Ночь перед Рождеством
Верилось с трудом, но целый учебный семестр жаркими переливами полыхал за спиной. Если бы Шейла все события прошедших дней старательно записывала в дневник, то все записи вылились бы в приличных размеров роман. Только окончание этого злобного цирка порадовало — после рождественского школьного концерта всех настигло долгожданное чувство облегчения, будто удалось преодолеть целый рубеж и дойти до финиша. Некоторые, конечно же, остались крайне недовольными. Шейла, например, явственно видела смесь злобы и обиды на лице у Карла Уайтхауса, когда с концертом было покончено и зал рассасывался. Ванесса произнесла речь о вреде наркотиков или что-то в этом роде, но все её слова Шейла пропустила мимо ушей, потому что ворковала с Кензи за кулисами, в красках описывая свой удушающий приступ паники, схвативший её прямо на сцене. Несколько раз перед Рождеством к Сесиль захаживала Селена Андерс. Они вместе без продыху болтали о выпечке, как какие-то отчаянные домохозяйки (даже принимались готовить банановый хлеб и черничный пирог). Ядовито хихикая, Ванесса называла Селену «бледной плесенью» за её спиной, едва ли подозревая, каким выжидающим и томным взглядом та каждый раз провожала её; с каким благоговейным трепетом Селена хранила этот светлый в своих глазах образ президента школы… Шейле от созерцания таких отношений становилось до невыносимого тоскливо. Пока Селена для Ванессы не представляла большей ценности, чем грязь под ногтями, Шейла, подгоняемая чувством жалости, играла роль её сиделки. Они часто болтали друг с другом, пусть их разговоры и выходили неуклюжими, странными и какими-то неестественными. В очередной такой раз, пока Армстронг возилась с тестом, Селена перебирала каждую черничную ягоду и отбраковывала те, что, по каким-то известным только ей причинам, не подходили. «Приходите к нам домой, — приглашала она, тускло глядя в миску с черникой. — Диана вечно где-то пропадает, а у меня нет друзей, чтобы проводить с ними время. У нас дома всегда пусто. Только прислуга есть… Можете приходить, когда хотите. Можете даже прийти ко мне на Рождество!». И так же резко, как Селена начала говорить, она замолчала. Её и без того топорные движения стали ещё более неловкими и медленными. Идея показалась сносной. Шейле всё равно ничего больше не оставалось, потому что на праздники Кензи улетит, а примирение с некогда близкими друзьями тянет на целое Рождественское чудо и едва ли состоится. Перед отъездом Кензи в это загадочное место на другом конце земли под названием «Европа», они с Шейлой решили оставшиеся часы провести вместе. И если бы Аманда Крамер подозревала, во что втянут её любимого сына на этот раз, то не дала бы ему даже выйти за порог их дома. В гостиной Мэй-Армстронгов прохладно, но Шензи почти не замечали этого, удобно расположившись прямо на ковре. Отодвинув кофейный столик в сторону, к телевизору, они распластались в позе морских звёзд и, тычась в затылки друг другу, наблюдали за радужными переливами ёлочной игрушки, прикреплённой к потолочному вентилятору. — Невообразимое зрелище, — подметил Кензи, сквозь полуприкрытые веки глядя вверх. Хорошо, что благодаря обсидиановым глазам никто не увидит, насколько расширены сейчас его зрачки. На лице у Шейлы вытянулась задорная улыбка от уха до уха. Она похихикала. Под травкой даже такая мелочь, как ёлочная игрушка, являла собой фантастическое переплетение алмазных огоньков, смотреть на которое было подобно созерцанию божественного чуда. Хотя действие раскуренного одного на двоих косячка спадало, и туман в их головах рассеивался, остатки этой эйфории продолжали выплясывать на стенах и потолке солнечными зайчиками. Как только Кензи согласился на такое? Честно сказать, Шейле не пришлось особо стараться, чтобы склонить его на сторону наркотического зла. Когда она нашла в своём наглухо спрятанном ото