванесса называла его своим братом. Братом! Ведь это во много раз хуже, чем просто «друг», и запашок от этих отношений шел совсем даже не «френдзонный», тут не грех использовать самое настоящее «кровосмешение». —… но мы так долго вместе, что мне кажется, понимаешь, что мы стали даже ближе, чем брат с сестрой. В том смысле, что мы будто бы срослись с ней в одно целое, в Франкенштейна. Шейла с хихиканьем представила гадко извивающееся чудовище с крошечной головой её сестры и несоизмеримо огромным телом Атланта. —… поэтому в прошлом году я пытался… Знаю, по-идиотски, и как это жестоко, но я пытался заставить её что-то ко мне чувствовать. В том плане, что я начал встречаться с девушками, но на пару недель, и всё. Пару раз секс, и всё. И каждый раз я рассказывал ей об этом, а она просто пожимала плечами и говорила о какой-нибудь херне, понимаешь… Его словарный запас иссяк и он пожал плечами. Шейла понимающе кивнула. Один раз они вдвоём спустились на первый этаж за добавкой и стали пить ещё. Бруксон заметно оживился, его глаза широко распахнулись, рассказы насытились подробностями. От такого напора он заметно вспотел, тяжело задышал и покраснел, видимо, явственно представляя Ванессу прямо перед собой. Помочь ему было нечем, думала Шейла, потому что она знала о своей сестре ничтожно мало, и всё, на что она решилась — это слушать. Они будто бы проболтали всю ночь, когда на деле прошло не больше получаса, за который Бруксон пытался высказаться обо всём на свете. —… иногда мне кажется, словно я могу прочесть её мысли. И…– Бруксон посмотрел на Шейлу, что присела рядом с ним на кровать. — Я не знаю, как это объяснить, но будто мы можем трогать друг друга, но не за плечи, или за руки, или за живот... Внезапно он дотронулся своей рукой до руки Шейлы, потом до её живота — всего лишь мимолётное касание, от которого по телу её прошлись неприятные мурашки. Этого она не ожидала, а потому съёжилась. — Словно я могу потрогать своим мозгом её мозг, — объяснил он. — Будто бы касаешься её души своей, да? — Ну, да. Вроде. Хотя по ощущениям — будто мы сиамские близнецы, сросшиеся башкой. Ха-ха-ха! Он пронзительно рассмеялся, причём так неожиданно, что Шейла вздрогнула. Потом он поморщился, дотронулся до своих висков и покачал головой. — Меня её мысли пугают. Или это мои мысли, я уже не знаю. Наверное, я поехал кукушкой. Ванесса просто… просто… — В этот момент можно было ожидать чего угодно. Например, Бруксон мог назвать Ванессу милашкой или роковой стервой. Но он выдал неожиданное. — Просто сумасшедшая блядь. Иногда мне её придушить хочется… То есть, нет, нет, не это. Мне хочется с ней поцеловаться. Я хочу её поцеловать, особенно когда она садится ко мне в тачку и от её духов запах на весь салон... На мгновение Бруксон замолк, стал скрипеть зубами, думать о чём-то. Его взгляд сначала упал на пустую бутылку пива, потом он перевёл его на Шейлу, несколько сконфуженную от услышанного. Он сказал: — Вы с очень с ней похожи. Это одновременно чистая правда и наглая ложь. Разные оттенки волос, цвет глаз; Ванесса — копия отца; Шейла абсолютная противоположность ему — копия матери, в то время как характеры родителей распределились в совершенно другом порядке. Шейла с Ванессой были такими же разными, как две капли воды, и такими же одинаковыми, как небо и земля. — Мы же двойняшки, — объяснила она и с тревогой увела свои глаза от Брукса. Он пялился на неё, не переставая. — Но тебе не кажется, что уже очень поздно? В попытке ускользнуть, Шейла встала, но Миллер обхватил её за запястье. Не грубо и не больно, но крепко, чтобы не повергнуть