Дожить до выпускного. Часть I

Мягкий утренний свет заполнил комнату розоватой дымкой, когда солнце только-только приоткрыло своё циклопическое око. Янтарь зари плыл по стенам, разогревая оледеневший за ночь воздух, квадратами плясал по потолку и неспешно двигался вниз. Когда Ванесса в преддверии пробуждения развернулась на другой бок, то зажмурилась от красноты ударившего под веки света. Распахнув глаза, она отвернула голову обратно и прикрыла лицо рукой. Ей хотелось поймать уходящий сон за хвост, но надутый мочевой пузырь имел на этот счёт своё мнение и заставил Ванессу проснуться окончательно. По дороге в туалет она шаркала тапочками и чесала живот. С шумом вобрав холодного воздуха в ноздри, Ванесса широко зевнула, потянулась и, раз её «пописать» вышло наружу, она, ко всему прочему, приняла решение почистить зубы. После того как сливной бачок унитаза отшумел, а зубы от чистоты скрипнули бы, проведи по ним пальцем, день начался. И каков был этот день! От радости Ванесса всё никак не могла прийти в себя. Глянув в зеркало, она впервые задержалась на себе так надолго. Отлитые из платины волосы распушились, в их обрамлении горели розовые щёки и чистая, лоснящаяся кожа хорошенького лица. Чего только стоили эти голубые глаза — будто небеса утопают в радужках — точно такие же, как у отца. Ванесса всегда считала себя не более, чем «нормальной». Она симпатичная в каком-то роде, но далеко не модель. Косметикой Ванесса отказывалась пользоваться принципиально, потому что не хотела походить на «тупых, одержимых цацками и штукатуркой идиоток». О нет, Ванесса была намного выше этих глупых женских штучек, совсем не «типичная» девчонка… Это стало отличной отмазкой для тех случаев, когда она не могла хорошо накраситься и походила на клоуна с кусками тонального крема на лице, совсем не подходящего ей по цвету. А ещё Ванесса не знала, как красиво подбирать одежду, какой цвет ей подходит и почему её ресницы всегда слипаются, как бы она не подкрашивала их тушью. Ванесса бы и рада побыть «одержимой идиоткой», но своей женственности она боялась, как огня. Но сегодняшнее отражение Ванессу порадовало. Она даже покрутились перед зеркалом и очень жеманно смахнула волосы с плеча, причмокнув губами. Разве кто-то сможет сегодня испортить ей настроение? «Аллигаторы» победили, а её саму подметил тренер национальной лиги. Что вообще способно перевесить два этих события? Будь это даже апокалипсис, Ванесса настоятельно попросит его перенести свой визит на потом, когда настроение у неё испортится. — Сесиль! — крикнула Ванесса и переваливаясь через перила. Она почувствовала аромат утренней яичницы с сосисками. — Доброе утро! Конрад уже уехал? — Да! — крикнула тётя в ответ. — Ты не спишь? Разбуди Шейлу, я звала её уже три раза, но она решила мне не отвечать! — О’кей. Ванесса костяшками постучала о дверь и позвала сестру, но та не ответила. На второй призыв ответа также не последовало, а потому Ванесса дёрнула за ручку и вошла. Шейла почти никогда не закрывается, потому что ей, зануде, совсем нечего хранить в секрете. Какая простота. Человеческий кокон, завёрнутый в одеяло, примостился на кровати у самой стены. Шейла явно не планировала выходить, но, если судить по движениям, она не спала. — Так-так, — пропела Ванесса и, спрятав руки за спину, стала мерить комнату шагами. — Я же вижу, что ты не спишь. Неужели Кензи тебя вчера так утомил, а? Ахренеть просто. Надеюсь, деньги на спиногрыза у него найдутся. Шейла не ответила. Наверное, сказанное прозвучало не так уж остроумно, но Ванессе до остроумия всё равно далеко. Она вздохнула и принялась разглядывать ровный ряд из книжек, расставленных на комоде. Что-то из этого им задавали учить в школе, например, «Убить пересмешника» или «Цветы для Элджернона». Ни того ни другого Ванесса, конечно же, не читала. — Я сегодня поздно домой вернулась, часа в два ночи, кажется. Ты бы видела, что там творилось! Один козлина вместе со своими дружками притащил таблетки, чтоб его… Не простые