всех тайнике последнюю оставшуюся с далёких времён самокрутку, то решилась покончить с вредной привычкой раз и навсегда. Этот блант стал неким «прощай» прежней Шейле. Маленький свёрток сушёной марихуаны принёс за собой образы кудрявой головы и выкрашенных в ярко-розовый цвет волос. Достав этот дар давно прошедшего времени из ящика со старыми пыльными книгами, в который никто из семейства никогда не совал свой нос, Шейле даже показалось, что смятый фильтр несёт в себе запах забытого летнего дня, в который Муффис крутил косячок за косяком на продажу. При условии, что этот косяк будет в жизни Кензи первым и последним, он согласился разделить его со своей девушкой. Запах ему явно не понравился, затягиваться он, как порядочный хороший мальчик, не умел. Но эффект травки так быстро долбанул его по голове, что все мысли, плохие или хорошие, будто вышвырнули за пределы черепной коробки; оставили его кружить в мутном растворе бледно-розовой дымки незнакомого кайфа. Потом Шензи пришло в голову срочно выйти на улицу и слепить огромного пятиметрового снеговика перед домом, вот только когда Кензи с непривычки стал валиться с ног уже на лестнице, решено было отложить эту затею до лучших времён. Поэтому пару секунд или около того (вероятно, пару часов, ведь в таком состоянии время течёт так быстро!) они просто лежали на ковре, бормотали что-то себе под нос и разглядывали праздничные украшения. Туго и неспешно их мозги из мира ярких пятен и улыбающихся предметов стали возвращаться в привычную и бедную на краски реальность. Входная дверь отворилась. Потом ею хлопнули с такой силой, что задребезжали стены. Всем сразу стало ясно, кого вдруг принесло. — Блять! — гаркнула Ванесса и стянула шапку с головы. Метким броском она запустила её лететь в гостиную, на диван. — Сесиль просила достать цыплёнка из морозилки ещё утром, а я забыла! Блядский блядотный блядовитый блядушник, блять-блять! — Ва-ау, — протянула Шейла. — Ты превзошла саму себя в искусстве ругательств! — Ага! Но это не спасёт меня от того, что Сесиль натянет мне глаза на жопу, если долбаный цыплёнок Цыпа к её приходу не закудахчет! — Ванесса ураганом влетела в кухню, грохнула дверцей холодильника, а потом замороженная тушка с хлюпаньем утонула в кастрюле с водой. После старшая Мэй вошла в гостиную с видом городской инспекции: положила руки на бока, нахмурилась, стала придирчиво осматривать две валяющиеся на ковре подростковые туши. — Я не удивлена, что вы оба лежите на полу, но я удивлена, что вы оба одетые. На вас каждый раз как посмотришь, аж стыдно становится. Шейла с Кензи начали вяло посмеиваться, а потом их голоса вылились в неудержимый истерический хохот. Они схватились за животы и горланили, будто их веселило не сказанное Ванессой, а звук собственных голосов. Ванесса презрительно фыркнула: — Иисусе… Вы что, укуренные? Кензи без зазрений совести кивнул, в то время как Шейла отрицательно мотнула головой. Ванесса закатила глаза, скрестила руки. — Всего полкосячка! — попыталась оправдаться Шейла, встречаясь с осуждением в глазах своей сестры. Кензи выбрал тактику мертвецкого молчания. Скорее всего, хотел сойти за мебель. — Да ладно тебе, не будь такой вреднючей! Медленно перекатившись со спины на живот, Шейла поднялась на четвереньки, потом села на колени. — Это был последний, клянусь тебе, и мы уже почти отошли, — уверяла она. — Мы с Кензи отправили его в последнее путешествие, потому что наркотики отныне под запретом. — Она приложила ладонь ко лбу, паршиво пародируя солдафона. — Никаких больше косячков, госпожа президент, отныне и навсегда! Ну что, ты не злишься? А если будешь злится, у тебя сиськи отсохнут. Кензи хрюкнул, а на лице Ванессы взыграла насмешливая улыбка. С сиськами у неё и без того беда катастрофических масштабов, потому что верхней частью тела она явно пошла в отца. — Так ты не злишься? — с