в ужас, но и чтобы заставить сесть на место. — Подожди. — Хрип сорвался с его сухих губ. — Подожди, ладно? — Тебе лучше с ней самой поговорить, — в испуге Шейла затараторила. — Мы сестры, конечно, но у вас, сиамских близнецов, побольше общего будет. Лучше скажи ей всё, как есть, признайся во всём, ладно? Я помогу, если что, но сейчас уже слишком поздно и меня, кажется, дядя уже обыскался. Я пойду! Но она не пошла. Попыталась встать, и ладонь Брукса, как дьявольские силки, сжалась только сильнее. Миллер так тяжело протолкнул слюну в свою глотку, что создавалось впечатление, будто горло его иссохло. Капельки пота побежали по его вискам. — Подожди, — повторил он угрожающе медленно. — Ладно? — Бруксон, пожалуйста… — Шейла не узнала в жалком писке свой собственный голос. — Пожалуйста, — идентично её словам произнёс Миллер. — Пожалуйста... Подступившая к её челюстям паника заставила их сжаться до крошки на зубах, глаза превратились в два стеклянных шарика. Перехватив и второе её запястье, Бруксон сжал его посильнее предыдущего, наклонился к Шейле и попытался её поцеловать. Она увернулась и захотела закричать, но всё, что её лёгкие выдали, это звук придавленной ботинком мыши. Бруксон попытался поцеловать её ещё раз и разозлится, когда его губы не нашли чужие. В мгновение ока он уронил Шейлу на кровать, придавил её своим телом к матрасу и стал пристально вглядываться в её лицо. В полутьме оно и впрямь сильно напоминало лицо Ванессы: одинаковые губы, идентичный нос и форма глаз — один в один. — Вы так похожи, — твердил он, широко раскрытыми глазами глядя только на неё одну. Через Шейлу он мог дотронуться до Ванессы так, как давно хотел её касаться. В его голове Ванесса жила воспалённым нарывом, как гнойный подкожный прыщ, к которому не подступиться. Он болел, чесался и на каждое прикосновение отзывался болью, а Бруксу хотелось, чтобы от его касаний Ванесса улыбалась, веселела как этим вечером, перед матчем. Когда она была в ужасе, то позволила дотронуться до себя и позволила заглянуть в свои бездонные синие глаза. Когда она была в ужасе… Бруксон опустился к Шейле (Ванессе), провёл кончиком носа по её волосам. Тот же знакомый запах шампуня (потому что сестры пользовались одним и тем же) защекотал ноздри. Он вдыхал и вдыхал, пока его лёгкие не заполнились её запахом под завязку. — Брукс… — запищала Шейла (Ванесса?), но это не произвело никакого эффекта. Внизу что-то загремело, послышался вскрик, радостный смех, а потом музыка стала рвать стены дома на кусочки. От этого Брукс зажмурился, но лишь на миг. Помешательство не прошло, оно стало лишь сильнее и он приник губами к нежной коже на шее Шейлы (Ванессы), оставил несколько слюнявых поцелуев, до хруста сжал в своих громадных руках тонкие запястья. «Тебе нравится?» — пронеслось в его голове, но никто ему не ответил. Ванесса точно бы ответила. «Тебе ведь нравится? Я хочу, чтобы понравилось». Для неё минуты превратились в часы кошмара: она не могла дышать, придавленная тяжёлым телом, её ноги обдало холодом после того, как он сорвал миленькие пижамные штаны и бесполезной тряпкой бросил в угол. «Поговори со мной, поговори со мной» — злился Миллер и отрывисто дышал, жмуря глаза от болезненного ощущения тепла в паху. Она пыталась кричать, но ей не хватало воздуха. В глазах темнело, запястья жгло, а в её живот словно били кулаком изнутри. Что-то липкое и тягучее лизнуло внутреннюю сторону её бёдер и осталось на простыни; что-то красное, что-то болезненно алое. Воздух превратился в туман и мир прекратил своё существование. «Ответь мне, ответь мне» — умолял он, ритмично