таблетки, понимаешь, а какую-то дрянь, вроде экстази или… я не особенно разбираюсь в наркоте. После комода с книжками Ванесса прошлась до рабочего стола своей сестры и стала без интереса листать её школьную тетрадь. — И стал всем их предлагать. То есть, я серьёзно тебе говорю — всем. Виктория, вот, согласилась, идиотка долбанная, и я её так на хуях оттаскала, что она чуть не расплакалась. — Ванесса хохотнула. — Так ей и надо, овце! Да и вообще, никто меня не послушал… даже Бруксон. Он, конечно, убедил меня в том, что сам принимать не будет, но я сказала, что в любом случае не останусь на вечеринке с баскетболистами и их мутными препаратами… Чёрт, я ему тогда наговорила гадостей всяких. Ну, знаешь, про то, что он точно такой же слюнтяй вырос, как и его предки. Он родителей своих терпеть не может, а мне ему хотелось прямо по яйцам ударить, но я не ударила, решила, и слов достаточно. Но лицо после этого у Брукса такое было, словно я ему реально хрен оттяпала… — Тут Ванесса посмотрела себе под ноги, замолчала и через пол минуты выдала. — Наверное, надо извиниться? Хотя, он не из обидчивых, перебьётся. Эй, человек-свитер, ты меня слушаешь вообще? Ванесса села на край кровати и шлепнула своей ладонью по тому месту, где считала, у Шейлы задница. — У тебя открыто было, поэтому я не виновата в том, что тебе пришлось слушать весь этот сюр. Алло-о, доброе утречко, человек-свитер… Обхватив пальцами край одеяла, Ванесса потянула его на себя, но Шейла не отдала. Держала, значит. — Играться вздумала? Ну давай, засранка, погнали! Мне ещё есть о чём тебе рассказать, я и самого интересного не выдала! Давай-давай-давай! Задор взыграл на лице Ванессы и она, радостно смеясь, стала дергать за одеяло всё сильнее. Ткань зашуршала, как хлопанье крыльев. Покрывало наконец оказалось в её руках, но улыбка, такая светлая и счастливая, мгновенно превратилась в кривой разрез. Ванесса так и не смогла понять, какую эмоцию испытывала первой: замешательство, смятение или ужас. Её сестра лежала на кровати абсолютно голой — и одно это увидеть само по себе странно — кожа её покрылась испариной, руки, прижатые к груди, тряслись, под глазами запали глубокие синяки, волосы прилипли к распухшему от слёз лицу. Шейла настолько перестала быть похожей сама на себя, что Ванесса на секунду засомневалась, её ли двойняшка оказалась под одеялом. Когда испуг прошёл, его сменила паника. Ванесса выпустила одеяло из рук, подлетела к обжигающе горячему телу и стала трясти его за плечи. Самой Шейлы в этом теле, кажется, не было. Она витала где-то очень и очень далеко, в то время как её бренная оболочка обливалась потом и тряслась, как старый холодильник. Визг Ванессы наэлектризовал воздух. Она звала на помощь, но не слышала сама себя. Через несколько часов эти мгновения растворятся бледной дымкой в её воспоминаниях и она не сможет ответить, о чём тогда говорила, о чём думала или как Шейла выглядела, когда с неё сорвали одеяло. — Сесиль! В попытках помочь, Ванесса приподняла сестру. Сама не зная зачем, обняла её. Крик застыл на корне языка. — Шейла… Шейла? — повторяла она в бесплодных попытках достучаться. Дозвониться до этого абонента не просто невозможно, кажется, будто у него даже нет телефона или уха, через которое он мог бы услышать звонок. — Ну пожалуйста, пожалуйста! Сесиль! Когда Сесиль влетела в комнату с силой десятибалльного шторма, Шейла тряпичной куклой обмякла в руках двойняшки, в то время как Ванесса, обхватив её двумя руками, заходилась в неестественных воплях. … В больнице всегда пахло по-особенному: стерильностью, чистыми халатами, пластиковыми трубками, смесью из лекарств. Ванесса стала замечать этот запах только ближе к обеду, когда ужас отступил и она смогла вдохнуть полной грудью, а потом начала подмечать, как по-разному по коридору передвигаются врачи и медсёстры. Очень умные на вид мужчины и женщины в белых халатах не спешили, заглядывали в палату к каждому из пациентов без лишней суматохи, что-то обсуждали в