Феникс

Довольная улыбка пряталась в уголках губ Хинамори, когда она шла по улицам Сейретея, на которые уже опускались приятные сумерки. Сначала закат озарял окрестности, словно на небесах шел бой не на жизнь, а на смерть, а алый закат был следствием пролитой крови, как будто солнце никак не сдавалось ночи, однако ночь победила, и темнота сгущалась, мягким одеялом укутывая дома. На небе стали появляться первые звезды, и где-то в стороне отчетливо виделся изящный полумесяц. Момо смотрела на небо, и тень довольной улыбки не покидала ее лица. Она не так давно стала лейтенантом Пятого отряда, и это безумно ее радовало. Хинамори не была амбициозной, ей не было важно делать карьеру, но ранг лейтенанта автоматически делал ее приближенной к Айзену-тайчо, более приближенной, чем простой офицер ниже второго ранга. И все сложилось невероятно удачно — Ичимару повысили, соответственно, повышение получила и Хинамори, как наиболее достойная служащая в Пятом. Она уже обладала шикаем, и ее успехи в кидо были велики, так что шеврон с кандзи «пять» теперь красовался на левом плече, а гордость зашкаливала, плескаясь в сердце бурным океаном во время шторма: смогла, смогла, получилось! И неважно, что на ладонях — кровавые мозоли от меча, которые первое время никак не сходили, главное — теперь Момо была ближе к своему Учителю, тому, что спас ей жизнь, тому, на кого она хотела равняться. Она бегала за ним хвостиком и выполняла все его поручения — в частности, сейчас Айзен-тайчо попросил Хинамори купить особенный чай, и ей удалось — именно это было причиной довольной улыбки девушки. Хотелось бежать вприпрыжку, но Момо себя одернула. Она — лейтенант, она должна вести себя подобающе. Так что Хинамори шла медленно, специально медленнее, чем обычно, чтобы не забыться и не сорваться на бег. Получив новое звание, она даже прическу сменила для пущей важности, распустив свои вечные смешные хвостики и связав их в оданго на затылке. Так Момо казалось, что она выглядит взрослее. И неважно, что Широ хмурился каждый раз — Широ не на что жаловаться, он — капитан, а она просто хочет завоевать авторитет в глазах своих нынешних подчиненных, а еще… А еще — доверие Айзена-тайчо. Момо хотела, чтобы Учитель мог на нее положиться. Хотела быть его правой рукой, его заместителем в отряде, не просто маленькой девочкой, которую он спас от Пустых, а настоящей личностью. Хотела однажды стать хотя бы на треть такой же сильной, как ее обожаемый капитан. Так что в поисках чая она оббегала весь Руконгай, пока не нашла чайную, где подавали именно такие листья, и вытряхнула из хозяина чайной рецепт буквально угрозами. Правда, для душ-плюс появление шинигами уровня лейтенанта уже было достаточной угрозой — некоторые падали на колени, когда Момо проходила мимо, благо, она вовремя догадалась скрыть свою реяцу. А вот чайная действительно могла превратиться в руины, потому что торговец упрямился и бормотал что-то про фамильный секрет. Но, когда Хинамори показала ему меч и высвободила совсем немного реяцу, тут же начал дрожать и выдал все секреты вместе со шкатулкой, которую Момо бережно прижимала к груди. Она постучала в сёдзи, и, услышав уже успевший стать таким родным приятный мужской голос, вошла внутрь, по пути сбросив варадзи. Теплая улыбка Айзена-тайчо словно волной прошла по ее телу, и Момо присела рядом с ним, следуя приглашению, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце. Довольная улыбка, что до того лишь пряталась, просияла на лице Хинамори, и она с торжествующим видом поставила перед капитаном шкатулку. — Вот! Момо надеялась, что Айзен похвалит ее, и от этого ожидания ее сердце замирало, пропуская удары. — Я заварю его вам, если хотите, — совсем немного, но Хинамори смутилась, опустив глаза. Она не знала, насколько вкусно у нее получится напиток, и лишь надеялась, что не хуже, чем у владельца чайной, потому что рецепт лейтенант из него тоже вытряхнула. Удивительно, но иногда эта милая и нежная на вид девушка могла выглядеть и пугающе. Особенно, когда дело касалось ее капитана.