радостью щенка воскликнула Шейла и поднялась. — Злюсь, — ответила старшая. Шейла встала. Нелепыми прыжками сократила до сестры дистанцию и встала рядом, заговорщически улыбаясь. Вытянув руки по сторонам, спросила: — А если я тебя обниму? Перестанешь злиться? — Ну уж нет, это меня только сильнее разозлит, так что даже не смей. Поняла? Шейла! Я же сказала… нет… Словно пропустив все слова старшей мимо ушей, младшая так крепко обхватила её за шею, что практически не оставила ей возможности вдохнуть. Хватка удава ослабла, но выпускать Ванессу из тесного плена рук всё равно никто не собирался. В конце концов ей просто пришлось признать поражение. — Ладно, я не злюсь, если это и правда последний косяк. — Старшая Мэй чопорно встала, неловко похлопала сестру по спине. Видно, что такие близкие контакты с людьми не ввергали её в крайнюю степень блаженства. — Но если ты не отвалишь, Шейла, то завтра в кровати ты обнаружишь целую кучу вонючего мусора. Мило похихикав, Шейла отошла. На телефон Кензи позвонили, и он резко поднялся; покачнувшись, стал шарить по своим карманам, прохлопывать себя с головы до ног. Выудив телефон из штанов, приложил его к уху. Несколько испуганно и сконфуженно, будто его потревожила приёмная Дональда Трампа, он стал отвечать: «Да, помню! Я ещё неделю назад всё собрал. И паспорт тоже. И тёплые носки… Да помню я! Ладно, скоро буду». Это стало звонком к тому, что Кензи уже пора уходить. В прихожей Шензи обнимались так долго и тесно, словно прощались на долгие и долгие годы. Наблюдающая за этой картиной Ванесса крайне оригинальным способом выразила своё пренебрежение, протянув премерзкое «и-у-у…». — Почему ты так рано уходишь? — спросила Шейла, когда Кензи натягивал ботинок на ногу. Он, как и все в этом доме, придерживался строгого правила ношения тапочек. — Вообще-то, рейс ночью… Но сестра хочет приехать в аэропорт заранее, чтобы заказать себе мороженое из бара. Она жутко волнуется перед соревнованиями, скорее всего, выжрет целую тонну. — Тогда это веская причина… Разгладив складки на свитере своего бойфренда, Шейла горячо и крайне слюняво поцеловала Кензи в губы. Он ответил ей тем же. Эта простенькая сцена заставила Ванессу чуть-ли не телепортироваться обратно в гостиную, лишь бы не наблюдать за этим хотя бы на секунду дольше. Когда процесс обмена ДНК закончился и Кензи ушёл, Шейла с задором крикнула: — Предложение! — Я не даю вам своего благословения, — буркнула старшая. — Нет, у меня есть предложение! — Она плюхнулась на диван рядом с Ванессой и положила свою голову ей на колени. — Хочешь прогуляться?! Мы так давно не гуляли вместе! — И всех это вполне устраивало… С чего́ бы начинать? — Ну ты просто железобетонная засранка, сестра моя! — И Шейла так широко улыбнулась, что у неё чуть не лопнули щёки. Ванесса хоть и пыталась напускать на себя холодное раздражение, её лицевые мышцы в итоге подвели, и кривая улыбка скользнула по губам.…
Рождество уже завтра! И людей это приводило в такой неописуемый восторг, словно они не отмечают его каждый год в одно и то же время. Шейлу никогда не интересовал феномен такого группового сумасшествия, она просто вливалась в этот переливающийся алмазным сиянием поток. А напротив неё всегда стояла Ванесса и, разглядывая перекошенные от усталости и восторга лица, с пренебрежением отмечала, что никакого желания, кроме как скрыться в безлюдной норе, у неё не возникало. Сегодняшний день можно считать поистине волшебным, потому что старшая из двойняшек почти не ныла и крайне редко высказывала своё «фи» по поводу обезумевшей толпы в местном торговом центре. Им было неловко друг с другом. Прямо до жути. Особенно сильно это чувствовалось, когда на шутки и подколы Шейлы Ванесса не реагировала напрочь. В какой-то момент даже показалось, словно человеческие эмоции ей чужды; словно она свалилась с какого-то инопланетного корабля «Чужих» или что-то в этом роде. Но эта мысль прошла, когда глаза у старшей загорелись при виде магазина спорттоваров. «О, это просто нереальные кроссовки, Шейла, у них в подошве есть силиконовая подложка. А в этих леггинсах у тебя задница взопреет быстрее, чем ты успеешь их надеть!» Как оказалось, проблема таилась в обычном непонимании миров друг друга, но Шейла приняла правила чужого измерения и скоро их диалоги вырвались из разряда «самых неловких во вселенной» в разряд «неплохо, можно даже повторить!» Подбирая подарок для Сесиль, Ванесса, обмотав вокруг шеи цветастый шарф, крайне талантливо пародировала тётю: — Ой, девочки мои, да мне ничего не нужно! — У меня уже всё есть! — поддерживала Шейла, надув губы. — Главное, что вы целы, здоровы, и не под кайфом! А большего мне и не надо! Почему-то на пародиях сёстры сблизились особенно сильно. Больше всего им нравилось играть роль дяди Конрада, извечно причитающего: «Ну и ну! Ну и ну!» От этого они обе хохотали, как бешеные, и некоторые люди в торговом зале осуждающе провожали их взглядами. В маленькой кофейне «БыстроКофе» Мэй взяли по стаканчику. После этого их активная беготня по магазину превратилась в размеренную и спокойную прогулку по этажам. В этом рое тел и голосов еле удавалось различить играющие из динамиков рождественские песни: все, как одна, со звоном бубенцов в мотивах. Звучали они довольно однотипно, но задавали нужную атмосферу на ура. В какой-то момент Шейла поймала себя на мысли, что ей жутко хотелось поверить в Санта-Клауса ещё раз и ждать от него презент под ёлкой. Выбор подарков остановился на сборнике кулинарных рецептов и шёлковом платке (страшно дорогом, между прочим!). Дяде они подобрали одеколон и сувенирный набор стаканов для виски (хотя виски он, вообще-то, не пил). Вместе с этим Ванесса подобрала себе бейсболку под цвет формы национальной лиги. — А разве это не плохая примета? — спросила Шейла. — Ты ведь ещё не в лиге, а уже покупаешь себе вещички под цвет их формы. А вдруг… Хотя нет, нет, не думай об этом! Забудь, что я сказала! — Может быть, ты и права. — Ванесса сняла бейсболку и взяла её за козырёк. Строго осмотрев, кивнула. — Хотя я почти на сто процентов уверена, что Сьюзан Маккален вылежет меня с ног до головы, когда я приду… Знаешь, я не говорила, но недавно на меня положила глаз команда Нью-Йоркского университета. Они сказали, если войду к ним в состав, то меня пропихнут на учёбу в два счёта… Какой-то совершенно детский, такой чистый и светлый восторг озарил весь торговый центр, и источником этого света было лицо Ванессы. От одной мысли о том, что она мало того, что сможет осуществить свою давнюю мечту, но ещё и вырваться из лап этого одинокого старого города, в ней просыпалось что-то доброе, светлое, такое неестественное её характеру. Шейла видела, что Ванесса в этот момент выглядела просто прелестно, бдуто светлая фея из мультиков. Она готова вершить добро и скакать по радужному мосту в обитель мягких облаков, зефира и блёсток. А потом Ванесса резко всунула Шейле все пакеты с покупками и гаркнула: — Я ссать, держи! И побежала к очереди в туалет. Светлая магия рассыпалась давлением на мочевой пузырь. Но ничего нового в этом не было. Старая добрая Ванесса вершит старые добрые дела, повергающие всех в ступор. Чтобы подождать сестру, Шейла села на освободившуюся лавочку возле громадного горшка с торчащей из него искусственной пальмой. Обёрнутый гирляндами ствол дерева привлёк к себе внимание, но ей пришлось оторваться от созерцания, когда знакомый мужской голос окликнул её со спины: — О, привет! Шейла, да? Так боюсь имена перепутать… Она обернулась. Перед ней возник их молодой учитель химии — мистер Януш. Сегодня он выглядел так же, как в школе: коротко стриженные кудрявые волосы слегка растрёпаны, рубашка застёгнута под самое горло, стрелки на брюках малость кривоваты от