процессе, хохотали. Медсёстры же в изумрудных и розовых комбинезонах бегали, как ужаленные, говорили громко и всегда всех торопили. И так до самого вечера. Больничные коридоры умолкли только на время, предназначенного для дневного сна, и ожили снова, за два часа до ужина. От запаха еды у Ванессы заныло в желудке. С самого утра она успела съесть только шоколадный батончик из автомата, потому что это всё, на что у неё хватило карманной мелочи. Когда они с Сесиль собирались в больницу вслед за Шейлой, она не могла ни о чём думать. Хотя нет, она, всё-таки, вспомнила про страховку. — Это нервное истощение, — рядовым тоном объявил молодой врач и потеребил свой стетоскоп. — Жизни ничего не угрожает, но я бы советовал устроить ей сериалотерапию и хороший сон. Он улыбнулся, но на его улыбку ни Ванесса, ни Сесиль не ответили. Тётя даже из приличия не стала давить из себя напускную радость, а Ванессу интересовало только одно: — А почему это произошло? Из-за стресса или типа того? Доктор неловко опустил глаза, перестал ухмыляться и прочистил горло. — Да, вероятнее всего. Стресс, нарушения сна, недоедание, слишком давящая обстановка. Она выпускница, такое бывает. Нужно попытаться устранить источники стресса, нормализовать питание, сон… Он стал болтать и болтать без умолку, а Ванесса глядела на дверь, за которой лежала сестра. — Я войду? — номинально спросила она, обогнула врача и просунула нос в палату. В белизне стен и чистых простыней Шейла казалась большим серым пятном. Она спокойно лежала на кровати, сложив руки по бокам, смотрела телевизор из-под полуприкрытых век. В одну из её рук вонзили катетер с милым розовым колпачком. Сначала из него взяли кровь на анализы, потом стали пускать по венам какие-то препараты. Успокоительное, сразу подумала Ванесса, или какую-нибудь питательную дребедень. Она не сильно разбиралась в больничной терминологии, да и в целом не понимала, как работают с пациентами, переживающими нервный срыв. Ей казалось, им достаточно дать миску мороженого и впустить в комнату клоуна. — А синяки? — шепотом спросила Сесиль и врач, почему-то, тоже перешёл на шёпот. Ванесса могла прекрасно их слышать, остальные люди — нет. Тогда от кого они принялись шептаться? — Она сказала, что не помнит, откуда они взялись, — пояснил мужчина, теребящий стетоскоп. Ванесса прикрыла дверь в палату и с интересом навострила уши. — Помимо нервного истощения, у мисс Мэй ещё и… отходняк. — Отходняк? — изумилась тётя. Отходняк? Ванесса не ослышалась? Одна её бровь выгнулась и Мэй не поленилась повернуться к умному дядьке всем телом. — Во врачебной практике такой терминологии нет, — тихо посмеялся он. — Но в её крови мы нашли алкоголь и вещества. Доза наркотика маленькая, но нам всё равно пришлось уведомить об этом полицию. Сами понимаете… Судя по лицу Сесиль она, кажется, прямо сейчас высидит яйцо. Она кудахтнула, прямо как квочка, уперлась руками в бока и стала смотреть по сторонам коря себя за то, что не была такой осмотрительной раньше. Ванесса решила оставить взрослых разбираться со своими делами самостоятельно. Она, никого не предупредив, вошла в палату и тихо закрыла за собой. Без интереса рассматривая пляску ярких картинок на экране, Шейла походила на умственно-неполноценную. От того, что Шейла смотрела запись шоу «Сто к одному» со Стивом Харви, именно к такому состоянию она и двигалась. Примостившись на край кровати, Ванесса какое-то время смотрела шоу вместе с сестрой, пока не спросила. — Это что, та самая больничная пижама, через которую видно жопу, если встать? Оглядев сестру, Шейла снизошла наконец до разглядывания своей розовой больничной туники. Ничего не ответив, только кивнула. — Ты как? — Ванесса подвинулась ближе и достала телефон из заднего кармана джинс. — Врач сказал, что у тебя «нервное истощение» и отходняк. Ты что, реально с бодуна? Где тебя угораздило напиться? — Но Шейла не ответила. — Ладно, хрен с тобой. Когда в палату вошла Сесиль, сёстры нервно переглянулись, но никаких устрашающе каверзных