***

Она добилась желаемого — рука капитана Айзена легла на ее волосы, немного растрепав их, по крайней мере, те пряди, что выбивались из-под оданго. Учитель поблагодарил ее, и это было лучшей наградой для преданного лейтенанта, именно тем, чего она хотела, пока бежала по улицам Сейретея, прижимая к груди заветную шкатулку. Именно этого всегда добивалась Момо — благодарности и похвалы, что согревали ее изнутри, как будто в груди загорался огонек, не разрушительный, не уничтожающий — созидающий, дающий жизнь и силы. Ради улыбки Айзена и его мягкого голоса Момо бросилась бы в любое сражение, не раздумывая. Не потому, что она была в него влюблена, как считали некоторые — да что уж там некоторые, весь Пятый отряд и другие лейтенанты были уверены, что Момо питает к своему капитану романтические чувства — но потому, что она восхищалась им, безмерно его уважала и считала своим Учителем, который однажды спас ей жизнь, а теперь просто дарил свое тепло и делился своей мудростью. Если бы у Момо когда-то был отец, она могла бы сказать, что относится к Айзену-тайчо, как любящая дочь, но отца у Момо не было никогда, только бабушка, да и между ними с капитаном стояли правила, уставы и субординация, так что Хинамори не смела даже подумать, что ее чувства к Айзену схожи с дочерними. Момо вскочила на ноги, пожалуй, излишне поспешно, и бросилась за чайником, на ходу припоминая рецепт, который не был таким уж сложным, как оказалось, когда владелец чайной сдался с мечом у горла. Хинамори думала, что рецепт придется записывать и даже захватила с собой листок и подаренную Рангику-сан ручку из мира живых, но обошлась без этого, и занялась приготовлением чая, бормоча себе под нос нехитрые пропорции — две ложки листьев на чашку горячей воды, перемешать, пока вода не окрасится в коричневый, добавить немного сахара и корицы, чтобы добиться необходимого оттенка вкуса — вот и готово. Следуя приглашению капитана, Момо сделала две чашки чая, себе — тоже, внутренне очень радуясь тому, что Айзен-тайчо хочет разделить с ней чай. В голову Хинамори и не приходило, что это может быть простая вежливость со стороны ее капитана, мягкого и добродушного человека. Нет, в ее представлении Айзен-тайчо не мог лгать и притворяться никогда, даже в мелочах. Момо вернулась с подносом, на котором стояли две чашки, дымящиеся ароматным паром, и блюдечко печенья, что недавно испекла по рецепту бабушки. На кухне Хинамори была откровенно плоха, умудрялась испортить любое блюдо, и единственное, что ей по-настоящему давалось — это выпечка, что оставалось для Момо и окружающих тайной за семью печатями. Когда она пыталась приготовить самый банальный суп — у нее все валилось из рук, и в итоге затея кончалась плачевно, однажды дошло даже до маленького пожара, к счастью, в тот раз рядом был Широ-чан, чья морозная реяцу мгновенно справилась с пламенем. Выпечку же Момо хвалили все вокруг, и — только сладкую. Если она пекла что-то мясное или рыбное, что угодно, куда не входил сахар — пожара не случалось, но и вкус был ужасным. В итоге Момо смирилась, что хозяйка из нее получилась плохая. Все равно она не будет работать на кухне — она — в первую очередь солдат. Но печенье вышло вкусное, песочное с шоколадной крошкой, и Момо надеялась, что Айзен-тайчо тоже его оценит. Она с восхищением уставилась на полотно, где умелой рукой ее капитана была начертана красивая цитата. Каллиграфии Айзен-тайчо тоже ее учил, но пока что Момо эта наука давалась хуже остальных. Если чтение она полюбила с первой же прочитанной книгой — читать умела и раньше, просто не знала о существовании художественной литературы — то каллиграфию пока что освоить не получалось. Перо лежало в руке неумело и странно, и выводить красивые иероглифы получалось плохо. Заполнять обычные документы было проще и легче, а писать красиво никак не выходило, но мастерством Айзена Момо восхищалась, как восхищалась всем, что тот делает. Сейчас ее тоже заворожили символы, выведенные черной тушью на белом полотне. Зимняя вишня согревает в холоде — как же красиво звучит. Зимняя вишня — разве такие бывают? Зимой ведь не цветут вишни. Зимой ничего не цветет! Но, наверняка, Айзен-тайчо знает лучше. Или же это просто аллегория — этому слову Айзен-тайчо ее тоже научил. Момо немного смущенно опустила глаза, направляясь вместе с подносом следом за Айзеном к открытой уличной двери, за которой уже сгустились сумерки, а на небе теперь полноправными хозяйками сияли звезды. Момо опустилась рядом со своим капитаном, устраивая поднос с чаем и печеньем между ними. Она даже была готова поверить, что звезды тоже их слышат, если Айзен-тайчо это скажет. Она была готова принять на веру каждое его слово. — Разве зимой цветут вишни? — все же не удержавшись, задала Момо интересовавший ее вопрос. Обычно ее капитан не сердился за любопытство, но он хотел рассказать ей легенду, а она его перебивала, но все же любознательность в вечной отличнице победила стеснительность и даже почтение. Момо взяла свою чашку, грея ладони о бока посудины, и вдохнула приятный и душистый аромат чая.