выдыхая, но его мысли, все до единой, остались без ответа. Минуту назад они общались друг с другом, как друзья, и пили пиво. Когда всё провалилось в кошмар, Шейла отказывалась верить в происходящее. Даже когда Бруксон взял её силой, ей показалось, что от выпитого она потеряла сознание и всё это лишь больной сон. Этого просто не могло произойти ни сейчас, ни потом, ни когда-либо ещё, по крайней мере, ни с ней, и ни с Бруксом. Сознание её перенеслось в астрал и всё стало неважным и мелким. Тело замерло, ум отделился от плоти, глаза смотрели, но не видели, чтобы не свести с ума. В такие моменты лучше и впрямь ничего не чувствовать, а ещё лучше развеяться пылью по ветру. Всё, что она явственно помнила, это как Бруксон схватил прядь её каштановых волос и прислонил к своему носу, вдыхая их аромат как единственный источник кислорода, и Шейле это показалось жутко странным. Даже ещё более странным, чем всё остальное. В неожиданном вопле Бруксон остановился и схватился двумя руками за голову, как если бы его по ней треснули со всей силы. Но никто его не треснул, это всего лишь боль. Уличив момент, Шейла выскользнула из-под него, сама не замечая, как быстро двигалась. И свои пижамные штаны она схватила на ходу, ничего не различая вокруг себя, наблюдая только неясные пятна. Она даже не помнит, надела ли она эти штаны или просто бежала вместе с ними в руках, сверкая голым задом по улицам и испытывая раздирающее лёгкие жжение. Почему она? Только потому что похожа на сестру? А не разозлись на всех Ванесса, и не уйди она раньше всех, Бруксон сотворил бы тоже самое с ней? Сделал бы он то же самое со своей лучшей подругой и с предметом своего тайного обожания, или в раболепии склонился бы пред её ногами, стоило ей строго бросить «фу! Нельзя! Плохой мальчик, Брукс!». Сработало бы это? Скорее всего, нет. Скорее всего, Ванессу настигло бы то же, от чего так быстро бежала Шейла. Она топала ногами по асфальту и преодолевала расстояние с невиданной ранее скоростью, боясь услышать гул его шагов за своей спиной. В какой-то миг её поразило осознание, что это не самый ужасный расклад. На её месте и впрямь могла оказаться сестра, и Шейла никогда не простила бы себе того, что не уберегла её. Шейла сильная и сможет это пережить, но переживания за Ванессу свели бы её в безумие. Оказавшись дома она бесшумно (словно это имело значение) закрыла за собой дверь и на цыпочках забралась наверх, запираясь в ванной. На самом деле, боли она не чувствовала, но она ощущала, что даже горячие струи пара не смогут вымыть из её волос мазут, а гниль навсегда забилась под кожу. Омерзение — вот то чувство, что взяло над ней верх. И омерзение это касалось только её: её тело, разум, даже кости ей казались омерзительными. Кости ей хотелось отмыть сильнее всего. Шампуни, мыло, моющее средство для унитаза, всё смешалось в единую густую лужицу и обдало её запахом лаванды, свежести и «морского бриза». Всё это казалось ей тошнотворным. Грубыми шарканьями она намывала свои бёдра, прошлась по тем местам, в которых побывал он. Или то, что можно было бы назвать им в каком-то роде. Даже плакать не хотелось, хотя звуки воды заглушали её жалкие рыдания; только отмыться и избавить себя от шлейфа привычного аромата. Начни она тереться сильнее, и вспенится, а вода смоет её, как мыло, растворит и унесёт вместе с собой в крошечные дырочки слива. И там, пробегая по километровым трубам городской канализации, она окажется так далеко, что никому её найти не удастся; Шейла смешается с водой, растворится в мировом океане и исчезнет с лица земли. Ей бы очень этого хотелось.