вопросов от неё не последовало. Она даже не спросила, хотя Ванесса очень этого ждала, про наркотики, и единственное, чем поинтересовалась, это самочувствием племянницы. Шейла очень будничным тоном ответила, что всё в порядке и все втроём они принялись смотреть «Сто к одному». — Если вы увидите тело в лесу, то что сделаете, чтобы убедиться, что человек мёртв, а не спит? — насмешливо спросил Стив Харви, читая текст с бумажки, и постучал ладонью по цветастому столику. Чернокожий парень, участник, сморщил лицо и уверенно произнёс: — Ничего! Мы не сделаем ничего! Люди стали аплодировать, а Стив Харви уверенно заговорил: — Чёрные люди ни черта не делают! Мы уже знаем, что нужно убраться с места, пока они не облажались и не обвинили тебя в преступлении. — Зал загоготал, аплодисменты зашумели с новой силой. — Поэтому Райли не оставляет отпечатков пальцев на теле! А также у него есть ветки, чтобы заметать следы. Райли знает, что ему надо вернуться в машину. Чёрные люди знают, что твоя задница окажется за решеткой! Поэтому мы ничего не делаем! Стив Харви засмеялся, его поддержал зал, чернокожие участники стали хлопать в ладоши с абсолютно серьёзными лицами. Ванесса прыснула, прикрыв рот кулаком, а потом загоготала вместе с людьми из телевизора, и только Шейла лежала, не улыбаясь. Ей эта шутка не очень понравилась, прошлые казались ей намного смешнее. Когда Сесиль вышла, Ванесса взяла пульт, обёрнутый в пластиковый пакетик, и стала переключать каналы невзирая на желания двойняшки. — Ну и треш, тут одни федеральные. И канал для домохозяек за сорок. Хочешь глянуть «Клон»? — Ванесса скользнула взглядом с телевизора на сестру, но Шейла ей не ответила, только пожала плечами. Как оригинально! Ради разнообразия могла бы хоть слово выдавить, нервный срыв ведь не равно немота. — Не хочешь — как хочешь. Сесиль обожает «Клона», это как для тебя «Сверхъестественное». Интересно, программы для взрослых тут крутят по ночам? Ну, например, порно с доставщиком. Отложив пульт, Ванесса растянулась на кровати у ног сестры, вытягивая хитрую улыбку. Младшая наконец обратила на неё свой удручающий взор, подстёгивая продолжать эту тупую мысль. На федеральных каналах, ровно, как и на каналах для «домохозяек за сорок», не крутили порнографию, и уж тем более по телеку не крутили порно с доставщиками. — Мадмуазель, — начала Ванесса с примесью французского акцента. — Доставка свежих багетов. Ох, пардон… кажется, самый горячий багет: это мой! Вдруг Шейла тихо захихикала и выдала: — Фу. Стереотипный француз с пенисом, торчащим из бумажного пакета, вызвал в ней смех и омерзение одновременно. Теперь все пенисы мира кажутся ей до жуткого отвратительными, и хотя видела она их не часто, в будущем надеялась никогда с ними больше не сталкиваться… По телу Шейлы прошёлся холодок и без того слабая улыбка сползла с лица. Тогда Ванесса придвинулась чуть ближе к ней, совсем медленно, чтобы не нарушить спокойствие и тишину, только матрас еле слышно скрипнул под её весом. Она видела на запястьях своей сестры глубокие черные синяки, но боялась спросить о них: её пугало имя, которое она может услышать, или события, из-за которых всё случилось. Ванесса, конечно, ничего не знала — она не могла знать наверняка — но её сердце по всей груди ходило ходуном. Может быть, её внутренний зверь тоже о чём-то шептал? — Правда, Шейла… Ты расскажешь, что с тобой случилось? — Я не знаю… — скупо ответила она, посмотрела Ванессе в глаза и с ужасом обнаружила на сестринском лице знакомое выражение. Бруксон во время их беседы точно так же щурил глаза и межил брови. Конечно же, за столь долгое время вместе Бруксон с Ванессой не просто стали копировать друг друга, их мозги, наверное, и впрямь могли соприкасаться; они походили на сиамских близнецов, отделенных друг от друга после выхода из материнской утробы. Тошнота подскочила к горлу, и Шейла, стараясь справиться с ней, отвернулась. Попыталась посмотреть в окно, на серое небо засыпающей осени и отвлечься, не думать, делать