Феникс

девочка плачет, если ей снится море синяя простынь, волны в песчаный берег ждущее море под беззаботным небом там жизнь прекрасна, то есть там нету горя

Ей снилось море. Огромная толща воды, которой нет ни конца, ни края. Волны, которые спокойно бьются о песчаный берег, оставляя после себя следы. Солнце, что блестело на поверхности воды, отражаясь миллионами осколков на волнах. Небо, что величественно возвышалось над водой. Облака, что беспечными белоснежными барашками плыли по небу. Почему-то ей хотелось плакать, когда она смотрела на это, стоя на берегу, босиком на теплом песке. Ей хотелось рыдать, когда она смотрела на море, на эту безбрежную и бесконечную красоту, где нет горя просто потому, что море безразлично ко всем проблемам — и смертных людей, и бессмертных богов, и шинигами, что находятся где-то посередине. Ей было горько, что она не может быть морем. Не может быть такой же спокойной и рассудительной. Такой же… мудрой. Она медленно шла к берегу, и вот волны уже касались ее босых ног, смывая с них песок. Протягивала руку к линии горизонта, словно могла ее коснуться. Вода была неожиданно теплой, как в ванне или горячем источнике. Хотелось войти в нее и погрузиться с головой, но она знала, что не стоит, что она может остаться там — в море, а ей этого не хотелось. Ей хотелось вернуться. Открыть глаза — она знала, что спит — увидеть лица друзей, снова поговорить с ними, хотя бы просто услышать голоса… — Хинамори-фукутайчо, вы плачете?.. Хинамори Момо сонно открыла глаза и увидела обеспокоенное лицо офицера, которого, кажется, звали Ямада Ханатаро. Он пришел проверить ее капельницу — в предплечье была воткнута игла, через которую в кровь лейтенанта поступали жизненно необходимые лекарства. На груди Момо все еще красовалась повязка, но боли она почти не ощущала. Только какую-то странное спокойствие на грани с апатией; вероятно, из-за обезболивающих препаратов. — И правда, — растерянно и немного виновато произнесла Момо, свободной от иголки рукой утирая слезу. Она уже не помнила своего сна, но Ханатаро не удивило то, что пациентка плачет — никого из Готея не удивило бы. Еще бы: столько пережила. Она уже знала от посещавших ее друзей, что произошло после ее ранения: холм Сокиоку, артефакт под названием Хогиоку, что хранился в теле офицера Тринадцатого отряда Кучики Рукии, побег капитанов-предателей, среди которых, помимо Айзена, оказались еще Гин и Тоусен Канаме… Но если Хинамори было все равно, что там делал Тоусен Канаме — они не особенно общались, то предательство Гина и Айзена ранило ее почти так же, как меч, только меч ранил тело, а предательство — душу. Как они могли? Гин-семпай… Учитель… Особенно — Учитель. Ведь его уж точно никто не мог бы заподозрить в чем-либо плохом. Это Гина недолюбливал даже его собственный отряд; все удивлялись, почему Момо так близко с ним дружит, а вот Айзен… Никто бы не мог подумать. И она — тем более. И рана на теле болит меньше, чем рана на сердце. Рана на теле уже заживает. Совсем скоро Момо сможет выписаться из больницы и приступить к обязанностям заместителя капитана. По сути, теперь она и есть капитан, и ее ребята ждут ее, волнуются — Хинамори перевела взгляд на тумбочку у кровати, где в блюде лежали ее любимые персики, а рядом с ними — плитки черного шоколада и открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления от младших офицеров и рядовых. — Вам снился плохой сон, Хинамори-фукутайчо? — спросил Ханатаро, удостоверившись, что с капельницей все в порядке. — Как вы себя чувствуете? — Все в порядке, Ямада-сан, — вежливо ответила Момо. — Рана почти не болит. Только немного пульсирует. Она уже поняла от Исане, что ее вечный ответ «все хорошо», даже когда это ложь, в больнице произносить не принято. Врачу необходимо знать истинное положение дел, и прикрываться оптимизмом здесь нельзя, более того — опасно для жизни. Ей нужно говорить обо всех своих ощущениях, в том числе, и где болит, как болит, чувствует ли она тошноту или головокружение, в противном случае ее просто не смогут вылечить, а Хинамори уже отчаянно хотела выписаться и заняться своим отрядом. Готей-13 находился на военном положении, а значит, она нужна еще больше, чем обычно. Все нужны — каждый шинигами сейчас важен, особенно — на уровне лейтенанта. Ее сила тоже может пригодиться: ее сила, ее ум, ее способности. Совсем скоро ей придется выйти на поле боя против армии ее Учителя… Момо сразу же решила, что будет драться. Не может пустить все на самотек и отсиживаться в Обществе Душ. У нее есть повод сражаться, и даже больший, чем у других. — К вам посетитель, Хинамори-фукутайчо, — она и не заметила, как Ханатаро вышел из палаты, чтобы потом заглянуть опять. Этот вечно перепуганный и стеснительный юноша забавлял Момо. Она старалась чаще улыбаться ему и хвалила даже за мелочи — сейчас тоже улыбнулась и спросила: — Капитан Хицугая? Обычно приходил именно Широ-чан. Сидел у ее постели, говорил с ней обо всем на свете — иногда Момо казалось, что Широ хочет взять ее за руку, но не решается — и она тоже не решалась первой взять его ладонь.