Thursday Girl

Сентябрь 2022 года. — Я не думаю, что все настолько плохо, — вновь повторяет Макс. Даниэль смотрит на него, нахмурившись, и это настолько чужеродное выражение лица, что кажется неправильным, потому что он по жизни улыбчивый человек. Непростительно, что какой-то гребаный журналист заставил выглядеть его таким грустным; от этого Максу хочется пробить стену кулаком. Он подходит вплотную к Риккьярдо, прижимается к его теплой спине и кладет подбородок ему на плечо, глядя на экран планшета. — Фотографии хорошие, — отмечает Макс, когда Даниэль так и не ответил. На самом деле сегодня он ведет себя слишком тихо. Даниэль берет Макса за руку и проводит большим пальцем по костяшкам, продолжая хмуро смотреть на экран планшета: — Так и есть, детка. — Смотри, на этом фото можно увидеть, что день ног был не зря и четко видно мои бедра. — У тебя чертовски красивые бедра, — соглашается Даниэль, и его голос наконец-то звучит нормально. Макс целует его в шею — тот лишь довольно мычит, продолжая смотреть на экран. Перед ним разворот интервью Макса со множеством фотографий, где он одет в дурацкую дорогую модную одежду для первой полосы номера New York Style Magazine. Они хотели одеть его в платье ради одного из снимков, на что он тут же наложил вето — он гей, а не Гарри Стайлс. Хотя остальные наряды на самом деле выглядят довольно неплохо, даже те, которые вживую казались чертовски уродливыми. Конечно, читать прессу о самом себе обычно не лучшая идея, но Макс уже вскользь просмотрел эту статью, как только она вышла в печать, — его первое большое интервью, не относящееся к спорту, — и подумал, что все нормально. По крайней мере, не катастрофически. Но теперь лицо Даниэля заставляет его усомниться в этом. — Ты хотя бы можешь сказать, что не так? Даниэль колеблется. — Мне кажется, что просто… некоторые цитаты звучат довольно агрессивно, если задуматься? — Мои? Даниэль бросает на него странный взгляд и читает с экрана: — Ферстаппен решительно отвергает идею о том, что он является своего рода квир-иконой или образцом для подражания, настаивая: «Я не хочу, чтобы фанаты поддерживали меня, потому что я гей. Это глупо, моя ориентация не имеет отношения к тому, как я гоняюсь. Я ни с кем не занимаюсь сексом на питлейне. Когда я на работе — я на работе». Честно говоря, для Макса это звучит отлично. Он нетерпеливо пожимает плечами, глядя на Даниэля, а в его взгляде сквозит немой вопрос: так в чем проблема? Риккьярдо приподнимает бровь и читает другой отрывок из статьи: — На вопрос, что он чувствует, зная, что бесчисленное количество подростков и молодых людей были вдохновлены его историей, он отвечает: «Ну, я думаю, это хорошо». Наступает долгая пауза, во время которой задаешься вопросом: действительно ли это все, что он хочет сказать? Наконец, он добавляет: «Я думаю, что люди вдохновлялись мной и до моего каминг-аута. Макс раздраженно ерзает. — Что? Я думаю, что это звучит нормально. Моя пресс-служба сказала, что все прошло хорошо. Я знаю, что тебе нравится заниматься всеми этими молодежными просветительскими квир-активностями, но я просто… я не такой. Даниэль вздыхает и откладывает планшет в сторону. Он обнимает Макса и говорит: — Я… я… черт, Макс, ты такой ты, ты знаешь? Макс вежливо воздерживается от того, чтобы не ляпнуть что-нибудь саркастичное. — Да? Почему ты сегодня такой странный? И отпусти меня, мне нужно на пробежку. Даниэль отходит от него и наблюдает за тем, как Макс ходит по квартире, уворачиваясь от кошек, которые пытаются обвиться вокруг его ног, собирая все необходимое для пробежки: кроссовки, телефон, бутылка с водой. — К черту это, — говорит Даниэль. — Макс, я тут подумал, а что, если мы будем жить вместе? Макс оказывается застигнут врасплох в тот самый момент, когда натягивает кроссовку, и на мгновение качается на одной ноге словно фламинго. — Мы? Жить вместе? — В его мозгу лихорадочно проносятся мысли. Совместная жизнь — это же настоящие Серьезные Отношения. О чем, черт возьми, Даниэль думает? — Да, я бы мог переехать к тебе, потому что мы и так все равно в основном тусуемся тут. Или, если хочешь, то мы можем найти новое место, — Даниэль звучит легкомысленно, но Макс видит по языку его тела, что тот чертовски напряжен и ждет его ответа. Макс понятия не имеет, что сказать. — Я не знаю, понравится ли это кошкам, — лжет он, чтобы выиграть время. Это даже не смахивает на хорошую ложь. Джимми любит Даниэля больше, чем когда-либо полюбит Макса, к большому удивлению самого Риккьярдо. — Кошки. — Они просто уже привыкли жить только со мной, а это будет для