вид, будто она и впрямь не знает, что с ней случилось. — Можешь не говорить, — серьёзно произнесла Ванесса. Если Ванесса что-то произносит серьёзно, это начинает звучать, как угроза, даже если в этом не было умысла. Какое-то время в палате висела тишина, пока старшая снова не заговорила. — Нервное истощение оно ведь не просто так происходит, да? М-м, из-за множества внешних факторов, преследующих на протяжении долгого времени, возни… эм-м, возникает, да, стресс. — Ты что, читаешь с телефона? — повернув голову обратно, Шейла заметила, как ловко Ванесса прячет одну свою руку себе за спину. Пойманная с поличным, она кончает воображать и достает телефон обратно. — Ну да, а что? Я же не твой красавчик-врач и понятия не имею, что это за дичь такая — нервное истощение. И врач твой, кстати, полный придурок, шутит отстойно. Забавно было наблюдать за Ванессой, которая всеми силами пыталась скрыть своё волнение. Это неестественно хаотичная, говорливая девушка, тщательно подбирающая слова для того, чтобы не обидеть ненароком. Она прекрасно знает о том, как умеет делать людям больно, но практически не понимает, как сделать им хорошо; как поддержать и успокоить. И хотя Ванесса старается, правда старается, и Шейла это видит, у неё плохо это получается. Лучше от её слов не становится, но и хуже тоже, а потому это можно считать за успех. Важнее всего было то, что старшая сестра искренне пыталась помочь, а не убежала на тренировку или по «президентским» делам. Шейла понятия не имела, с чего ей начать. Она могла начать со своего первого года в Супременте, когда, только ступив на порог старшей школы, ей с друзьями пришлось пережить тотальный ад вместе с другими неудачниками. Или могла начать с самоубийства Сары и Хэллоуина, когда всё в школе перевернулось вверх дном, или с вечера, когда Муффис и Дона бросили её одну в школьных коридорах. Бруксон и его грязный, мерзкий поступок не стал причиной, он лишь послужил началом конца. Снега не было. Сколько бы Шейла не ждала, он не появлялся, и она искренне недоумевала, почему природа за все её страдания не поделилась хотя бы крупицей снежных кристаллов. — Это Крамер, да? — серьёзно начала старшая. Голос её густо сел, из-за него Ванесса повзрослела лет на пять. — Я думала об этом, пока мы ехали в больницу. Если этот урод сделал тебе плохо, мы с Бруксом распнём его в школьном холле… Сквозь острый ком в горле Шейла ответила: — Нет, совсем нет… — Не нужно его покрывать, Шейла. Если он сделал с тобой что-то плохое, то мы его накажем. Он предлагал тебе какие-то наркотики, а? Я знаю хороших парней, они все только кажутся хорошими, втираются тебе в доверие, а потом отвозят тебя куда-нибудь в потёмки и говорят, что либо ты ему отсасываешь, либо идёшь до дома одна… Да, я таких парней знаю. Знаешь, что мы с Бруксом делали с такими парнями? Вместо ответа младшая что-то булькнула, приподнялась на руках, будто бы Ванесса обещает расправой ей, а не Кензи. И ей стало почти физически больно от этих слов. — Эти синяки — это Крамер? — Голос Ванессы снова копьем вонзился в грудь. Она обхватила запястье сестры и подняла его вровень со своим лицом. — Скажи, кто это сделал, и мы его убьём. Плевать на всё, мы убьём его, Шейла. Ванесса едва ли шутила. — Я убью его своими руками и мне придётся сидеть в тюрьме, но уродец сможет посмотреть на то, как я сру в своей камере, с того света. В горле младшей застрял ком, царапающий стенки слизистой лезвиями, но минуя боль — душевная стала вровень с физической, усталость превратилась в ужас — она проговорила: — Было… — она ожидаемо осеклась, прислушалась к шорохам за дверью и к голосам, которыми говорили врачи, сообщая своим пациентам хорошие и не очень новости. Шейла боялась, что её подслушивают и больше всего боялась узнать, что её сестра сделает после того, как узнает обо всём. Поэтому жалкое «Было…» оставалось одним только словом, не значащим ничего и никого. Просто «Было…». — Было что? — Было… изнасилование. Сказать «меня» или «произошло