Центр мира моего | Die Mitte der Welt

Их патриарх, Василий, сухой высокий мужчина с впалыми щёками и сединой в каштановых волосах, всё так же не доверял ему, но это не вызывало у Гилберта какого-либо раздражения. У них были причины не доверять, и следовало проявить терпение. Гилберт привозил им провизию уже в третий раз, снабжал их медикаментами и выжидал. Это всё должно было окупиться, и оно обязательно окупится, ведь его планы всегда срабатывали. Если за их реализацию не брались дилетанты, естественно. Гилберт сидел развалившись в кресле, наблюдал за детьми, когда Василий подошёл к нему. - Что ты хочешь получить взамен за всё это? - спросил он. "Всё это" не требовало уточнений. У них теперь в достатке было перевязочных материалов, антигистаминных, дезинфектантов и даже антибиотиков, которые требовали серьёзной подотчётности. - Чтобы вы не дохли как мухи, - бросил Гилберт в ответ, так и не отведя взгляда от резвившихся детей. Люди не доверяли ему, ждали подвоха. Поначалу Гилберт часто ловил на себе полные презрения и ненависти взгляды, но всё чаще они сменялись недоумением. Всё шло по плану. Этой горстки испуганных людей должно было хватить, чтобы запустить механизм. Гилберту, конечно, пришлось попотеть, но результат стоил того. - Дети это всегда дети, где бы им не приходилось расти. Они как цветы, прорастающие сквозь бетон, - поделился с Василием Гилберт, желая сменить тему. - И ты один из тех, кто закатал в бетон их дом. Гилберт невесело хохотнул. Василий даже не подозревал, насколько был близок к истине. Оболочке Гилберта в лучшем случае давали двадцать пять лет, и мало кто знал, сколько сотен лет ему было на самом деле, даже в Берлине. Гилберт был не просто "одним из тех", он был тем самым, кто закатал в бетон всю Восточную Европу. На Западе Людвиг вёл свою игру, а сюда - на Восток - предпочитал не соваться, так что у Гилберта была полная свобода действий, карт-бланш на любые зверства. Он был полон ярости, с трудом себя контролировал и оставлял после себя одно пепелище. Смрад горелой человеческой плоти ещё десятилетие преследовал его. *** Когда молодого самца бабуина изгоняли из родного прайда, он прибивался к другому. Но чтобы его действительно приняли, он обитал рядом с молодняком, ведь те любопытны и дружелюбны, им был интересен чужак. А когда его принимал молодняк, взрослые особи тоже начинали относиться благосклоннее. Эта техника выжидания пусть и занимала кучу времени, но менее эффективной от этого не становилась. Так что когда светловолосая малявка в изгвазданном сарафане ухватила Гилберта за руку и потянула его в самую гущу детей, он испытал ни с чем не сравнимое удовлетворение. - Читай, - сказала она тоном, не терпящим возражений, и ткнула пальцем в книжку. Гилберт с интересом взглянул на потёртую обложку, но разглядеть названия, или хотя бы автора не представлялось возможным, так что он открыл книгу. Это были Братья Гримм, будь они неладны. - Знаешь, я знаю все сказки мира, так что мне нет надобности подглядывать в книгу. - Хотим Рапунцель, - занудел хор детских голосов, и внутри Гилберта что-то оборвалось, ухнуло вниз. - Ладно. Рапунцель так Рапунцель. Но в следующий раз сказку буду выбирать я. К слову, следующий раз настал до неприличия скоро. Библиотека, имевшаяся в распоряжении этих людей, была до неприличия скудной, так что Гилберт обчистил шкафы Ивана. Идея, пришедшая ему в голову, была просто гениальна, а судя по тому, с каким интересом в его истории вслушивались, следовало начать ковать прямо сейчас, горячее быть просто не могло. Гилберт начал со сказок и лёгких повестей. Оставшиеся в этом богом забытом месте люди не особенно знали историю дальше последнего столетия, всё их внимание было сосредоточено на последней войне, лишившей их крова и мирного неба над головой. Информация, которой они владели, была разрознена и противоречива. Их можно было убедить в чём угодно, если дозированно начать скармливать нужную информацию, и тогда воплощение их народа стало бы куда сговорчивее, придя в сознание. Гилберт стал носить им книги. Сначала из библиотеки Ивана, а позже - собственного производства. Он ведь был профи в написании альтернативной истории, практики было предостаточно. Так что он играючи менял мелкие детали, не затрагивая ничего глобального. Вдумчиво переписывал жизнь Ивана, искажая её в выгодном для себя свете. Результатом Гилберт гордился. Конечно, пришлось убить тонну кофе, но это того стоило. Сначала это были только дети, но с каждым разом слушателей у Гилберта только прибавлялось. Они занимались своими делами: ткали, распарывали старые занавески, чтобы пошить новое платье, вели записи, и старались никоим образом не подать виду, что вслушиваются в то, о чём он говорил, но Гилберт чувствовал их взгляды, обращённые в свою сторону. Восхищённые, заинтересованные. Только патриарх этой кучки народца всё так же не доверял ему, ждал подвоха и удара в спину, несмотря на приложенные Гилбертом усилия. Глухое раздражение с трудом удавалось скрывать. Нужно было придумать как от Василия избавиться, и как можно скорее. В мыслях об этом проходили недели, но как обставить всё так, чтобы не вызвать подозрений, Гилберт так и не придумал. Он уже готов был пойти на отчаянный шаг, и самолично вскрыть грудную клетку этого недоверчивого идиота, когда настигла неожиданная удача. Две женщины, жавшиеся друг к другу на соседнем диване, переговаривались громким шёпотом о том, что болезнь Василия стала напоминать о себе всё чаще. Гилберт вслушивался в их тревожные шепотки, и улыбка на его лице становилась всё шире.