них большой переменой, и… конечно, мы можем об этом подумать, но… — Нет, все нормально, я тебя услышал, — Даниэль смеется тем самым смехом на публику, который он использует перед камерами, хотя в этом нет ничего смешного. — Удачной пробежки, приятель, я собираюсь уходить. Увидимся, да? — Что означает, что он точно расстроен, потому что они должны были поужинать вместе после того, как Макс вернется с пробежки, немного потусоваться, а затем пойти в спальню, завершив вечер в кровати Макса. Вот как это обычно происходило, когда они дома. Холмистая местность в Монако прекрасна для пробежек, но Макс почти не замечает ничего вокруг, когда с трудом преодолевает десять километров, требуемые его тренировочным планом. Он думает о Даниэле: о Даниэле и о том, как дерьмово он проводит сезон в этом году. Конечно, он медиа-звезда, особенно сейчас, став негласным би-королем Формулы-1, но он не показывает результатов. Возможно, в следующем году его вообще не будет в Формуле-1, и на что это будет похоже? Пелотон без Даниэля невозможно представить. Это как стартовая решетка без гребаных машин. Он думает о своем отце, который подошел к Даниэлю на пит-лейне в Сильверстоуне и кричал на него, говоря глупости и высказывая в лицо ужасные вещи, подразумевая, что Даниэль, блядь, растлил Макса, когда они были в Ред Булле, что Макс стал геем из-за Даниэля. От этого воспоминания в груди у Макса сжимается от гнева, и он ускоряет шаг, пока не начинает задыхаться. Макс попросил отозвать у Йоса доступ в паддок, пока тот не извинится. Даниэль был удивлен этим поступком. Он сказал, что знает, насколько важен для него отец, и никогда бы не заставил его выбирать между ними, что было удивительно и очень заботливо с его стороны, — хотя Максу кажется, что, если бы ему пришлось выбирать, он бы выбрал Даниэля. Если же быть честным с самим собой, то он уже сделал это: отец был холоден в общении с ним с тех пор, как появились фотографии, а Макс не собирался унижаться, моля о прощении. Его бедра горят, дыхание становится прерывистым, но он заставляет себя двигаться дальше. Кстати, а какое место занял Даниэль в Сильверстоуне? 13? 14? Он, конечно же, выиграл, и они отмечали его победу, занявшись пьяным сексом в моторхоуме. Даниэль настаивал на том, чтобы выпить шампанское из его пупка, хотя в реальной жизни такое никогда не бывает так же сексуально, как кажется в фантазиях, а после он истерически хихикал, чем вкупе с пузырьками шампанского вызывал у Макса щекотку. После того, как они допили, Даниэль встал на колени перед лицом Макса и трахнул его в рот, и Макс точно помнит ощущение большого пальца на линии его челюсти. То, как он смотрел на Макса сверху вниз, как будто видел что-то прекрасное. Две мили позади, осталось еще четыре. Он думает о пресс-конференции перед гонкой в Баку, первом Гран-при после того, как в сеть просочились фотографии, перевернувшие все вверх дном. Макс и Даниэль были в одной медиа-группе, потому что в FIA сидят мерзкие ребята, любящие стравливать людей ради сенсаций, и один журналист с крысиным лицом спросил Макса, трудно ли ему сосредоточиться на трассе, зная, что Даниэль так близко. Макс ответил (как ему показалось, довольно спокойно): — Мне не нравится этот вопрос, потому что мне кажется, что ты дрочишь, пока задаешь его. Давайте все здесь будем оставаться профессионалами, хорошо? После секундного шока ведущий воодушевленно говорит: — Хорошо, спасибо, Макс. Даниэль, тебе есть что добавить? И Даниэль со свойственной ему легкостью широко улыбается и говорит: — Не-а. Вы его услышали. Сильнее, чем когда-либо на трассе, именно в тот момент Макс ощутил, что такое быть в команде. Если подумать, то он всегда себя так чувствовал рядом с Даниэлем. Три мили позади. Макс резко останавливается на вершине холма, достает телефон и звонит сестре. — Привет, мудила! — Виктория… — На сколько моих сообщений ты ответил за последние пару месяцев? — Я… — Как давно мы виделись? Знаешь, твои племянники думают, что ты мертв. Макс знает, что ведет себя, как придурок, но… — Подожди, серьезно? — Ну… нет, — отвечает Виктория. — Но ты все равно мудак. Фух, это было приятно. Ладно, в чем дело? — Эм, я думаю, что я очень сильно облажался с Даниэлем и хочу это исправить, но не знаю как… Я не знаю как. — Ох, милый, — говорит Виктория. — Хорошая новость в том, что ты явно ему очень нравишься, так что у него, наверное, проблемы с головой, и мы можем с этим работать. — Ага, спасибо, Виктория. — Да шучу я, шучу. В основном. Расскажи мне, что случилось. Я слушаю. Макс делает глубокий вздох и рассказывает ей.