со мной» Шейла так и не смогла. Некое изнасилование просто «было». Её сознание старательно затирало произошедшее, оставляя этот фрагмент памяти исцарапанной, негодной для киноленты пленкой. Это произошло в другой реальности, с другой девочкой и с другим парнем. Ты что, забыла? Забудь об этом, как о страшном сне, просто забудь! Но Шейла боялась, что вместе с этим кошмаром она забудет и что-то действительно хорошее. Например, славный бейсбольный матч и победу своей сестры. Или Кензи, который мягко ткнулся носом в её щёку, когда подвозил до дома. Так ведь было и с родителями, о смерти которых она забыла ценой целого пласта воспоминаний. И поэтому она совсем не помнит, почему после похорон Ванесса перестала с ней общаться. Правда ведь, почему они вдруг стали друг другу чужими? Могла бы только Шейла вспомнить об этом… — Что? — шепнула Ванесса и неверие зашуршало в её голосе. — Что произошло? Ванесса прекрасно расслышала, поэтому повторяться младшая Мэй была не намерена. — Это он? — завопила она и кошкой запрыгнула к сестре на кровать. — Крамер?! Я отрежу его хрен и брошу его родителям на порог… Лицо старшей исказил до того страшный гнев, что у Шейлы по коже заплясали мурашки. Ванесса не видела, не слышала, только чувствовала, превращаясь в ненависть. — Это он, да?! Скажи мне уже, чёрт бы тебя…! Шейла! — Нет… — Тогда кто? Скажи! — потребовала она, вцепилась в её плечи и с силой тряхнула. У младшей от такого напора голова чуть не покатилась с плеч. — Кто? Кто это сделал? Кто это сделал?! — Бруксон. Шум утих и ураган по имени Ванесса пылью осел на водную гладь. Ледяная волна смыла с неё злость, страх, смятение и заставила кровь отлить от лица, превращая его в восковую маску. От этого Шейла испугалась сильнее всего. Словно кто-то снова предложил ей пережить ночь в том сумасшедшем доме и повторить пройденное. — Бруксон, — повторила Шейла. — Это был Бруксон. — Нет, не был, — удивлённо ответила сестра. — Ты врёшь… — Она отпустила её и попятились назад, но в противовес себе же спросила. — Бруксон? Бруксон Миллер? Мой… Брукс? Такое же гигантское имя, как и его обладатель, накрыло Шейлу непроницаемой тенью и она, сомкнув ладони на своих губах, расплакалась. Конечно, верить в такое обвинение Ванесса бы никогда не стала, ведь никого ближе Бруксона для неё не существовало. Шейла всегда ходила мимо неё, как призрак, и если бы их лица не были так сильно похожи одно на другое, может быть, Ванесса даже позабыла бы о том, как её сестра выглядит. Обвинение повергло старшую в такой шок, что она оцепенела и, пока Шейла исходилась слезами, смотрела в пустоту. Не стоило ждать от неё помощи, и младшая явственно поняла это, увидев в синих глазах ненависть и пренебрежение. Ванесса обратилась к ней злобным бесом, скривила рот, руки её сжались в кулаки, будто вот-вот, и за такую поганую, как ей казалось, ложь, она бросится в драку. Но вопреки ожиданиям, Ванесса обняла сестру и тяжёлым дыханием опалила её шею. — Как это случилось? Шейла рассказала обо всём, о чём могла вспомнить: о звонке от таинственной девчонки, о том, что Дона приходила к Бруксону в ту ночь и плакала, увидев Марию в кладовке с каким-то парнем; об Эдварде «Красавчике» и, наконец, о том, что они с Бруксом выпили вместе и скрылись ото всех в комнате, в которой всё и произошло. О том, что перед этим Миллер робко признавался в любви к Ванессе и о том, что он сделал всё только из-за того, что сёстры «похожи», Шейла не сказала. Судя по лицу старшей Мэй, для неё и без подробностей рассказ оказался сильнейшим потрясением. Если положить палец на её пульсирующую вену, можно почувствовать, как давление раздувает её в ритме чечетки. — Боже мой, — выдавила из себя Ванесса. Плечи её опустились, а злость снизошла до замешательства. — Прости меня. — Ты не виновата. — Нет, виновата. Я так сильно виновата перед тобой, боже. — Она встала и принялась расхаживать от одного угла палаты к другому, держась за голову. — Почему… Если бы тогда я не ушла, если бы тогда я успокоила