***

звезды с неба падают бисером, я сижу на окне под звездами

Капитан Айзен никогда на нее не сердился. Хотя Момо серьезно и не провинилась ни разу — она всегда была очень ответственной, аккуратной и старательной. К ее работе нельзя было придраться — документы в порядке до последней запятой, кабинет сияет от чистоты, внешний вид строго по уставу, рядовые почтительно здороваются, вовремя ходят на тренировки и не устраивают пьяные драки; в общем, Момо стремилась стать идеальным лейтенантом. Конечно, до такого мастерства, как у Нанао-сан, ей было далеко, но все же нет предела совершенству. Момо изо всех сил старалась не для того, чтобы заслужить поощрение других — только чтобы ею был доволен Айзен-тайчо. И ей казалось, что он был доволен. Во всяком случае, Хинамори тешила себя надеждами, что капитану нравится то, как она работает — он никогда ни за что ее не ругал. И сейчас тоже не обиделся, что она его перебила, а только мягко объяснил, что зимой вишни не цветут, и это просто легенда. Да еще и про Куроцучи-тайчо пошутил; вот уж кто Момо не нравился. Она уважала капитана Двенадцатого отряда, но он ее пугал своим странным внешним видом. Момо больше ничего не сказала, завороженная рассказом Айзена. Его мягкий голос звучал очень приятно — иногда ей было достаточно просто слушать его голос, не вникая в суть того, что именно он говорит. Естественно, кроме тех случаев, когда он обращался к ней. Тогда Хинамори ловила каждое слово. Ее капитан ни разу не болтал о ерунде — его речь всегда была полна смысла или же он говорил по делу. Сейчас он тоже рассказывал не просто сказку, а легенду, красивую и очень интересную. Момо буквально видела это перед собой — как идут по горам путники, уставшие, оборванные и грязные, сгибающиеся от порывов ледяного ветра (наверное, как у занпакто Широ, подумала Хинамори), но не потерявшие своей гордости, и вдруг находят в горной расщелине цветущую сакуру, сияющую, как маленькое солнце… Она видела, как ярко сверкают лепестки вишни на солнце, как переливается зеленью листва окружающих ее деревьев, как расцветают на лицах странников переполненные счастьем улыбки, как падают они на колени, обращаясь к Богу… Картинка, представшая перед глазами, очаровала Момо, а чай, который она отпила по примеру Айзена-тайчо, показался ей намного более вкусным, чем поначалу: теперь она знала историю его происхождения. — Ох, это просто потрясающе, — проговорила Хинамори. — Я рада, что путники нашли такое чудесное место. Хотела бы и сама там побывать однажды… Но я понимаю, что это только красивая легенда, — улыбнулась Момо. Она тоже взяла одно печеньице и отправила его в рот, довольно улыбаясь. Похвала ее капитана разливалась медом по девичьей душе — Момо и представить не могла, что Айзен может лукавить из вежливости. Раз он сказал, что печенье самое лучшее — значит, так и есть. — Спасибо, — смущенно сказала Момо, и щеки ее зарделись нежным румянцем. Она старалась испечь вкусное печенье, специально отыскивая интересный рецепт и тренируясь — тренировки помогали не только в искусстве владения мечом и кидо. Самыми лучшими результатами выпечки Хинамори и угощала своего капитана, а те, что были не настолько хороши, доставались либо ей самой, либо Ренджи, который никогда не отказывался от еды, тем более, печенье, предлагаемое ему, было правда хорошим, просто недостаточно идеальным по мнению Момо. Подняв глаза, она глянула на звезды, что сияли на черном полотне неба. Теплый легкий ветерок тронул черные пряди волос лейтенанта, выбившиеся из оданго, и принес с собой аромат ночной прохлады и цветов, высаженных на клумбе во дворе отряда; Момо любила цветы, но не сажала их сама, а руководила для этого рядовыми. Можно было и самой, но у Хинамори не получалось, так что она просила тех солдат, которые это умели. Теоретически лейтенант знала, как, но на практике у нее выходило ужасно. Звезды мерцали, как бисер, рассыпанный на черном бархате. Момо залюбовалась этой красотой, такой удивительной, такой чарующей, такой хрупкой и одновременно — вечной, красотой, что не исчезнет никогда, и, пусть пропадет с восходом солнца, но обязательно вернется, как только светило закатится за горизонт и наступит темнота. — Как красиво, — сказала Момо. — Айзен-тайчо, вон там Большая Медведица, да? — робко спросила она, пальчиком указывая на небо и чертя контур ковша, состоящий из семи звезд. Это созвездие лейтенант почему-то сразу запомнила; вроде бы Айзен ей его и показал. А кто же еще? Сейчас Хинамори очень хотелось послушать еще одну сказку, но не могла же она просить об этом? Не маленький же ребенок. И все же в обществе капитана Момо ощущала себя именно ребенком, который искренне любит своего родителя. Даже рядом с бабушкой Хинамори не чувствовала себя так, а ведь бабушка ее вырастила… Но бабушка воспринимала Момо, как взрослую и иногда даже равную. В своей странной «семье» в Джунринане Момо была старшей внучкой. А Айзен всегда учил ее, наставлял, и, как думала Хинамори, защищал. Она ни разу не была ему равной — она была либо подчиненной, либо ученицей. Момо отпила еще чаю, что приятным терпким вкусом отдался во рту, и блаженно сощурилась. Жизнь была прекрасной, и в этот момент, сидя рядом с капитаном на веранде, под звездным небом, Хинамори чувствовала себя полностью счастливой.