неправильной глажки, и только ботинки педантично вычищены (правда, на них всё равно слегка налипла грязь с улицы). Под глазами вырисовывались мешки, такие всем знакомые. От неожиданности встречи Шейле не нашлось, что сказать, и она просто хлопала глазами. — Извини, я помешал, наверное. — О, мистер Януш! — наконец сообразила она. — Здравствуйте! То есть, да, я Шейла… Ой… Мужчина тихо посмеялся. — Вы тоже тут… за подарками? — спросила она. Уронив взгляд на бумажные зелёные пакеты в его руках, ей и без ответа стало всё понятно. Но мистер Януш улыбнулся, кивнул. Впервые Шейла заметила, как его холодные миндалевидные глаза сверкают. И пусть мистера Януша нельзя назвать плейбоем или секси-учителем, он был стройным, с выраженными чертами лица: квадратные скулы, большие глаза, пухлые губы. Хотя лицо для такой головы казалось мелковатым. — Да, из-за школы вообще не было времени зайти и что-нибудь купить. Вот поэтому хожу, разбираю остатки. — Он зашуршал пакетом. — Мы с сестрой в похожей ситуации. Януш склонил голову. — Правда? Так ты тут со своей сестрой? Ну это… круто. Всегда приятно наблюдать за семейной идиллией. Знал бы только мистер Януш о том, через какие тернии этим двоим пришлось пройти, чтобы вот так просто бродить друг с дружкой. Но откуда ему знать? Поэтому Шейла ради приличия улыбнулась: уголки губ просто вытянулись в разные стороны. Глаза при этом не заронили ни единой искры, сделав улыбку неловкой. Они поболтали об атмосфере, о Рождестве и Новом Годе, поверхностно обсудили школу и свои планы на предстоящие выходные. Ничего особенного, никаких подробностей. Эта светская беседа в конце концов стала выглядеть странно, но, когда мистер Януш вдруг задал вопрос, Шейла поняла, почему он вообще решил завести с ней разговор. — А вы с Доной Мэтьюз давно общались, Шейла? Врать ей не хотелось, и несмотря на то, что вопрос застал её врасплох, она честно ответила «да, давно». Рассказывать о том, что Дона сейчас переживает не лучшие времена, не стала. Не знала, стоит ли все секреты своей бывшей подруги лить в уши школьному учителю. — Понятно, — ответил он. — Просто хотел узнать, всё ли у неё в порядке. Но, раз ты не знаешь… Разговор явно зашёл в тупик. И хотя забота о ментальном здоровье учеников от мистера Януша показалась очень трогательной, найти очередные слова для бессмысленного разговора у неё не получалось. Да и не особенно хотелось, каким бы приятным мужчина ей не казался. — Да пошла ты! — крикнула Ванесса, идя со стороны туалетов к сестре. — Тебе же лучше будет, потаскуха ты драная! — Засунь свой язык себе в зад, шалава! — кричала какая-то девушка в ответ и махала цветастым пакетом в воздухе. — Я тебя на лоскуты порву, марамойка! — А давай! — вскрикнула Мэй, расставив руки по сторонам. — Давай тут все вопросы решим, зассыха. Да ты только языком своим можешь молотить! Иди вылижи своему бойфренду зад! — Да пошла ты! — Иди и удавись! От стыда перед мистером Янушем, Шейла покраснела до кончиков ушей. Желание провалиться сквозь землю превратилось в навязчивую идею. — Вот же сука! — сказала старшая. — Эта ёбнутая из нашей школы. Начала орать на меня прямо в сортире, мол, мои парни помяли её долбанутого бойфренда в школе за то, что тот дурь толкал. А я считаю, правильно. Нехер! Будет знать… — Ва-Ванесса… — дыхнула Шейла, быстро бегая глазами с Януша на сестру. — Я же ясно дала понять, что всё это под запретом. На всю, мать её, школу сказала об этом чётко и ясно! Если до них не дошло, то это вообще не мои проблемы. Ну и пусть ему вломили — мама не горюй, но как иначе, если на словах до них ничего не доходит? Если уж они меня шлют на хуй, то и я пошлю! — Ванесса… это мистер… мистер Януш. — Голос Шейлы сорвался на фальцет. Она зажмурила глаза, прикрылась ладонью, словно это могло хоть сколько-нибудь спасти её от этого позора. — Супер, — бросила Ванесса, оглядев мистера