Дону и отвела бы её домой... Я хотела… но не стала! Но если бы стала… Если бы ты не приехала... если бы я не уехала! — Ванесса… — позвала Шейла, но осталась проигнорированной. Ванесса, кажется, скрылась в каких-то недосягаемых чертогах мировосприятия. Когда она остановилась, то уверенно посмотрела на дверь, смежила брови и с такой силой сжала челюсти, что дрогнули мышцы лица. — Нужно обратится в полицию. — Её безумное хладнокровие испугало Шейлу настолько, что та не сразу поняла, о чём сестра заговорила. — Что? — Нам нужно обратится в полицию, — повторила она, подбежала к кровати и села на неё, воинственно вглядываясь младшей в глаза. Потом Ванесса обхватила её ладони своими, крепко сжала и приблизилась к ней непозволительно близко. — Нам нужно всё им рассказать и сделать всё, что они попросят. Понимаешь? Шейла не в состоянии была понять, но кивнула, будто поняла. Ванесса продолжила: — Он должен быть наказан. Он должен сдохнуть в тюрьме… Он должен сдохнуть. — То есть полиция, расследования… суд? — неуверенно спросила Шейла и получила медленный кивок в ответ. — Я не думала об этом… Ей было страшно, стыдно и мерзко даже от мысли, что обо всём придётся рассказать незнакомым людям. И от того, что ей придётся повторять свой рассказ снова и снова для полицейских, адвокатов, присяжных и для судьи. Хотя она понятия не имела, поведут ли её в суд вообще, ведь в её голове такие вещи вырисовывались картинками из фильмов про плохих парней, но в любом случае отмалчиваться ей не дадут. И в любом случае, придётся рассказывать об этом. О том, что её изнасиловали. — Наверное, ты права, — кивнула Шейла и опустила голову. Какое-то время они обе молчали, а потом Ванесса заговорила снова. — Если ты хочешь, я могу рассказать об этом Сесиль. Шейла ещё раз кивнула и Ванесса, подоткнув ей одеяло, вышла из палаты. Заветной целью для Ванессы стало одно — заставить Бруксона Миллера пожалеть о своём поступке так сильно, чтобы он, вспоминая об этой ночи, с ужасом содрогался. Своего лучшего и единственного друга она похоронила так же легко, как если бы всю жизнь он был её худшим врагом, и Шейла не знала, быть ей за это благодарной или опасаться её. Бруксон оступился. Очень сильно оступился. Даже слово «оступился», пожалуй, не выражает всего того смысла, который можно вложить в это слово вообще, но он был невероятно близок для Ванессы, и она отказалась от него в мгновение ока, не задумываясь, не пытаясь взвесить все «за» и «против». Выстрелила ему в голову, как бешеному псу, и закопала на заднем дворе своей памяти. Шейле оставалось надеяться только на то, что в Ванессе от потрясения сильно взыграла любовь к родной крови и дело вовсе не в том, что ей в тайне уже давно хотелось избавиться от Бруксона. Шейла, может, с непривычки, а может из-за резкости в высказываниях, стала сторониться своей сестры. Причём Ванесса, не жалея ни сил, ни времени проводила с Шейлой часы и окружала её заботой. После того, как они вернулись домой, старшая Мэй носила своей сестре еду и лекарства, и не отходила от неё ни на миг, словно карусель ужасов закрутится вновь, стоит ей отлучиться. Но в то же время она была до ужасного спокойна. Хладнокровие это пугало. Какое-то чудище будто выскребло из Ванессы все те жалкие остатки человеческого, оставляя только телесную оболочку. Шейла, принимая стакан с водой из её рук, с тревогой подмечала широко распахнутые глаза Ванессы, такие пустые и задумчивые, и чувствовала холод её кожи. Ладони у Ванессы всё время были ледяными, словно она специально держала их под струями холодной воды, и она каждый раз дёргала себя за заусенцы у ногтей, оставляя кровавые ранки и бурую корочку в подсохших лоскутках кожи. Ванесса обкусывала губы до алых пятен, много молчала и всё время твердила только о том, что Бруксон Миллер пожалеет о том, что посмел вылезли из материнского чрева семнадцать с половиной лет назад. И когда полицейские пришли к ним домой, чтобы взять показания, Ванесса напряглась, как самурай перед битвой.