Феникс

Он не мог умереть, потому что не мог умереть никогда. Хинамори даже представить не могла, что ее капитан так же смертен, как все остальные, верила в Айзена, как во что-то незыблемое, как в то, что утром солнце взойдет на востоке, как в то, что то же самое солнце никогда не погаснет. Но ее вера оказалась карточным домиком, мгновенно разрушившимся от легкого порыва ветра. Айзен-тайчо был явно мертв. Хинамори была уверена, что тоже умрет на месте, но вместо этого крепко сжала кулачки и закричала, не в силах сдержать вопль отчаяния, падая на колени и чувствуя, как растворяется в собственном крике. Быть не может, чтобы Айзен-тайчо был мертв! Хинамори поняла, что плачет — впервые за долгое время плачет, и слезы у нее горячие, и внутри вскипает ненависть; потому что наставник не умер просто так. Его убили. «Чего шумим так рано утром?» — услышала Момо вкрадчивый голос Ичимару, бывшего начальника, и этот вопрос показался ей верхом кощунства — ведь капитан Айзен мертв! Неужели он не видит? Капитан Ичимару улыбался. Широ говорил Хинамори — остерегайся Санбантая. Он что-то знал? Момо не то чтобы что-то заподозрила — ей просто захотелось стереть лисью усмешку с лица Ичимару. Здесь нельзя затевать драки. Нельзя активировать шикай; это грозит тюрьмой, но Хинамори было наплевать. Огонь уже кипел в ее жилах, и лейтенант обнажила занпакто, бросаясь к капитану Третьего отряда.

***

Гин говорил спокойно и насмешливо, будто бы нарочито растягивая слова, и с его лица не сходила эта мерзкая улыбка — а Хинамори вся пылала от гнева. Юности свойственен максимализм, и Момо была слишком юной, чтобы не поддаться ярости, слепой жажде убийства и мести за наставника; вряд ли Айзен-тайчо одобрил бы сейчас ее поступок, но Хинамори не могла думать — она хотела действовать. Сделать хоть что-то, не просто рыдать, корчась на земле. О, если бы Момо могла, она убила бы Ичимару сотню, тысячу раз, убила бы за каждую пролитую каплю крови Айзена! Не зря занпакто Хинамори было огненным — оно отражало саму суть лейтенанта Пятого отряда; Момо была пламенем. Если огонь не разводить в полную силу, если подбрасывать в него хворост и беречь от ветров, то он будет гореть ровно и ярко, согревая всех без исключения, но стоит недоглядеть за костром — и он становится пожаром, от которого нет спасения. Пламя Момо рвалось наружу. Все правила полетели к чертям, потому что сдерживаться более лейтенант не могла — и не хотела. В воздухе раздался хриплый вопль чайки. — Рви, Тобиуме! — отрывисто приказала Хинамори, и на клинке выросли два отростка дзюттэ, пылая огнем, который застил ей глаза. И Момо атаковала, намереваясь пронзить эту змеиную улыбку.

***

Меч рассек пустоту. Хинамори остановилась, пылая яростью, недоумевая, как этот змей еще смеет говорить что-то дурное об Айзене-тайчо, как вообще может произносить его имя — и ведь язык не отсохнет. Тело Наставника еще не остыло, а Ичимару позволяет себе говорить о нем в таком тоне! Рывком Момо повернулась, чтобы все-таки достать врага, но клинок снова пронзил воздух. Из окружавшей их толпы рванулся вперед Кира — Хинамори стало горько, ее друг явно будет защищать своего капитана, а не ее. Впрочем, на его месте Момо поступила бы точно так же. А Ичимару продолжал улыбаться. Хинамори задохнулась от возмущения, но ничего не ответила. Ей было плевать на все наказания — пусть хоть на Сокиоку ведут. Что может быть важным, если Учитель мертв? — Да идите вы к меносам! — завопила Момо, замахнувшись Тобиуме и выпустив в сторону Ичимару огненный шар из кидо. Сейчас маленькая лейтенант на самом деле была опасна — опасна хотя бы потому, что сама себя не контролировала. Прозвучал еще один крик чайки.

***

«Сдохни» Хинамори яростно зажмурилась, закусила губу, понимая, что промахнулась. «Сдохни» От прикосновения Гина она дернулась, как от удара током. Его руки — в крови ее любимого капитана! «Сдохни» Хинамори краем глаза видела, как Кира успокаивает разбушевавшуюся толпу. Среди прочих лиц разглядела Рангику-сан, старшая подруга смотрела встревоженно, испуганно, непонимающе. Кто может понять Момо сейчас? Она сама не знала, почему так уверена, что Наставника убил именно Ичимару — просто Ичимару улыбался, глядя на его смерть. Кто мог желать дурного Айзену-тайчо? Он ведь всегда был таким добрым со всеми! Он был лучшим из людей! Лучшим из капитанов! «Не стоит так явно демонстрировать свою любовь, да?» Хинамори зашипела, как кошка, которой наступили на хвост, вскинулась, снова ударила мечом в том направлении, где стоял Гин. Что она могла ответить? Что тайчо был ей кем-то вроде отца? Что она обязана ему жизнью? Что не видит своего дальнейшего существования без Учителя? Что ее чувства выше, чем любовь? Гин все равно бы не понял. Таким, как он, никогда не понять. — Сдохни! — уже вслух вскричала Момо, давясь слезами и не прекращая атаковать.