Януша с ног до головы. — А мы знакомы? — Давно не виделись, Ванесса, — улыбнулся слегка посеревший учитель. — С десятого класса, вроде как, лица твоего не наблюдаю… — О-о-о, кошмар, — протянула спортсменка, нисколько не заинтересованная в беседе. — Очень жаль, но нам пора! Всего хорошего, мистер Как-вас-там… пока! Ванесса умчала Шейлу так быстро, что даже если бы Януш что-то крикнул им вслед, вряд ли кто-то из них это услышал. По дороге старшая громко, во всё горло хохотнула: — Так кто это был? — Наш учитель химии! — О-о! Этот лох — и наш учитель? Ну и мерзость! И о чём вы там говорили? — Ни о чём таком, — смутилась Шейла. — И мистер Януш, по-моему, довольно милый. — Сестрёнка, напомни мне показать тебе значения слова «вкус», когда придём домой! Выйдя из нашпигованной гирляндами и рождественским настроением коробки — торгового центра — сестёр выбросило на по-особенному холодную в этот час улицу. Заметно стемнело. На небе ни единой звезды, исчез даже серп растущей луны. Шейла взглянула на Ванессу — старшая сунула нос в воротник и выдала мощную порцию пара изо рта. — Какой ужас. — От холода голос Ванессы дрогнул. Она с претензией посмотрела в небо, словно где-то там могла увидеть ответственного за такую погоду. — Долбаная холодрань! Шейла молча согласилась. Мороз ущипнул её щёки и куснул за ладони, сжимающие ручки от подарочных пакетов. В этот явно не подходящий для звонка момент у Шейлы завибрировал телефон. Она сгребла пакеты в одну руку, а второй залезла в карман пальто. Как назло, мобильный будто специально бегал по всему карману, не даваясь хозяйке. — Идём уже! На автобус успеваем, вон он стоит! — крикнула Ванесса, кивая на дорогу. Пешеходная зебра заполнялась суетливыми рядами людей. — Зелёный, блин, клуша! — Уже иду! Сейчас только… — Да никуда не денется твой Крамер! — зло хохотнула Ванесса, дёрнув сестру за рукав пальто и вытащив её на дорогу. — Вы с ним только два часа назад глотки друг другу вылизывали, подождёт! А я не хочу ждать автобус ещё сто лет. Все слова Ванессы улетали в никуда. Мозг её младшей сестры был нагружен настолько, что весь реальный мир перестал иметь для неё значение. Звонила Дона, но звонок быстро прервался, а вместо него на экране всплыло окно переписки. В нём Мэтьюз с ошибками писала то, отчего у Шейлы по телу муравьями разбежались мурашки. «Мне так жаль что яб ыла ужасной подругой, когда ты нуждалась в подддерржке, я тебя не поддержала но я долнжа была!;!» Тут же прогремел недовольный возглас Ванессы, которая тащила за собой сестру, как строптивую лошадь. — Шейла! Вы — засранцы! — Дона! — Шейла была уверена, что крикнула, но из её горла вырвался лишь сухой скрип. Глаза забегали, пальцы тут же стали искать экранную клавиатуру, чтобы ответить, а между тем Дона набирала следующее послание: «Просьи меня пожавлуйста мне такк плохо, а я нк знала как поступить все это давит простив меня я прости меня прости меня этоне я это сделала не я!» Взбрыкнув, Шейла вырвала свою руку из хватки и судорожно вздохнула. Она крикнула: — Мне нужно позвонить! — Ладно! — крикнула в ответ Ванесса, осматриваясь вокруг. — Только давай перейдём дорогу! Мир в глазах Шейлы сузился до светящегося прямоугольника перед её глазами. Несмотря на жуткий мороз, сковывающий движения её пальцев, она как можно скорее принялась звонить Доне. В ответ она слышала лишь гудки, тянущиеся так долго, что в ушах от них начинало свербеть. Голос сестры звучал так же чётко, как если бы она говорила через стену, а внешний мир развеялся пеплом по ветру, оставляя в мыслях одну лишь Дону. Дону, которая давила лезвием на кожу; Дону, которая обхватила шею верёвочным кольцом; Дона, которая включила двигатель в машине и закрыла все окна; Дона, стоящая на краю школьного бассейна… Шейла знала, что это должно было случиться. В глубине души она знала, но абсолютно ничего не сделала для того, чтобы предотвратить это. Теперь страх так плотно сковал её тело, что она казалась немой каменной статуей, возведённой посреди дороги. Гудки шли, и Ванесса теперь с напором дёргала сестру на себя. Из её горла в очередной раз вырывались едкие ругательства, она бешено округлила глаза. — Дона не берёт трубку, — прошептала Шейла. — Мы тут будем стоять, пока не возьмёт?! Да что с тобой такое! На лице у старшей злость смешалась с изумлением. Телефон пиликнул и на экране снова высветилось сообщение, на этот раз от Муффиса. Через груду грамматических ошибок Шейла смогла разглядеть его ужасное беспокойство по поводу сообщений, которые Дона отправила и ему тоже. — Дона… о Дона, — зашептала она, закрыв рот ладонью и невидящим взглядом буравя злосчастный мобильник. Издалека послышался громкий, трубящий крик одного из пешеходов, преодолевшего зебру вместе с остальными. То ли он крикнул «осторожно», то ли извлёк из себя предостерегающий вопль, в любом случае на это успела среагировать только Ванесса и разом вскрикнувшая толпа. То, что было дальше, в мозгу Шейлы пронеслось с эффектом «слоу-мо». Она поднимает взгляд и видит красивый профиль своей двойняшки, глядящей куда-то в сторону. Её вытянутое в замешательстве лицо ярко подсвечено огнями, словно на фотосессии, зрачки из-за этого сужены до предела. Всё заняло жалкие секунды, в которых Шейла почувствовала, как сестра больно толкает её в грудь с такой яростной силой, что та валится на землю и её затылок с влажным треском соприкасается об асфальтовое покрытие. В глазах потемнело. Потом тьма стала расходится радужными лужами, позволяя сквозь них взглянуть на переливающийся праздничным блеском фасад торгового центра. Как стайки голодных голубей, клубящихся над куском булки в парке, люди обступили Шейлу плотным кольцом. На чьих-то лицах она увидела страх, кто-то наоборот смотрел на неё с жутковатым любопытством. Чьи-то губы растягивались: прохожие что-то активно обсуждали. Один мужчина поднял подбородок к небу и его рот растянулся в крике, а потом он махнул рукой, словно подзывая кого-то. Перекатившись на бок, Шейла упёрлась руками в асфальт и подняла голову, но она тяжеловесным шаром стала перекатываться из стороны в сторону. Шея будто превратилась в неисправный шарнир. Тяжёлое чувство в животе пыталось вытеснить из желудка всё выпитое и съеденное, а в глазах плыло. С чистой совестью Шейла могла утверждать, что это её состояние по уровню дерьмовости могло возглавить топ, передвинув «первый день месячных» назад. Кто-то из толпы громко сказал: «Скорая уже едет!», кто-то поддержал это утверждение фразой: «Вам нельзя вставать! Нельзя сейчас вставать!». Один из зевак даже рискнул дотронуться до плеча Шейлы, чтобы оставить её сидеть на месте, но едва коснулся — сразу же отпустил, боясь сильнее навредить. Боль яркой режущей вспышкой расколола её череп на две части. Шейлу стошнило на асфальт вонючей бурой лужицей, после чего она не своим голосом протянула: — Ване-есса… Последующие передвижения Шейла совершала исключительно на четвереньках. Несмотря на настойчивые советы лежать, она продвигалась вперёд, как младенец, впервые открывший умение ползать. Её ладони шлёпали по ледяному асфальту, пачкаясь в грязи и угождая в лужи. Голова всё ещё продолжала совершать странные повороты вокруг шеи, стоило ей попытаться взглянуть перед собой. «Надо же её держать!» — сказал кто-то. «Держать? Ага, вот иди и держи, а потом она на тебя в суд подаст» — рыкнули в ответ. Шейла преодолела небольшой путь и села на колени. С усилием вздёрнув голову, глянула перед собой и поняла, что почти не сдвинулась с места, зато неплохо извалялась в грязных лужах. Она схватилась грязной рукой за юбку какой-то женщины и утробно спросила: — Моя сестра. Где моя сестра? Женщина обернулась назад и Шейла инстинктивно проследовала за её взглядом. Покрытые склизкой дымкой глаза выдали картинку, в которой светлое пятно размётанных по асфальту волос стало центром композиции. Этого не должно было случиться ни в одном из вариантов параллельных вселенных, всё показалось какой-то выдумкой: выглядело картонно, шаблонно и искусственно, как в очень плохом фильме. Один кроссовок лежал на зебре, перевернутый подошвой вверх; спортивная куртка застёгнута лишь на несколько верхних заклепок, потому что Ванесса не успела застегнуться полностью; бордовый свитер задран до пупка, обнажая изодранную стеклянной крошкой кожу. Шейла видела только перепачканную одежду, и в её голове мелькала одна единственная мысль: Сесиль станет ужасно ругаться из-за непредвиденной стирки. Светлые джинсы Ванессы изрешетило, будто пулями, от влаги ткань потемнела. Одна штанина неестественно выгнулась вверх, и Шейла силилась понять, куда вдруг делась вторая нога, пока не осознала, что это не штанина, а нога приняла столь странное, абсурдное положение — пятка глядела туда же, куда и затылок. Вокруг сестры тоже столпились люди-голуби. Эта огромная масса, напоминающая кучку болельщиков, пестрила цветастыми бумажными пакетами. Несколько парней глядели то на тело, распластавшееся под их ногами, то на удаляющийся вдаль след от машины. Виновник аварии скрылся так же молниеносно, как и появился. — Блин, что, умерла? — спросил один из них, кивая в сторону Ванессы. — Да, епт, ты сам подумай. После такого удара… стопудово. Расстояние до сестры казалось непреодолимым, хотя Шейла явственно видела, как один голубой глаз безжизненно приоткрыт, придавая спокойному лицу выражение полудрёмы; Ванесса казалась умиротворённой и задумчивой, напоминала выброшенный из окна поломанный манекен. — Завтра Рождество. Нам пора, Ванесса, — хрипло позвала Шейла, — нам пора. Автобус. Сейчас приедет автобус, — повторила она как могла более повседневно. — Сейчас приедет автобус. Автобус не хотел приезжать, да и Ванессу, кажется, не особенно сильно волновали вопросы транспорта. Её спокойная гримаса даже не дрогнула, когда Шейла позвала снова. Все уговоры проплывали мимо и их заглушали активные голоса гудящей толпы. Как бы сильно не хотелось их перекричать, ничего не получалось. Даже когда Шейла наконец поднялась на ноги, то её почти сразу же схватили за плечи и уложили на что-то более мягкое, чем асфальт. Яркая вспышка фонарика мигнула сначала в одном глазу, потом во втором. «Как вас зовут?» — прозвучал голос фельдшера, и перед глазами расплылось чёрное пятно медицинской формы с яркими красными плечиками. — Ванесса, — ответила Шейла. — Вас зовут Ванесса? — Нет… — Тошнота, головокружение, головная боль? — Она моя сестра. Мы двойняшки. — Хорошо, мы вас поняли, — дежурно отметила фельдшер. — А вы помните ва́ше имя? О чём она вообще говорит? Имя? У неё было имя. Её звали: Дона, Муффис, Диана, Кензи, Бруксон… у неё было много имён и каждое из них она перечислила врачам. — Сотрясение. Похоже, тяжёлое. Целая улица внезапно схлопнулась до крошечного салона скорой помощи. Шейла болезненно застонала, когда карусель из цветов снова стала подначивать её желудок вынести всё его содержимое наружу. Хлопнули двери кареты скорой помощи и Шейлу слегка тряхнуло. Она искренне не понимала, почему внезапно куда-то поехала, ведь им с сестрой позарез нужно было успеть на автобус, чтобы Ванесса не мёрзла на остановке. А ещё завтра Рождество — куда, кстати, подевался шарф и набор стаканов для виски? — нужно успеть упаковать подарки в бумагу и придумать, что делать с размороженным цыплёнком.…
Тучи обсыпали город снегом, как выпотрошенная бейсбольной битой пиньята. Чёрное небо без единой звезды заволокло белоснежной крошкой. Первые из снежинок — больших и пушистых — соприкасались с землёй и мгновенно таяли, как опущенная в воду сахарная вата. Но к утру все улицы заметёт белизна, и в воздухе повиснет стойкий запах мороза.